Вот уж чего-чего, а этого добра в Алжире хватало. Дело в том, что по условиям  контракта, с которым, впрочем, нас знакомили выборочно, СВС-ы имели право не только на местные праздники, включая религиозные, во время которых, разумеется, никто не работал, но и на свои кровные, национальные. Так что в году скапливалось изрядное количество нерабочих дней.

Самым памятным праздником из местных, мусульманских был, конечно же, Аид-Аль-Фитр, венчавший священный месяц Рамадан. Соблюдение поста в этот месяц считается  одним из условий намаза. Впрочем, пост этот весьма своеобразен, потому, что в отличие от христианских постов, подразумевает полный отказ от пищи в светлое время суток. От него освобождаются лишь малые дети, беременные женщины и больные. Стоит ли говорить, с каким нетерпением правоверные ожидают захода солнца. А вот уж с наступлением тьмы начинается самый натуральный «праздник живота», сводящий на нет все прелести воздержания. Поэтому об очищении организма, приписываемого постам, речи даже не идет. Это скорее является испытанием воли человека, а значит его веры. Стоит ли говорить, что после подобного распорядка дня с еженощным разговением наши подопечные бродили по лодке как сомнамбулы, а чаще всего валялись по шхерам и углам. Толку от них в Рамадан было немного. Офицеры, как наиболее сознательная прослойка, мучалась, но работала, т.с. «вставив в глаза спички». Выходы в море старались не планировать, чтобы не подвергать себя дополнительной опасности, но служба есть служба. Обострения обстановки на границе с Марокко и прочие вводные заставляли начальников прибегать к дополнительным разъяснениям. Что, мол, аллаху не видно, что делается в прочном корпусе, а родина требует исполнения воинского долга и бдительного несения вахт, в частности. На ум приходили трагические эпизоды строительства Мурманской железной дороги в Первую мировую войну. Основанный в 1914 году порт Романов-на-Мурмане, куда с началом войны начали поступать стратегические грузы от союзников, потребовал срочной связи с промышленными центрами России. Железная дорога была построена в рекордные сроки - за полтора года, силами, в основном, среднеазиатских рабочих, но какой ценой! Месяц Рамазан (русское правописание) выпал в 1915 году на полярный день. Рабочие- мусульмане, составлявшие большинство, наотрез отказывались верить, что солнце никогда не зайдет. Десятки тысяч погибли от добровольного голода со словами «на все воля Аллаха», прежде чем специально вызванным муллам удалось убедить оставшихся, что отказ от пищи в данных условиях - богопротивен.

Масштабы ночных пирушек приходилось наблюдать воочию во время проживания в «Андалузии», но ничто не могло сравниться по уровню чревоугодия с праздником разговения  -  Аид-Аль-Фитр, более известным среди советских татар как Ураза Байрам, а в среде СВС просто как День Барана. Ведь именно эти бедные животные становились не только центральной фигурой праздника жертвоприношений, но и его главной жертвой. В это день их отправляли на заклание тысячами. Делалось это в каждой семье с расчетом обеспечить куском жертвенного мяса не только ближнего, но и каждого страждущего, оказавшегося не в состоянии обеспечить себя. Бедных родственников, соседей, да и просто бродяг.

Короче говоря, дым стоял коромыслом,  а кровь лилась рекой. Слава богу, что стонов и душераздирающих воплей, сопутствующих закланию свиней, не было. Баран есть баран и встречает свою смерть молча.  Сбившись гуртом с «товарищами по несчастью» и грустно озирая окрестность томными влажными глазами, они терпеливо ожидали своей горькой участи. Выглядело это жутковато, особенно поначалу, да и потом мы старались уберечь своих  детишек от подобного зрелища. Быстрая молитва, опытная рука проводит ножом по горлу, и баранья туша, чуть встрепенувшись, падает к ногам, окропляя землю свежей кровью. Арабы ликуют, а я невольно вспоминаю гравюру, увиденную в бывшем дворце эмира бухарского. Казнь преступников проходила абсолютно также. Вплоть до мелочей.

Но вернемся к нашим баранам. Одним из главных деликатесов у арабов считается запеченная голова, которую тотчас после «экзекуции» закапывают в угли, как у нас картофель. Впоследствии, уже будучи начальником арабского курса спецфакультета Военно-морской академии, я стал свидетелем того как эти традиции поддерживались в российских условиях. Как-то раз ливийцы пригласили меня на «День барана», который они регулярно проводили в окрестностях Пушкина, возродив тем самым овцеводство в отдельно взятом районе Ленинградской области. Арабские слушатели всех военных учебных заведений «питерского куста» сделали ставку на двух небольших деревеньках в силу ряда причин. Во-первых, было сравнительно недалеко от цивилизации, а во-вторых, с окрестных холмов открывалась чудесная панорама, способствующая укреплению праздничного настроения.

Эта поездка запомнилась мне еще и тем, что помимо дочки с сыном я прихватил с собой и любимого борзого пса по кличке Прицел. Чтобы поддерживать его спортивную форму, мне приходилось составлять ему компанию в тренировочных забегах: утром - на пять, а вечером - на целых десять километров.  Благодаря этому, одышку, доставшуюся мне в нагрузку от пятнадцатилетней службы на подводных лодках, как рукой сняло.

Разрезвившись на природе, только начавшей по-весеннему расцветать, Приц на всякий случай придушил двух хозяйских кур, которые даже не подозревали, что шевелиться в присутствии русской борзой, а тем паче убегать от нее - дохлое дело. И теперь удрученный хозяин пернатых, энергично семафоря их тушками, напоминал «дорогим гостям», что не было такого уговора - кур душить! Мой пес, утративший королевский лоск в гонках по непросохшим пашням, стоял неподалеку, всем своим видом говоря - «Вот я какой молодец, внес свою лепту в общий котел!» Ливийские офицеры со смехом успокоили хозяина старым испытанным методом под названием «бакшиш» (взятка-тур.) Пес был прощен, а его добычу, как подвергнутую закланию с нарушением мусульманских норм (без молитвы), было предложено осваивать хозяину. Хозяин привык к частым издержкам компании своего четвероногого друга, похождения которого вполне достойны отдельной книги. Чтобы не слишком удаляться от основной темы, ограничусь одним случаем. Аристократическая внешность Прицела: белая ангорская шерсть с палевым подпалом и присущая всем чистопородным борзым стать, отнюдь не являлась гарантией высокого интеллекта.  Да и с дисциплинкой наблюдались проблемы. Поэтому даже в командировки мне приходилось брать его с собой, домашние наотрез отказывались оставаться наедине с «летающей фанерой», как прозвали его обиженные владельцы окрестных мопсов, боксеров и бульдогов. Их он попросту терроризировал, а их хозяева пытались отыграться на нас. Предвкушая неудобства совместного путешествия, я взял его с собой и в этот раз, отправляясь в Обнинск. Реформы, сделавшие страну государством пешеходов были еще впереди, и авиабилеты были вполне доступны. Как сейчас помню, что мой билет до Москвы стоил 77 рублей, а собачий - 40.

- Не желаете ли с собачкой в хвост? - проворковала изящная стюардесса, - там есть специальная выгородка.

- Спасибо великодушно, у нас бизнес-класс. Вы же видите, что пес царских кровей!

- Ах да, простите, - слегка поджав губку, молвила стюардеска, пропуская нас в носовой салон, заполненный многоязычным туристическим гомоном.

Заняв места согласно купленным билетам, мы с Прицем удобно расположились в креслах, не забыв своевременно пристегнуться. Длинная морда борзого, прижатого к сиденью ремнем безопасности, находилась на уровне моих глаз и выглядела совершенно безучастной к происходящему. Наконец самолет начал разбег, оторвался от полосы и резко приступил к набору высоты. На переднем ряду, аккурат перед слегка разведенными длиннющими щипцами (челюсти борзой), меж которыми подрагивал  влажный язык, неожиданно засияла обширная лысина дородного пассажира. Принадлежала она германскому бизнесмену, и выяснилось это довольно скоро. Приц недолго боролся с искушением. Лукаво оглянувшись на хозяина, он едва заметно подался вперед и вдруг, смачно лизнул соблазнительную лысину шершавым языком. Пассажир судорожно оглянулся, и салон огласился истошным воплем. Понять его было нетрудно, прямо в упор на него смотрела задорная собачья морда с высунутым от жары языком. Хохот и комментарии соседей, по всей видимости коллег, и открыли национальную принадлежность пострадавшего. Отдавая ему должное, стоит заметить, что германец мгновенно взял себя в руки и даже хихикнул для приличия. Не уберег лысину, зато лицо сохранил. Чьи эмоции хлестали через край так это японской делегации, расположившейся по правому борту. Когда самолет набрал высоту, и Приц, наконец, освободился от гнета ремней, ему представилась редкая возможность не только измерить скачками длину лайнера, но и ознакомится с изысками японской кухни. Не скрою, в ряде случаев ему удалось вызвать зависть даже у своего хозяина. Вновь сказались преимущества конституции борзой. Он одинаково легко расходился в узком проходе со стюардессами, значительно уступавшими ему в грации, и доставал приглянувшиеся ему подношения вплоть до третьего ряда. Он так вписался в японскую среду, что стал откликаться на кличку Банзай. Лишь в Шереметьево его во всех смыслах удалось «вернуть на землю», напомнив о патриотических корнях породы.

К сожалению, через год Прицела не стало. Он погиб на охоте. Я не смог забрать его с собой на академическую практику, проходившую в городе Поти, кстати, последнюю в ставшей независимой Грузии, и отдал его на попечение знакомому охотнику. По словам последнего, Приц, преследуя дичь по перелеску, ударился головой о ствол дерева…

Столько лет прошло, а я продолжаю корить себя за роковую ошибку…