Из «мемуаров» гидрографа В.Н. Пудовкина
Как говаривали военные моряки последней четверти прошедшего века, «если Северный Ледовитый океан это большая Ж..., то анальное отверстие в нем, конечно же, Гремиха». Заявление, прямо скажем, спорное! Особенно это чувствовалось после того, как с началом семидесятых там развернулось строительство крупнейшей базы атомоходов. С этим связано и появление популярного анекдота.
Шеф ЦРУ на утреннем докладе президенту США рапортует:
- У русских на Кольском полуострове появилась новая стратегическая база подводных лодок - Гремиха.
- Какие подъездные пути?
- Никаких, ни шоссе, ни железной дороги.
- Аэродромы есть?
- Нет!
- Не морочьте мне голову. Это очередная провокация русских!
В самом деле, единственным путем сообщения было море. Двести с небольшим миль до Мурманска жителям древнего поселка Йоканьга, расположенного в Святоносском заливе Баренцева моря можно было преодолеть исключительно морским путем. С этой целью по маршруту десятилетиями исправно курсировало несколько небольших пароходов, среди которых «Клавдия Еланская» и «Вацлав Воровский». Их прибытия жители Гремихи ждали с особым трепетом. Помимо пассажиров он доставлял в забытый богом гарнизон свежее пиво и прочие раритеты...
Большую часть года здесь дули жуткие ветры. Метеонаблюдения проводимые на маяке Святоносский, расположенном, как нетрудно догадаться, на мысе Святой Нос подтверждали эту незыблемую природную традицию. С этой целью в осенне-зимний сезон между домами - традиционными для большинства гарнизонов «хрущевками» только с тройными рамами, натягивали тросы. За них следовало держаться, если вы конечно не хотите, построившись клином с товарищами по несчастью, улететь за горизонт. Впрочем, было бы ошибочно считать, что в этих краях наблюдалась исключительно скверная погода. В день прибытия сюда Никиты Сергеевича Хрущева летом 1962 года, к примеру, установилась настолько прекрасная погода, что местные обитатели чудом не лишились полярных надбавок. Слава богу, пронесло!
После исторического визита, собственно, и развернулось масштабное строительство причального фронта и жилых домов для семей подводников. Поселок, получивший наименование Островное рос как на дрожжах. Появился Дом офицеров, в котором расположились: популярное кафе, библиотека, танцзал и спортивный комплекс. Подобным мог похвастать далеко не каждый северный гарнизон. Видяево, к примеру, вплоть до 1978 г. довольствовалось дощатым матросским клубом.
Неотъемлемой частью базы, основу которой составляла 11-я флотилия подводных лодок, была Гидрографическая служба, упомянутая в данном случае и потому, что к ней относился и лейтенант Веревкин, проходивший службу в маневренном отряде, дислоцированном в поселке Мишуково (Кольский залив, аккурат напротив Росты - одного из районов Мурманска). Поскольку главной задачей Гидрографии было и есть обеспечение навигационного оборудования, а, следовательно, безопасности плавания, руководство приняло решение развернуть в районе Гремихи радионавигационную станцию «РЫМ-Б».
Не вдаваясь в технические детали, стоит заметить, что система эта, излучая радиоволны УКВ диапазона, позволяла определять место с довольно высокой точностью. Другой вопрос, что оборудование было древним как мир и подлежало списанию в самом ближайшем будущем. Однако на фоне общей суеты и трудового подъема подобная инициатива выглядела вполне уместно. Для ввода в действие «РЫМ»а оставалось лишь направить на Святой мыс команду гидрографов с аппаратурой и мачтами, установив которые можно было рапортовать о выполнении боевой задачи.
Поскольку за свое недолгое пребывание в почти столичном гарнизоне Мишуково лейтенант Веревкин успел зарекомендовать себя волевым, но чересчур деятельным специалистом, вопрос о том, кому возглавлять эту миссию, в общем-то, и не стоял. Параллельно с этим мишуковское начальство решило избавиться от всех разгильдяев и сомнительных личностей, невесть каким путем затесавшихся в славные ряды советских гидрографов. В помощники лейтенанту был определен мичман Князев, которого не рисковали назначать даже старшим грузовой автомашины, что было своего рода пробным камнем командно-волевых навыков. Разумеется, ни о каких патрулях, связанных с выдачей оружия не было и речи. Особенно после памятного для мишуковского гарнизона случая, когда Князев, пребывая в традиционном для него состоянии подпития, объявил свой дом неприступной крепостью. Заявление сие он подкрепил стрельбой из всех окон халупы, которую занимал со своей сожительницей Зинаидой - продавщицей местного лабаза. Располагая тремя охотничьими ружьями, солидным запасом патронов и горючего из запасов Зинаиды, мичман мог достаточно долго терроризировать окружающих. Однако командование решило одним махом избавиться от головной боли, а заодно и лишний раз проверить деловые качества выпускников ВВМУ им. М.В. Фрунзе в лице лейтенанта П. Веревкина. Дело в том, что мичман Князев был его непосредственным подчиненным, и хотя молодому лейтенанту трудно было пенять за упущения в воспитании великовозрастного детины, именно этим ему предлагалось немедленно заняться.
Петр поразил начальство простотой решения проблемы. Незаметно подкравшись к домику «мятежного» мичмана, Веревкин ласточкой прыгнул в распахнутое окно и незамедлительно послал подчиненного в глубокий нокаут. Сказались хорошая спортивная подготовка и юношеский задор. Связанный нарушитель спокойствия проспал почти сутки, а затем доложил о готовности к покаянию. Когда его вызвали с гауптвахты и предложили искупить многочисленные грехи ратным подвигом, он незамедлительно согласился, тем более, что альтернативой этому была лишь психлечебница. Однако, услышав фамилию старшего группы, Князев почему-то вздрогнул.
Рабочим костяком группы, как уже говорилось, стали списанные отовсюду годки, которым было обещано в случае успешного выполнения боевой задачи не задерживать увольнение в запас более чем на месяц. Оставаясь в Мишукове, они вряд ли могли рассчитывать на такое везение, поскольку большинство из них уже морально созрело для дисбата.
Вот такие «орлы», набранные подобно экипажу пиратского корабля в бессознательном состоянии в портовых тавернах, и попали в подчинение Веревкину, который и сам не так давно озадачивал училищных начальников своеобразной трактовкой вопросов подчинения и воинской дисциплины. Петр был уверен, что наступил его судный час. Оставалось неясным «За что?»...
Команда Веревкина, которую мишуковцы ласково окрестили «ссыльной», благополучно переправилась на другой берег Кольского и вскоре взошла на борт «Вацлава Воровского». Узнав, что их морской круиз будет протекать не в каютах, а всего лишь на жестких сидячих местах, моряки слегка возроптали, и Веревкин впервые повысил голос, обозвав их «галерниками», которым еще предстоит вернуть себе доброе имя, а с ним и право путешествовать в «люксах». Князеву Петр приказал неотлучно находиться с личным составом, а сам расположился в небольшой каютке невдалеке от медпункта. Впоследствии Веревкин не раз будет корить себя за излишнюю доверчивость, особенно по отношению к мичману, по которому, несомненно, плакал дурдом. Как показывал опыт, максимум, что ему можно было доверить, - это дырявые носки, в которых он не переставал щеголять.
Не прошло и двух часов, как лейтенант услышал доносящиеся из коридора истошные крики, визг и топот ног. Неприятное чувство уверенности, что без его «команды» дело не обошлось, выдернуло его из койки и бросило в коридор. Выглянув из каюты, он с ужасом обнаружил бегущего прямо на него старшего матроса Шуру Видлера. Глаза краснофлотца были широко раскрыты, а форма одежды напоминала карнавальный костюм тореро, растоптанного быком. Его преследовала толпа разъяренных мужиков с перекошенными от ярости лицами, в которых угадывались члены экипажа «Воровского». Кое-как Веревкину удалось запихнуть Видлера в медчасть, между прочим, получив при этом пару приличных тумаков по почкам.
Как выяснилось позже первое, что сделали матросы после его проникновенного инструктажа, - капитально отметили с мичманом Князевым начало командировки. После чего наиболее активные отправились по судну в поисках приключений. Крупнейшее приключение «на свою задницу» заработал Видлер, которого угораздило забраться в каюту к молодой буфетчице. В момент активных домогательств в каюту зашел муж, числившийся в экипаже мотористом. Свалка, драка, и вот уже ватага из дюжины крепких парней гоняет несостоявшегося «Дон Жуана» по судну, сея панику и опустошение. Ситуация обострилась, когда на одном из трапов «злой годок» пнул ногой оскорбленного мужа прямо в челюсть, которая немедленно распалась «на атомы», поскольку оказалась вставной. Озверевшая толпа приступила к линчеванию военмора, чему, собственно, и сумел помешать лейтенант Веревкин. Вызванный вскоре к капитану Петр был поставлен в известность, что против его матроса выдвинуто обвинение в попытке изнасилования, усугубляемого нанесением тяжких телесных повреждений одному из ключевых членов экипажа. Заявление пострадавшего прилагалось. Более того, в адрес командира военно-морской базы Гремиха была дана соответствующая радиограмма... Перспективка высвечивалась безрадостная...
Едва только теплоход «Вацлав Воровский» причалил к пирсу, к борту подкатил УАЗик с комендантом базы майором Безбороденко. Ласково взглянув на лейтенанта, комендант огласил приговор:
- НСС (неполное служебное соответствие - вид наказания) от Командующего Северным флотом тебе и пару лет дисциплинарного батальона твоему матросу уже гарантировано. Твоего «насильника» сейчас же отправляем на гауптвахту, а ты оставайся на пароходе. Если сможешь уничтожить следы ваших преступлений, отделаешься легким испугом! Если понял, то действуй!
- Товарищ майор, прошу оставить матроса Видлера при мне.
- Что ж, флаг вам в руки, юноша, дерзайте!
Оценив скромную наличность, Веревкин, не раздумывая, обменял ее в ближайшем магазине на пять бутылок водки. Вернувшись на теплоход, он отыскал каюту пострадавшего и, вежливо постучавшись, переступил через комингс, подгоняя перед собой Видлера, принявшего картинно кающийся вид. В каюте рядком сидели на коечке, печально глядя перед собой, пострадавший и его супруга...
Переговоры проходили чрезвычайно туго. И Веревкин был далеко не Чичериным, да и супруга пострадавшего постоянно скатывалась на далеко не парламентские выражения. Сам пострадавший же, по известной причине, больше кивал, чем говорил. Наконец, лейтенант выпустил последний козырь. Он предложил кардинально-справедливое решение. Алексей, а именно так звали потерпевшего, ломает негодяю Видлеру челюсть, заметьте, не вставную, а самую что ни на есть натуральную, и справедливость торжествует! Ну, и, наконец, контрибуция в виде пяти бутылок водки для смягчения нравственных страданий.
Последний монолог был произнесен Веревкиным с таким вдохновением и драматизмом, что окажись неподалеку Георгий Товстоногов, быть Петру в основном составе БДТ им. А.М. Горького. Подстать ему работал и Видлер, в чьем раскаянии уже не сомневалась даже супруга пострадавшего, она же - жертва несостоявшегося насилия. Более того, в конце монолога она уже смотрела на своего обидчика с некоторой симпатией. Шутка ли отдать свою челюсть на заклание. Алексей же оказался просто славным малым. Когда все выпили мировую, он вспомнил, что лет пятнадцать назад и сам носил военно-морскую форму, и чего греха таить, не раз «давал прикурить» своим начальникам.
После второго тоста «За прекрасных дам!» заявление было разорвано в клочья, а незадолго до отхода судна «высокие договаривающиеся стороны» обнялись на прощанье и разошлись контркурсами с наилучшими пожеланиями друг другу.
Матрос Видлер, которого из педагогических соображений к чарке не допускали, был счастлив без вина. Сходя по трапу на гремихинскую землю, он на всякий случай пощупал свою челюсть. Она была на месте.
«Надолго ли?» - пронеслось в его буйной голове.
- Ну что, лейтенант, - с видимым удовлетворением заметил комендант, - свою задачу ты выполнил. А теперь вместе послужим, как я понял?
- Так точно, - бодро ответил Веревкин, хотя в мыслях у него крутилось: «Черта с два! Завтра же заберу своих «архаровцев» и на Святой Нос, подальше от таких сослуживцев».
Самое трудное было впереди!
