штурмана ПЛ С-188, посвящается
В море выходили практически ежедневно. «Бегали» в ближние от Лиепаи полигоны. Отрабатывали курсовую задачу Л-2. Рано утром играли приготовление и выходили на два―три дня.
После среднего ремонта экипаж продолжал «обживать корпус» в море, создавая привычный подводнику-дизелисту корабельный «комфорт» и оморячиваясь, отрабатывая элементы задачи.
Людей такой распорядок, разумеется, выматывал и, когда лодка вдруг заскакивала в базу, все старались хотя бы на час―два попасть в домашнее тепло. Молодые были, впечатлительные. Некоторые из нас только-только училище закончили. Понять это, я думаю, можно.
Холостяки же спешили в «Черный тюльпан», как называли гостиницу, где они жили. Сообща топили дровами видавший виды чадивший титан, мылись и стирали. Иногда совершенно незатейливо расслаблялись. В эти минуты с удовольствием шла рюмка «шила» на лимонных корочках или на кофе. Очень популярное подводницкое «пойло» того времени.
А утром снова приготовление, снова море, снова — очередной шаг к линейности.
Новый год был уже не за горами. Штатного минера, Диму Гнатюка, отправили в очередной отпуск. Согласно распространенной тогда на флоте поговорке: «вот созрели помидоры – в отпуск двинулись минеры» — не выгорело. И помидоры — давно съедены.
Как говорится — дотянули!
Ну, а так как «корабль без минера, что деревня без дурака», то на этот период на лодку прикомандировали меня, совсем еще зеленого лейтенанта. Заодно и озадачили зачетами на допуск.
Командир, капитан 2 ранга Раздобурдин, был из заслуженных, опытных, пользующихся непререкаемым авторитетом в бригаде и дивизии, офицеров. При первой встрече, оценив меня взглядом, он тихо сказал:
— Надеюсь, лейтенант, зачетные листы у вас есть все. Заведите еще, пожалуйста, и тетрадь по устройству подводной лодки. Зачеты на самостоятельное несение ходовой вахты буду принимать лично.
Больше всего понравился мне офицерский коллектив – дружный, толковый и юморной. Из четырех лейтенантов трое были выпускниками этого года, только из разных училищ.
Особой живостью ума и смекалкой среди офицеров экипажа, выделялся штурман, капитан-лейтенант Володя Павлов. Маленький, толстенький, почти всегда улыбающийся. Умевший красиво пошутить и безобидно разыграть любого, от матроса до офицера включительно.
Окончив училище с «красным дипломом» и являясь лучшим штурманом соединения, он совершенно не рвался к карьере по командной линии. Всегда носил короткие брюки и, зачастую, разного цвета носки. К примеру, черный и синий, а то и коричневый с серым. На смех сослуживцев он, казалось, не реагировал, и вскоре к его чудачествам привыкли даже в штабе.
Зато люди его любили, уважали, и боевая часть у него была лучшей на дивизии.
В то памятное утро приготовление ничем не отличалось от предыдущих. Единственно, по непонятным причинам, опаздывал боцман, мичман Байбаков. Старпом этому факту удивился и выразил штурману свое неудовольствие, приказав разобраться и навести должный порядок.
Минут за 15 до окончания приготовления, наконец, объявился боцман. Совершенно трезвый, однако с приличным «фонарем» под глазом. Встретив боцмана на мостике, Павлов с наигранным восхищением заметил:
— Сколько же, боцман, на свете вещей, которые нам, уже прямо с утра, могут и делают «хорошо»?!
Подняв голову, тот виновато посмотрел на своего начальника, продемонстрировав тем самым всем присутствующим на мостике свой фиолетово-синий «трофей», и тихо спросил:
— Что вы на меня так смотрите?
— Да вот боцман, очень хочется убедиться, что ты – не вымысел! Я от тебя, старичок, просто… худею!!! – смог спокойно вымолвить штурман. – Старпом, понимаешь ли, кипит, как чайник, того и гляди, с носика закапает, а тебя, как Германа, все нет и нет. Прямо, заждались вконец! Теперь-то уж точно он шкурку нам залупит! У меня-то она дубовая, а вот тебе больно будет! Он как раз сейчас в ударе, «скипидарит» всех подряд! И кто же тебя, старче, так «отоварил»?
— Да, моя «курица», то есть жена. Привыкла, видите ли, что каждый день я дома, пока в заводе-то стояли. Теперь, видите ли, ей наш рабочий график не нравится.
— Ну, а ты что?
— Да вот… пытался объяснить… не получилось…
— Не... получилось...!!! — передразнил его штурман. – Обрыдаться от твоей песни можно! Что же ты за мямля-то у меня такой?! Родился бы уж лучше бабой, ходил бы сейчас беременным и уж точно бы сидел дома! А то, смотри, придем с моря, можешь написать рапорт командиру, что тебе и жене хочется райской жизни.
— Это, в каком смысле?
— В смысле — хрен на коромысле! Райская жизнь — это, когда нет понедельников, дежурств, морей, начальников и всегда сам себе хозяин.
— Ну, уж нет. У меня выслуга еще маленькая.
— Ладно, философ, ты здесь проверь «мостик», а я доложу старпому о тебе, пока командир от оперативного не прибыл. И старайся поменьше светить своим фонарем, — примирительно сказал Володька и стал спускать по трапу в центральный пост свой животик, очень смахивающий на рюкзачок альпиниста.
Уже проверили корпус на герметичность, и старпом принимал доклады об окончании приготовления.
Увидев штурмана, живо поинтересовался про боцмана.
— Так точно, прибыл, товарищ капитан З ранга. Уже проведена воспитательная беседа. У него просто дома с женой не все в порядке.
— Что-то серьезное?
— Да нет, просто его «курица», так он жену называет, снесла яичницу.
— Почему сразу яичницу-то?
— Да накипело!!! — улыбаясь, пояснил Павлов. – Недовольна тем, что каждый день мужик в море. Он же у нее «кентавр»!
— Почему кентавр-то?
— Так, вроде, как и мужик в доме, и скотина в хозяйстве! Привыкла за время ремонта, что он всегда пред очами, ну и выразила свое бабье неудовольствие. Поставила ему «бланш» на всю глазницу. Ввела его в полный адреналин! Так что сейчас, на мостике, мы корректировали его АЖП.
— Какое АЖП? Это еще что за хреновина, штурман? – нервно поинтересовался старпом.
— Да его «активную жизненную позицию». Он все понял.
— Ладно штурман, ты сам с ним разбирайся, я командиру докладывать ничего не буду. Но в следующий раз сядете на гауптвахту вместе. А там комендант быстро откорректирует вам вашу АЖП, мудозвоны.
Уже в море, за обедом в кают-компании, офицеры рассуждали о магнитных бурях и о том, как они влияют на поведение человека и его самочувствие.
— Док! Вот почему, когда у меня все хорошо, то утром болит голова? – спросил штурман у корабельного врача. – Может, тоже магнитные бури?
— Просто пить надо поменьше. А вообще ― нормальный признак. Если голова болит, то значит — она есть! – съязвил врач.
— Ты, эскулап, все обидеть норовишь, да еще как-то прилюдно. Ты лучше бы рассказал офицерам о чем-нибудь прекрасном.
— Что ты имеешь ввиду? – потягивая компот, с недоверием спросил доктор.
— Слушай, врач, у тебя, к примеру, геморрой есть?
— Нет, а что?
— Ну, вот уже и прекрасно! Ведь можешь, когда захочешь! А то все: много пить вредно, курить вредно, пора бросать, товарищи! Агитатор хренов. Что, мальчиков нашел, воспитатель? Или готовишься поставить «галку» в соцобязательствах? Замполит-то как обрадуется! Сам-то сколько раз курить бросал?
Доктор знал веселую натуру штурмана и вел себя уверенно. Он был из Белоруссии — трудный по убеждениям собеседник. Про таких обычно говорят: «Упертый он, его соплей не перешибешь».
— Уже два раза бросал, ну и что? Все равно брошу окончательно. Раз сказал – железно! Никотин очень вреден и ведет к раку — это доказанная истина.
— Ветер тебе в парус! Правильный ты наш! Раз уж ты, док, начал вещать прописные истины, то запомни еще одну: «Если вдруг ты захотел бросить курить, и у тебя ничего не получилось, а потом — бросить пить, и у тебя снова не получилось, а потом — заниматься излишней любовью с женщинами, и у тебя снова ничего не вышло — не переживай! Знай, что от е...ли по пьянке еще ни один курильщик не умер!
Дружный, беззаботный смех офицеров в кают-компании привлек старпома, который вскоре появился и мгновенно озаботил всех делами.
Двухсуточная отработка элементов задачи подходила к концу. Подводная лодка готовилась к всплытию. Уже на перископной глубине почувствовали, что море «горбатое», лодку сильно качало и бросало.
Толстенький штурман с лихо надетыми наушниками, как голубь над яйцекладкой, «ворковал» над картой, быстро вращая ручку радиопеленгатора, и нанося карандашом радиопеленга.
Хоть на вид он и был спокойный, но чувствовалась какая-то озабоченность. Похоже, что-то не «срасталось» с определением места корабля.
В этом месте моря по осени бывали такие «фокусы», и штурмана между собой называли его «гнилой угол». А других технических средств определения места корабля в море на тот период лодка просто не имела.
Еще «на перископе» командир поинтересовался:
— Штурман, прогноз имеете?
— Вам какой, товарищ командир? – не снимая наушников, спросил Павлов.
— А что, у вас большой выбор? – с интересом уточнил командир.
— Могу дать оптимистический, могу пессимистический, могу реальный, но он хуже пессимистического в два раза.
— А что рыбаки дают?
— У них, товарищ командир, видно установилась такая мерзкая погода, что прогноз они уже передают просто «матом».
Поняв бесполезность своего вопроса в этом положении корабля, командир приказал боцману всплывать.
Проходя к трапу, командир автоматически запросил «Штурман, место!?» и, заглянув в рабочую карту, в недоумении задержался. На карте, посередине здоровенного, на полморя треугольника из пеленгов, мягким карандашом был талантливо нарисован внушительных размеров хер, с сопутствующими ему причиндалами.
— Что это?! Что это значит, Павлов?! – возмутился командир.
Сняв наушники и, глядя на командира честными глазами, Володя произнес:
– Товарищ командир! Место сомнительно!
Командир сам был из штурманов. Сухо сплюнув, он полез на мостик.
Продув балласт и получив «квитанцию» на переданное радио, лодка выходила из полигона.
— Штýрмана наверх! – поступила в центральный команда командира.
Подвижный, как дрессированный медвежонок в цирке, Павлов привычно вынес на мостик свое толстенькое тело.
— Куда предлагаешь идти, флотоводец?
Молча приложив обе ладони, как ветроотбойники с боков, к глазам, Володька всматривался в горизонт. Его можно было выделить только интуитивно, по быстро несущимися в темноте низким облакам и блеклым просветам. Было уже довольно темно, но он продолжал пристально всматриваться в ночь. Так длилось несколько минут.
Вдруг на какой-то миг нижний край одного из них «позолотил» свет фонарей города, и штурман, уверенно протянув руку, выдал:
— Сюда!
Быстро посмотрев в пеленгатор, уточнил:
— Товарищ командир! Приемный буй по пеленгу 275. Сказав это, он буквально скатился в центральный пост.
Где-то через час подводная лодка действительно прошла приемный буй и легла на входные либавские створы.
С приходом в базу на построении экипажу было объявлено, что завтра корабль вместе со штабом бригады идет в море на сдачу задачи Л-2.
Выступая перед экипажем, командир похвалил людей за напряженный труд в море. Указал офицерам на выявленные замечания и приказал:
— Горячку, товарищи, пороть не надо, но указанные замечания к утру устранить. У кого замечаний нет – «добро» на сход, до приготовления.
И ушел к себе в казарму.
Далее всем уже заправлял старпом.
Боцман вопросительно сияя «бланшем», подошел к Павлову.
— Прошу «добро» домой! – переминаясь с ноги на ногу, серьезно спросил он штурмана.
— А ты себя в зеркале-то хоть видел?
— Нет, – тяжело вздохнув, хмуро ответил тот.
— Ну, если ты себя не видишь даже в зеркале, то значит ты — НЕОТРАЗИМ! Ладно, тебе «добро»! Я только тебе сейчас одну книжку дам, и можешь быть свободен. Смотри, завтра не опаздывай. А то старпом сгноит нас на «губе».
— А, что за книжку-то хотите мне дать? – недоуменно спросил боцман.
— «САМОУЧИТЕЛЬ ПО ВЫЖИВАНИЮ СРЕДИ «ПЕРНАТЫХ». Как изучишь — проверю! – весело сказал Володя и расхохотался.
Уже засыпая на казарменной койке и в дреме автоматически анализируя пережитый выход в море, он почему-то вспомнил треп о магнитных бурях, о прогнозе, который их дает.
Если бы бюро прогноза ничего не давало вообще про эти магнитные бури, то, наверное, головы нормальных людей совершенно бы не знали, когда же им болеть…
А бюро прогнозов… ведь тоже… может... ошибается… как неудачник-минер… хоть и один раз..., но... каждый день...
Через пять лет Павлов скоропостижно умер. И стало на земле на одного человека скучнее…
3 мая 2004 года