...Несчастья  Польши свидетельствуют о существовании Бога...
(из канадского фильма «Нашествие варваров», премия «Оскар», 2003 г.)

- Двадцать миллионов бездельников, - произнес Хорст, всматриваясь в туманную даль, где смутно угадывался пологий польский берег.

- О ком это вы? - с деланной наивностью поинтересовался я.

Он вопросительно уставился на меня, а затем, хмыкнув, пояснил:

- О поляках, конечно. Оставили бы себе как победители нашу Померанию с Силезией, зачем же было им отдавать?

Не думаю, что Хорст как политически грамотный офицер Фольксмарине, не знал о договоренности союзников на Ялтинской конференции отодвинуть западную границу СССР поближе к центру Европы. А чтобы не обижать поляков, и так «обиженных» Германией, сделать это за счет последней. Когда Восточная Германия подписывала в 1950-м договор с Польшей о постоянной границе по Одеру-Нейсе, ФРГ поспешила назвать эту линию лишь временной административной границей. Однако в период  правления  канцлера  Вилли Брандта, стремившегося  улучшить отношения с восточным блоком, Бонн признал эту границу нерушимой. Несмотря на это, в обеих Германиях не утихали страсти не только по утраченным территориям, но и в связи с депортацией миллионов немцев, вынужденных, в свое время, их оставить.

- Насколько я понимаю, поляков вы не любите?

- А за что же их любить? - задорно парировал Хорст, - от них только хаос и сумятица.

- Вот именно, - поддакнул я, вспомнив, что до революции, «унутренним» врагом Российской империи, по словам  классика маринистики, считались «жиды, скубенты и поляки».

- Вспомните ту сваю в порту, они еще в пятницу примерялись ее забить, сегодня понедельник. Помяните мое слово, сегодня вернемся, а там и конь не валялся!

Самое интересное, что немец оказался прав, пресловутая свая так и осталась «недобитой»...

Польша, тем временем, продолжала кипеть. «Солидарность», вдохновленная Папой Римским, в недалеком прошлом польским кардиналом  Каролем Войтылой, и щедрой американской «помощью» с острым привкусом ЦРУ, набирала силы.  Демонстрация  протеста, организованная  ими в мае 1985 года, стала рекордной по числу участников. И Папа, и президент США Рональд Рейган, заключив своего рода антикоммунистический альянс, отказывались признавать «ялтинский» раздел Европы образца 1945 г., считая его  «исторической ошибкой», подлежащей исправлению. Сигналом к действию послужило военное положение, объявленное польским лидером генералом Войцехом Ярузельским  в 1981 году. Уже в мае 1982 года Рейган подписал директиву Совета Национальной безопасности 32 (НСДД-32), ставившую цель - спровоцировать кризис советской экономики и разрушить связи СССР с союзниками. По замыслу это неминуемо приводило  к краху «коммунистической империи». И ключевая роль в этом отводилась именно Польше и «Солидарности», в частности. Мощные финансовые вливания  в оппозицию и «промывка мозгов» католического населения не прошли даром. К 1985 году в Польше огромными тиражами выходило более 400 подпольных изданий, изображавших  генерала Ярузельского кровавым злодеем, а лидера «Солидарности» «простого электрика» Леха Валенсу - добрым ангелом. Даже детишки оказались охвачены должным вниманием. Сотни тысяч экземпляров красочных комиксов, доставленных по каналам ЦРУ и Ватикана, с участием политических персонажей в виде героев народных сказок закладывали зерна ненависти к «режиму» в неискушенные души. Не сумев совладать с оппозицией, правительство Ярузельского было вынуждено начать с ней диалог, а вскоре, в 1989-м, и уступить власть...

Польша, кокетничавшая званием «самого веселого барака в соцлагере», одной из первых покинет его и вступит в НАТО. Отчасти за этим шагом скрывался ее извечный подсознательный страх перед Германией. В самом деле, не станут же требовать назад свои земли союзники по военному блоку! Тем более что гарантом  безопасности теперь  выступает новый «большой брат» - могущественные США.

Капитан 2 ранга Хорст Хофманн был принят на борт «С-349» несколько дней назад, почти сразу же после швартовки в устье реки Свине. К пирсу подкатил «УАЗ», из которого вышел невысокого роста человек в гэдээровском камуфляже в мелкий рубчик. Энергичной походкой он направился к лодке. Незадолго до этого, как только ОД пункта базирования Свиноуйсьце сообщил о предстоящем прибытии гостя, я обратился к своим офицерам:

- Кто говорит по-немецки?

Паузу нарушил звонкий голос замполита:

- Я, товарищ командир!

- И насколько хорошо?

- Немцы понимают.

Наконец-то представилась возможность это проверить.

- Валяйте, встречайте союзника, - я подтолкнул зама к выходу.

Игорь резво спустился по трапу на пирс и подошел к гостю. Немец щелкнул каблуками и козырнул:

- Фрегаттен-капитан Хорст Хофманн.

- Капитан-лейтенант Игорь Починок, я буду звать вас Гансом, яволь?

После этого Зам сделал широкий приглашающий жест в сторону лодки, где мы, стоящие на мостике, недоуменно переглянулись. Начало было многообещающим, и это было всего лишь началом.

Тепло поздоровавшись с немецким офицером, я вновь обратился к «толмачу»:

- Игорь Антоныч, приглашайте товарища Хофманна в кают-компанию, у нас завтрак.

- Йа, йа, - бодро начал Зам, указывая на зияющий чернотой рубочный люк, - Ганс, бытте!

Немец, невозмутимо взявшись за поручни, скользнул вниз.

В кают-компании Зам выдал очередную порцию языкознания. После моего пожелания приятного аппетита он, обведя элегантным жестом накрытый стол, изрек:

- Ганс, бытте… яйки, курка, млеко…

Я едва не поперхнулся чаем:

- Вы не в партизанском отряде немецкий учили? Кстати, может быть, товарищ Хофманн  хочет помыть руки? Объясните гостю, как пройти в умывальник.

- Йа, йа, - воодушевленно подхватив свежую идею, затараторил замполит, - гальюнен, низен, перчаткен, бумаген.

Мысль о том, что эту бодягу пора кончать, прервала первая  фраза, произнесенная нашим гостем за время недолгого знакомства, причем, на отменном русском:

- Спасибо, командир, я не первый раз на советской лодке. Постараюсь вспомнить дорогу сам, а то ваш комиссар и так работает на пределе возможностей.

Все рассмеялись, а замполит получил отставку как переводчик. Ему было запрещено и близко подходить к германскому союзнику, но он, все же улучив момент, подарил  Хорсту  на прощание томик воспоминаний маршала К.К. Рокоссовского с трогательной подписью   «Ганс, помни войну!»

- Как там у вас говорят, «горбатого могила исправит»? - широко улыбнувшись, сказал Хорст, принимая подарок.

Коллега Хорст оказался приятнейшим собеседником. Поэтому  все время  совместной работы мы почти не расставались, а  один из вечеров на берегу даже провели в гастштедте - старинном немецком  кабачке. Для  этого пришлось пересечь польско-германскую границу,  что тогда не представляло никакого труда. Ведь все мы, включая столь нелюбимых Хофманном поляков, оставались союзниками по Варшавскому Договору. Хорст  вызвал свою машину,  и уже через полчаса мы оказались в обволакивающе уютной обстановке гастштедта. Уверен, что такой она оставалась на протяжении  веков…

На обратном пути, уже переехав границу, наш «УАЗ» чудом не врезался  в кабанье семейство, неторопливо перебегавшее шоссе.

- От нас бегут, - с непонятной гордостью сообщил Хорст.

- Отчего же «вепрям»  дома не сидится? - поинтересовался я.

- А вы видели, какие здесь помойки? Таких в Германии уж точно не сыскать.

- А я, было, подумал, что их привлекает название города.

Первый же вечер в бывшем  Свинемюнде прошел в гостях у флагманского штурмана  размещенной  здесь советской бригады надводных  кораблей Александра Плугатыря, и, как вы могли догадаться, однокашника Шуры Кацера. Правда, хозяин узнал о том, что к нему нагрянула столь представительная  делегация, последним. Когда Кацер привел нас в дом своего друга, тот находился на рыбалке. Видимо, там было очень зябко, потому как хозяин, едва переступив порог родного дома, тут же  вступил в ведро с выловленной им рыбой. Все поняли, что «штрафную» лучше не предлагать…

На следующее утро планировался выход на совместные с Фольксмарине учения в район Борнхольма. Душа рвалась в бой, но туман, опустившийся ночью, оказался настолько густым, что  рассеялся  лишь на следующие сутки. Я, помнится, пошутил, что именно в такую погоду шпионы переходят границу на кабаньих копытцах. Хорст, рассмеявшись, заявил, что не стоит нарушать традиции,  даже если мы и не шпионы. Именно тогда мы впервые отправились в германский  гастштедт  в одну из деревушек острова Узедом, на котором располагалась и база Свиноуйсьце. Окрестный пейзаж был традиционным для всего южного побережья Балтики. Причудливые дюны перемежались с озерами, сосновыми рощами и устьями небольших речушек. Но больше всего мне нравились чудесные песчаные пляжи, напоминавшие родную Либаву…

Что до наших с Хорстом бесед, меня откровенно поражала горячность, с которой мой немецкий друг отстаивал ценности социализма. Поначалу  я пытался уловить иронию, подобную той, что частенько грешили мы. Но, увы, его непоколебимые убеждения казались вполне искренними. Наверное, поэтому  впоследствии, когда Германия в 1990 г. объединилась, все старшие офицеры армии и флота были немедленно уволены.

Сейчас ГДР принято представлять не иначе как государство Штази, построенное на насилии и тотальной слежке. Может быть, я не имел возможности окунуться в проблему глубже, но, судя по тем людям, что мне встречались, они были счастливы и на жизнь не жаловались. По крайней мере, по уровню жизни, ГДР значительно обгоняла ту же Польшу. Хотя, как вы понимаете, все относительно, и грань между правилом и исключением порой довольно размыта. Одного из коллег Хорста разжаловали до матроса лишь за то, что его сын развернул телевизионную антенну на Запад. Что его там привлекало, ума не приложу. Программы восточногерманского телевидения были гораздо интересней. Хотя,  конечно, это дело вкуса.

На следующее утро туман рассеялся, и мы быстро выскочили из устья реки Свине. Этому способствовал не совсем обычный маневр лодки по отходу от пирса. Учитывая сильное прижимное течение, я решил не тратить плотность аккумуляторной батареи на работу моторами враздрай. На берегу  мучалось от безделья  человек двадцать матросов, которым я велел дружно ухватить двадцатиметровый дрын, лежавший неподалеку, и оттолкнуть  корму лодки, что и было реализовано с блеском, присущим нашим военморам. Флагштур даже предложил немедленно запатентовать метод, сулящий в масштабе флота нешуточную экономию.

Совместные учения  с Фольксмарине прошли успешно.  Наш экипаж сожалел лишь о том, что германский посредник оказался «бывалым подводником», лишив всех удовольствия созерцать ритуал посвящения с распитием плафона забортной воды (целование кувалды, смазанной тавотом, стало традицией несколько позже). В памяти было еще живо «крещение» его предшественника - обер-лейтенанта Хельмута Визе. Жертва русского гостеприимства  весельчак Визе, добросовестно испил до дна предложенный плафон с довольно сомнительной по чистоте балтийской водицей. Вдобавок ко всему он поперхнулся кусочком ветоши, затаившимся у самого дна. Демонстрируя отменную выдержку, германец крякнул, сплюнул застрявшую в зубах ветошь, а затем, наклонившись к «каштану», чеканно произнес:

- Данке шон, камарады, карашо, что не «шило», вызвав в отсеках бурю восторга.

Наконец лодка всплыла и, получив благодарность немецкого командования,  рванула «на всех парах» в Свиноуйсьце. Учитывая совместные планы на вечер, коллега Хофманн отказался пересаживаться на свой корабль, доложив начальникам, что вернется в базу посуху, из Польши. Неожиданно «громадье  планов» на ближайший вечер, которое мы с Хорстом  успели сверстать, без отрыва от просторного мостика нашей субмарины, оказалось под ударом. РДО, полученное в ответ на мое донесение о всплытии, гласило: «Командиру «С-349» тчк  Следовать Балтийск зпт ОД БФ»

Недолго думая, «нарисовал» ответ: «Следовать Балтийск не могу зпт на борту представитель союзного командования…»

Примерно через час, когда с минуты на минуту должен был открыться польский берег, пришло очередное «радио»: «…Сдать представителя союзного командования на ближайший корабль зпт следовать Балтийск …»

Ответ не заставил себя ждать: «…Сделать этого не могу зпт поскольку ближайший корабль является вражеским тчк следую Свиноуйсьце…»

Я ни на йоту не погрешил против истины. Все это время с «раскаленной от натуги трубой» нас неотлучно сопровождал датский сторожевик «Рамсё» Y-302.

Больше я «радио» не получал. Зато, как только лодка оказалась в зоне видимости берегового поста стремительно надвигавшегося Свиноуйсьце, с берега прозвучал грозный семафор: «Командиру. ОД флота недоволен  вашими фокусами в эфире. Будем докладывать командующему. Передать офицера связи на буксир, который уже на подходе. Вам следовать в Балтийск…»

Крыть было нечем. Мы крепко пожали друг другу руки, и Хорст ловко спрыгнул на борт польского буксира,  прижимая к груди известный томик с мемуарами Рокоссовского.

Взвыли тифон с сиреной. Лодка взяла курс на Балтийск.

«А Польши то мы так и не увидели, - мелькнуло в голове, - ничего, наверстаем в другой раз».

- И «козла» не успели отдать, - жалобно посетовал зам.

- Какого еще козла?

- Да домино мичмана брали в штабе напрокат, товарищ командир.

- Плохо Игорь, долги надо отдавать. Чего ж через Хорста не передал?

- Да неудобно вроде...

Я внимательно посмотрел на «комиссара» и понял, что совесть пробуждается...

А с Польшей другого случая пока так и не представилось. Тысячелетие Гданьска, на которое в 1997 году была приглашена  яхта «Океан», где я был старпомом, стало очередной упущенной возможностью. Возвращаясь из Норвегии  с регаты «Катти Сарк», мы  несколько задержались в пути. Стоит признать, что надежд быть приглашенным на следующий юбилей - маловато…