Когда читаешь воспоминания бывших советских подводников о событиях второй половины двадцатого века, нигде ни слова об их участии в партийной жизни своей организации не находишь. Как — будто ничего этого не было.
К сожалению - это обратная сторона религии. Раньше никто в бога не верил, и вдруг такая религиозность, порой доходящая до смешного. Хорошо, что хоть не пишут, что они, бывшие командиры атомных ракетоносцев, Герои Советского Союза, втихаря верили в бога, и эта вера помогала им безаварийно плавать подо льдами, стрелять ракетами и торпедами. Это можно рассматривать как отсутствие всякий моральных устоев у этих людей. Говоря о религиозной терпимости, власть делает всё наоборот. Когда спускают на воду новый корабль, вместо традиционной бутылки шампанского, разбиваемой женщиной, корабль освещает православный священник. А где представители других конфессий. Такое впечатление, что среди наших военнослужащих нет ни мусульман, ни буддистов, ни иудеев.
В детстве я вступил в пионеры и с гордостью носил пионерский галстук. В 14 лет вступил в комсомол, а 30 октября 1960 г., когда учился на четвертом курсе ТОВВМУ, меня приняли в члены КПСС.
Наша ротная партийная организация насчитывала 60 человек ( из 81 ). Это была сильная организация, способная защитить своего товарища и помочь любому в учебе. За всё время я знаю два случая, когда было отказано кандидатам в члены КПСС в приёме в члены КПСС. Первый случай произошел в Калининграде. Наш сокурсник Саша Стасевич опоздал из увольнения, т. к. пьянствовал в деревне у родственников и при возвращении не смог во - время прибыть, т. к. мосты на реке Преголя оказались разведены. Но не это было главной причиной в отказе. Он всё время врал и выкручивался, даже когда ему говорили: «Скажи правду - отделаешься строгим выговором с занесением».
Второй случай произошел с Юрой Кореневским, который впоследствии стал флагманским штурманом Севастопольской ВМБ.
Как организация могла дать отпор произволу начальника училища вице-адмиралу П. П. Плотникову, вы можете найти в моих заметках «Курсант четырех училищ».
Шли годы. За время службы мне пришлось несколько раз быть секретарем партийной организации, и я всегда старался строить работу так, чтобы любой член нашего экипажа или организации, где я служил, видел во мне человека, представляющего справедливость и порядочность.
Я помню, как в 1964 г. на Камчатке наш экипаж готовился к подтверждению задачи № 1. Старпом посчитал необходимым определить рабочий день офицеров до 21 часа. Механик, капитан 3 ранга Воронов Р. Е., был с ним не согласен, т. к. полагал, что офицер должен приходить домой не позднее 18 часов, чтобы заниматься воспитанием детей и помогать жене в её нелегкой домашней работе, а не только переспать. Но приказ есть приказ, поэтому он запретил сход на берег после 21.00 своим командирам дивизионов, а те, в свою очередь, своим командирам групп. Так все механики оставались на корабле несколько недель. Он надеялся, что жены обратятся с жалобой на действия старпома и просьбой об отмене этого приказа . В этот же период в очередном номере журнала «Коммунист вооруженных сил» была опубликована статья с критикой действий, похожих на действия нашего старпома. На следующем собрании коммунисты экипажа приняли решение: «Обязать коммуниста Софронова А. П. (старпома) провести беседу о рабочем дне офицера и как он организован на нашей лодке» (По материалам журнала). После этого сход офицеров был упорядочен и определен в 18.00.
Как коммунист, я считал, что в трудную минуту могу обратиться в партийные органы, которые меня всегда поддержат.
В 1963 г. впервые в ВМФ были сформированы и введены в первую линию вторые экипажи. Дело всё в том, что американцы, имея надежные атомоходы, для более эффективного использования их сформировало два экипажа на каждую плавающую единицу. Эти равноценные экипажи назывались: первый — «голубой» и второй — «золотой».
Руководство ВМФ СССР решило также создать два экипажа на одну лодку. Начали с дизельных лодок 613 проекта и в 1961 г. ввели «резервные экипажи». Это были всего двусменные экипажи, которые предназначались для эксплуатации пл в базе в период отдыха основного экипажа после автономного плавания.
Резервные экипажи сдавали только первые две задачи и в море практически не выходили, а в длительных походах не участвовали. Вторые экипажи атомоходов практически ничем не отличались от первых. Но когда принималось решение о вторых экипажах, забыли уведомить финансовые органы ВМФ. Поэтому не было принято положение о выплате морского денежного довольствия вторым экипажам за время приемки корабля. Морское довольствие выплачивалось только за фактические выхода. Это обнаружилось в декабре 1963 г., когда наш экипаж после сдачи корабля первому экипажу, «наказали деньгами» — приказали высчитать за несколько месяцев выплаченное раннее морское денежное довольствие. Кроме того, командиру лодки капитану 2 ранга В. П. Рябову задержали присвоение очередного воинского звания капитан 1 ранга, посчитав, что командир второго экипажа должен иметь звание ниже, чем командир первого экипажа.
В ответ на эти действия офицеры нашего экипажа отказались получать денежное довольствие за январь. Дело приняло нешуточный оборот. К нам прибыл командующий флотом адмирал Н. Н. Амелько, встретился с нашими офицерами и разъяснил ситуацию, предложив, во избежание скандала, в котором может серьёзно пострадать командир лодки, получить деньги, а потом обратиться с жалобой в вышестоящие органы. Деньги получили, но с жалобой в адрес ГК ВМФ никто не стал обращаться, кроме меня. Письмо имело гриф «совсекретно». Отправил я его через секретную часть нашей дивизии после ознакомления с ним командира дивизии и начпо. Прошел месяц. Я получил ответ, но не от ГК ВМФ, а от начальника . финансового управления ВМФ генерал — майора интендантской службы Жукова. В своем пространном ответе он сообщил, что эти вопросы сразу не решаются и что нужно ждать.
Только впоследствии я узнал, почему финансисты так поступали. Если им удавалось экономить на «тех, кто пашет океан», они получали какой — то процент премии. Тогда я решил обратиться к Первому Секретарю Президиума ЦК КПСС товарищу Никите Сергеевичу Хрущеву. Узнав об этом, заместитель по политчасти экипажа Виктор Михайлович сразу же доложил начпо дивизии, а тот начпо эскадры. Начпо эскадры вызвал меня и сказал, что запрещает писать письмо. Он все учел, простое не отправлю, а заказное на почте будет изъято по его приказу. Он только не учел, что писать письмо буду я. В один из дней, когда я был пом. ОД дивизии, я позвонил по ВЧ первому секретарю Камчатского обкома партии товарищу Орлову, который к тому же был членом Военного Совета Камчатской военной флотилии с просьбой о приеме. Орлов сообщил, что через несколько дней сможет меня принять и что я должен передать своим партийным «вождям», чтобы они мне не чинили препятствий в поездке к нему на прием. Письмо в этот раз имело не только гриф «сов. секретно», но и ещё «Серия К», т. е. его мог вскрыть только адресат.
Через несколько дней я оказался в приемной товарища Орлова, который выслушал меня, подписал письмо и приказал секретарю сегодня же отправить его по адресу. Через 3 недели вышла директива ГК ВМФ № 02 от 1 февраля 1964 г., в которой вторые экипажи во всем были приравнены к первым. Справедливость восторжествовала.
Мне приходилось неоднократно критиковать деятельность отдельных руководителей полит. органов, что было не очень — то легко. Я помню, как в 1984 г. на одном из собраний нашей парторганизации 62 района гидрографической службы в Риге, выступил секретарь парт. комиссии и предложил выбрать какую — то женщину, директора средней школы города Риги, делегатом на районную партконференцию. (Такая практика существовала там, где находились воинские части, насчитывающие большие партийные организации).
Я выступил против этого предложения, т. к. считал, что:
1. Директор школы должна приехать на наше партсобрание, рассказать о себе, о тех вопросах, которые она хотела поднять в своем выступлении.
2. Мы ей должны дать свои наказы — партийное поручение, которая она тоже должна отметить в своем выступлении на конференции.
3. После окончания конференции — приехать к нам на собрание и доложить, как прошла конференция и о выполненнии партийного поручения.
К сожалению, я оказался «белой вороной», т. к. меня никто не поддержал ни члены парторганизации, ни зам. начальника района по политчасти, ни секретарь парткомиссии бригады.
Закончив службу, я пришел работать на завод стиральных машин ПО «РЭЗ». (Рижский машиностроительный завод).
Вскоре меня выбрали секретарем партбюро СКБ. Свою работу я всегда старался строить не по шаблону, поэтому приглашаемые лекторы проводили беседы, которые приходили слушать рабочие с завода и других КБ.
1. Заместитель ректора Рижского Государственного Университета по воспитательной работе, рассказывал о своей службе в КГБ. 17 летним парнем он был заброшен в тыл к немцам в Прибалтику, где и пробыл до конца войны. После войны в течение 5 лет до 1956 г. он боролся с лесными братьями в спец. отряде наподобие партизанского. Это сейчас правительства Латвии, Литвы и Эстонии возвели в ранг национальных героев этих фашистских прихвостней, а во время войны некоторые из них входили в расстрельные отряды и участвовали в карательных акциях на территории Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии, Украины, Польши, Венгрии и Чехословакии.
2. Заместитель директора по научной работе Института органической химии рассказал об основных разработках института, а также о роли кремния в поддержании жизни на Земле.
Во время перестройки Латвия оказалась в центре событий. Уже в 1989 г. на одном из заседаний Полит. Бюро ЦК КПСС было принято решение о выходе из состава СССР Прибалтийских республик. Для того, чтобы позже можно было влиять на политику этих государств, только в Латвию было заброшено около 2000 агентов доверия.
Всё, что заявляли в это время народу и партии руководители Партии и Государства, было ложью. Заложниками их игры были русскоязычные граждане этих стран. «Игра» и сейчас продолжается.
В марте 1990 г. после раскола, прошедшего в ЦК компартии Латвии, когда большинство членов ЦК начали проводить националистическую политику, секретарь нашего райкома партии товарищ Терехов предложил собранные за три месяца парт. взносы не перечислять в финотдел ЦК Компартии Латвии, чтобы лишить националистов финансовой поддержки.
Партийная организация завода стиральных машин насчитывала 100 человек. На одном из заводских партийных собраний я предложил, собранные за последние трип месяца парт. взносы разделить между тяжело больными людьми, состоявшими в партии более 40 лет, и не могли присутствовать на наших собраниях, но регулярно платили членские взносы. Кроме меня, все проголосовали против.
В июне того же года, будучи в командировке в Севастополе, услышал по радио интервью академика, доктора философии К.. Он сказал, что, если на очередной съезд партии будут выбраны делегаты при среднем возрасте более 40 лет, партия обречена на гибель. Так и случилось. Средний возраст члена КПСС на 1.09.1990 г. был 56 лет. На партийном собрании по выборам делегатов на очередной съезд партии, я обратил внимание, на то, что средний возраст членов парторганизации объединения составил около 63 лет. Это был «парализованный труп». О какой руководящей роли можно было говорить. Ещё в начале 1980 г. мой отец рассказывал мне, что одной из причин венгерских событий 1956 г., когда там была попытка государственного переворота, явилось «размывание партии» среди всего народа- к этому моменту в Венгрии каждый десятый человек был членом партии. Мы находимся приблизительно в таком же положении. У нас в партии 19 миллионов человек при населении в стране 240 миллионов. Это очень опасно. Как он был прав!
Осенью 1990 г. на очередном съезде Коммунистической . партии Латвии была принята новая программа партии и устав. Ознакомившись с ними, я подал на имя Первого секретаря райкома партии следующее заявление:
«Я вступал в КПСС, а оказался в компартии Латвии, которая в своей программе указала главную цель - содействовать всяческому развитию только латышского народа. В связи с тем, что я не согласен с новой программой и уставом партии, считаю себя вне её рядов».
Это заявление пролежало в райкоме ещё 6 месяцев, после чего меня исключили из рядов Латвийской коммунистической партии, согласно моему заявлению, после 30 летнего пребывания в рядах КПСС. Я вышел из рядов партии сам ещё тогда, когда КПСС была у власти и не была запрещена
