После пары месяцев автономного плавания подводники-дизелисты получали возможность слегка оклематься у борта плавбазы или плавмастерской в ходе недельного ППР. Еще лучше было зайти в какой-нибудь дружественный порт, но это считалось высшим пилотажем, а государство нередко предпочитало сэкономить на визите пару копеек. Да и друзей у Советского Союза было не в пример меньше, чем союзников у тех же Штатов. {multithumb}

С легкой руки осназовцев, среди наших моряков бытовали рассказы о заявках на рестораны и женщин, которые подают соответствующие ведомства перед заходом натовской эскадры, к примеру, в Неаполь – штаб-квартиру 6-го флота США. У нас же все было просто и незатейливо. На просторах Средиземного моря или попросту Средиземки выявлены элементарные банки – возвышения морского дна, позволяющие встать на якорь. Им присвоены названия, к примеру «точка №5» близ греческого острова Китира. И вот в одной из таких «точек», условно обжитых кораблями 5-й оперативной эскадры, появляется в меру заржавленное, поросшее тиной и ракушками чудище.

Первая реакция надводных собратьев, которая, как известно, самая искренняя, угадывается безошибочно. Это - сострадание. Еще бы! Из недр железной бочки неторопливо выползает несколько десятков мертвенно бледных с характерной желтизной, одутловатых существ, недоверчиво косящихся и на яркое солнце, и маняще ласковую лазурь.

«Эвон как вас угораздило!» – читается на загорелых лицах бравых надводников. Однако пара-тройка бань, активные солнечные ванны в сочетании с корпусными работами и, глядишь, непродолжительное общение с почти забытой воздушной средой возвращает большинству экипажа (особенно молодой части!) человеческий облик... И снова в бой!

Но это в теплых морях, а в студеных, где с середины 70-х сосредоточилась боевая служба средних подводных лодок Северного флота, все было куда проще! Непосредственное единение с матушкой-природой в ходе двухмесячной автономки сводилось к зарядкам АБ (аккумуляторной батареи) – раз в два-три дня, да вентилированию отсеков, проводившемуся несколько чаще, исходя из тактической обстановки. Необходимость уточнения места, выброса отработанной регенерации и мусора, являлись весомыми причинами для всплытия. Некурящий командир был бичом для корабельных курильщиков, но справедливо рассматривался начальством как дополнительный фактор скрытности…

В тот весенний поход 1976-го по просторам Баренцева моря подводная лодка «С-7» впервые отправлялась под командованием капитана 2 ранга Виктора Константиновича Чиглия. Как водилось в подобных случаях, в помощь ему был назначен старший на походе – рассудительный, выдержанный и весьма уважаемый начальник штаба 49 бригады подводных лодок – капитан 2 ранга Буров Алексей Николаевич – в недалеком прошлом командир «С-4». Не удивительно, что отношения отцов-командиров были доверительно-дружескими. Этому не могло помешать даже присутствие на борту замначпо эскадры – капитана 2 ранга Лысенко, тем более что тот отличался прекрасными душевными качествами и оставил о себе хорошее впечатление у всех категорий подводников. Он охотно резался в «козла» и ничем не проявлял политотдельских амбиций, мягко корректируя работу своего главного подопечного – корабельного замполита – капитан-лейтенанта Володи Чернышева.

Однако на этом сусальное предисловие заканчивается. Все остальное выглядело скорее обыденным, чем из ряда вон. Давай-давай и все такое прочее… Сказались и грядущие пертурбации в составе бригады. Скорректированный план боевой службы в связи с перебазированием ряда кораблей окрасил предпоходовую подготовку «С-7» некоторой спешкой и суетой, в которые оказался вовлечен и ваш покорный слуга. Служба в качестве штурмана явно затягивалась. Пять успешных автономок за три года службы на «С-11» способствовали созданию приличной репутации, но неминуемо вели к собственному убеждению, что быть чересчур хорошим специалистом довольно опасно.

С «отличниками» начальники расстаются более чем неохотно. Вот и теперь, когда встал вопрос об отправке моей лодки («С-11») на Черноморский флот для последующей модернизации под опытовый «ракетовоз», я не особенно удивился, оказавшись «на ковре» у комбрига. Капитан 1 ранга В.С. Соболев (в народе – Мишка Квакин) был краток и без обиняков предложил остаться на Севере, поменявшись местами со штурманом «С-7» Сашей Сигналовым. В тот же день я смог убедиться, что это не противоречит желаниям моего коллеги, а пока лишь поинтересовался, как же в таком случае обстоит дело с моим представлением на старпома, о котором Виталий Сергеевич упомянул на одном из недавних докладов.

- Мы предполагаем, а Бог располагает – кивнул комбриг то ли в сторону главкомовского портрета, то ли стенда с ликами Политбюро, - вот сходишь на БС еще разок и в старпомы. Надо же поддержать нового командира.

Ничего не оставалось, как рявкнуть «Есть» и убраться восвояси. Не доверять комбригу оснований не было. Этот энергичный дядька лет пятидесяти положил немало сил на превращение юных оболтусов-лейтенантов в офицеров-подводников. Несмотря на преклонный возраст (по моим тогдашним понятиям!) он нещадно гонял вахтенных офицеров вверх-вниз, отрабатывая на задраивании рубочного люка по срочному погружению. Знаком особого расположения считалось приказание на самостоятельное всплытие. Никогда не забуду своей первой, едва не ставшей последней, попытки отличиться на этом поприще.

«С-11» шлифовала элементы задачи «Л-2» в одном из полигонов над Рыбачьим, штурман шелестел картами в своей уютной рубке, а в Центральном посту царила суета, сопровождающая присутствие на борту вышестоящего штаба. Комбриг только что покинул кают-компанию, где, по старой привычке «оттоптал» замполита, забывшего, на свою беду, из какой рыбы делаются шпроты, и теперь, потирая руки и энергично шаркая сапожищами, буравил ЦП, коварно лелея очередную вводную. И та не заставила себя долго ждать.

- А ну-ка проверим штурманца на укупорку. А то расселся как барон в своих апартаментах и в ус не дует! Штурман, всплывай!

Подбоченившись, невысокий, кряжистый комбриг в просоленном, повидавшем виды реглане, сморщил и без того морщинистую физиономию и, обведя окружающих щелочками лукавых глаз, грозно добавил: – Никому не сметь вмешиваться!

Я, как был в легком комбезе, выскочил из рубки и начал бодро сыпать командами. Боцман, акустики и даже суровый стармех Николай Григорьевич Помазанов невозмутимо докладывали, как если бы эти команды отдавал сам Кэп. Валентин Федорович Черваков несколько напряженно следил за происходящим, стоя поодаль у ТАС . Все шло неплохо, неумолимо приближался момент истины. Получив доклад об отсутствии «эха» от посылок по носу, я дал средний ход ГГЭД-ами , и лодка стремительно полетела к поверхности.

- Поднять перископ! Боцман, держать 9 метров! Стоп правый!

Осмотрев горизонт в перископ, начиная, как положено с носовых курсовых, а затем по всему горизонту, я бросил «Горизонт чист! Боцман всплывай! Продуть среднюю!», после чего ринулся в шлюзовую. За спиной угадывался неотступно следующий комбриг. Стукнув свинцовой кувалдой по зажатой кремальере люка, я, наконец, открыл его и, бросив вниз «Отдраен верхний рубочный люк!», оказался на мостике. О боже! С правого борта в дистанции не более 5 кабельтов на нас резво бежал БМРТ , не увиденный в перископ из-за приличной волны в 4-5 баллов…

Отбросив меня от переговорного устройства, комбриг, зычно гаркнул «Лево на борт, правый средний вперед!», выведя лодку из-под неминуемого удара.

Разноса в полном смысле этого слова не было. «Молод еще! - заключил комбриг, - будем работать!» и учинил могучую заклинку рулей на ближайшем погружении…

Позднее комбриг признался, что впервые почувствовал ко мне симпатию за бесстрастно воспринятую фразу «Пускай привыкает!», относившуюся к решению лишить меня, как штурмана, трети оклада за принадлежности, пропавшие задолго до моего вступления в должность. Увы, это стало порочной традицией. Уже будучи старпомом, я попал в приказ о наказании за горизонтальные рули, опавшие в автономке на «С-7», несмотря на то, что еще в мою бытность там штурманом их перевели в ведение механических сил (БЧ-5)…

И вот прошло два года…

Новый командир встретил меня сдержанно. «Похоже, замкнутый сухарь, - отметил я про себя и тут же успокоил, - не всем же быть балагурами!».

Грамотный и строгий командир не сразу нашел общий язык с офицерами корабля. С некоторыми, впрочем, он не нашел его вовсе. Может быть потому, что те ошибочно принимали некоторую сухость и педантизм за элементарную спесивость.

Виктор Константинович был жгучим брюнетом, что, в принципе свойственно молдаванам. Впрочем, в ту пору национальность не играла ровным счетом никакого значения. Правда, никто не будет отрицать, что анекдоты про сообразительность молдаван немногим уступали в популярности анекдотам про чукчей. Да простят меня и те и другие! Лично я стал осмотрительней, когда оставленная мною на прокладочном столе книга академика Е.Тарле, чуть было не вызвала длительной размолвки с командиром. Дело в том, что книга эта была посвящена русско-турецкой войне 1828-29 годов, действия которой протекали в основном на территории княжеств Валахии и Молдавии. Разрази меня гром, если я был неискренен с «капитаном», заявив, что совершенно не разделяю нелестной характеристики, данной молдаванам прославленным историком. А то, что книга, мирно ожидавшая хозяина на автопрокладчике, оказалась открыта именно на этой странице - чистая случайность!

Мы, в конце-концов, нашли общий язык и неплохо ладили вплоть до моего ухода на «С-28» - старпомом. Хотя, по правде говоря, начинались эти отношения весьма своеобразно.

Итак, я вступил на борт «С-7» опытным штурманом с устоявшейся репутацией и опытом, позволявшими спорить с флагманскими и даже иметь собственное мнение по многим вопросам морской службы. Большинство корабельных офицеров было мне хорошо знакомо по совместным плаваниям, а легкая настороженность кэпа легко списывалась на счет национальных особенностей, комплексов и предрассудков.

Своего рода испытанием стал кратковременный заход в Лиинахамари, где базировалась одна из бригад (42 брпл) нашей 9-й эскадры. Началась эта история глупо, и не менее глупо закончилась. И причиной всех напастей стали простые перчатки, да, мои черные кожаные перчатки… Однако, все по порядку.

После стрельб, проведенных в одном из полигонов над Рыбачьим, завершившихся благополучным выловом практической торпеды, «С-7» получила приказание зайти в «Лихо на море» за очередной торпедой. Девкина заводь встретила лодку промозглыми февральскими сумерками и теплым приемом коллег, квартировавших на ПКЗ, к которой наш «однотрубный гигант» (см. иллюстрацию) ошвартовался. Погрузка электрической торпеды была намечена на следующее утро, поэтому перспектива свободного вечера засияла вполне явственно. Однако радужные планы и надежды офицеров были решительно перечеркнуты командиром.

«Всем сидеть, дальше плавказармы не ходить, крепить боеготовность! Кстати, штурман, мне надо кое-куда сходить, одолжите мне свои пижонские перчатки!»

Разумеется, за перчатками дело не стало.

Собравшись в кают-компании, оскорбленные в лучших чувствах офицеры, начали высказываться. Слушая их можно было лишний раз убедиться в правоте учителя Нельсона - адмирала Джервиса, утверждавшего, что все безобразия на флоте начинаются с обсуждения приказаний в офицерской кают-компании. С одной стороны, просто взять и наплевать на приказ командира, было бы вызовом с далеко идущими последствиями, а с другой – терпеть свински пренебрежительное отношение к офицерам, даже если это способ самоутверждения, не представлялось возможным. Все сошлись во мнении, что командиру стоит ненавязчиво дать понять, что он не прав.

Охотно поддержавший «фронду» безбашенный старпом Виталий Кабанов, оставшийся за старшего на борту, открыл «карт-бланш» на любые действия. Стармех Коля Новиков (он же Мамонт) и, конечно, Зам, как лица, обремененные повышенной ответственностью, заявили, что останутся на корабле, позволив себе разве что легкий разгул в кругу старых приятелей на ПКЗ. Остальные сочли возможным заняться тем же самым на берегу, в единственном хамарском кафе. Увы, не помню, как оно называлось.

Сказано-сделано. Образовав «могучую кучку» из пяти человек, офицеры двинулись сквозь непогоду в поселок. Не то, чтобы туда их очень тянуло, но они по-своему «давили принцип». Путь из бригады Подплава был не далек, но и не особенно близок. Километра три до места назначения. Вырубленная в скалах дорога вилась вдоль берега, громада которого нависала по левую руку. Что до рук, то очень скоро я ощутил легкую досаду оттого, что, не защищенные перчатками, они откровенно мерзли. Ничего не оставалось, как запихнуть их в карманы шинели. Знать бы тогда, что именно это сыграет роковую роль в финале вечера.

Со скоростью энергичного пешехода мимо проплыло здание бывшего публичного дома, несчастные обитательницы которого после своей гибели на затопленной немцами барже обеспечили новое имя самой мористой части губы Печенга – Девкина заводь. По другой легенде в доме этом располагалась германская комендатура. Хождение имели обе версии…, кому что нравилось.

А вот и озеро, посреди которого года два тому назад был обнаружен некий лейтенант-подводник, занесенный туда лошадью после мастерски данных шенкелей. Тишайший мерин имел неосторожность пастись неподалеку. Какими ветрами на него занесло военмора - вопрос другой. Романтика, ну и, конечно же, определенные излишества, разумеется, не со стороны животного. Надолго запомнили аборигены эту картину. Лошадь в «позиционном положении» и «герой морских глубин» в тщетной попытке изменить это положение в сторону берега, где в ожидании эффектной развязки кучкуется праздный люд...

В кафе было на удивленье немноголюдно и довольно скучно, поэтому засиживаться там не было никакого резона. Да и на душе скребли кошки. До сих приходилось служить только в дружных экипажах, спаянных безусловным авторитетом Кэпа. Треснув «на посох», я кинул коллегам «До скорого!» и уверенно побрел в сторону бригады,… засунув руки в карманы.

Мой задумчивый, но уверенный шаг был прерван громким «Стойте, старший лейтенант!» Я оглянулся и на фоне угольной кучи не сразу разглядел невысокую фигуру… в штатском!

- Чего изволите? – миролюбиво поинтересовался я.

- Во-первых, старший лейтенант, выньте руки из карманов!

- Да, кто вы такой, чтобы мне замечания делать!?

Однако «штафирка» и не думал пасовать!

- Я - командир гарнизона!

- В таком случае я – Папа Римский!

- Я вам приказываю стоять!

- Наденете форму, тогда и приказывайте, - завершил я диалог, начавший набивать оскомину. – И без вас тошно…

- Ну, смотри, лейтенант, пожалеешь! – крикнул вослед удаляющемуся нарушителю формы одежды «радетель уставного порядка».

- Вот мы уже и на ты! …

Патруль, посланный вдогонку, был развеян по складкам местности в чистом виде и без лишнего хвастовства. Настолько силен был отрицательный заряд минувшего дня.

Увы, комендантский полувзвод, настигший жертву метров за двести от бригадных ворот, смог поставить точку в стремительном продвижении офицера на родной корабль. На том самом участке под скалой. В голове с курсантских лет прочно сидела неколебимая истина. «И даже если ты не в силах переплюнуть через нижнюю губу, ты обязан прибыть на корабль, доложив, что прибыл без замечаний!» Ситуация была на редкость схожей. До родного корабля – рукой подать! А силы на исходе, причем не столько от борьбы с зеленым змием, сколько с коварными патрулями…

Дежурная служба, привлеченная шумом, сопровождавшим «спецоперацию», позже поведала обо всем в мельчайших деталях. Суть в том, что дался я не сразу. Не обошлось и без патетики в духе «Врешь, не возьмешь!». Учитывая серьезность стоявших перед кораблем задач, засидеться в камере местной гауптвахты мне не довелось. Вызволять явился сам командир.

- Что случилось, штурман? Вроде раньше в дебошах не отмечен.

- Смотрите глубже, товарищ командир.

Из-за двери, обитой черным дерматином, доносились истошные вопли старшего морского начальника «о поругании, на которое обрекают вверенный ему гарнизон, бесчинствующие видяевцы». Переминаясь с ноги на ногу в прихожей, я мысленно готовился к долгим и вполне залуженным нотациям. Однако скажу честно, меня не распекали, не отчитывали и даже не прорабатывали по партийной линии, как коммуниста с могучим годичным стажем. Выйдя из кабинета командира гарнизона, которым на самом деле оказался тот нахальный штафирка (он же командир бригады ОВРа), командир, как ни в чем не бывало, бросил на ходу – «Все, теперь пора и послужить маленько!», чем немало способствовал рождению того самого доверия в отношениях, которого так не хватало доселе. Большинство офицеров восприняло способность командира постоять за своих, как аванс доверия. К тому же новый Кэп оказался совсем не злопамятным.
.
Об этом случае мне напоминали редко, причем исключительно в ходе «визитов доброй воли» в Лиинахамари. Местные герои-подводники, ехидно ухмыляясь, не упускали случая съязвить – «Ну как же так, тебя - видного холостяка не познакомили с комендантской дочкой – первой красавицей в наших краях? - И сами же отвечали за мнимую дочь, - «Если ты пнул моего папашу ногою в грудь, даже отбиваясь от его опричников, это еще не повод для знакомства!»…

Признаюсь, что до сих пор испытываю неловкость. Интересно, как все-таки она выглядела? К счастью, с Хамари связаны не только дурацкие истории.

На Западной оконечности полуострова Рыбачий есть два неприметных заливчика - губы Большая Волоковая и Малая. Время от времени приходилось стоять там на якоре. Однажды на сбор-походе в 1974-м, снимаясь с якоря, «С-11» оного лишилась. «Усталость металла и наличие внутренних каверн повлекли за собой разрыв жвака-галса в ходе выборки якоря…» - гласил текст объяснительной записки штурмана, в подчинение которого входила боцманская команда, допустившая утрату.

- Брехать ты конечно горазд, - заявил командир, но этой бумагой якоря не заменишь! На флотских складах якорей для наших лодок нет. Даю тебе два дня сроку, пока стоим в Хамари. Понял!

- Так точно!

Якорь оказался на борту своевременно, но прежде чем напасть на его след в местной плавмастерской, я двинулся по пути, оказавшемуся заведомо ложным. Гонцы, разосланные окрест, донесли, что два чудесных якоря, правда, с веретеном, длиннее, чем хотелось бы, украшают вход в местный матросский клуб.

- Предположим, нам удастся протащить это 400-килограмовое произведение литейного искусства три километра и даже затянуть в клюз. Это – якорь эсминца, он будет висеть над бортом как у «Авроры», - рассуждал я вслух перед боцманской командой.

- А ведь, если отпилить лишнюю часть веретена, а затем высверлить в нем большую дырку, якорь заметно полегчает – включился в дискуссию боцман Домашенко – известный видяевский тенор.

- Пилить-то чем будем, ножовкой? – насторожился рулевой Дидык.

- Родина прикажет, и лобзиком запилишь! – огрызнулся боцман, теряясь в догадках – что придется делать сначала – пилить, а потом воровать, или наоборот.

Консилиум был прерван появлением стармеха. Тогда добрейший Коля Новиков еще не был в полном смысле слова Мамонтом, каким стал десять лет спустя, ко времени нашей алжирской эпопеи, но уже считался опытнейшим командиром БЧ-5 в чине капитан-лейтенанта.

- Хорош воду в ступе толочь, цените пока жив. Нашел я одного человечка на ПМ-ке. Нальешь ему, Серега, и дело в шляпе!

Налить было несложно, гораздо сложней оказалось взгромоздить якорь на лодку и засунуть в клюз. Как известно, победителей не судят. Не беда, что якорь хуже держал, Зато как выбирался! Р-р-раз и в клюзе! Не мудрено, ведь он был легче штатного на добрых 150 кило. С подводной лодки 613-го проекта. Судите сами, если быстрота съемки с якоря оценивалась на сбор-походе, то способности самого якоря мало кого интересовали, оставаясь за кадром, до поры, разумеется. Полновесный оригинал удалось восполнить лишь год спустя.

Как опытный наставник молодежи в ту автономку я получил в нагрузку стажера – будущего выпускника Каспийского ВВМУ – Вовочку Усастого. Более саковитого юноши мне, самому в курсантские годы не отличавшемуся эталонным трудолюбием, встречать не приходилось.

Чаще всего его заспанная физиономия возникала в районе приемов пищи – священного ритуала для Вооруженных сил. Набив утробу, Вова появлялся в проеме двери штурманской рубки с традиционным вопросом:

- Ну, я пойду немного отдохну?

– Иди, родной!

Вы скажете, так почему же было не загрузить зарвавшегося оболтуса изнурительной работой. Трудотерапия – лучшее лекарство и прочее… Отвечу, возможности проявить себя на ратном поприще возникали с момента отхода от пирса. Однако юноша ухитрялся завалить даже самое простейшее поручение. Будь то занятие с рулевыми или копия схемы очередного контакта с супостатской ПЛА. Вовочка исполнял несчастную кальку с такими извращениями, что дальнейшая эксплуатация его скромных графических способностей грозила полным уничтожением писчебумажных запасов на борту. Он делал такие ошибки, что я невольно вспомнил «Тайну двух океанов», где вражеский шпион – цирковой акробат сбросил с трапеции брата-близнеца инженер-механика Горелова, чтобы проникнуть на подлодку «Пионер» в его обличье. Замечу, что у лже-Горелова подводная служба спорилась куда как исправней, нежели у Вовы. Однако все эти мелочи, включая не особо лестный отзыв о стажировке, не помешали г-ну Усастому получить вскоре диплом штурмана.

Через пять лет я встретил его в лиепайском ресторане «Юра». Вова был капитан-лейтенантом, пограничником и завсегдатаем этого прославленного заведения. К этому времени он жутко располнел, что было закономерно для «амебного» образа жизни, который он исповедовал. Ну, а пока мы наивно пытались повлиять на судьбу неразумного детины. Испробовано все. Не посылать же будущего офицера в трюм на отработку? А почему бы и нет? Усастому был торжественно вручен зачетный лист на допуск к самостоятельному управлению боевой частью. Это подразумевало, помимо прочего, обретение глубоких знаний в устройстве корабля. Многие были готовы помочь, рассказать. Старшины, мичмана, толковые моряки. Однако юноша ухитрялся засыпать в самых дискомфортных условиях и столь замысловатых позах, что повидавший виды военврач и физиолог капитан медицинской службы Гена Зайцев едва не поменял тему своей диссертации. Так что вполне конкретные меры предпринимались… до тех пор, пока издержки не начали на порядок превышать результаты.

Но вернемся на пирс, украшенный в тот памятный день цветом нашей эскадры – штабом, политотделом и, конечно же, комэском – контр-адмиралом Мироновым. Не пройдет и часа, как от парадного настроя не останется и следа, а лодку поспешно выпроводят восвояси в морскую стихию. Дело в том, что старпомом нашего «потаенного судна» с недавних пор был Виталик Кабанов, ничем не примечательный старлей, если не считать габаритов, склонности к полноте и сыновних связей с бывшим комэском, преданность которому адмирал Миронов совершенно не скрывал. Одним из ее проявлений была плотная опека лейтенанта Кабанова с момента его выпуска из училища, доходящая до абсурда. Представление на досрочное представление к званию «старший лейтенант», присвоение которого проходило автоматически, по истечению года службы на лодках, посылалось на Виталика дважды, причем оба раза безуспешно. Первый раз потому, что было отослано на флот одновременно с отчетом за торпедную стрельбу, выполненным командиром БЧ-3 Кабановым с присущим ему «блеском»…
И в биографии Виталика, к которому, уверяю вас, не имею никаких личных претензий, было немало забавного. Начнем с том, что вряд ли найдется еще один выпускник высшего военно-морского училища, имевший до поступления за плечами 1,5 года лагерей, причем, далеко не пионерских. Комментируя этот этап своей судьбы, он кокетливо пояснял, «когда я работал на стройках пятилетки…» Учеба в ВВМУПП протекала без особых эксцессов, если не считать, что вполне добродушный в повседневной жизни Виталик, выпив, становился буйным и агрессивным. Доставалось, главным образом, одноклассникам, причем без особого разбора. Мужчиной Виталик был крупным, и довольно крепким, поэтому если учесть, что на старших курсах он выпивал все чаще, переносить его «чудачества» как для товарищей, так и для командования, становилось все сложнее.

Наконец состоялся выпуск 1973 г. и наш герой прибыл для дальнейшего прохождения службы в 9-ю эскадру подводных лодок в поселок Видяево. Опережая события, скажу сразу, что мечта Виталика стать «командиром ПЛ» сбылась лишь отчасти. Откровенно «дотянутый» до старпома, со сменой комэска он был «сослан» в Лиинахамари помощником на «Б-80» (пр.611), которая вскоре отправилась на Балтику, а после вывода из состава ВМФ в Голландию, где по сей день «служит» приложением к китайскому ресторану в главной базе ВМС Нидерландов – порту Ден-Хелдер. Примерно по этой же линии пошел и демобилизованный Виталик, возглавив ПЛ (пивной ларек) неподалеку от родной системы.
«Вот и сбылась твоя мечта, Виталька, говаривали однокашники, потягивая пивко!»
Заметим, что путь к ней мог бы быть гораздо короче, кабы не…

- Ну, где же, черт побери, ваш старпом, Чиглий? - раздраженно вопрошает комэск, - Я хочу пожать его мужественную руку. Ведь первый поход старпомом!

- Пожмете, если разбудите, - проносится в голове командира, но бодрый голос озвучивает, - документы выдает! Сейчас поднимется!

Минуту назад, получив доклад, что мертвецки пьяный старпом дрыхнет в каюте, которая уже отписана НШ, они с Буровым решили, что комэск, догадавшись об истинных причинах и не желая выносить сор из избы, дипломатично удалится. Однако далеко не глупого адмирала как заклинило - Подай ему старпома, и точка!

Тянуть дальше не представлялось возможным. Командир, получив «оперативную сводку» о состоянии своего боевого заместителя, поставившую точку на надеждах повидать его, не спускаясь внутрь прочного корпуса, ознакомил с ней адмирала. Вполголоса и доверительно склонившись к начальнику.

Мы, стоявшие в строю, с интересом следили за ходом событий, резонно полагая, что уж на сей раз Виталику мало не покажется. Каково же было удивление, когда достаточно громко над притихшей гаванью пронеслось адмиральское: «Ну, зачем же он напился именно сейчас, вышли бы в море, и пей, сколько хочешь!»

Шедевр военной педагогики!

Ритуал, набивший оскомину всем без исключения, поспешно свернули в силу явной нелепости происходящего. Буквально помахав на прощанье ручкой, комэск удалился, за ним потянулись эскадронные штабные. А кто сказал, что для проводов скромной «эски» недостаточно штаба бригады во главе с доблестным комбригом капитаном 1 ранга Владимиром Косоротовым? На мой взгляд – за глаза!

Глаза мои тем временем округлились. Командир отделения штурманских электриков Леша Синьков с заметной грустью доложил, что пять минут назад из меридиана вышел гирокомпас. Наш единственный!

- Гироазимут еще в строю?

- Так точно! – с гордостью воскликнул старшина.

- Ну и, слава богу! Дотянем.

Рискуя утомить техническими деталями, поясню, что гироазимут (ГА) в отличие от гирокомпаса (ГК) не может работать месяцами, и к тому же имеет постоянный уход, т.е. подобно часам уходит от меридиана на определенную величину за один отрезок времени. Зато на его показания не влияют изменения курса. Поэтому во время атаки гироазимут – главный курсоуказатель. У хороших штурманов все поправки вычисляются заранее, а не когда «клюет жареный петух». А мы, если и не были уже самыми лучшими, никогда не числились среди отстающих.

Стоит заметить, что на лодках пр. 633 был еще один резервный курсоуказатель – магнитный компас КДЭП. Несмотря на то, что его чувствительный элемент был выведен за пределы прочного корпуса, показания, транслирующиеся в ЦП, сильно искажались корабельным железом. Причины разные – замагниченность корпуса, некачественно определенная остаточная девиация и т.п. Зато на длинном галсе можно было вполне положиться на его показания, даже вырубив по надобности ГК. К примеру, для замены гиросферы. В тот раз нам повезло, согласно боевому распоряжению лодка следовала курсом Норд целых трое суток.

Этого оказалось более чем достаточно для ремонта агрегатов и проверки всей гирокомпасной схемы, часть которой, как выяснилось, благополучно сожрали корабельные крысы. Не пришлось даже особо насиловать «Герасима». Рулевой держал курс 13 градусов по КДЭП. У командира – бывшего штурмана вопросов не возникало, и он искренне обрадовался, получив на второй день похода доклад об устранении всех неисправностей по штурманской части. Одно досадно, к этому техническому достижению наш стажер не имел ни малейшего отношения, ибо его техническая грамотность была того же порядка, что и штурманская культура. Все, о бездельниках больше ни слова!

Автономка текла размеренно и без особых вводных, от бани к бане. Как известно, в автономной жизни подводника нет праздника желанней. Недаром в красочных календарях, которые обычно вывешивали на видном месте в ЦП, контрапунктами были именно банные дни, как самые яркие. Умелец, заполнявший ячейки, не жалел красок для изображения разгоряченных тел, придававших этому строгому документу легкую эротичность, переходящую в нечто большее, когда механики ухитрялись вместо горячей воды дать на магистраль, к примеру, перегретый пар или того пуще - порцию соляра.

Одна из бань чуть было не вернула почти забытые времена «фронды». Командир, который как уже говорилось, был жгучим брюнетом, почуял недоброе, увидев, что почти все офицеры окрасились в радикально черный цвет. То, чего тщетно добивался Киса Воробьянинов, далось нам легко и непринужденно. Средство, предложенное командиром моторной группы Валерой Захаром, было припасено им для своего 30-летия. Время критическое для младшего механика, когда стоит поразмыслить, биться дальше за кресло деда-стармеха или тихо переквалифицироваться в замполиты.

Валера был истинным механиком, даже не помышлявшем о ренегатстве. Профессионализм Валеры и верность профессии я не преминул отразить в незатейливой эпиграмме, которой снабдил свой же дружеский шарж, на котором благодарный личный состав восторженно качал юбиляра. «Можем плыть куда хотите, и на марке держим пар, ведь у нас руководитель – механический Захар!» Валера сначала поморщился, но поразмыслив, решил, что двойного смысла в авторском замысле нет и милостиво принял подарок… Зачем он взял с собой эту краску, одному богу известно, поскольку, несмотря на солидные годы, как и Кэп оставался ярко выраженным брюнетом. Видимо, для контрастности, чтобы НШ, уже успевший пару раз отметить профессиональную зрелость «движка», получше его запомнил и по возвращении в базу посоветовал, кому следует, быстрей двигать его в механики. Задолго до Тома Сойера люди считали процесс покраски весьма заразительным. Что же говорить о серых буднях автономки, которые просто вопиют – скрасьте нас чем-нибудь, даже если боевая подготовка не дает поднять головы. Ну, мы и навалились!

Усы, которыми я ограничился, оказались настолько черны, что даже при беглом взгляде в зеркало резали глаз. Причем, как выяснилось, больше всего командирский. И здесь ситуацию разрядил мудрый НШ – Алексей Николаевич Буров.

- Не обращай внимания, Витя, на всякую муру! Зри в корень! Старпом-то каким был, таким и остался! Кабанов, а вы, почему не перекрасились?

- Да лень было, товарищ капитан 2 ранга. Но если прикажете!

Командир молча покачал головой, что видимо означало – Ну и публика меня окружает!

Следующим поветрием оказались темные очки. Круглые нелепые очки для защиты глаз от ультрафиолетовых лучей оказались востребованы не только в солярии, организованном доктором Геной, но и в повседневной жизни. Вахта ЦП недели две испытывала нервы «капитана». Те оказались на высоте.

- Слушай, Кравец, - обратился как-то Кэп к боцману, - я все думаю, на кого ты больше похож, на крота или слепого настройщика пианино.

Николай сдернул очки и больше их уже не одевал.

- Видишь, Витя, что значит тихое мудрое слово, - добавил Буров, а то, я погляжу, ты уже за пулеметом хотел посылать.

Вскоре мода на очки пошла на убыль. Разве не на это обречена любая мода вообще, правда, от степени глупости это практически не зависит.

Успешно отпатрулировав в заданных районах, за неделю до окончания боевой службы «С-7» получила приказание следовать на Новую Землю, в губу Белушью, а точнее - в залив Рогачева. Особенно это никого не удивило, не далее чем в прошлом году «С-295» завернули туда же под проверку штаба флота. На глазах зарождалась новая флотская традиция. Проверка даже самая доброжелательная всегда бодрит.

У подводников появлялся шанс вернуться в Видяево уже не желто-синим, как залежалый бройлер, а бледно-розоватым как свежеощипанный петух. Прогресс налицо. Мы даже предположить не могли, что пребывание на таинственном архипелаге затянется до четырех дней, погода установится необычайно теплой (для Новой Земли, конечно), некоторые успеют отправить родным и близким письма с обратным адресом «Архангельск-400», а экипаж, гоняя мяч «без чинов и званий» под лучами скупого полярного солнца, успеет загореть настолько, что у многих по возвращении домой возникнет абсолютно нештатная ситуация.

- Признавайся, где был? В автономке? Не врать! Оттуда такими не возвращаются! Колись, с кем ездил на юг?

У БЧ-1 вновь появилась возможность отличиться. Слишком свежи были воспоминания о конфузе штурмана «С-295», допустившего ошибку в месте значительно большую, чем позволяла ситуация. Дозорный СКР, не встретив субмарину в назначенной точке, оперативно донес на КП Северного флота со всеми вытекающими из этого последствиями. С должности сняли не только Вадима Савельева – штурмана «С-295», но и бригадного флагштура. На его место пришел капитан 3 ранга К.Подосёнов – знающий, строгий, но исключительно корректный офицер. Штурманская служба от этого явно выиграла.

Стояла прекрасная погода, поэтому уточнить свое место по небесным светилам особого труда не составило. Подобной точности хватило бы не только для верного курса на точку рандеву, но и для проверки отсутствия слежения за нашими пларб – основной задачи кораблей нашей бригады в ходе БС. Максимальная дальность обнаружения наших атомоходов составляла примерно 50 кабельтов, а следивших за ними супостатов (в том походе такой результат дали 50% проверок) около 20. Обнаружив нас минуты две спустя, вероятный противник шарахался в сторону, чтобы в дальнейшем вернуться к основной задаче – отслеживанию наших ракетоносцев. В связи со значительным ростом дальности стрельбы их ракетных комплексов с недавних пор районы боевого патрулирования были перенесены в моря, прилегающие к собственному побережью.

Встрече со злополучным СКР-ом, состоявшейся на рассвете, предшествовала дивная лунная ночь. Слева по борту открылись горные кряжи, их покатые вершины четко прорисовывались на горизонте. Кое где, несмотря на уже наступивший май, лежал снег. Берег подступал все ближе. Лодка рассекала своим черным упругим телом бархатистую гладь подозрительно ласкового моря.

- Не к добру, - заключил проницательный НШ.

- Накаркаешь, Алексей Николаевич, - командир протестующе замахал варежкой.

Однако Буров как в воду глядел! Попытка передать РДО о всплытии и следовании по плану фатально затягивалась. Квитанция пришла, шутка ли, после 44-й попытки. Крупных карт новоземельского побережья у нас, разумеется, не было, поэтому мы с благодарностью восприняли благородный жест надводников, лидировавших нас даже после прохода мыса Лилье – ворот в губу Белушью. Слева промелькнул силуэт подлодки, оказавшийся островом Подрезова,

- Дальше налево и не ошибетесь, причал всего один! – прокричали в рупор с борта СКР, начавшего разворот на выход в море.

- А что, командор, не так уж страшны эти СКР-ы, как их малюют! – прокомментировал ироничный НШ.

- Хорошо, когда офицеры не филонят! (Я нарочито приосанился) Похоже, мыло все же придется готовить. Командир БЧ-4, на мостик!

На сей раз проницательность демонстрировал командир. Ядерный полигон встретил нас неласково. Не прошло и минуты с окончания швартовки, как на совершенно безлюдном заснеженном причале появилось несколько машин, поразительно напоминавших небезызвестные «воронки». Дверь одного из них отворилась и вышедший угрюмого вида офицер-краснопогонник, вместо ожидаемого приветствия изрек: «Кто у вас командир БЧ-4? Он нам нужен, и командир, конечно!»

Наших увезли в никуда. Экипаж, не веря свалившейся удаче, в смысле наступившего затишья, неторопливо разминал застоявшиеся члены, похрустывая девственным настом. Командира с Сашей Курским вскоре привезли. Часа через четыре. Живыми и невредимыми. Командир был настроен игриво и тотчас сыграл «Большой сбор». Зрелище, доложу я вам, оказалось презабавнейшим. В строю не было ни одного моряка в одинаковой форме одежды. Вариации были самые несуразные. К примеру, мятая белая фуражка, засаленный ватник и сапоги. Или – шапка с опущенными ушами, шинель, застиранные брюки от комбеза и подводницкие тапочки с дырками…и т.д. и .т.п.

НШ схватился за живот, потеряв дар речи, а командир, нарочито сдвинув густые черные брови, поспешил разрядить возникшую паузу:

- Все ясно, если сегодня я отделался НСС-ом за организацию «радио-ямы», то завтра нас всех расстреляют за мерзкий вид. Это ж надо вырядиться, как на бразильский карнавал.

-Старпом!

- Я!
Одутловатое небритое лицо Виталика, из-под канадки которого торчала засаленная полосатая рубаха (его стиль!), в очередной раз породило брезгливую гримасу на лице командира. Во взгляде читалось – с такой внешностью только наведением порядка и заниматься! Однако, как говорится, «за неимением гербовой пишем на простой»!

- Немедленно начать приведение корабля и внешнего вида экипажа в божеский вид!

- Ясно! - ответил старпом тоном человека, страдающего неизлечимым недугом. В принципе недугов, как и слабостей, у Виталика было хоть отбавляй. Взять хотя бы курение в шлюзовой в подводном положении по три сигареты сразу, словно Волк из «Ну, Погоди!».

- Ну, если ясно, тогда вперед!

«Банда» рассыпалась и потянулась вниз, тоскливо поглядывая на прекрасное небо, усеянное яркими звездами, и пытаясь поглубже вдохнуть живительного свежего воздуха без серных примесей и прочей гадости, ожидающей их в недрах прочного корпуса.

- Раньше кончим, раньше выйдем! - профессионально пошутил старпом, удостоившись напряженного взгляда Кэпа.

- Боюсь, что с этим можно работать только хирургически, - заметил Буров. Не так давно, почувствовав, что от старпома, несшего вахту в ЦП, снова несет невыносимым запахом прокисшего табака, он не смог сдержаться, что было не похоже на спокойного как звероящер, начальника штаба.

- Кабанов, опять курили в шлюзовой без отрыва от вахты?

- С чего вы взяли?

- Воняет!

- Могу объяснить. Вы меня выгнали из каюты, я сплю в четвертом возле приточного лючка, дышу чистым водородом. Вот и воняет! – Судя по выражению, сам Виталик удивился, что закончил такую длинную, а главное, логически выдержанную фразу.

- Я вас предупредил старпом, ясно?

- Ясно, ясно…

Экипаж принялся вылизывать родной корабль, доведя его до максимально возможного в удалении от базы блеска. Флотская комиссия десантировалась только во второй половине следующих суток. Это позволило боцманской команде, то бишь моим подопечным, вновь отличиться. Дело в том, что недели две назад во время зарядки АБ, которая протекала в штормовых условиях, лодка лишилась входной двери на ходовой рубке.

Зияющая дыра неприятно резала глаз, особенно когда появилась возможность взглянуть на лодку со стороны. Пока личный состав наводил «марафет» под руководством грозного старпома, группа офицеров: штурман, доктор, минер – Валера Матвеев и командир группы ОСНАЗ – Валера Малышев отправились на поиски замены злополучной двери. Шестое чувство подсказывало, что несколько плавсредств, доживающих свой век на берегу по соседству, смогут порадовать неутомимых искателей.

Кстати, Новая Земля это поистине кладезь для потенциальных собирателей военной техники. Не один музей можно было бы сформировать, полазив по окрестностям столицы архипелага поселка Белушья Губа. Они буквально завалены грудами ржавого металла. Это кладбище техники, по которой можно проследить развитие не только Центрального полигона, но и советской автомобильной промышленности за весь послевоенный период. Никому и в голову не приходило вывозить ее для ремонта на Большую Землю ни раньше, ни тем более сейчас, когда из-за нехватки средств из Рогачева убрали даже эскадрилью Су-27 (1995). Прикрывать Баренцево море некому, точно также, как и приглядывать за собственной территорией. После аварии, имевшей место несколько лет назад, оставшийся в одиночестве вертолет уже не летает, поскольку полеты в этих местах разрешены только парами. Так что обстановка на северных рубежах архипелага до сих пор известна одному господу Богу.

Удача поджидала нас на ржавой барже. Мы нашли идеальную дверь, которая подошла по всем статьям без какой-либо подгонки и тем более сварки. Одна беда, дверь была помечена надписью «Гальюн», причем буквы были на редкость добросовестно приварены.

Первой реакцией командира было – Издеваешься, штурман? Нас же засмеют. Ушли на корабле, а вернулись на чем?

- Ничего подобного, пока закрасим, а в базе срежем! К тому же, когда дверь открыта, надписи не видно. Взгляните!

Учитывая дешевизну решения вопроса, командир был вынужден согласиться.

Настал судный день. Отсеки заполнили шумные и зачастую пожилые офицеры, как выяснилось, в основном заместители флагспециалистов штаба СФ. Первым продулся доктор. Гена Зайцев встретил старого знакомого по академии и тот был вынужден признать, что лучшей организации медслужбы на Северном флоте он не встречал. Вместо ожидаемого добра на сход доктор услышал от командира твердое «нет»! Обиделся и скрылся на заснеженных просторах архипелага. Это было не лучшим решением, ведь мы стояли не в Лиинахамари. Лодка находилась в автономном плавании с ядерным оружием на борту! Гена вернулся на третьи сутки со следами легкой усталости и нахальным заявлением, мол, производил контрольный замер радиации. Шутка не прошла, как и попытка изобразить хорошую мину при неважной игре. Расположение товарищей Гена быстро вернул, передав в кают-компанию несколько «хвостов» гольца. От угощения господа офицеры отказываться не стали, а вот с командиром врачу помириться так и не удалось даже в Видяево. От расправы же Дока спас А.Н. Буров – его бывший командир на «С-4».

Меня проверял усталый пожилой капитан 2 ранга, и, похоже, остался доволен. Еще бы, крысиных гнезд в ящиках для секстанов не выявлено, матчасть в строю, невязки не превышают допустимых величин, а командир БЧ – хорошо воспитанный офицер, способный выслушать старшего товарища, даже если ему это абсолютно не интересно. Я узнал, что мой визави - однокашник адмирала В.Н. Чернавина (тогда еще командира дивизии), но в отличие от последнего, практически вышел «в тираж». Причем не столько по возрасту, сколько потому что…еврей. У меня чуть было не вырвалось – Так у нас на эскадре половина флагманских евреи, однако никто не жалуется! – но промолчал, не рискнув затягивать исповедь.

- Ладно, молодой человек, плывите дальше, я доложу, что у вас все в порядке!

- Мерси боку!

Гораздо веселей проходила проверка химслужбы, которую на наших лодках возглавлял старший помощник командира. Незатейливая матчасть: радиометры, газоанализаторы, регенерация, РДУ и пр. повседневно эксплуатировалась вахтенными отсеков и в целом находилась в рабочем состоянии. Химик-санинструктор отчасти подчинялся доктору и вел немудрящую документацию, замыкаясь на старпома. Однако у нас на корабле непосредственно перед выходом произошла трагедия – от несчастной любви повесился мичман Зуев, на смену которому пришел «святой» в области химии моряк-срочник. СПК, обнаружив, что знания «пришельца» сродни его собственным, занервничал, но не надолго. По ходу нашего путешествия Виталик все уверенней исполнял ответственные обязанности начхима, зычно рявкая в «каштан»:

- Внимание по кораблю! Приготовиться к выбросу мусора! Сконцентрировать мусор и отработанную регенерацию во 2-м и 4-м отсеках.

Выброс мусора был любимейшей процедурой старпома - прожженного курильщика, курившего «для пущего кайфа» минимум по три сигареты сразу.

- Ну, чего тебе не понятно? Концентрируй мусор, Масюлис, мать твою!

- Чего?

- Тащи мусор, тебе говорят!

- Так вы же сказали концентрируй!?...

Теперь представлялась прекрасная возможность уточнить, каких именно высот достигла служба «Х» подводной лодки «С-7».

В ЦП появился вальяжный капитан 1 ранга - флагманский химик Северного флота и с интонациями театрального профессора «Нуте-с, батенька, предъявите-ка документы химслужбы!» - обратился к Виталику Кабанову, уставившегося на него, «как варан на новые ворота».

- Нету у меня никаких документов! С меня и ЖБП хватит! – К ужасу присутствующих буркнул старпом, странно насупившись. НШ с командиром недоуменно переглянулись. Главный химик входил в раж.

- Как это нет? Позовите своего мичмана-химика.

- И мичмана нету!

- А где же он? – Пытаясь сохранить невозмутимость, упорствовал флагманский.

- Да повесился! – Обыденным тоном прокомментировал старпом.

- Когда? – вскричал капитан 1 ранга.

- В день открытия 25-го съезда! – гордо продекламировал Виталик, ведь он говорил сущую правду.

Такой правды проверяющий вынести не смог. Со словами «Да пошли вы все!» он покинул Центральный, беспрерывно качая головой.

Остальные подразделения мучили долго, но не до смерти. Особенно досталось Саше Курскому – недавнему «герою эфира». Но как ему перепало под вечер – сказ особый! Бланш под левый глаз от любимого подчиненного – матроса Резовского был если не совсем заслужен, то вполне закономерен. Освободившийся от гнета комиссии экипаж настолько заигрался в футбол, что не заметил, как подкралась ночь. Еще, еще, чуть-чуть! Ну, давайте еще немного! И вот результат налицо! К чести Александра стоит сказать, что, несмотря на травму, поля он не покинул. Игра прекратилась лишь, когда мы совсем перестали видеть мяч. Перед тем как окрестные сопки поглотила мгла, своим красноватым оттенком они успели вызвать во мне устойчивое впечатление, что все это происходит на Марсе.

Кому откровенно не повезло так это Коле Новикову. Оказалось, что во время швартовки корпус лодки напоролся на какой-то штырь, торчавший из пирса, причем ниже ватерлинии. Пробили цистерну, корабль стал медленно, но верно крениться на левый борт. Стармех отправился за помощью на единственный военный корабль - СКР, стоявший неподалеку. На его счастье командиром БЧ-5 там оказался однокашник по пушкинскому училищу. Не прошло и суток, как дыра в борту была заварена, но согласитесь, работать, когда все вокруг отдыхают – дело не из приятных!

Культпоход в городскую баню позволил, наконец, познакомиться с жизнью гарнизона Белушки, как ласково величали поселок старожилы. Градообразующим фактором, как вы понимаете, было наличие здесь структуры Государственного Центрального Полигона – места испытаний ядерного шита родины. Его прообразом стал «Объект 700», строительство которого началось в соответствии с закрытым постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 31 июля 1954 года. На какое-то время становище Губа Белушья, откуда спешно выселили коренное население, превратилось в строго засекреченную «Амдерму-2» (она же - Архангельск-400). На каменных глыбах, обильно поросших мхами, возвышалось десятка три стандартных пятиэтажек. Дует здесь почти всегда, сильно и отовсюду. Погода, которой наслаждались мы, была скорее исключением из правил. Бывает. В 1962 г. Никита Сергеевич, посетив Гремиху, знаменитую ветрами и причудами климата, был настолько обласкан природой, что чуть было не отменил полярку. У счастью, в тот раз Первого секретаря удалось урезонить.

Помню, меня поразила исключительная упитанность бойцов местного гарнизона. Может быть потому, что особенно разгуливать по пересеченной местности им не приходилось во избежание неприятностей, караулящих прямоходящих буквально на каждом шагу. Более плотно довелось с этим столкнуться в ходе обеспечения лыжного похода екатеринбургской команды «Север» в 2000 г. Незадолго до этого пропало несколько демобилизованных воинов во главе с лейтенантом, решивших прогуляться несколько километров до аэродрома Рогачево пешим строем, прежде чем навсегда покинуть Новую Землю. Никаких следов на этой земле так и не было найдено...
В 1998 году белая медведица атаковала часового прямо на караульной вышке. Не помог даже «Калашников». В тот раз тоже было немало разговоров про истинных хозяев Арктики, но, к сожалению самих мишек так никто и не увидел. А может быть, к счастью.

Перед самым отходом с Новой Земли вдруг стало ясно, зачем старпом Кабанов одалживал деньги практически у всех членов экипажа. Виталик признался, что по его данным в Белушьей, как «гарнизоне повышенной дикости» продавали ковры…без всякой записи и очереди. В местном Военторге пузатого офицера с выпученными глазами, мешком дензнаков и странными запросами встретили с должным недоумением. Однако, узнав, что это человек с залетной подлодки успокоились – что возьмешь с «лишенца». Виталик загорюнился и приобрел тут же две бутылки питьевого спирта по 9.60, не встречавшиеся в свободной продаже на Большой земле, которые и освоил ближайшим вечером с товарищами по службе. Товарищам стоило большого труда не расхохотаться с первых же фраз «страшной и поучительной истории»…

О распределении дефицитов, как называли при социализме предметы «повышенного спроса в условиях растущих потребностей трудящихся» можно рассказывать долго, но буду краток. Ведали этим непростым делом, разумеется, политорганы. Причины понятны – честь и совесть и все такое прочее…К дефицитам, помимо пресловутых ковров и других предметов «роскоши» вроде хрусталя относились также и книги. Художественные альбомы и подписные издания, которые в пору перестройки начали распространять по макулатурным талонам. Сейчас в эпоху книжного изобилия забавно вспоминать, что для получения какой-нибудь «Анжелики» люди тащили в пункт приема макулатуры, к примеру, собрание сочинений Ч.Диккенса.

Эпизод из бригадной жизни. В кабинете замкомбрига по политчасти капитана 1 ранга Рахимова проходит блиц-совещание по распределению ежегодной подписки.

- В этом году, товарищи, у нас Шевченко и Мопассан. Три комплекта. Какие предложения?

- Какие могут быть предложения? - Нарочито серьезным тоном вступает в разговор НШ. – Как обычно, один комплект комбригу, другой себе, а третий в народ!

- Ну что ж, резонно, - соглашается политработник, - а «в народ» кому?

- Да кто первый в кабинет постучится, тому и отдадим.

Ждать пришлось недолго. Через пару минут в дверях появилась пронырливая физиономия начальника секретной части соединения мичмана Стасевича. Похоже, не случайно, уж он-то ведал бригадными новостями из первых рук. Был он въедлив и временами спесив. Особенно по отношению к молодым офицерам. Чтобы получить очередное воинское звание в срок тем приходилось «налаживать контакт» с тертым канцелярским «перцем», способным превратить радостный процесс «чинопроизводства» в долгий и мучительный. Впрочем, методика стимуляции была отработана веками – Наливай, да пей!

- Хорошо, что зашел, Геннадий Захарыч - обрадовался Рахимов, - вот подписку распределяем. Ты – человек заслуженный, выбирай! Есть Шевченко и Мопассан.
Стасевич изобразил движение мысли. «Дают – бери, бьют – беги» оставалось непреложным жизненным принципом старого служаки. Но и солидность соблюсти не грех, как-никак – лицо, приближенное к командованию. Тем более, чего эти книги солить что ли? Вон у соседа – Петровича жена в книжном, так все полки забиты, книжки годами так и стоят нечитанными с неразрезанными страницами. Но выглядит интеллигентно…

- Ну, что ж, Шевченко, пожалуй, возьму. Знаю я этого мужика. С усами! А Мопассан кто такой?

- Бери, Захарыч, не ошибешься, - улыбнулся НШ, - тоже с усами мужик…

Славно мы жили в Видяевке. Дружно и весело! И соскучились по ней и ее обитателям просто смертельно. Поэтому и летели как на крыльях, откровенно пугая коллег, работавших во флотских полигонах БП. Финал же превзошел все ожидания. Поселок с нескрываемым изумлением созерцал наши загорелые лица. Для корабля, не выходившего за пределы Баренцева моря, случай - уникальный! Многие жены недоверчиво косились на загорелых мужей, а одна из них без обиняков выпалила: «Признавайся, где пропадал, шельмец, целых два месяца? Небось, с любовницей в Сочи?»

5 мая 2006 г.
Северодвинск