Собственно, для нас, заводского народа, это был заказ 601. Стоял он у причала 42 цеха против специального здания для подготовки теплоносителя: сплава свинец-висмут и поддержания необходимого теплового режима. Службе РБ завода пришлось осваивать радиометрию альфа-излучения и к тому же испытания очередной модели нейтронного радиометра. Методические вопросы вел инженер службы РБ, выпускник МИФИ, Валера Хрущ, первый сотрудник со специальным образованием, прибывший по распределению в 1962 г. К этому времени количество сданных заказов и ремонтных заказов перевалило за два десятка и в службе РБ накопился могучий практический опыт, подкрепленный постоянной помощью науки из НИИ Атомной энергии и Биофизики (ИАЭ и ИБФ). Для нас, Санитарной службы, строительство и испытания нового заказа было рядовым событием. Медсанчасть проводила медосмотр сдаточной команды, служба РБ проверяла биологическую защиту, доктор Млотак из Военной приемки закрывал удостоверения. Для замены воды первого контура был специальный Лихтер-3. И самым громким заметным событием был банкет в доме ИТР после подписания акта приемки. А все, что доставалось до этого дирекции и строителям, начальникам и рабочим цехов, проектантам, контрагентам и многочисленным службам мне рассказать непосильно.
С момента запуска реакторов опасность появления в обитаемых помещениях полония-210 доставляла наибольшие заботы. Механизм его образования в сплаве прост: активация висмута нейтронами в первом контуре реактора. Я попытался выяснить у представителя ИАЭ когда и на каком уровне наступает равновесное состояние содержания полония в сплаве, каков механизм его перехода в газовую среду контура и какие будут концентрации, как возможно проникновение в отсек? Сколь опасно загрязнение полонием при обращении с застывшим сплавом? То ли я был не готов понять, то ли проектанты не могли толком объяснить, но четкого представления мне и теперь не удалось найти в массе публикаций посвященных К-27. Настороженность в отношении полония была вполне закономерна. Это элемент высокотоксичен и, соответственно, для него установлена самая жесткая допустимая концентрация в воздухе и при загрязнении поверхностей. Эти факторы, в сочетании с особенностями измерения альфа-излучения, делали контроль весьма трудоемким. К тому же предполагалась возможность передачи облученного сплава в специальное береговое здание.
В составе секции обитаемости приемной комиссии были Н. З-ин из 1 НИИ ВМФ и полк. мед. сл. профессор С. Кейзер. Так вот С. Кейзер и пробил необходимость контроля полония в испражнениях. В нашей лаборатории была введена штатная единица инженера-химика, организовано рабочее место и пр. пр. Все занятые в испытаниях, включая личный состав, приносили свое добро в здравпункт 42 цеха, затем машина скорой помощи переправляла это в нашу лабораторию (восточная пристройка цеха 50). Химик Рива Пономарева оказалась человеком усидчивым и добросовестным и за все годы (1962-63, 1966-67) переработала полный баррель этого добра. Профессор Кейзер искренне считал организацию лаборатории большой заслугой и в дальнейшем, когда мы уже работали вместе в НИИ, не упускал случая мне об этом напомнить.
После истории с отравлением Литвиненко слово «полоний» стало популярным. Не понятно только почему при анализе выделений упоминали мочу, хотя по всем справочникам выделение идет преимущественно с калом (1 к 10).
Не запомнилось ни одного случая повышенного, по сравнению с набранным фоном, результата измерения, хотя были работы с разгерметизацией контура и повышения уровня аэрозольной активности в отсеке. Обнаруживалось загрязнение матерчатых перчаток, которые одевались поверх резиновых. Возможно, это объяснимо жесткими требованиями безопасности. Респираторы «Лепесток», хирургические перчатки и смена одежды были в достатке. Похоже, тогда оставили без перчаток весь Северо-Запад и на директорской проверке, на жалобу, что перчатки легко рвутся, начальник отдела снабжения Либерман скаламбурил, что они и есть ХЕРургические. На ходовых испытаниях мы были вместе с физиком Валерием Хрущем, несли вахту на КУРКе и дополнительно контролировали воздух, загрязнение поверхностей и поток нейтронов. Не берусь судить, как был налажен контроль в походах и на базах ВМФ в дальнейшем.
Поток нейтронов оказался выше, чем на реакторах ВМА и по результатам швартовых испытаний была установлена дополнительная защита из барированного полиэтилена. Вокруг реакторов получилось удобное место, куда можно было присесть, когда ведешь записи картограммы. Измерение нейтронов совмещалось с испытанием очередной модели прибора РУС, датчик которого представлял шар диаметром около 350 мм. И весьма увесистый. Всунуть такой шар между приводами СУЗ, в намеченные точки, не получалось. Разрабатывал этот дозиметрический прибор Институт Биофизики МЗ СССР. Смысл его в том, что он измерял поглощенную дозу в теле человека независимо от распределения энергии нейтронов, а не суммарный поток нейтронов в воздухе. Раз в полгода привозили новый вариант, отличавшийся размером и начинкой шара, и клялись, что это последний и самый лучший. Помню седьмую модель. Может и не последняя. А проблема индивидуальной дозиметрии нейтронов и сейчас не закрыта.
На ходовых испытаниях запомнилось мне всеобщее ликование в ЦО когда лаг показал 33,5 узла. В опубликованных материалах называют 30,5. Допускаю, что подводит память, но мне эти испытания запомнились. А вот сцену после Госиспытаний когда Адмирал Холостяков сходил с борта видели многие. Он прошел в корму стал на колено, поцеловал флаг. И его ему преподнесли при сходе с трапа.
При уходе личному составу я передал опытные термолюминесцентные дозиметры. Подробно оговорили с нач. химслужбы когда и куда их переслать после похода. Но ни авторы разработки Института Биофизики, ни Служба РБ Севмаша больше о них ничего не слышали.
В 1966 г. когда лодка, после докования вернулась на ремонт и перезаряду реакторов к 42 цеху Севмаша, в мазках с поверхностей и оборудования, следы полония обнаруживались по всем отсекам. По-видимому, в походах и при стоянках в базе контроль велся штатной системой, аркой и переносными приборами чувствительными только к бета-гамма излучению. До спиртовых мазков видимо руки не доходили. Измерение альфа-загрязнения на месте, переносными приборами, практически невозможно. Возникло некоторое напряжение в отношениях с мед. и хим. Службами базы и бригады. Возобновили анализы испражнений, но теперь только рабочих завода. ВМФ в этом деле отделился и действовал самостоятельно.
Доходили «слухи», что после похода в госпитале у части экипажа были выявлены повышенные уровни полония в выделениях. При обследовании лодки загрязненными оказались воздухоохладители и магистрали слива конденсата. Предполагалось, что моряки могли пить эту охлажденную воду. Это вполне логично даже при допустимой концентрации полония в воздухе. Наблюдающего врача Н. З- ина из 1 НИИ ВМФ как-то тихо демобилизовали.
Следующей, нестандартной операцией была перегрузка активной зоны реактора, совершенно отличной от начинки реакторов ВМА. Обычно до загрузки на строящуюся лодку зона ВМА собиралась на отдельном стенде. Тогда он находился в выгородке 42 цеха. Распоряжались всем этим физики и электронщики отдельной лаборатории, размещавшейся вместе со службой РБ вблизи от цеха. Создателем и первым начальником лаборатории до 1963 г. был В. Пасынков, именем которого и назван новый стенд, построенный в конце 60х годов. После него много лет командовал Назим Валеев. Народ в лаборатории подобрался грамотный и дружный. Запомнилось, что в общий котел на праздничные застолья деньги образовывались за полчаса игры в рулетку, естественно изготовленную из прецизионных комплектующих.
При сборке активной зоны на стенде определялось пусковое положение управляющей решетки на минимальном, улавливаемом лабораторными приборами, уровне нейтронного потока. И все-таки как-то случилось - вода закипела. Естественно, что индивидуальные дозиметры были только по гамма-излучению и привязать их дозе нейтронов не получилось. Попытка измерить радиоактивность золотого кольца с пальца одного из физиков дала очень приблизительные результаты. С тех пор стали развешивать по стенду пластинки заранее откалиброванной меди. Именно по активации медной проволоки физики исследовали равномерность распределения нейтронных потоков в реакторе. Но это проводилось уже на борту при выходе на мощность. В реактор, в измерительные каналы вводились тонкие алюминиевые трубки, внутри которых натягивалась медная проволока. Потом надо было засечь время и быстрее отнести в лабораторию на измерение. И случилось, что Арнольду Котлову выйти через кормовой люк не получилось и пришлось из 9 отсека идти в нос. Пронести 4- х метровые трубки, удерживая их за верхний «холодный» конец через все отсеки не вышло, и в какой-то момент Арнольд перехватился за средину. Выяснилось через несколько дней. Назим позвонил и просил зайти к ним. Встретил 5 литровой бутылью спирта, парой скальпелей и просьбой срезать пузырь на ладони Арнольда. Дескать схватился за горячий утюг. Незадолго до того я был в Москве в ИБФ на очередных курсах по повышению квалификации, где демонстрировали и подробно объяснили разницу термического и лучевого ожога. Пришлось составить акт по форме 36-н с соответствующими выводами в части квартальной премии. Получалось, что образование и опыт не гарантируют от досадных неприятностей.
На фото показан макет кантователя для загрузки активной зоны который создавался для работ по утилизации АПЛ пр 705. в Гремихе
Зона для К-27 собиралась в другом, временно свободном цехе 5-К, где нашлось достаточно места разместить ящики с кассетами, соблюдая расстояния между ними. В стенд-кантователь зона складывалась полностью и затем загружалась в корпус реактора. Развесили заранее медные мишени, установили многопредельный самописец потока нейтронов, ну и «гавкалку», по «пиканью» которой можно следить за изменением мощности гамма-излучения. Требования ядерной безопасности были таковы, что, когда мы с нач. тех. отдела базы Ольгертом Герцбергом подошли рассмотреть сборку, третьему человеку рекомендовалось отойти. Человек - это тот же мешок с водой т.е. замедлитель нейтронов, а зона высокообогащенная и предназначена работать без замедлителя. Физики пояснили, что если при погрузке уронить ее в воду, то заводы и город придется строить заново и очень нескоро.
До конца жизни К-27 тогда оставалось чуть больше года, а о полонии-210 и его вкладе в дозу облучения не вспоминали. Возможно, у флотских медиков были наработки, но в публикациях ничего определенного не встречал. Измерения внутреннего содержанием гамма-излучателей, как-то цезий, кобальт, марганец было проведено силами лабораторий нашего НИИ, а на Севмаше в дальнейшем построен стационарный СИЧ (счетчик излучения человека). Но это другая тема.
