Оцените материал
(3 голосов)
- Больной перед смертью потел?
- Так точно!
- Прекра-а-сно!


Корабельный врач Юра был добрым малым, но со странностями, которые имели обыкновение обостряться в море. С одной стороны это было типично для «односменщиков» (замполит, доктор, командир группы ОСНАЗ, химик, если таковой предусмотрен штатным расписанием и др.), которые маялись от вынужденного безделья, особенно в подводном  положении. И если замполит мог сам создавать фронт работ, то у доктора такой возможности не было, к счастью. Не будет же он сам организовывать эпидемию, чтобы не потерять квалификацию эпидемиолога, полученную в интернатуре в Коряжме. Окружающие беззлобно зубоскалили насчет пролежней и даже радовались за товарищей, которых судьба не ограничивает в отношении сна. Представителям некоторых профессий, штурманам, например, спать в походе более четырех часов, вообще запрещалось, чтобы «не потерять обстановку». Но, что касается Юры, большой разницы в его поведении на берегу ли, в море окружающие не отмечали. Разве что на берегу он чаще расставался со своей знаменитой надувной подушкой. Она была неотделима от его вечно опухшего и слегка помятого образа, как нимб от лика святых. Возможно, поэтому он, независимо от обстановки, чаще всего походил на хомяка, оторванного от зимней спячки внезапным половодьем. А половодье всегда некстати. Похоже, также некстати любили заявляться к нему в гости среди ночи и мы - молодые лейтенанты и холостяки, подобно Юре. Нас искренне удивляла его склонность отправляться  ко сну ни свет ни заря, когда лодка стояла в базе. Был Юра бережлив, но, искренне опасаясь прослыть скупым, «держал марку» и принимал гостей с истинно северным радушием. Даже зная, что мы обязательно завалимся на огонек, и скорей всего с дамами, он неизменно выходил открывать дверь, покряхтывая и в исподнем. Картина каждый раз повторялась. Он с причитанием удалялся, а непрошенные гости, хихикая, ждали в прихожей «второго пришествия» хозяина, судорожно натягивавшего штаны и тщетно пытавшегося разгладить помятость личины.

Разумеется, мы приходили не с пустыми руками,  в результате чего у Юры скапливалось несметное количество стеклотары, которую в Видяево никто не сдавал. Обычно выставляли у входа в родной подъезд, так что, спеша поутру на подъем флага, надо было хорошенько смотреть под ноги. Спецмашина приходила в поселок два раза в год, кому же взбредет в голову заниматься складированием бутылок,  даже если тебя наделили жильем и есть где их хранить. А вот Юра прилежно копил, берёг и сдавал, рискуя прослыть тихим алкоголиком, так как, по меньшей мере, полмашины заполнялась нашим лекарем. Соседи только головами качали, а Юра все носил и носил. Впрочем, порой мы ему помогали. В такие дни он был особенно ласков. Соседи, наблюдая потенциальных собутыльников, не так критически взирали на нашего Юру.

Именно тогда я впервые услышал от кого-то вопрос-признание: «Как же так, я получаю 700 рублей, жена - 300, бутылок на 200 сдаем, а  к отпуску ничего не скопить?»

Свирепел докторюга уже на второй месяц плавания, становясь легкой добычей многочисленных специалистов по подначкам, как сейчас сказали бы - приколистов. Спал он, как всегда, в кают-компании, то есть на своем рабочем  месте, поскольку именно там разворачивалась операционная в случае необходимости. Об этом постоянно напоминали софиты, озарявшие лица офицеров, режущихся ли в «козла», принимающих пищу или занятых тактической летучкой. В промежутках между этими достойными занятиями Юра смело занимал своё сидение вдоль левого борта и «хрючил», не забыв привязать к голове известную резиновую подушечку. Дело в том, что каждый раз по сигналу тревоги, а это случалось, в зависимости от тактической обстановки, несколько раз в сутки, бравый офицер вскакивал с койки и бился головой об один и тот же клапан - аварийной захлопки топливно-балластной цистерны. Так что, если бы не подушечка, которую доктор порой привязывал к выступающей матчасти, не сносить Юре головы... самым натуральным образом. Советы и рацпредложения по облегчению докторской жизни сыпались отовсюду. Каждый член экипажа, резонно полагая, что, может статься, и его судьба окажется в руках  доктора, старался  заручиться его расположением. Чаще всего эффект был обратный. Незадолго до автономки  группа офицеров, охотясь в районе Долины Смерти (Западная Лица), нашла немецкую каску. Подшлифовав и подкрасив шлем, мы торжественно вручили его Юре перед уходом лодки в очередное плаванье прямо на пирсе после построения, речей начальников и политработников. Особенно его растрогала надпись «ДОК» на лобовой части и «Береги балду» на тыльной. Участников акции нехорошо обозвали, и кое-кто попытался  выбросить тевтонскую реликвию  за  борт... Поход начинался весело!

Районы маневрирования находились в Норвежском и Гренландском морях, в частности у острова Ян-Майен, беглый взгляд на который сквозь оптику перископа наполнил душу уверенностью, что не одним нам приходится  хлебнуть трудностей ратной службы. Несколько избушек, сбившихся  вокруг радарной станции на маленьком острове в океане, почему-то рождали в воображении северную идиллию: норвежские солдатики  греются у костра в обществе командира - седого викинга и пары коз. Впрочем, совершенно не исключено, что они, выйдя из сауны, чинно расположились возле камина в махровых халатах  и с сигарами в зубах... В таком случае, дай им бог счастья!  А для меня, как штурмана, счастьем было уже то, что удалось взять пеленг на вулкан Бернберг, взметнувшийся над островом на 2277 метров.

Ночью всплыли  на  зарядку. Однако как ни раскрепляли по-штормовому, все равно что-нибудь нет-нет да гикнется: то ящик с ЗиПом с насиженного места, то какая-нибудь «механическая» железяка, то кандейка из рук укачавшегося приборщика.

Несмотря на специфические испарения, в центральном посту свежо. Шестибалльная волна заливает редко, выбран удачный курс. Переборки в кормовые отсеки открыты, дизель резво сосет морозный воздух,  от которого наши загазованные организмы поначалу просто пьянеют. Освежают и «птюхи» - полутонные порции воды,  обрушивающиеся в ЦП, если лодку настигает «неправильная»  волна. Она появляется ниоткуда - эта случайная  сумма случайных составляющих. Вахтенный офицер, пропустивший ее, запросто может получить нежданный удар, а то и крупное увечье. Даже если ты привязан, легко  оказаться за бортом. Повисишь маленько на ограждении рубки, главное - руки-ноги не поломать...

После всплытия, в кают-компании, где был накрыт вечерний чай, оказалось на удивленье немноголюдно. Обычно отдыхающие смены пропускают обед, ужин, реже завтрак - самую вкусную трапезу на подлодке, но чай - почти никогда. На сей раз, собрались лишь энтузиасты. Я, в ту пору штурман, да минный офицер Коля Гришин.  Ему заступать на вахту, значит определенно стоит заправиться горяченьким. Как никак, «собака».  Это вам не королевские ВМС, где «собачья вахта» с 00.00 до 04.00 постепенно сдвигается, давая возможность насладиться ею всем  участникам  почетного «клуба верхних вахтенных».  У нас, если ты минер, то привыкни к мысли, что «собака» твоя и ничья больше. Хочешь перейти во вторую смену с 04.00 - становись старпомом. Неплохой стимул. А уж если вообще не хочешь стоять на вахте, прямой путь в командиры.  Правда, тогда все сутки будут твоими, но душу греет мысль о том, что ты сам  вправе определять, где и когда находиться.

Мы сидим по разные стороны стола, подхватывая тарелки, если те скользят в твою сторону. Рядом с Колей лежит бездыханное тело укачавшегося доктора. Дверь распахивается, и грузная фигура командира бухается в кресло во главе стола.

- Ну-ка, Раджапов, чайку погорячей, - Валентин Федорович азартно потирает руки, - ну и колотун на мосту!

- Пожалюста, таварищ  командыр!

Фраза оказалась последней из человеческих возгласов на данный отрезок времени. Лодку повело направо, затем резко на корму и снова на правый борт...

«Шальная», пронеслось в голове, я подхватил свой подстаканник, а заодно и блюдо с галетами.

В следующее мгновение командир с размаху выплеснул мне на грудь стакан чая, того самого, что погорячей, а затем стал плавно лететь в сторону двери. Прежде чем вышибить ее своим погрузневшим за полтора месяца плавания телом, он схватился за тарелку с вишневым вареньем и уже после этого вылетел сначала в коридор второго отсека, а уже затем в каюту старпома. Старпом Ляонас Казлаускас - могучий исполин по прозвищу «Железный Густав» мирно почивал. До его вахты было почти пять часов. Он наслаждался свежим воздухом, и дверь была гостеприимно приоткрыта. Именно в этот проем, значительно расширив его, и влетел командир, мгновенно распластавшись на  широкой груди боевого заместителя. Чуткий сон старпома был прерван. Когда его взгляд встретился с командирским, поверить, что это не сон, оказалось настолько трудно, что он начал приговаривать по-литовски что-то вроде: «Чур, меня, чур!»

Командир, кряхтя, сполз со старпома и вернулся  в столь стремительно оставленную им кают-компанию. Там было что посмотреть. Минный офицер, что есть силы,  тряс доктора, взывая к его совести частым упоминанием Гиппократа. С подволока капало вишневое варенье, а штурман, расстегнув китель,  рассматривал на груди большое красное пятно.

- Ожог первой степени, не смертельно, - констатировал врач, и рухнул в исходное положение.

- Ну, как, Штур, больно?

- Да нет, товарищ командир, одно обидно, что наш доктор лечит только смертельно больных.

Все засмеялись, а компанию тем временем пополнил старпом, в красках описавший эмоции человека, просыпающегося с командиром на груди. Больше он спать не решился.

Вернувшись в штурманскую рубку, я вызвал штурманского электрика и потребовал тубус № 6 с картами очередного этапа плавания. Это можно было сделать и позже, после погружения, например, но юноша пребывал в прострации и следовало как можно быстрее загрузить его работой. Через несколько минут из гиропоста, который находился в соседнем 4-м отсеке, появился Ахвердиев. Смуглое лицо азербайджанца было зеленоватым, походка неустойчивая, но руки твердо сжимали увесистый дюралевый тубус, туго набитый картами.

- Так, старик, теперь подержи крышку, пока извлеку то, что надо.

Здесь я, похоже, допустил промашку. Держа в руках полый цилиндр, матрос не долго боролся с искушением. Характерные звуки дали понять, что тубус использован «по назначению», как гигиенический пакет. Нетвердой походкой Ахвердиев двинулся в сторону рубочного люка, стараясь угадать нужную фазу качки. Стармех  сопровождал его до трапа напряженным и подозрительным взглядом:

- Ты у меня смотри, сверху все не выверни!

И вскоре послышалось: «Мостик, прошу разрешения выбросить мусор?»

Судя по тому, что Ахвердиев спустился вниз почти счастливый и почти румяный, вахтенный офицер вошел в положение.

- Толк будет, - скупо прокомментировал опытный стармех  Коля Помазанов, уютно располагаясь в своем колченогом кресле и обернувшись верблюжьим одеялом в духе Ф.Д. Рузвельта.

Под  утро проветренная «до глубины души»  лодка  погрузилась с полностью заряженной батареей.  Из-за шторма наши «старые друзья» «нимроды» (британские самолеты базовой патрульной авиации) не появились, за что мы  были им весьма признательны. Доктор ожил и ходил по отсекам, проверяя  общее санитарное состояние, значительно пошатнувшееся за время борьбы со стихией.

- Везет атомоходчикам, - неосторожно обронил он, вызвав гневную отповедь старпома:

- Молитесь богу, юноша, что вам  удается  хоть изредка  подышать воздушком.

- Я бы лучше попотел, но без качки, - насупившись, парировал Юра и проследовал на камбуз в 4-й снимать пробу. Близился обед.

У всех в памяти кошмаром стояла прошлая автономка, когда поспешность в покраске цистерн пресной воды привела к самым грустным результатам. Слыхано ли, самое вкусное, что есть на флоте - компот, через пару недель плавания вызывал стойкое отвращение. Вода была безнадежно испорчена запахом этиноля - основы той краски, которой покрыли злополучные цистерны. Точнее, просто не дали просохнуть. Давай-давай, не задерживайся в доке...Вот и получили. Народ выстоял, но слово компот  надолго обрело иронически-этинолевый привкус.

Отсутствие практики было главным бичом врачей корабельной службы. Два вывиха в год и три ссадины, сдобренных пусть даже сильным расстройством желудка, не создают клинического фона, достаточного для поддержания квалификации.  Отчасти выручали поездки на специализацию. Доктора возвращались оттуда воодушевленными, полными впечатлений, сил и надежд на блестящее будущее.  Поэтому доктора, в общей массе, старались на кораблях не задерживаться. Стремясь к самосовершенствованию, врачи охотно меняли статус плавсостава на береговые  должности в госпиталях, НИИ и, конечно же, главной кузнице врачебных кадров - Военно-медицинской академии, пополняя когорту исследователей, администраторов и практикующих специалистов. Наш Юра, несмотря на то, что слыл немногословным, прожужжал все уши своими рассказами про чудесный город Коряжму. Вполне допускаю, что этот небольшой городок в Архангельской губернии на фоне тогдашней Видяевки здорово выигрывал. Единственное, что продолжало волновать нашего доктора, как и многих его коллег: «Какого же лешего корабельным врачам на дают морских званий?»

- Не волнуйся, Док, штурмана тоже первые двести лет носили пехотные звания. Ничего, выжили и добились-таки справедливости. Еще при проклятом царизме. А сейчас все дороги открыты. Так что, продолжайте работать... над собой.

- Издеваешься, гад. Кстати, при царизме был плавательский ценз и для морских званий. Не отплавал положенного, щеголяй по-береговому в пехотном чине. Почему сейчас так не сделать?

- А потому, что большинство штабных, особенно московских, сменят желтый просвет (на погонах) на красный. Какой же начальник это допустит?

- Вот именно, сегодня ты друг, а завтра фюить, и в начальники вышел, - забрюзжал докторюга, -  и все наши  проблемы по боку...

- Не горюй, Юра, пока что никто никуда не вышел.

Доверительная беседа в популярном «офицерском клубе», моей рубке была прервана зычным голосом старпома: «Штурман, на выход!»

- Ты думаешь календарь заполнять? - нарочито сурово спросил «Железный Густав», - сам придумал, изволь не отставать.

Висевший в ЦП лист ватмана был поделен на клеточки, каждая из которых обозначала прошедший день плавания. Праздничными цветами выделялись дни помывок, пересечений  географических границ типа Полярного круга и воображаемой линии Тронхейм - Брустер (мыс в Гренландии), означавший прибавление денежного довольствия. Особо отмечались встречи с вероятным противником. Контакты с «вражескими» лодками, визуальные наблюдения берегов, прослушивание «квакеров» - шумилок противолодочной системы «СОСУС» и пр. Каждый раз приходилось давать волю фантазии, стараясь не повторяться даже в изображении голых тел при помывках. Помывки, или «бани», существенно отличались друг от друга в зависимости от того, в какой части боевой службы они проходили. Сначала, из соображений  экономиии воды, мы наслаждались душем раз в полмесяца, ну, а на завершающем этапе плавания - еженедельно, а то и чаще. Организация совершенствовалась раз от раза, и если на первых порах преобладал красный цвет, напоминая об ошпаренных телах и пусках солярки на магистраль, то впоследствии, чуткое докторское руководства превращало банный день во всенародный праздник. Если это совпадало с памятными датами, а подгадать нетрудно, было бы желание, устраивались конкурсы и концерты. Тогда над графической композицией приходилось попотеть. Самое главное, по приходу в базу было не допустить  хищения календаря. Уж больно многие зарились на это произведение «наскальной живописи». Сейчас три последние клетки были вызывающе пусты.

- Я уже знаю, что сегодня нарисую, Леонид Юрьевич (русский вариант литовского имени старпома - Ляонас Юргио).

- А вот это видел? - и старпом показал кулак «с голову пионера».

- Неужели вы считаете, что историю можно ретушировать? - Я и мысли не допускал о том, что ночной случай «единения»  корабельного командования  может кануть в лету.

- История, мой юный друг, всегда служила действующей власти.

- Хорошо, тогда сохраним в летописях, - примирительно заключил я, принявшись изображать какой-то нейтральный сюжет, - а для реальной истории придется сделать копию календаря.

- Валяй, - бесстрастным  тоном  заключил  старпом. Его мощный лысый череп развернулся в корму, где чуткий на безобразия глаз обнаружил у входа в рубку радиометристов «бесхозный» ключ.

- Чьё? - раскатисто прогремело на просторах ЦП.

- Судя по форме - Криворучко (командир отделения радиометристов), - подсказал опытный командир отсека мичман Баранов.

- Где этот долбаный Криворучко, я сейчас ему ручки-то выпрямлю, - продолжал свирепеть СПК.

Непосвященному человеку, окажись он в тот момент на борту, происходящее могло бы показаться  воплощением тупого самодурства. Ан нет. Все,  включая  упомянутого старшину Криворучко, прекрасно знали, что за свирепой внешностью старпома скрывается честный и справедливый  служака, которому давно пора в командиры. А без надлежащего порядка мы в один прекрасный день обязательно пойдем ко дну. И основой этого порядка был, несомненно, старший помощник, которому должностью определено «лаять и кусаться». Через несколько месяцев капитан 3 ранга Л.Ю. Казлаускас станет командиром подводной лодки «С-4», а пока он продолжал биться за порядок, приблизиться к которому можно, но достичь никогда!

В этот момент в ЦП  нарисовался  доктор с обиженным  видом  и с ходу атаковал старпома.

- Товарищ капитан 3 ранга,  в 6-м отсеке отказываются  участвовать в научном эксперименте. Вы же приказывали всему экипажу...  без разговоров и исключений...

- Кто там против науки?! Шестой!

- Есть шестой!...

 

Речь шла об опытах, которые доктор проводил на живых людях в интересах одной из клиник «альма-матер» всех военврачей - ленинградской ВМА имени С.М. Кирова. Ему было обещано (в случае успешного завершения опытов) приличное «место под солнцем». Ну и доктор в свободное от морских страданий время скрупулезно собирал материал. Суть опыта сводилась к тому, что он давил подопытному на глазное яблоко и замерял частоту пульса до того и после. У одних пульс учащался,  у других - наоборот. Не знаю, принес ли этот эксперимент пользу отечественной медицине, но нервы доктор Юра потрепал всем изрядно. Неприкосновенными остались лишь глаза начальников. На «яблоки» командира со старпомом докторская рука не поднялась, а замполит со стармехом сказались слишком старыми для опытов. Вот и говори после этого о чистоте эксперимента.

На следующий день начальник службы «М» объявил бойкот штурману и начальнику РТС - старшему лейтенанту Юре Коклину, которого ещё вчера по-дружески называл Нач. Юра пришел на «С-11» вместе со мной, но в отличие от прочей лейтенантской братии, был женат и положителен во всем. Меня он частенько пускал помыться в свою благоустроенную квартиру, которую делил с семьей штурмана Вадима Савельева (С-295). Я перестал пользоваться его гостеприимством после дурацкого случая с беременной женой Савельева, которая, забыв ключ, названивала в дверь, пока я, стоя под душем, соображал, что же предпринять. Отлучившийся Юра строго-настрого запретил мне кому-либо открывать. Зная, что беременной женщине нельзя волноваться, а я был уверен, что это именно она, я судорожно натянул на голое тело китель, а вокруг бедер обернул полотенце. Таким и вышел на лестничную площадку, вызвав обморок мадам Савельевой. Начу больше не удалось заманить меня в гости, невзирая на попытки убедить в том, что беременная оправилась от потрясения, вызванного встречей с «индийским лейтенантом», и более того, благополучно разрешилась чудесным младенцем. А жаль, потому что общение с его милым семейством: маленькой дочуркой и супругой Таней (как сейчас помню, выпускницей Института Стали и Сплавов, что не допускало даже мысли об устройстве на работу в условиях Видяево!) наглядно показывало, что и семейная жизнь может быть в радость. Юра Коклин прекрасно сочетал солидность и невозмутимость с врожденным чувством юмора, которое этими качествами только оттенялось.

Разумеется, флотские шутки не всегда блистали утонченностью, но без них было совершенно невозможно существовать в условиях «прочного корпуса». Возможно, с точки зрения доктора,  жизнь была бы гораздо комфортней без них, но это уже позиция объекта подначек.

Вернемся к истории, приведшей к длительной размолвке закадычных друзей.  В тот день в дизельном отсеке крутили «Остров сокровищ» с Борисом Андреевым в роли одноногого Джона Сильвера. Как только с экрана прозвучала его фраза «Здравствуйте, доктор, с добрым утром, сэр!», мы с Начем, не сговариваясь, переглянулись, предвкушая  то, чему было суждено произойти ближайшей ночью.

В 20.00 на вахту заступила 3-я боевая смена во главе с Начем. До всплытия на сеанс связи оставалось добрых шесть часов. Вечерний чай прошел стремительно и незаметно, чему несказанно обрадовался доктор Юра, привыкший к тому, что «козлятники» воруют драгоценные мгновения его сна, нагло располагаясь на его койке. Когда до смены оставалось минут сорок, был запущен механизм «товарищеского розыгрыша».

Магнитофон из рубки акустиков занял место перед «каштаном» и волевая рука вахтенного офицера несколько раз нажала тумблер вызова второго отсека. О том, что случилось там, можно было догадаться. Поднятый пронзительным до омерзения звуком вызова,  доктор выпрямился на своем лежбище, треснувшись о «любимый» клапан, и прохрипел в микрофон: «Есть второй!»

В ответ прозвучало непередаваемое описанием хриплое андреевское «Здравствуйте, доктор, с добрым утром, сэр», после чего магнитофон был мгновенно возвращен акустикам.

Когда секунд через тридцать в проеме переборочной двери появилась докторская физиономия, искаженная  злобной гримасой, в Центральном ничто не напоминало о заговоре. Я сидел в своей рубке, непринужденно заполняя  навигационный журнал, Юра Коклин распекал  трюмного Цушко за нерадивость, а стармех  с нарочитой серьезностью разглядывал свежезаполненную ячейку календаря.

- Не спится, Док? - приветливо воскликнул Нач.

Доктор обвел присутствовавших тяжелым запоминающим взглядом и, грубо обозвав, удалился досыпать. Запоминал лица он не зря, всех  ждал суровый  докторский  бойкот.

Обет молчания в отношении штурмана и начальника РТС был нарушен за неделю до прихода в базу, причем не самым галантным образом. В офицерской кают-компании мирно протекала рядовая трапеза. Однако рядовой она была лишь до той поры, пока замполит не затронул болезнейшего вопроса - «Кто из младших офицеров будет его сопровождать в период отдыха команды на Щук-озере?» (североморский дом отдыха). Дело это было не из приятных. В то время как остальные офицеры, обозначив присутствие в доме отдыха в подмосковных Горках, тихой сапой расползутся по личным  планам, «сподвижник» замполита будет целых двадцать суток бороться с надоевшим личным составом. Уместным будет заметить, что два предыдущих раза этим «счастливчиком» был именно доктор Юра. Сейчас, насторожившись от упоминания больной темы, он затравленно косился по сторонам. Паузу нарушил Нач:

- Может быть жребий?

- Зачем, если есть отработанные специалисты, знающие что и как, - начал я...

- Вот вам хрен в обе руки, - вдруг взвился Док, почему-то уставившись на командира. - Если вы меня еще раз пошлете на Щуку с этими придурками, я вам так нагажу -  закачаетесь!

И для пущей убедительности он швырнул на стол вилку, угрожающе поигрывая  ножом...

Командир, опешивший на какое-то мгновение, быстро опомнился и вставил бедному докторюге «фитиль» «по самые уши». Розыгрыш розыгрышем, а флотский офицер, пусть даже не совсем кадровый, должен обладать элементарным чувством  меры.

В тот же день мы с Начем решили, что доктор нуждается в психологической помощи, и поспешили ее оказать. Друзья, как никак.  Мы каялись, увещевали, взывали к старой дружбе, но растопить лед удалось лишь, когда я выразил свою готовность отправиться с моряками на Щук-озеро за него без всякого жребия.

- Правда, Сережа? - глаза доктора повлажнели, - но почему за меня?

Он снова набычился.

- Все, никаких подначек, просто еду, за себя!

На том и порешили. Ну и хлебнул же я лиха на «Щуке»  доложу я вам. Но добрые отношения  в экипаже подлодки и не такого стоят.

Март 2004 г.

С.-Петербург

P.S. В 2001 году в Канаде, на съемках голливудского блокбастера «К-19», помимо прочего меня удивило, что  корабельные врачи изображены пожилыми и, простите за каламбур, поголовно лысыми. Режиссер объяснила это американским стереотипом: «Лысый, значит умный, а возраст говорит о мудрости». По фильму, прямо скажем, мудрость осталась за кадром, но в память о всех  докторах,  с которыми довелось плавать, герой фильма получил фамилию доблестного начальника медицинской службы подводной лодки «С-11» Юрия Саврана. Не верите - посмотрите!

Прочитано 6542 раз
Другие материалы в этой категории: « Дид Загорелые автономщики »
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь