Часть третья. Некапитальный ремонт

Опубликовано в Капитан 3 ранга Нейман Игорь Алексеевич "Кто видел в море корабли..." Понедельник, 30 мая 2011 16:49
Оцените материал
(3 голосов)
Плавбаза “ Егоров”

Обязуюсь стойко переносить тяготы
и лишения военной службы…
/Дисциплинарный Устав ВС СССР гл 1. ст 3 /


Плавбаза “Егоров” /бортовой номер 248/ сидела на воде с креном и дифферентом, подбоченившись к заводскому причалу, как торговка семечками к прилавку на одесском Привозе. Она уже не помнила года своей постройки, спуска на воду и лихой корабельной молодости, списанная с лицевого счета военно-морского флота лет 12 назад. Старуха никак не могла попасть в утилизацию “на иголки”. Мешали разные обстоятельства: нехватка средств, заводских мощностей. Более важные дела на заводе. Иногда ее попросту забывали. Она уныло догнивала у причала, поклевывая то носом, то кормой, заселенная полчищами портовых крыс и тараканов и была бельмом на глазу у командования бригады ремонтирующихся кораблей, на попечение которого была приписана. Не утонула бы на вверенной акватории!

На нее-то и поселили экипаж атомного подводного ракетоносца, прибывшего на модерниза-цию и докование сроком на 3 месяца. Места для экипажа в комфортабельной, по флотским меркам, казарме, образца 1963 года, не нашлось и экипажу приказали разместиться на плав-базе. Командование бригады с удовольствием спихнуло ответственность за непотопляемость "Егорова" на подводников, решив сразу две проблемы. Комбриг, подавляя в себе ес-тественное стыдливое чувство за ситуацию, сурово наставлял командира, механика и зампо-лита об ответственности за живучесть “Егорова”, особо подчеркнув расхлябанность прихо-дящих экипажей, вырвавшихся из перволинейности в своих базах на ремонтную свободу.

- Оргпериод, батеньки, оргпериод! Никаких сходов на берег, корабль и плавбаза… А то… Знаю я ваших молодцов, сразу по кабакам и девкам – вот тебе и ЧП. Половой инстинкт – при- чина грубых нарушений воинской дисциплины! Дней десять, я думаю, хватит? Привыкните, наведите порядок на “Егорове”, обустройтесь. Почитайте уставы. Форму одежды… э-э-э, ну вы понимаете… И чтобы – никаких… А то я, а то мы…, едрена мать! - неожиданно забуксо-вал комбриг. На том и расстались. Подводников не спросили - может есть какие-то пробле-мы? Привычный этикет – вы пришли, а мы не ждали, ну и решайте свои проблемы сами. Техническое и бытовое состояние “Егорова” смущало даже видавших виды старых военмо-ров. С описанием всех достоинств этого, с позволения сказать, плавсредства мог справиться только великий и могучий русский язык с его изобилием определений, существительных, прилагательных, идиом, междометий и неформальных выражений, знанием которых всегда отличались российские моряки. Никакой иностранный здесь не годился – не хватило бы лингвистических возможностей. Русским словарем и генетической памятью на точные вы-ражения в сложных обстоятельствах моряки воспользовались немедленно, как только озна-комились с “Егоровым”. Меру своей остойчивости и непотопляемости старик осознавал с трудом. Полузатопленные трюмы, крен и дифферент указывали на фильтрацию воды внутрь корпуса и не располагали к оптимизму даже тех, кто не знал, что такое остойчивость. Слегка обнадеживал навал правым бортом на пирс, дополнительные швартовые концы, да единст-венный из пяти возможных водоотливной насос, периодически выплевывавщий ржавую воду трюмов за борт. Запускал его какой-то местный обросший абориген, судя по фрагментам одежды, матрос из состава немногочисленной команды “Егорова”, скрывавшейся где-то в носовых кубриках. Непросыхающий его командир, старший лейтенант Лыков, сосланный на “Егорова” на вечное поселение лет пять назад за проступки, “дискредитирующие звание со-ветского офицера”, появлялся утром и, после пересчитывания по головам своего войска и выслушивания докладов, исчезал до следующего дня. Нижние палубы и коридоры на пути к единственному действующему нужному месту, именуемому на флотах гальюном, освещался редкими светильниками и потому всегда были в таинственном и жутковатом полумраке. Зловещая тишина нарушалась лишь шорохами многочисленных животных, населявших “Егорова”. Эта палуба считалась необитаемой и туда ходили по нужде, зачастую коллектив-но, чтобы чувствовать себя увереннее в этом зоопарке. Офицерская палуба являла собою каю-ты на двоих, преимущественно без дверей и с иллюминаторами без задраек, разбазаренных на значки и прочие матросские поделки. Местная фауна в виде крыс и тараканов освоила помещения раньше и чувствовала себя в них по хозяйски. По вентиляционным коробам на подволоке поголовье носилось табунами, как на ипподроме. А минер Кулишин обнаружил у себя под диваном целое семейство. Рыжие тараканы, шевеля усами, беззастенчиво сновали в каютах по облупленным переборкам и столам. Проемы дверей, завешенные старыми пыльными одеялами времен русско-японской войны, грязь и вся эта неустроенность контрастировали с крахмальной, ослепительной белизны, рубашкой штурмана Петрова, его отутюженными брюками, полированными ногтями и сверкающими ботинками. Нестерпимо хотелось соответствовать моменту, месту и обстоятельствам – надеть ватник, кирзовые сапоги и неделю не бриться…


Оргпериод начался, естественно, с накачки у командира. Выплеснув на подчиненных офице-ров весь нерастраченный заряд неудовольствия от унижения расквартированием и настращав всевозможными карами, Леонид Васильевич закончил предупреждением о венерическом неблагополучии гарнизона и убыл в городок к друзьям. Эстафета перешла к старпому Пергаменту. И… началось размещение… Как обычно, с большой приборкой, раздачей постельных принадлежностей, наклеиванием бирок, многочисленными смотрами, замечаниями, устранением замечаний, совещаниями и докладами. Было грустно от мерзости бытия, холодного ужина с заскорузлой, недоваренной кашей, с трудом приготовленной на единственной исправной конфорке электроплиты и предстоящей ночевки в разоренных каютах. И было бы совсем невмоготу…, да - некогда в этой кипучей деятельности по обустройству и напоминаний вездесущего замполита относительно “стойко переносить тяготы и лишения военной службы”. Ох уж эти бесконечные тяготы и лишения. Мы с ними родились, с ними и умрем, или погибнем. И если когда-нибудь они, тяготы и лишения, будут кончаться или станут менее тягостными, всегда найдется кто-то, ответственный за них, кто обязательно придумает что-нибудь новенькое… В действующих армии и флоте /не на военных кафедрах, штабах и НИИ, естественно/ служивому люду иногда кажется, что вся эта военная служба придумана в основном для преодоления тягот и лишений и только попутно для учения военному делу и победы над вероятным противником. Наконец, поздно вечером закончилась эта суета, раздача постелей, бирки, крики, мат, завешивание дверей в каютах, превентивный разгон тараканов и крыс и наступил отбой. На подводной лодке проверили вахту, счастливо ночующую в относительном комфорте подводного корабля и разошлись по каютам.


Капитан 3 ранга Андрей Шарый разместился в каюте с корабельным интеллигентом, штурманом Петровым. Штурманец предложил не выключать свет, чтобы отпугнуть живность и, завернувшись в одеяло с головой, мгновенно уснул. Андрей пошелестел бумажками записной книжки, сделал большой глоток из фляги, разбавленного до 70 процентов корабельного спирта, загрыз сухарем и, не раздеваясь, придремал, приготовив на табурете башмак для самообороны. Никто не будил, но глаза открылись сами собой. Надо сказать, зрелище было омерзительно. На плече у завернутого в одеяло с головой Петрова сидела, cвесив хвост, огромная рыжая крыса и умывалась, поблескивая бусинками глаз. Акселератка вовсе без смущения покосилась на Шарого, ловко увернулась от башмака и лениво скользнула под диван. Башмак влупил штурману в бок, но он не проснулся и, не разворачиваясь из одеяла, перевернулся на другой. Фауна веселилась всю ночь, но Петров, утомленный переходом, узкоcтями и расселением, молодецки спал. Андрею не спалось. Он хлебнул из фляги и, поеживаясь, вышел на палубу, проклиная начальство, плавбазу, ремонт, крыс и вообще всю свою неустроенную флотскую жизнь с вечным дорожным чемоданчиком, покиданием дома под утро и прерывистым походным сном сидя.

Светлая полярная ночь легко катилась к утру и, цепляясь за сопку, показался первый робкий лучик солнца, открывая новый день служения отечеству. Окрестности замерли в тишине, только картаво кричали чайки, как будто пытались выговорить букву “эр”, легкий туман поднимался над гладью залива, хрустальный утренний воздух близкой осени был прохладен и свеж. Корабли дремали у причалов и в доках, отдыхая от стремительного и шумного заводского дня. На душе Шарого временно потеплело. В 6 утра он освежился из умывальника, с трудом выскоблил щетину, намылив помазок в ржавой холодной воде, и пробежался вдоль причалов.
После завтрака, подъема флага и проворачивания механизмов на корабле, знакомились с планом ремонта, заводским распорядком и руководством завода. Более глубокое знакомство, легко перешедшее к неизменному шестому вопросу с употреблением крепких напитков, произошло во второй половине дня… Знакомились с самым нужным в ремонте человеком – строителем корабля Петром Ивановичем Лехиным. Строителями в судостроении и ремонте официально называют заводских специалистов – организаторов и координаторов всех ремонтных и монтажных работ на кораблях, которые в заводе числятся как “заказы”. Теперь корабль– заказ № 532. Строитель Лехин, старожил завода, опытный, битый, хитрован лет 50-ти, маленький, шустрый, с большими залысинами на крупной голове, клялся в вечной дружбе и… “у нас все будет в лучшем виде…”. Но механики тоже были не сразу из-под венца и приговаривали, подливая уже изрядно захмелевшему Пете, - а это мы еще будем посмотреть… Но в общем официальная, а еще больше неофициальная часть знакомства удались. Строителя Лехина под локоток проводили до проходной, провернули через вертушку, ласково помахали на прощанье рукой, пожелав без приключений добраться до дома и не получить от строптивой половины сковородой по умной голове.  На плавбазу идти не хотелось, Андрей поднялся от проходной наверх, в городок, и уперся в здание недавно отстроенной заводской гостиницы. Время было еще не позднее и, рассчитывая на буфет с кофе, Шарый дернул за ручку двери. Она не подалась, потому что была закрыта.




Гостиница

Пж-жалуйте, вашбродь, - швейцар с бравой матросской выправкой, в ливрее с
вензелями отеля с рестораном на Эспланаде, распахнул дверь в теплое нутро
вестибюля перед штабс- капитаном Виктором Шарым.
Гельсингфорс, январь 1917 г.



- Куда прешь, чо ломишься, не видишь – заперто! Ну, народ! – приоткрыла дверь тол-стая баба неопределенного возраста в зеленой засаленой кофте и с повязкой через щеку. Наверное, нестерпимо болел зуб. - Ну чо надо?

-Мне бы кофе, - неуверенно пробормотал Андрей Шарый, отступая.

-Какое еще кофе? У нас нету буфета, ходют тут всякие, - из-за ее спины мелькнула вдруг
фигурка постройнее и в кудряшках.

-Что вы хотите, товариш командир, - выглянула, отстраняя тетку, миловидная блондинка,
вероятно дежурный администратор.

-Да я… Я в командировке у вас, слегка проголодался, вот и рассчитывал на кофе в вашем
шикарном отеле, - признался Шарый.

“Шикарный отель” расположил блондинку и она распахнула дверь.

-Входите, но буфета у нас, правда, нет. Пока нет. Мы только недавно открылись, - девуш-
ке очень нравилась ее работа и должность, которую она недавно получила в этом безработ-ном для женщин военном городке. Шарый был при полном параде, выбрит, слегка надушен и в самом деле походил более на столичного командированного из какого-нибудь НИИ, чем на корабельного офицера, проживающего на плавбазе «Егоров» с крысами. Боясь сразу потерять расположение дежурной красотки, Андрей не торопился признаться в принадлежности к экипажу.

– Проходите, садитесь, - указывая на кресло у журнального столика перед стойкой, ворковала скучающая дежурная, - могу напоить вас чаем. А еще у меня есть пирожок с капустой, мы с тетей Дусей уже поужинали. - Шарый не отказался от угощения, оттягивая время возвращения на плавбазу с зоопарком. Гостиница и в самом деле выглядела для этого заполярного городка образцом цивилизации и дизайна. Лепные барельефы и панно на стенах изображали в цвете море, волны и борьбу со стихией, подчеркивая морскую ориентацию гостиницы. Ковровые дорожки в вестибюле и на лестницах, мягкие кресла и бра на стенах, издававшие приятный неброский свет, олицетворяли уют и даже некоторый достаток всего заведения. Все это скромное великолепие завершала униформа дежурного администратора, подчеркивающая ее неплохую фигурку и, одновременно, солидность заведения.

- Тетя Дуся не в счет, - подумал Андрей, - ее присутсвие необходимо хотя бы для того, чтобы не забыть время и место действия…Мягкое кресло, чай, пирожок с капустой, уют и скороговорка миловидной администраторши вконец расслабили Шарого. Уходить не хотелось.

-Так вы будете оформляться? - спросила дежурная. - Надолго к нам?

-Месяца на три, - ответил Андрей, забыв, что командированные из цивилизации в этих
захолустьях так долго не живут.

-На три-и? - удивилась Вера, так звали администратора. - Давайте ваши документы.
Узнав, что кроме удостоверения личности, никаких командировочных документов Шарый не имеет, а, следовательно, является просто членом экипажа прибывшего в завод корабля, Веруня потускнела.

- Вы знаете, Андрей Викторович, нам строго-настрого запрещено поселять в гостиницу ко-рабельных офицеров. Гостиница-то для контрагентов и всяких других командированных, - неуверенно лепетала она. Было видно, что ей страшно неловко за ситуацию и она не знает, как поступить.

- Кто- то должен приехать? Или в гостинице нет мест? - спросил Андрей.

- Да нет, гостиница абсолютно пустая …

- Тогда в чем же дело? Почему такая дискриминация? Ну вы подумайте, я же…, - он хотел сказать что-то о правах, и о том, что он тоже, вообще-то, гражданин, но осекся. Аргументация была слабоватой, попросту никакой… Тогда он красочно описал плавбазу и ночевку на ней, чем, похоже, впечатлил Веру.

- Знаете, вы поселите меня всего на одну ночь, до утра. Сегодня как раз футбольный чем-пионат. У вас телевизор, надеюсь, есть?

- Есть. В холле,… и в некоторых номерах, - задумчиво сказала Вера, ее терзали сомнения.

В ней боролись служебный долг и желание угодить симпатичному офицеру.

- Ну, Андрей Викторович, если выгонят с работы, будете меня куда-то устраивать. В кои веки в этом захолустье удалось найти работу…, - наконец решилась дежурная и выдала Шарому листок прибытия. Поселили Андрея в двухкомнатном люксе с телевизором, чтобы смотреть чемпионат. И только до утра. Тетя Дуся с больным зубом и с шваброй в руке проводила постояльца в его номер, не переставая что-то бормотать от неудовольствия и зубной боли.

- Ну-ну, - многозначительно и неодобрительно хмыкнула она на прощанье, закрывая дверь и громыхая шваброй. Интересно, что она имела в виду? Какой там чемпионат! Шарый вымылся в душе горячей /!/ водой, с наслаждением вытянулся на прохладных белоснежных простынях шикарной постели люксовского номера и мгновенно уснул.


Ремонт

Ремонт - это когда весь мир разобран на запчасти и уже не верится,
что когда-нибудь удасться все восстановить в прежнем виде.
Причем – все равно, ремонтируется квартира, паровоз или коравбль.
/ А. Реутов.“ Вымпел над клотиком” /


.
Заводчане под руководством шустрого Петра Ивановича Лехина набросились на корабль, едва только труба на каком-то флагмане пропела “Повестку”*(* Повестка – сигнал, подаваемый горном за 15 мин. до подъема флага на кораблях /Примеч. авт../). Они бригадами валили на лодку и к вечеру успели так все разобрать, что бравый боевой ракетоносец превратился в груду металла, переплетенную трубами, кабелями, какими-то приспособлениями, заставленную бочками и заваленную досками. Создавалось такое впечатление, что рабочие  изголодались по работе и набросились на “заказ” № 532, как стая голодных хищников на беззащитное животное.

-  Значит недолго нам здесь обретаться, -  заметил командир Марков, наблюдая эту бурную производственную вакханалию. - Ну,  папуасы! -  одобрительно добавил “фараон”.

Но механик Малых, командир дивизиона живучести Андрей Шарый и старпом Пергамент его оптимизма не разделяли. Первые с точки зрения поддержания живучести боевого корабля, за-метив открытыми уже все три люка, а старпом – ввиду явного братания матросов с рабочими, не сулившего ничего хорошего для воинской дисциплины в экипаже. К вечеру, обалдевшие от такого нахрапистого начала, офицеры собрались на планерку у Лехина. Строитель довольно потирал руки, напрашивался на комплимент и вечернюю чарку. Механик вежливо попенял Петру Ивановичу за нарушения заводчанами корабельной техники безопасности в изложении “ Наставления по борьбе за живучесть подводных лодок”, но чарку налил.    На совещании у старпома Пергамента о взаимодействии экипажа с заводчанами опредлились более конкретно – держать ухо востро. Как бы чего не вышло. Дождавшись своей очереди, замеситель коман-дира по политической части Илин поинтересовался, где ночевал Шарый.

- В гостинице. Оргпериод до 21.00 и я оповестил дежурного по экипажу о своем местона-хождении. Я не хочу ночевать с крысами!

- Старпом, надо разобраться… Почему все ночуют с крысами, а Шарый, видите ли, не жела-ет! Ишь какой барин! - Илин обратился к Пергаменту. Старпом пробормотал что-то невра-зумительное и закрыл совещание. Ему очень не хотелось заниматься разбором замполитовских доносов.  И первый ремонтный день закончился.  В гостинице Андрей договорился с директором заведения о проживании. Хозяйка гостиницы оказалась милой молодой женщиной глазами по имени Наталья Ивановна. Она с интересом разглядывала просителей, этих легендас пышными, завязанными на затылке узлом, волосами и темными, с мохнатыми ресницами,
рных  офицеров-атомщиков, о которых  среди гражданского населения Заполярья ходила бездна неблылиц, и по тону разговора было понятно, что отказа не будет. Но! Только на время трансляции международного футбола и с выселением по первому требованию! Андрей вручил Наталье Ивановне припасенные коробку конфет и бутылку шампанского, которую директриса велела открыть немедленно. Люкс остался за офицерами, за что и выпили по бокалу.

- Но я вас предупреждаю - если будут пьянки, посторонние женщины и прочие безобразия – выселю ! - строго предупредила Наталья Ивановна.

- Как можно, Наталья Ивановна! Какие безобразия, какие пьянки и посторонние женщины, когда в гостинице такие обаятельные и милые сотрудницы, как вы, да Верочка, - отпустил комплимент Андрей, и добавил, - посторонних женщин не будет! - двусмысленности Наталья Ивановна не заметила, или сделала вид, что не заметила. Малых кивнул головой в подтверждение. Ввиду отсутствия друга Крапивина, отдыхавшего от тягот и лишений на гар-низонной гауптвахте, Андрей пригласил с собой механика, Владимира Константиновича Ма-лых.  Жилищный вопрос был решен.



Исключение

Партия наш рулевой!
/ Из призывов, опубликованных в газете “Правда” к 50-летию
Великой октябрьской социалистической революции /


Напористый и бескомпромиссный в политработе, заместитель командира по политической части, “артиллерист” Илин, готовил партийное собрание с персональным делом коммуниста Крапивина. Командир  Марков поморщился:

- Ну куда ты спешишь, комиссар? Он же на гауптвахте!

- Политотдел не ждет. Плановая парткомиссия на носу, рАпорт я написал, надо успеть подго-товить документы, - парировал замполит. - Меня торопят. Неисполнение приказания, это, знаете ли! Объяснительная его есть, партбюро уже было. Надо исключать. Чего ждать? - кипятился Илин, - исключить, об-тыть, да и с корабля долой – списать его к чертовой матери. Все равно толку никакого. Он и сам служить не хочет – волынил в госпиталях полгода. –  Илину почему- то в голову не приходило, что офицер может просто заболеть, как, впрочем, все нормальные люди. - Я и рапорт уже написал в политотдел флотилии.

- Комиссар, в твоем слове “рАпорт” стратегическая ошибка – yдарение не в том месте! Сапо-гами за милю несет! - съязвил“фараон”  всердцах, но, ожидая перевода по службе с повышением, особо протестовать не стал. В конце концов, это парафия политработника, пусть он и принимает решение. Тем более - есть мнение! Да и отказ выполнить приказание…серьезный проступок. Эх, Крапивин, Крапивин…

- А  почему собрание без коммуниста Крапивина? - раздался из зала анонимный вопрос.

Илин  пытался выискать в зале любопытствующих и, не найдя, открыл собрание.

Собрание провели и начальника химической службы Крапивина исключили из Комму-нистической партии Советского союза за грубое нарушение воинской дисциплины, выра-зившееся в… В общем документы были составлены по всем правилам замполитовской науки о проведении в жизнь линии партии. Голосовали, не глядя друг на друга. Было отчетливо стыдно - бросили товарища одного на съедение “артиллеристу”. Оправдывали себя тем, что когда “есть мнение” – уже не отвертеться и зам не мытьем, так катаньем, провернет “руко-водящую роль”. Кое-кто решил, пытаясь оправдаться перед собой и заглушить неприятное чувство тем, что, если химик действительно не хочет служить, то исключение поможет ему списаться на берег. Может он сознательно пошел на такой служебный криминал? Выступили только и.о. старпома Сапрыкин, ну с этим как раз все ясно, и Андрей Шарый, как друг про-винившегося химика.

- Нужно узнать, что у Крапивина со здоровьем, прежде чем принимать решение. Последнее время он какой-то неуравновешенный, может повременим? - пытался смягчить ситуацию Андрей.

- Шарый! – вцепился в него Илин, - вечно вы вмешиваетесь не по делу. Пытаетесь оправдать злостного нарушителя дисциплины? Займитесь лучше организацией соцсоревнования в своем подразделении, она у вас хромает. А вы…

При голосовании Малых и Шарый воздержались под пристальным и неодобрительным взглядом “артиллериста”, глаза которого буравчиками сверлили несогласных и, казалось, говорили: - “Ну, я вам это припомню, дайте только срок и малейшую зацепку!”
Вариантов “припомнить” на флоте, как известно, бесконечное множество, а набор воздейст-вий отточен до совершенства – от задержки в присвоении очередного воинского звания до невыделения квартиры, отказе в направлении в академию или переводе на другую, хотя и плевую, должность на берегу. И документы на бывшего коммуниста Крапивина с секретчиком, отбывавшем в базу по своим секретным делам, отправили на парткомиссию политотдела флотилии на рассмотрение и утверждение..




ЧП местного масштаба

- Они ваших баб…
/ Из выступления командующего гарнизоном перед
собранием офицеров воинских частей г. Полярного /

Полярный, конечно, не Париж и даже не Мурманск, но соблазны свободного вечернего времени и выходных дней, даже при минимальных развлекательных возможностях городка, витали в воздухе. Как флюиды. Не для всех, конечно, а для тех, кто сегодня в ремонте или доке. С этих экипажей снята перволинейность, а при заводском распорядке дня – в 18.00 – “море на замок”, завод работы прекращает. На корабле остается вахта. Экипажи по казармам. До демократии и либерализма в те времена было еще далеко и “сухой закон” в г. Полярном для обитателей и командированных был явлением естественным, понятным и не вызывавшем ни удивления, ни протеста. Впрочем, шагом в третье тысячелетие было открытие на базе рядовых столовок двух вечерних ресторанов с романтическими названиями – “Снежинка” и “Огонек”. Людская молва немедленно переименовала эту романтику в “Сугроб” и “Окурок” и вскоре все забыли их родные имена. Однако, прозаика названий офицерский корпус не смущала, вечером залы заведений были полны свободными от службы отечеству и вино либерально лилось рекой. До 23.00. За порядком в заведениях вечером следил патруль из числа старших офицеров. Опоздавшим и не попавшим в число счастливых посетителей помогали улучшать настроение местные тетки, привозя горячительные напитки из Мурманска и распространяя их на дому по тарифам, зависящим от времени суток и цвета дня на отрывном календаре. Этих милых особ ласково именовали “шинкарками” и адреса их передавались офицерами из поколения в поколение. Абсолютные неудачники сидели по кораблям и казармам и довольствовались корабельным “шилом” и закуской с камбуза. /Читатель не забыл, что такое “шило”?/ Начальник гарнизона, командир бригады дизельных подводных лодок, не любил интеллигентов с атомных лодок и на собрании офицеров своих кораблей объявил их “оккупантами” и искусителями местных жен, велел патрулям нещадно их отлавливать по любому поводу и представлять рапорты о безобразиях. По этим рапортам сей командир с удовольствием “сквозил” в штаб флота на том берегу и командование атомщиков имело от флотского начальства солидные неприятности. В силу всех названных причин, жизнь корабельного офицера, раскрепостившегося в ремонте от постоянной боеготовности, была сложна, таила много соблазнов и сопутствующих им опасностей. Тяжело было отправлять естественные потребности и при этом чувствовать себя не только офицером, но и человеком. А запретный плод, как известно, всегда привлекателен и сладок, особенно после многих дней, проведенных в “готовности, за углом”, и к нему стремились все – от офицера до матроса. От бездельника и нарушителя воинской дисциплины до отличника боевой и политической подготовки с полным набором конспектов первоисточников классиков марксизма-ленинизма. Замполит Илин скрипел зубами. Малых и Шарый, жившие в гостинице, не давали ему покоя и он время от времени подливал в ухо командиру:

- Они там в гостинице уже всех баб пере…, - похоже с оттенком зависти гундосил он Марко-ву, сожалея, что нельзя продлить оргпериод дней на десять, а еще лучше не отменять его вовсе. На еженедельных планерках у комбрига он слышал статистику ЧП в гарнизоне и очень опасался, как бы чего не случилось в своем экипаже. Показатели превыше всего!

Впрочем, командир бригады ремонтирующихся кораблей Журавский все же не ошибался в своих предчувствиях и количество нарушений соседнего экипажа, жившего в стационарной казарме, превысило обычные нормы. Командир расслабился и, как заведено, положился на старпома. Старпом с фамилией, которую всегда называют в числе трех исконно русских, по которому, ввиду его малого роста, на флоте гуляла поговорка – “это что же за загадка- сапоги несут канадку*(* Канадка - кожаная куртка с капюшоном, мехом вовнутрь, экипировка подводников в море   /Примеч. авт )”, как ни странно, делами экипажа в заводе занимался слабо, посвятил себя сочинению бумаг по боевой подготовке и часами задумчиво ходил по заводу с портфелем. Экипажем управлял помощник командира, за дерганность и авантюрный характер получивший кличку – “уголовник - карьерист”. Ему справиться тоже не удалось, экипаж громко прозвучал в гарнизоне и с базы атомщиков для разбора “полетов” был вызван командир дивизии Караваев. Ожидался крупный разнос с грозными последствиями. В начале сентября, в казарме, с распахнутыми во двор окнами, построили виновников, а напротив них, для науки, экипаж Леонида Васильевича Маркова. Командир виноватого экипажа, щуплый невысокий капраз, ввиду вынужденной трезвости напружиненный и злой, встретил двухметрового командира дивизии командой “смирно” и докладом, что вот, мол - де, по вашему приказанию… В мертвой тишине Караваев навис над беззащитным экипажем, как туча над рощицей березок перед грозой. Распаляя себя, комдив прошелся вдоль строя, впиваясь свинцовыми глазами в каждого, будто примерялся укусить, и вдохнув, прогремел:

- Командир! Ты мне что обещал, когда уходил в Полярный? Что у тебя будет все в порядке?! – и, обращаясь к замершему строю, взревел:

- Товарищи подводники! - однако продолжить расправу не успел, потому что со двора через открытые окна отчетливо донеслось:

- Тпрру-у, …-б твою мать! – строй напрягся.

- Товарищи подводники ! - сделал второй заход Караваев.

- Тпрр-у-у,…-б твою мать! – повторилось со двора. Кто-то хихикнул. Строй зашевелился. “Уголовник - карьерист” метнулся к окну.

- Эт-т-то еще что такое? – лицо комдива стало пунцовым, как перезрелая вишня.

- Товарищи  подводники! - настойчиво рявкнул он в третий раз.

-Тпр-р-ру-у, …-б твою мать! - неизменно последовало в ответ.

Караваев безнадежно махнул рукой и, решив, что над ним издеваются, с треском захлопнул за собой дверь.

- Командир, немедленно разберись и доложи! - разбирались оба командира и резвый  помощник, “уголовник - карьерист”.  Все оказалось просто до безобразия, как выразился старпом Пергамент. Во дворе мусорщик грузил пищевые отходы. Лошадка Маруська, запряженная в бочку, задумчиво тянулась к травке, делая шаг вперед. Дядя Ваня всякий раз промахивался ковшом и с досадой ее останавливал :

- Тпр-р-ру! - с нехитрым и беззлобным выражением про мать. Гроза миновала, разбор сдела-ли в собрании офицеров и Караваев, наделив “фитилями”, кого следует, убыл.

Замполит Илин не успокоился и организовал еще одно собрание, уже в собственном экипа-же. Он два часа нудно наставлял офицеров и мичманов на путь истинный, упомянув в каче-стве отрицательного примера Малых и Шарого  и гостиницу, где они жили, как верный путь к нарушению воинской дисциплины и возможному ЧП.  



Опять Крапивин.

- За тех, кто в море, на вахте и на гауптвахте…
/ Третий обязательный военно- морской тост /



Звонили с гауптвахты и просили забрать Крапивина. Странно, срок-то еще не закончился. Но “тюремщики” больше ничего не сказали. Добавили только, что – немедленно.

Поехал за химиком, естественно, Андрей. Начальник гауптвахты, ковыряясь в документах, сказал, не глядя на Шарого:./
- Какой идиот отправил на гауптвахту больного человека? - Шарый хотел сказать – командир      дивизии Караваев, но вовремя спохватился:

- Как больного? Ему же доктор справку выписал, что здоров. Без нее вы  не имели права принять его в вашу контору!

- Здоров… А вы поинтересуйтесь в госпитале, какой он здоровый, – и начальник заведения покрутил пальцем у виска. Поговорив с дежурным, Андрей узнал, что на гауптвахте с Крапи-виным был скандал. Его попросили оформить на “губе” наглядную агитацию. Он даже сам напросился, потому что был умельцем на все руки и не хотел скучать десять суток без дела, хотя условия отсидки на гауптвахте для старших офицеров и не были очень уж суровыми. Мобилизовав сокамерника-подполковника, сидевшего за пьянку, и, получив кисти, краски и ватман, энергично принялся за дело. Они с подполковником уже монтировали дело рук своих на стенах уважаемого заведения, как в помещение влетел краснорожий от бурных и систематических возлияний начальник карцера, старший прапорщик… этот, как его… Ну, впрочем, неважно.

- Как дела, уголовнички? – жизнерадостно  поинтересовался он.

И Крапивин сошел с колеи. Он сорвался с табуретки и, в запале, во всю свою химическую силу, влепил старшему прапорщику в ухо:

- Ты… Урод! Какие мы тебе уголовнички? – кричал арестованный химик, молотя здоровяка прапора кулаками. Но тот уже опомнился и вызвал своих служак. Бравые ребята вчетвером едва сумели завязать разошедшемуся Крапивину руки за спиной, а потом и ноги, поскольку химик действовал и ими. Подполковник в трансе от таких непредсказуемых событий забился в угол. Связанный химик еще долго дергался в конвульсиях и пена выступила у него на губах. Пришлось вызвать доктора. Увидев посиневшие руки, врач приказал немедленно снять веревки, выгнал всех и кое-как успокоил арестанта. Поговорив с ним минут десять - пятнадцать, доктор доложил коменданту, что арестованный больной человек, что он неа-декватен и его нужно немедленно удалить с гауптвахты.

- А то будете иметь…, - местный врач не уточнил - что именно, но догадаться было несложно. Пока химик собирался и ему выписывали документы, Шарый смотался во флотский гос-питаль. В отделении, где пару месяцев назад лежал на излечении Крапивин, Андрею не очень охотно сообщили, что у пациента воспаление оболочки головного мозга, как осложнение после гриппа, и, на этом фоне, прогрессирующее слабоумие, обостряющееся в период стрессовых состояний. Шарый обомлел:

- Как это? И ничего нельзя сделать? А как же вы его отсюда выпустили? И какой диагноз за- писали? Его же законопатили на гауптвахту!

- В заключении написано, что у него осложнение после гриппа с ухудшением зрения. Жена очень просила больше ничего не писать. Но в истории болезни у нас указано все, что есть на самом деле. - Андрей не нашелся, о чем еще можно с ними говорить Но ведь корабельный доктор Ревега и флагманский врач Довганов должны это знать! А как же исключение из партии?

У Крапивина были разбиты костяшки рук и губы. Андрей намочил платок и, сколько мог, вытер на химике кровь. Сашка все еще дрожал, не то от холода, не то от возбуждения. Скорее - от возбуждения.

- Я им всем покажу…, - бормотал он. Куда его везти? На службу? Да он там Илина разорвет на мелкие кусочки. И будет новая беда. Поехали в поселок, где жена Наталья и дочь, семилетняя Инна.

- Если ты знала, то почему не сказала об этом мне? - пытал Наталью Андрей. - Ты понимашь, что ситуация осложнилась? Этот дурак Илин… Документы-то в парткомиссии.

- Сашка просил никому не говорить, на коленях просил – Ната, не сдавай меня в “дурку”,- утирая мокрое от слез лицо, бормотала Наталья. - Он, когда у него просветление, наверное, понимает, что с ним что-то не так.

Шарый помчался в штаб дивизии к флагманскому врачу.

- Володя, - сказал он Довганову, - ты понимаешь, чем это может кончится для тебя? С этой парткомиссией, с исключением из партии больного, практически невменяемого человека? Эти начальнички с удовольствием спихнут все на тебя, чтобы избежать личных неприятностей. Знаешь ли ты, что Наташка собирается ехать в Москву, в ЦК. И она говорит, что не уйдет из приемной, пока не примут или пока не кончатся деньги. А ведь ее примут! Там прикажут разобраться и свалится это все опять на Северный флот. Госпиталь, прикрывая себя, выдаст диагноз, который у них в истории болезни. А “артиллеристы” илины вместе со всеми политотделами и парткомиссиями сделают круглые глаза и дружно скажут – а мы-то и не знали! И самым знающим будешь ты, Владимир Иванович, потому что ты флагманский врач и должен знать состояние здоровья воинов своей дивизии. Ну, еще Ревега, но он был на клинической стажировке, поэтому мог и не знать. И все замкнется на тебе. Представляешь, что это будет? Сумасшедшего, которому нельзя волноваться /!/, содержат на гауптвахте и громко исключают из партии! И если они тебя сошлют на Таймыр, ты будешь всю жизнь благодарить за то, что не сослали еще дальше!

Подполковник Довганов взмок.

- Сашка Крапивин… Я же с ним служил у… Спасибо, старик, что предупредил. Я сейчас…

- Торопись, Володя, парткомиссия через неделю! - и флагманский врач, подполковник Довганов, заторопился.




В ремонте

…все равно, ремонтируется квартира, паровоз, или корабль.
/ А. Реутов/


Работяги раскурочили корабль и ремонтная активность заметно пошла на убыль.

К Шарому пришел начальник одного из цехов, Лежнев, с слезной просьбой подписать про-центовку на якобы выполненные работы.

- Какую процентовку? – возмутился Андрей, - вы даже не все еще разобрали!

- Андрей Викторович, мы тут не успели маленько, но зарплата подходит. Если не будет процентовки, рабочие не получат премии. А это для меня, как начальника цеха, сами понимаете…

- Кто вам мешал? В честь каких ваших заслуг я должен подписывать эту липу? Я вас где по-том буду искать с вашими процентовками и невыполненной работой?

- Андрей, ну подпишите! А работу выполним всю, не беспокойтесь. Может быть даже боль-ше, если вам что-нибудь будет нужно, ну мало ли…, может что в ремонтную ведомость не попало. Ребята очень просят! - на пирсе толпилась бригада.

- Ладно, Лежнев, уговорил.Черт с тобой. Но если подведете…

- Не подведем, Викторыч, слово даю!

- Знаем мы ваши слова. Жареный петух тебя опять клюнет, отопрешься и был таков. А мне как с вашими недоделками жить?
Лежнев уже раскладывал бумаги, показывая, где расписаться.

- Только строителю Лехину ничего не говори, ладно?

- А чего это ты так строителя испугался? У вас же одна шарашкина  контора?

- Да так… - неопределенно выразился Лежнев, отводя глаза, видимо не желая светить их корпоративные отношения. Все же строитель.

- Ладно, не скажу. Но смотри, Лежнев…

- Все будет хакей, Викторыч, - повеселел начальник цеха, потрясая бумагами через иллю-минатор, демонстрируя успех бригаде.

- Ну я и валенок, - не одобрил своей мягкости Шарый, но дело было сделано и процентовки с его подписью на полных парах уже неслись в заводскую бухгалтерию. В сделке Андрей не признался даже механику Малых.



Условие для карьеры и приказ № 0125

Запрещается…
/ Главный смысл приказа /



Шарый доложил командиру ситуацию с Крапивиным, и что отвез его в поселок к жене.

- Нельзя ему сейчас на службу, он возбужден до невменяемости, как бы чего здесь не натво-рил! Наталья говорит, что он путает даты, имена, календарь событий, ну и вообще…

Леонид Васильевич скрипнул зубами:

- Ну и мудак этот… Илин!, - но осекся, поскольку при подчиненном нельзя называть своего заместителя так непечатно, хотя и точно.

“Фараон” вызвал доктора Ревегу, приказал оформить отсутствие химика по причине болезни и отправил его на базу, то-есть в поселок, через флотский госпиталь для выяснения обстановки. Доктор вмиг собрался и убыл, радуясь возможности наряду с делами побывать дома, где были жена Лариса и дочурка Лера. Доктор был стопроцентным семьянином и использовал любую минуту, чтобы побывать в семье, где всегда царили спокойствие, понимание и теплота.

- Ну вот, опять закосил, - выразился “артиллерист” про Крапивина, привычно шморгнув носом.

- Ну и гнус, - подумал про себя Шарый, не ввязываясь в дискуссию с замом ввиду ее полной бесперспективности и вредности для здоровья и боеготовности.

На заводе началась лихорадка. Московское техническое управление  контролировало теперь ремонтные события каждый день. Наверное сгущались международные тучи. Ежедневно в 11.00 главный инженер завода Краснов или главный строитель Шагалин докладывали по оперативному телефону о выполненных работах, пытаясь уложиться в разработанный план-график, который был перед глазами и у москвичей. Иногда чуть - чуть лукавили, чтобы не нарываться на взбучку, потом аврально нагоняли план. Лодка в установленный срок должна стать в док, но при этом необходимо было завершить модернизацию ракетного комплекса и опустить контейнера. А чтобы их опустить, нужно закончить ремонт и промыть системы гидравлики. Строитель Лехин крутился, как юла, организовывая, налаживая и координируя работы. Но что-то у них не клеилось и Петр Иванович, озабоченный графиком, даже пить по вечерам перестал. Механик Малых, комдив Шарый и ракетчик Борис Цыбешко, техника которых пребывала в ремонте у строителя Лехина, сочувствовали бедняге, помогали, чем могли, в организации работ с участием личного состава корабля и в ночь, и в выходные дни и вообще всегда, когда просил Петр Иванович. Но что-то все равно у них не стыковалось и надвигалась московская гроза. Еще бы. Док- то один, а нуждающихся в доковании полфлота!

- Боюсь, что в спешке они будут гнать картину. Как бы не получилось с нашей техникой тяп-ляп. Им бы только сбагрить корабль! - сокрушался “сурок” Малых, мусоля папиросу.

- Все может быть, - подтвердил Андрей, - такая уж у них организация! Вы посмотрите, что происходит - атомоходов наклепали -  кучу. Казалось бы – как хорошо! Догнали и перегнали Америку хотя бы в этом. Все правильно – догнали и перегнали! Только ма-аленький вопросик остался -  где всю эту армаду ремонтировать? Или Главком и все они там наверху думают, что  атомоходы вечные?

- Ты прав, - согласился механик, - вот наша дивизия, из двенадцати кораблей четыре - не то что воевать, плавать не могут! Уж я-то знаю.

- А как плавать, - распалялся Андрей, - если в текущий ремонт не ставят, потому что – некуда, запчастей не дают. Мы бы и сами могли кой – чего… подмандить. А плавремзавод - сплошная мистификация. Ну вот - что делать? Запасные части и инструмент, которые на борту, трогать категорически запрещено. Не моги - за комплект отвечаешь головой. Замкнутый круг. Вот у меня в прошлом походе помпа…, - “черный Алекс” морщился и прятал глаза, слушая  “крамолу”.

- А твое очередное звание зависит от степени боеготовности твоей помпы, - отозвался весельчак, командир ракетной боевой части Борис Цыбешко, - и так все - снизу доверху.   Караваев, чтобы получить адмирала, через своих друзей в Москве добился, чтобы три из этих четырех вывели в резерв Главкома. И что ты думаешь? Вывели! Теперь Брежнев, когда в очередной раз пугнет Рейгана, будет твердо уверен, что у него еще три на ум пошло! Зато Караваю дадут  адмирала. А нашему “фараону” вставили “фитиля” в штабе флота на совещании по аварийности. Он там заявил, что всплеск аварий и происшествий на кораблях оттого, что срок службы матросов сократили, а программы учебных отрядов не пересмотрели и контрактников не набрали. В смысле – профессионалов… Ну, этих - “золотой фонд”. Ему и всыпали за паникерство, – Шарый пытался остановить Цыбешко, ввиду “черного Алекса”, но безуспешно.

- А один мой однокашник, тоже связист, с эсминца, на разборе пожаловался московской комиссии, что на корабль прислали матросов даже без курса молодого бойца и из Молдавии, - добавил Могилевич. - Они по русски-то ни бум-бум! Инспектор, московский полковник-политработник, председатель комиссии, доходчиво объяснил этому минному дикарю, что Владимир Ильич Ленин знал-де шесть языков, а ты, мол, бестолковщина, не можешь освоить один молдавский!

- Какое-то сплошное… говно…, - выругался Цыбешко, - этого полковника, мудака, с мол-даванами и казахами да в море бы на три месяца! Пусть бы он там обосрался пару раз, может и молдавский  выучил заодно! А воевать-то как? Да-а-а… что делается! Ну и пусть они там, наверху, думают, на то у них и погоны с орлами. Идем вечером в “Сугроб”?

- А что за день сегодня?

- Штурману Петрову дали каплея, а моему групману Книжкину /экипажная кличка – Букварь/  - старлея.

- А приказ 0125 ?

- Да пошли они к черту со своими приказами! Такие события да не отметить… Кто-нибудь в Армии вообще в состоянии отменить обмывание звезд? Уже по человечески и выпить не дают. Впрочем, конспирация будет соблюдена. Штурманец каждого в отдельности спросит – не будет ли он случайно сегодня вечером в 19.00 в “Сугробе”. И мы все нечаянно, не сговари-ваясь /!/, а следовательно, не нарушая приказа 0125, случайно окажемся в заведении, кто свободен от службы, естественно.
- Ну, конечно, если только случайно…

Недавно объявили приказ Министра обороны № 0125 от …, запрещающий коллективные сборы офицерского состава по поводу обмывания званий, наград, назначений на вышестоя-щую… , с длинным перечнем всех безобразий, которые при этом происходят – кто-то пода-вился звездой, кто-то устроил дебош со стрельбой, у кого-то семейные неприятности. Запре-тили цеплять наградные колодки больше трех одновременно – кто-то укололся булавкой.

- И что? Мы из-за всех этих придурков не обмоем штурмана? – резонно заметил Цыбешко. И все были с ним согласны. Виновники торжества поочередно обошли сослуживцев и таинственным шепотом поинтересовались – не будет ли каждый из них отдельно и случайно сегодня в “Сугробе”? Оказалось, что случайно будут все. Ну, кроме командира, зама, старпома и тех, кто на вахте, естественно. Все по очереди стали гладить брюки единственным ржавым утюгом, прихваченным с собой из дома хозяйственным Тимофеем Лисицыным.




О пользе стоматологии

Зубы нужно оставлять на берегу.
/ Корабельный врач Н. Ревега /


А  Владимир Константинович Малых отправился к зубному врачу. В казарме бригады три раза в неделю работала врач - стоматолог. Механик, как и большинство мужчин, был отчаянным трусом перед бормашиной, щипцами для удаления зубов и прочими никелиро-ванными инструментами инквизиции, разложенными обычно на столике перед этим пыточным креслом. Но, во-первых, Ревега задолбал, каждый день напоминал – иди к врачу, я тебя в море спасать не буду.

- Надо же было проговориться, чтобы теперь каждый день… выслушивать. Делать нечего этому доктору. Во-вторых, терпеть дальше уже некуда. В-третьих, отзывы о зубной док-торице были не просто хорошими, но восторженными.

- Совсем не больно! Она умница, у нее все получается! Она такая необыкновенная! – все до такой степени ею восхищались, а Книжкин даже ходил в кабинет через день, как на работу.

-Букварь, у тебя что, совсем с зубами хана? – но Книжкин лишь загадочно улыбался, и
цитировал доктора Ревегу :

- Зубы нужно…., - ну и так далее.

- Приятная женщина…, - отметил про себя Малых, входя в кабинет и узрев перед собой миловидную блондинку в белом халате с вьющимися светлыми локонами и голубыми гла-зами, размером с блюдце. Все остальное действо прошло, как в сладком сне. Механик вне-запно забыл о больном зубе, который, кажется, даже и болеть перестал. Докторица усадила его в кресло, нажала на педаль, оно рухнуло под тупым углом и Малых оказался в полулежачем положении. Красавица велела открыть рот и склонилась над беззащитным механиком с инструментами в руках. Ее роскошная грудь в глубоком декольте с “ручейком”, между двумя вершинами под небрежно расстегнутым халатиком, оказалась перед самым носом Малых. Механик сразу и, кажется, безвозвратно утонул в ее аромате и почти отключился. Природный наркоз подействовал и дальнейшие события он осознавал уже с трудом.

- Ну вот и все, - сказала врач и привела кресло в исходное положение, возвращая в реальность бравого механика, - все, все,- улыбаясь повторяла она, видя, что пациент никак не может прийти в себя. И она, конечно, знала почему он  еще  “под наркозом”.

- Вот злодейка, - думал механик, возвращаясь на корабль, - теперь понятно, почему Букварь там через день! – но сладкое чувство не отпускало и он уже подсчитывал в уме, какие ремонты ему еще нужно сделать. А ведь не собирался. Но Ревега… Малых, кажется, начал обманывать самого себя, придумывая причины, по которым ему снова нужно было побывать у зубного. Механик второй по возрасту в экипаже после командира Маркова. Значит почти самый старый, несмотря на свои всего-то тридцать восемь лет, хотя для подводной лодки, где абсолютное большинство - молодежь от 20-ти до 30-х, возраст солидный. Малых пока так и не понял, что просто влюбился. Наверное, скоро поймет…



Крапивин

- За… …. , выразившееся в… … , коммунисту Крапивину А.В.
объявить выговор без занесения в учетную карточку.
/ Из протокола заседания парткомиссии по персональному делу Крапивина А.В./



Химик приехал счастливый. В том смысле, что чувствовал себя победителем во всей этой катавасии. Наказали, конечно, но, как он считал, соответственно совершенному прос-тупку. Наверно  подполковник Довганов подсуетился. Крапивин был весел, шутил, выглядел вполне здоровым, адекватным и поздоровался со всеми без исключения. Даже с Илиным и Сапрыкиным. Экипаж есть экипаж. На службе всякое бывает, только нужно по справедливости… Помощник прятал глаза, ему было все-таки неловко и он понял, что погорячился. А не понял  – сослуживцы внушили бы ему, рано или поздно. А замполит Илин? Кто ему внушит?

Химик энергично взялся за дело в своем хозяйстве и излучал такую тягу к службе, что исчез-ли всякие сомнения относительно его желания списаться на берег.

- Буду покупать “Москвича”, очень хочу машину! Андрей, а ты хотел бы машину? Представляешь, вместе поехали бы в отпуск на юга на машинах. Вот было бы здорово! - увлеченно размечтался Саша. Последнее время автомашина была у него идеей фикс.

- Какая машина, где ты ее в городке хранить-то будешь? На улице? Придешь с моря через два-три месяца, а у тебя от машины – один скелет. Тебе это надо? С нашей службой мы вообще ничего человеческого себе позволить не можем – ни машину, ни фотоаппарат, ни ружье для охоты… ничего.То-есть позволить можем, но пользоваться - нет. Когда? У нас же свободного времени остается только на сон. Да и то – не всегда. На берегу, а когда в море? И будет это все у вас валяться без пользы.

- Если откровенно, мне тоже все время хотелось чего-то… чем-то заняться, кроме службы,- вмешался Паша Могилевич, - как все нормальные люди, которые на берегу. На охоту, или на рыбалку…В кино с женой в субботу… Или еще чего. А теперь перехотел, втянулся. Это все не для нас, пока мы здесь.

- Вы правы, мужики, – согласился Борис Цыбешко. - Древние греки, помнится, говорили, что все люди делятся на три категории - живые, мертвые и моряки. А может не древние и даже не греки, но все равно - они правы. Мы как раз в третьей – не живые и не мертвые. Хавайте то, что есть, господа офицеры, и не хнычьте! С женой в кино ему, видишь ли, захотелось. Может, тебе еще и любовницу в кроватку? - Кулишин хмыкнул.

- Может быть, - оживился лейтенант Книжкин.

- А тебе, Букварь, рано еще что-то хотеть. Послужи еще отчизне, прояви себя!

Командир Марков вызвал к себе Илина и они вместе душевно поговорили с Крапивиным. Разговор удался, потому что Леонид Васильевич заглянул в личное дело химика и нашел там много интересного. Например, что химик - сирота. Родной отец умер, когда Александру было 2 года, мать вскоре вышла замуж за вдовца с двумя детьми и через три года тоже умерла. Отчим честно и на равных со своими воспитывал Сашку до окончания 10-го класса, а после окончания школы посоветовал ему поступить в какое-нибудь военное училище, поскольку по старости лет уже не мог содержать ораву. К тому же и женился в третий раз, а мачеха, естественно, не испытывала желания заботиться о чужих детях. Желания и нежелания совпали и Крапивин поступил в Военно-морское училище, закончив школу с серебряной медалью. Судя по личному делу, химик служил отлично, об этом говорили многочисленные поощрения с прежних кораблей, на которых он участвовал в дальних походах. Сашка был трогательно привязан к своей семье - жене Наталье и дочери Инне, которую любил без памяти и много с ней занимался в короткие домашние побывки, поскольку был, кроме всего, умельцем на все руки. Он рисовал с Инкой акварелью, вязал макрамэ, выстукивал чеканку. Впрочем, эта привязанность вовсе не удивительна. Он же сирота. У него, кроме них, на всем белом свете – никого.  Марков попенял своему заместителю за слабое знание подчиненных, хотя укорил и себя. Может быть, ничего  и не случилось, а ситуацию погасили бы в экипаже, не вынося наружу. Да что уж теперь, после драки-то… Андрей, глядя на абсолютную адекватность друга, решил, что все обошлось, но ошибся. Приехал доктор, майор Ревега, и доложил, что есть приказ положить Крапивина в госпиталь на обследование для заключения о степени годности к военной службе. Флагманский врач дивизии Довганов успел предотвратить парткомиссию с исключением из партии, но дальше рисковать уже не захотел.

- Они хотят уволить его за неимением подходящего штата, как годного только к нестроевой, - рассказал Ревега.

- Но ведь у него меньше года не хватает до 25 лет выслуги и он получит пенсию только за 20, а это копейки, - всполошился Шарый, - надо звонить Наталье.

- Да-а-а… Ничего ты уже не сделаешь. Я смотрел в госпитале его историю болезни. Там все очень плохо, поверь мне, даже катастрофично…, - уныло констатировал Николай Иванович.

- Как это – ничего? Вы медицина или где?

- Или что… Вы же меня не спрашиваете, когда рветесь на службу, не вылежав грипп…

- Но его нельзя увольнять на такую мизерную пенсию. Наталья же не сможет его содержать! Разволновавшийся Крапивин опять стал заговариваться, назвал Андрея Володей и сказал, что едет на парткомиссию, забыв, что только что оттуда приехал.  Доктор Ревега, исполняя приказ, увез больного химика в госпиталь и на душе у всех стало муторно.



Сугроб

Никто  да не  дерзаетъ на берегъ, или на другой корабль
съезжать безъ опуску командирскаго, ниже быть тамъ
свыше позволеннаго времяни, подъ штрафомъ вычета на
месяц  жалованья офицерамъ, а рядовымъ купаниемъ
с райны или битьемъ у машты, по разсмотрению
командирскому                                                                    
/Уставъ Морской Петра перваго. 1720г. Книга четвертая.Глава
1.  ст. 32 /


Вечером все 12 офицеров вместе с двумя виновниками торжества, “не сговариваясь, случайно”, оказались в ресторане “Снежинка”, где был накрыт приличный для тех незабываемых времен стол. Изыск его завершался двумя вазами фруктов с кокетливо сви-сающими с них гроздьями винограда. Завоз продовольствия, овощей и фруктов на Крайний север удался и все торговые точки г. Полярного были завалены южными деликатесами. К сожалению, это изобилие продолжалось недолго и к концу ноября, началу декабря фрукто-вый рай обычно заканччивался до следующей осени.

Заказной стол стоял в середине заведения и все событие началось торжественно, чопорно и с соблюдением всех необходимых ритуалов – вбрасыванием в рюмки со спиртным звезд, по числу присвоенных, с последующим прикреплением их на погоны и салютом шампанским. С многочисленными тостами – и за тех, кто в море, и за прекрасных дам, которых, кстати, кроме порхающих между столами официанток, в зале был явный дефицит, и за удачное завершение ремонта. В общем, все было красиво и благообразно, пока подвыпивший на радостях, теперь уже старший лейтенант, Книжкин не сцепился на перекуре с кем-то из местных аборигенов. Для выяснения обстоятельств к праздничному столу начали подтягиваться друзья обиженного Букварем штатского посетителя. Назревал инцидент и из вестибюля показался дежурный патрульный офицер с повязкой на рукаве. Он, правда, явно не торопился вмешиваться в конфликт, надеясь, что все уляжется и ему не придется принимать меры к коллегам, поскольку сам был с соседнего ремонтирующегося корабля. Но Букварь оказался парнем заводным и вовсе не собирался успокаиваться. Три старших офицера, капитан 2 ранга Цыбеш-ко, капитан 3 ранга Шарый и майор Ревега, оценив обстановку, поняли, что дело дрянь и нужно мероприятие сворачивать. Они пригласили официантку, сбросились, заплатили за почти нетронутый стол и приказом, почти силой, увели своих разбушевавшихся молодых товарищей, прихватив со стола бутылки.

- Букварь, следующий раз пойдешь в ресторан, когда будешь обмывать 3 ранга , - заявил его непосредственнй начальник Борис Цыбешко,- а до того счастливого момента, если ты вообще до него доживешь со своими замашками, сиди в экипаже и в свободное время учи правила светского этикета для благородных девиц и моральный кодекс строителя коммунизма.

- Ну что вы, Борис Иванович…, - огрызнулся Книжкин, - я еще в том возрасте, когда…

- Некультурный ты человек, Букварь. Сорвал мероприятие, теперь - что? На плавбазе под оде-ялом? - очень тихо и уже без настроения закончили вечер в гостинице у Шарого. Малых уже “оттаял” после зубного и тоже, правда неохотно, присоединился, отложив в сторону книжку.

Утром в казарму, где обитал командир, вызвали троих – Цыбешко, Шарого и Ревегу.

- Так, - сказал ”фараон”, - были вчера в “Сугробе”? - в каюту влетел перепуганный до смерти Илин.

- Были, товарищ командир, - а куда было деваться?

- Значит так, сейчас вы все трое пойдете к коменданту города майору Степанчикову. Предлагайте ему все, что обычно нужно комендатуре – краску, кисти, ветошь… Что там еще? Ну в общем, может, и бутылку… Делайте, что хотите. Но, чтобы все это ваше вчерашнее кино не попало наверх! Вы меня поняли, голуби сизокрылые? А с вами, в смысле злостного нарушения приказа номер 0125, я разберусь потом. Папуасы! Шагом… марш!

- А откуда этот Стаканчиков знает, мы же все вчера уладили и по сути никакого скандала не было?

- Не Стаканчиков, а Степанчиков, - строго поправил Цыбешко капитан-лейтенант Илин, увязавшийся за переговорщиками. Присоединился и Книжкин, как главный виновник проис-шествия.

- Степанчиков или Стаканчиков, какая разница. Откуда он знает? Вчера вроде бы…

- А вам не нужно пьянствовать! Для чего издан приказ номер 0125? Чтобы вы тут же сообща его нарушили? – тошнил всю дорогу Илин. – Я так и знал, что кончится это чрезвычайным происшествием - эти гостиницы, эти рестораны… И вообще…- Илин был убит горем. Все! Теперь сводки поступят в штаб флота, оттуда в дивизию, в политотдел… и вся политработа насмарку … из-за этих. Он не находил слов, соответствующих моменту его душевных страданий.

- Валерий Иванович, ну помолчите хотя бы пять минут, дайте с мыслями собраться, - просил
замполита фигурант происшествия Цыбешко.

- Да-а-а… Я знал, что этим все закончится… Теперь…, - но его уже никто не слушал.
В комендатуре краснощекий и жизнерадостный майор Стакан…, нет - Степанчиков, скру-пулезно и радостно записал фамилии вчерашних ресторанных фигурантов и, на удивление, отказался от краски, кистей, ветоши и даже спирта, который интимно предложил ему Борис Цыбешко.

- Это, ребята, не ко мне. Я сам узнал из особого отдела… Так что… Извиняйте, вам – туда!-
Степанчиков, ввиду высокого статуса интересующейся стороны – особого отдела, не захотел связываться со вчерашними посетителями ресторана “Снежинка”, хотя краска, кисти, ветошь и, что особенно жалко, спирт, были нужны ему до зарезу.
Илин сник. Ему уже мерещилось громкое дело, с дознанием, допросами и прочими про-фессиональными атрибутами особистов.

- Вы вчера там что-нибудь говорили… о политике? - допытывался он. К особистам послали Букваря, поскольку Степанчиков назвал его фамилию из сообщения особистов первой. Старший лейтенант Книжкин смешно перекрестился, повергнув политработника в шок, и нырнул в кабинет. Ждали долго. Высказывали различные предположения, одно фантастичнее другого, отчего неожиданно развеселились под неодобрительным взглядом “артиллериста”.

- Может быть, Букваря уже на Колыму увезли, - гадал Цыбешко, - а может, шлепнули во дворе… И поделом ему, пить меньше надо!- Наконец, где-то через полчаса, Книжкин показался на крыльце, улыбающийся и довольный жизнью.

- Ну что? – взревели хором от нетерпения.

- Да-а-а, все в порядке… Особист свой оказался, я с ним в училище учился все пять лет, койка в койку. Шпоры вместе писали… А теперь он здесь. Предложили… он и согласился.

- Ну так в чем же там дело, не томи?

- Да их человек доложил, что я вроде по Брежневским геройским звездам прошелся… И сколько их еще… А я и не помню, может, что и говорил. Все говорят…Что тут такого. Ну и Володя тоже мне сказал – ерунда, мол, в общем. Вот и все.
- Какой Володя?

- Ну, этот… Однокашник мой, особист, – и все вздохнули с облегчением. Илин на обратном пути хмуро молчал, приходя в себя от стресса, но на него уже не обращали внимания.

Результаты переговоров доложили командиру. Леонид Васильевич ограничился внушением, а замполит затаился.



Проблемы у экипажа

Не плюй в колодец…
/ Пословица /


Полетели “белые мухи” и 5 октября выпал снег. Короткое полярное лето кончилось и наступала долгая северная зима. День быстро сокращался и землю плотно окутывала тьма. Постоянно хотелось спать, и днем – тоже. Это заполярный климатический синдром – летом, когда солнце не заходит круглые сутки, трудно уснуть, зимой – наоборот.

Строитель Лехин потирал руки – завтра начинается промывка системы гидравлики и, хотя график немного нарушен, есть надежда, что все обойдется без выговоров.

Под вечер к Шарому вдруг заявился боцман Гучкас и доложил, что обнаружил в системе рулевой гидравлики в трюме дефектные трубки.

- На них кто-то уже ставил хомуты, значит есть свищи. Викторыч, а ну как в море брызнет и мы останемся без рулей? Представляешь…

- Да уж как не представить, - Андрей сам полез в трюм и, к своему ужасу, убедился, что так оно и есть. Даже хуже.

- Где ты был раньше, боцман? Ты хоть знаешь, что теперь будет?

- Так ведь это заведование твоего трюмного Фархутдинова. Он и протабанил. Скажи спасибо, что я, хоть и поздно, но увидел. Принимай меры.

Что делать? Промывку-то начинать нельзя, потому что после нее гидравлика будет уже в ра-боте. А сроки? А график? Нужно немедленно, до завтрашнего утра, заменить дефектные участки, иначе план и дальнейшие работы будут сорваны, а что за этим последует нетрудно догадаться. Москва мониторит ремонт каждый день. Шарый нашел строителя Лехина в каптерке, что-то мурлыкающего себе под нос, изложил ситуацию и настоятельно просил в авральном порядке заменить дырявые трубы.

- Учитывая наши теплые отношения, - интимно подчеркнул Андрей, доверительно взяв Петра Ивановича под руку. Но, обычно улыбчивый, Лехин, вдруг досадливо освободился и хмуро, но решительно, отказался:

- А где я тебе под вечер бригаду искать буду? Ничего не получится, завтра начинаем про-мывку. А ты уж сам… Надо все делать во-время! В ремонтных ведомостях эта работа есть? Нет! Значит и финансирования нет. А у меня тоже нету денег…

- Ну и чудак ты, Петро Иванович,… похоже, на букву “м”? Ты пойми, это рулевая гидрав-лика, я же не могу с дырявыми трубами в море идти. Мы с тобой так дружно жили…, рабо-тали…

- Ну, не знаю, не знаю. К сожалению, ничем тебе помочь не могу. Дружба дружбой, а служ-ба…сам понимаешь, - и Лехин зашелестел бумагами, давая понять, что разговор закончен. Сунул папку под мышку, и, мелькнув в дверях лысиной, торопливо засеменил в заводоуправ-ление… Шарого бросило в жар.

- Е-мае! Что же теперь будет? Срыв графика по моей вине - вот, что это будет, - подытожил свои краткие размышления Андрей и отправился на поиски механика Малых.

- Владимир Константинович, - начал Шарый.

- Да я уже все знаю, - хмуро пробормотал “сурок”, не глядя на Андрея, - дело дрянь, давай думать. Завод уже доложил в Москву, что график работ сорван по вине личного состава и завтра, в крайнем случае, послезавтра кто-то из москвичей будет здесь. И выводы будут не в нашу пользу. Командир первый получит свою пилюлю, а ведь он ждет приказа на назна-чение, между прочим, начальником штаба дивизии. А московские ребята быстры на расправу. За ним “фитиль” получу я, как не обеспечивший. В таком случае командиру не достанется новая должность, а я могу лишиться той, что имею. Следом пойдешь под раздачу ты… Думай.

- Ну и долбо…б этот Лехин. Надо же – у нас все будет в лучшем виде, в лучшем виде… И – на тебе…

- Ну ты, как будто вчера на свет народился. Своя рубашка всегда ближе к телу. Дело-то в том, что Москва готовила оргвыводы по заводчанам за срыв графика. Не знаю, что там им светило, но Лехин элементарно воспользовался счастливым случаем, который ты ему со своими трубами подсунул на блюдечке с голубой каемкой. Он, естественно, не мог пропустить такую удачу и сдал нас с потрохами.

- Как это - сдал?

- Просто. Бегом доложил главному инженеру, тот директору и они решили, что им с нами детей не крестить, когда на них сверху такая гроза. Полетят и премии и тринадцатая зарплата, а может и кто-то с должности. Чтобы этого не случилось, они немедленно звякнули в столицу и радостно сообщили, что по вине личного состава… Теперь потирают ручки и сочувствуют нам… На словах, конечно. Они уже и в бригаду доложили, комбригу Журавскому и флагманскому механику Зуеву. Те разыскивают командира для об’яснений. Им, в бригаде, комбригу то есть, на флот нужно вовремя доложить. Тоже, чтобы себя подстраховать. Им эта бодяга  вовсе не нужна на фоне их красивой жизни. Так что – держись! Мы остаемся крайними!

- Иначе говоря – они готовы начать промывку, а мы – нет?

- Как ты догадался ? – съязвил механик.

Шарый обреченно задумался. Было до смерти обидно – сколько мы этому Лехину помогали, а могли бы тоже упереться в каких-то случаях. Выручали строителя, спасали от выговоров.

А теперь, выходит, он весь белый и пушистый, а мы в глубокой… Надо как то выходить из положения. Но как? Получается, что и командира подвели и сами…

Андрей, не особенно надеясь, метнулся к начальнику цеха Лежневу.

- Леня, пришла пора и тебе нас выручить. Дело плохо – у меня в трюме десятого трубы гид-равлики… Ну, в общем… хана – все в хомутах. А завтра промывка и я остаюсь с дырявой системой. – Лежнев взглянул часы. Время 17.45, рабочие уже переодеваются.

- Викторыч, сиди здесь, я в бригаду. Надо ребят задержать, если успею и если согласятся.

- Леня, скажи им - я в долгу не останусь!

- Да ладно, - отмахнулся Лежнев и выскочил за дверь. Шарый остался в кабинете в мучитель-ном ожидании. Лежнев явился минут через 20.

- Ну, в общем, так, Андрей. Ребята остаются. Надо, правда, кой- кого вызвать из дома. Шту-цера-то надо паять, а инструмент заперт. Ну, это мы мигом - пошлем гонца. Только… Викторыч, - Лежнев смутился, - подбрось спиртику, чтобы веселее работа пошла. Идем, покажешь…

- Какие проблемы, конечно подброшу. Но до 8 утра все должно быть готово…

- Будет, Андрей, если только объем работы на ночь, ребята не забыли…, постараются, - и они пошли на корабль. На лодке Шарый обратил внимание, что промывочные трубы от бака с насосом на палубе спущены внутрь лодки через все три открытых люка – первого отсека, центрального и десятого. И как это он проморгал? У завода “все готово” для промывки!

- Стоп, - осенило Андрея, - да ведь  это грубое нарушение “Наставления по борьбе за живучесть” - лодка разгерметизирована, что категорически запрещено. Тем более, что трубы металлические и их топором в аварийном случае не перерубишь, - у Шарого шевельнулось мстительное чувство. - Ну, а вот теперь посмотрим, как вы готовы…, - оценив объем работ, бригадир заверил, что к утру все будет сделано. Работы начались и Шарый убыл в казарму на доклад к командиру. Леонид Васильевич был спокоен, несмотря на критичность и, казалось бы, безвыходность ситуации.

- Докладывай, Шарый, - в командирской каюте были механик Малых, старпом Пергамент и замполит Илин.

- Докладываю - завод не готов к промывке гидравлики! Наши замечания будут устранены до 8 утра, работы уже начаты, - кратко cообщил Андрей. Все недоверчиво уставились на него.

- Как это - не готов? Вы тут, Шарый,  не вводите нас…, - вмешался Илин.

- Погоди, Валерий Иванович, не торопись. Шарый, как это - они не готовы? Директор завода уже командование бригады на уши поставил, и в Москву сообщил. Все уже в курсе, что мы… сорвали график, - командир испытующе и вопросительно смотрел на Шарого. Андрей изложил обстоятельства, по которым он, как командир дивизиона живучести, не может разрешить использовать схему промывки в нарушение НБЖ через открытые входные люки подводной лодки.

- Если кто-то возьмет на себя ответственность и разрешит содержать корабль негерметичным все время промывки, трое суток , тогда… Но я по своей должности это позволить не могу!

- Ну, ты и… ухарь, Шарый, - не то с осуждением, не то с восторгом встрепенулся механик, пока остальные молча переваривали информацию Андрея. – Правильно, Леонид Васильевич, я, как командир БЧ-5, тоже не могу этого допустить. Я думаю, и вы не должны...

Командир, как всегда, задумался.

- Все предельно ясно, - сказал, наконец, “фараон”. - Ну, папуасы долбаные! – это он про за-водчан.- А теперь идем к комбригу, там уже весь штаб собрался, ждут информацию.

- Леонид Васильевич, перед штабом позвоните директору и поставьте его в известность.

- Логично, -  Марков, набрав номер завода, изложил директору ситуацию и свое решение запретить использование уже собранной схемы промывки, - …и сегодня же прошу вас разоб-рать трубы, чтобы мы могли задраить люки. Это грубейшее нарушение НБЖ!
Командир долго еще слушал возражения директора завода, но настойчивые просьбы руко-водителя его не убедили и он остался при своем мнении.

- Нет, не могу, Павел Митрофанович, - закончил разговор Марков и повесил трубку.

- Он, кажется, даже не воспринял нас всерьез, все время шутил и заявил, что сейчас догово-рится с комбригом Журавским. Выждем минут десять, пока он ему позвонит, потом пойдем в штаб.

Взволнованный комбриг заслушал информацию Маркова и мнения специалистов штаба бригады. Капитан 2 ранга Зуев, потирая руки в предвкушении квалифицированного отлупа заводчанам, с которыми давно был не в ладу, тоже заявил, что он, как флагманский механик, не берет на себя ответственность согласовывать схему, поскольку она нарушает живучесть корабля, и заговорщически подмигнул Шарому.

- Личный состав стопроцентно прав, товарищ комбриг, - выдал свое заключение флагмех.
Выслушав всех, Журавский позвонил директору завода и, вложив в интонацию две тонны со-чувствия, доложил ему о принятом решении..

- К сожалению, я тоже не могу взять на себя…, - по тому, как на том конце провода возникла продолжительная пауза, было понятно, что заводской руководитель в ступоре.

- Как же, Иван Михайлович? Мы же всегда по такой схеме… А график, а Москва?

- Значит вы всегда нарушали. Теперь не будете! Хорошо, что на этом корабле механик бдительный оказался. А что Москва? Москва подводников поймет.

- Но мы завтра должны начать промывку, а новой-то схемы нет. Пока наше КБ найдет чертежи, схемы и нарисует новую трассировку, пройдет дня три- четыре…

- Держите меня в курсе. И обратитесь к подводникам, может они вам чем- нибудь помогут, -
ехидно подсказал комбриг. Учитывая все уже состоявшиеся переговоры с заводчанами, начиная со строителя Лехина, эта подсказка несомненно была исключительно тонкой. Журавский лукаво подмигнул офицерскому собранию и набрал номер телефона оперативного дежурного штаба флота. Через час информация о том, что завод сорвал график ремонта заказа № 532, достигла Главного технического управления ВМФ в Москве.





Заводские проблемы.

- Не рой другому яму…
/ Пословица /



Шарый принес для бригады ремонтников трехлитровую банку спирта из корабельных запасов и остался на лодке до утра курировать работы лично. Мастеровые, пропустив по 150, энергично продолжили ремонт и работа кипела, как будто в бухгалтерии каждому из них уже начислялась премия. Ребята были искренне благодарны Андрею за подпись на процентовке, по которой они получили в прошлом месяце солидную добавку к зарплате и были рады случаю отблагодарить. Лежнев тоже остался на ночь, чтобы обеспечить работу и предложил Шарому выпить за успех предприятия, но Андрей отказался, боясь расслабиться раньше времени. Он как будто чувствовал, потому что около 23-х часов верхний вахтенный доложил, что пришел строитель Лехин, хочет видеть командира дивизиона живучести Шарого и просит разрешения спуститься в лодку.

- Нет, ни в коем случае! – заорал Андрей, - время нерабочее и присутствие на корабле штатского персонала без разрешения командира категорически запрещено. Нужно было в течение дня подать заявку и согласовать с командиром, - Андрей, естественно, не хотел, чтобы Лехин застал людей Лежнева за работой. Это была бы новая зацепка и скандал, кроме того, пострадал бы начальник цеха. Еще как пострадал бы!

- С каких пор ты стал таким бюрократом, Андрей? Я же ваш строитель! –  укорил Лехин.

- Петр Иванович, правила для всех. Ты не исключение и хорошо это знаешь…

- Ну тогда ты выйди наверх, есть разговор, - покладисто согласился Лехин и Шарый полез наверх, благодаря себя за то, что обошелся без ста граммов. Строитель заметил бы и…черт его знает, что у него там еще на уме… Лежнева предупредил, чтобы никто из его людей, не дай Бог, не высунулся и не попался на глаза строителю. Лехин пригласил Андрея в каптерку и, как будто ничего не случилось, ласково заглядывая в глаза, предложил закончить дело миром.

- Извини, старик, черт попутал, много свалилось неприятностей. Я думал - у тебя там пустяк какой-нибудь, потому и отказался. А ты сразу в пузырь…. Мы же так хорошо работали, понимали друг друга, - ворковал Петр Иванович.

- Что ты хочешь? – холодно поинтересовался Шарый, впрочем, отлично зная, что.

- Ну зачем ты схему промывки зарубил, мы же все корабли точно так же делали и ты это тоже знаешь. Перестань упираться, согласуй схему, нет времени искать…

- Нет, такая схема не годится. Ты что хочешь, чтобы мне дали по шапке за все три открытых люка? Читай НБЖ! Кроме того, в бригаде, я имею в виду штаб бригады, уже знают. Теперь я и хотел бы выручить вас, да не могу, - изложил ситуацию Андрей, - я доходчиво объясняю? Все, Петр Иванович, гуд бай, нужно спать, завтра много дел. А ты не тужи - найдет ваше КБ новый вариант, на то они и конструктора.

- Ну смотри, Шарый, тебе жить, - уже злобно пригрозил Андрею Лехин, - еще не вечер!

Его улыбку и деланное добродушие сдуло, как ветром. И он ушел. А что тут поделаешь? Идти на попятный было уже невозможно и Андрей искренне недоумевал, на что рассчитывал строитель после своих докладов наверх и уже фактически раздутый на всех уровнях скандал. Шарый конечно знал, что промывки всегда делались по такой схеме по согласованию с механиками кораблей, которые брали риск на себя.

В пять утра бригадир доложил, что работа закончена. Шарый проверил, остался доволен и позволил себе пропустить сто граммов, отмечая успех вместе с уже хорошо заправившимся начальником цеха Лежневым.

- Викторыч, мы завсегда, - клялся в вечной дружбе Леня, - ну что тебе еще сделать? - он тоже был доволен, что удалось помочь и, таким образом, отблагодарить Андрея за полученную бригадой премию.

- Смотри, Леня, поймаю на слове, пожалеешь!

Шарый перекимарил на лодке до утра и в 8.00 доложил Маркову о завершении работ.

- Андрей, а ты все же продумай возможные варианты трассировки без нарушения наших правил. Все равно придется что-то делать, мы же не можем… Директор с петухами мне звонил и просил помочь. Очень просил. С нас претензии уже сняты, теперь завод снова у Москвы на крючке. Так что… А где Малых?

- Придет механик, никуда не денется. Наверное, в гостинице. А ко мне вчера приходил  строитель Лехин. Он почему- то решил, что если что-нибудь наобещает, то мы сразу согласимся на их вариант… Но я его отшил.

- Правильно сделал. Теперь мы будем общаться по этому поводу только с директором или главным строителем. А этому папуасу Лехину надо ежа в задницу запустить за его подляну.Как думаешь?

- Так точно, товарищ командир! – Шарый позавтракал на камбузе бригады и убежал на завод.




Перемирие

Худой мир лучше доброй ссоры…
/ Пословица /



Малых едва успел на подъем флага. Экипаж был уже построен на палубе и старпом Пергамент объявлял команде распорядок дня, неодобрительно покосившись в сторону опоз-давшего механика. На корме и носу, на флаге и гюйсе, стояли матросы, готовые по команде их поднять. С мостика руководил ритуалом дежурный по кораблю капитан - лейтенант Ли-сицын. Его силуэт в нахлобученном капюшоне канадки отчетливо выделялся на фоне огром-ного желтого диска и Тимофей, подняв голову кверху, выл на луну, чем вызвал веселье  личного состава. Пока не пришел командир. Срывался мокрый снег и колючий ветер задувал его в глаза. Премерзкая погода, надо сказать. Но настроение у Малых и Шарого было приподнятое, несмотря на недосып каждого из них, впрочем, по разным причинам. Механик весь светился от романтических впечатлений, Шарый - от удачного для экипажа и для него лично завершения конфликта с заводом.

- Ну как? – вопросительно вскинул подбородок Малых. Шарый ответил ему поднятым  вверх большим пальцем руки.

- Ну как? - запросил Шарый Малых. Владимир Константинович отсемафорил ему тем же способом.  Короче – и жизнь хороша и жить хорошо! Как много в нашей жизни значит жен-щина!  Не все, но много.

Пришли инженеры заводского КБ. Они долго тынялись по кораблю, изучали принесенные с собой схемы, но, так ничего и не придумав, ушли. Следом за ними прибежал главный строитель Шагалин.

- Ребята, ну помогите – сроки летят, - воззвал он к Малых и Шарому, - чтобы вы знали, я лично был против авантюры с докладом в Москву. Я сразу предложил устроить экстренное совещание завода совместно с вами, чтобы найти общее решение. Они не послушали. Честно сказать, приняли сторону строителя Лехина. А этот… пытался прикрыть свою задницу, но получилось все наоборот и теперь его разносят в щепки у директора за то, что всех ввел в заблуждение…, - главный строитель знал свои кадры.

- Не смешите мои тапочки, как говорят в Одессе, - взвился Малых, - вы хотели свалить всю эту ситуацию на нас! С больной головы да на здоровую… Да, Бог с вами и с вашим Лехиным! Теперь будем знать, как с вами иметь дело. Поможем, Андрей, или как? Или пусть гуляют? Ты что - нибудь придумал?

- Еще не знаю.  Я пока  под впечатлением от этих прохвостов… Они думали – проскочит! Я уверен, что они не впервой такие фокусы прокатывают. Подлавливают и сдают…ради своих сроков.

- Володя, Андрей! Найдите схему, рабочие без премии останутся, - Шагалин знал чем про-шибить механиков, - не откажите, мы тоже вам пойдем навстречу, если что.

- “Если что”, Анатолий, у нас было вчера, и вы уже так пошли нам навстречу, что командир с механиком чуть с должностей не слетели.

- Ну, Лехин крепко получит!

- Да что нам Лехин? Лехин у вас - козел… отпущения. Бог вам судья! Может, опыт вас нау-чит,- резюмировал Шарый и, обращаясь уже к Малых, озвучил возможный вариант, - есть тут соображения, Владимир Константинович. Старшина команды трюмных Гудимов доложил. Я подтверждаю – есть в прочном корпусе две запасные заглушки. Отдадим пробки и через их штуцера накинем трубы промывки. И овцы будут целы и эти заводские… волки – сыты.

- Ну, уж и волки…Сейчас пригоню конструкторов, покажешь. Они за час нарисуют схему, утвердим и с обеда начнем мыться, - радостный Шагалин убежал на доклад к директору завода. Все-таки это он нашел выход, договорился с механиками корабля и начало промывки не будет сорвано.

- С тебя магарыч, Толя! - крикнул ему вслед Шарый.

- Надо было их еще немного потянуть, чтобы окончательно созрели и поняли, что нельзя…,-
“сурок” даже пожалел, что ситуация разрешилась быстро, - а так - наука для них слабая. Ну получит Лехин свое, а завтра они снова… Кто для них Лехин? Сявка, разменная монета…

После обеда начали промывку гидравлики и в Москву об этом полетело сообщение. Все, наконец, вздохнули с облегчением. Кажется, московская гроза миновала и в Техническом управлении ВМФ тоже успокоились. Командир Марков провел в кают компании корабля краткую планерку с разбором “полетов” и каждому из причастных воздал должное. Впрочем – поделом.

- А куда из второго отсека исчезли корабельные часы? Это еще что за порнография? – спросил “фараон,” заметив отсутствие на штатном месте часов, а вместо них какую-то картонку. На переборке висел бумажный циферблат с нарисованными цифрами и прикрепленными к нему жестяными стрелками. Штурман Петров, ответственный за корабельное часовое хозяйство, кратко доложил:

- Часы в ремонте, товарищ командир, сломалась ось маятника. Это Букварь ударился о них головой и они перестали ходить… Пришлось… сдать в ремонт.

- Крепкая у тебя голова, Книжкин, - с улыбкой заметил Леонид Васильевич, - а часы жалко, -
и закрыл собрание.




Новый год

- Новый год настает, он у самого порога…
/ Песня, сл. Е. Коростылева, Лившица /


Под злую предновогоднюю вьюгу лодку поставили в док. Петр Иванович Лехин, хотя и доделывал кое-какие внутренние работы, но главным действующим заводским лицом был теперь доковый мастер. Докмейстер Александр Голдобин был старым знакомым, со времен первого докования, когда судоремонтный завод освоил постановку в док и весь набор работ по атомным субмаринам. Вот с ним, старым знакомым, проверенным во всех прежних доковых делах, приятно было встретиться снова и поработать. Без фанаберии и закулисных фокусов. Прямой и бесхитростный, он всегда пытался найти компромисс в спорных вопросах, которых всегда было куча, чтобы никто не пострадал и дело было сделано. Надо сказать, это у него получалось. Встреча была неожиданной и приятной.

- Саша, а нам сказали, что ты уехал с Севера куда-то на Большую землю, - приветствовал Голдобина Шарый, - а ты, как был, так и есть - на месте.

Малых достал из портфеля вступительный взнос.

- Тебя не обманули, я действительно уезжал… в Керчь. Жена допилила. Надоел ей, видишь ли, Север хуже горькой редьки. Достала до печенок и не отпустила, пока я не согласился…

- Ну и что? Уехали?

- Да уехали… Устроился я в Керчи на судоремонтный завод. Жена была довольна и тоже
там работала…

- Ну так – прекрасно. Керчь нормальный город, теплое море… Ну и вообще…

- Это “вообще” я выдержал всего полгода. Дальше стало невмоготу. Затосковал по Северу…

- Почему? Керчь это же не Полярный, который весь на горбах и без цивилизации…

- Знаешь, Андрей, как ни странно, цивилизация меня и доконала. Я на Севере 20 лет и он для меня родной. И люди здесь в большинстве своем прямые, доступные и открытые.

А там…Я не мог привыкнуть. Там каждый сам по себе. Компании и друзья давно состоялись, а я уже никуда не вписывался. Я для них чужой со своими северными замашками и характером. И потом на заводе - эти интриги, подсидки. Там за пятерку к окладу тебя так подставят… По стене размажут. А я не привык хитрить и за пятерку никого не продавал. И никогда не сдам ни за какие деньги. Ругаться начали с женой, я опять запросился на Север. Она - ни в какую.

- И что?

- Ну я и уехал, а она осталась. Хорошо, что должность на доке не занята, и я успел. А квартиру, как знал, не сдавал. Вот я и дома. Мне здесь опять хорошо и душевно.

- А она?

- Ну, не знаю. Хотела, пусть живет там. Дальше видно будет. Как ваши-то дела?

Андрей рассказал.

- Знаешь, Сашок, большие проблемы с корпусом. Сталь эта маломагнитная… Трещины, свищи, цистерны заполняются. Вокруг корпуса пузыри. Стоим вечно с креном, а чтобы стать на ровный киль - воздух тратим, поддуваемся. А воздух… Сам знаешь. Нужно компрессора запускать, а запчастей к ним нет… Короче… Замкнутый круг. Не знаю. А вдруг цистерну какую вообще разорвет, тогда что?

- Ну что? Подварим, постараемся тебя подлатать, - выпили, конечно, за встречу и за удачный док. Чтобы без пожаров и несчастных случаев. Голдобин не клялся и не бил себя в грудь, как Петр Иванович Лехин, но Малых и Шарый знали, что он сделает все, что в его силах и компетенции, чтобы доковый ремонт был полноценным. Засиделись у докмейстера допоздна, разошлись к 21.00 и не спеша пошли в гостиницу. Морозно, но после джентльменской дозы у Голдобина, было не холодно.

За вертушкой на проходной обнаружили капитан-лейтенанта Илина, прислоненного к стене, в шинели, припорошенной снегом. Должно быть - падал. Он пошатывался и глаза его были закрыты. Ясно, что заместитель по политической части где-то изрядно вмазал и хорош, как песня. Но почему он на проходной? Дежурная на КПП, знакомая Маша, с бедрами, шириной с Баренцево море, на которых воинственно колыхалась кобура с революционным наганом, пожаловалась механику:

- Владимир Константинович! Сорок минут воюю с этим алкашом! Говорит, что с лодки, но пропуск не предъявляет. А я его не знаю и в таком виде на режимный объект пропустить не могу. – Малых толкнул Шарого.

- Андрюша, разберись, ты же с Машей в приятелях…

- Наш он, Маша, наш. Пропуск сейчас найдем и я его провожу на плавбазу. Все будет хоро-шо! - Андрей сунул в Машину ладошку горсть шоколадных конфет, оставшихся после вече-ринки у Голдобина и нашарил в кармане шинели Илина его мятый пропуск.

- Вот он! Маша, ну мы пошли.

- Смотрите, Андрей, на вашу ответственность! Если бы не вы…

- Все будет в порядке, Машуня. Владимир Константинович, ну ты уж там сам сегодня, - и Шарый повел невменяемого зама на плавбазу.

По дороге Валерий Иванович лепетал что-то про женское непостоянство, про то, как плохо у него на душе, и заявил, что вообще все в жизни отвратительно. Спотыкался и пытался улететь в сугроб. Зам приехал с побывки в городке, где, похоже, поругался со своей “боевой подругой” и с горя напился. Что же – ничто человеческое нам не чуждо. У всех бывает.

И хотя Шарый не питал к Илину теплых чувств, бросить его в таком совершенно беззащитном состоянии он, естественно, не мог. Не позволяли корпоративные принципы. Какой ни есть, но он - с  экипажа. Просто интересно, как поступил бы “артиллерист” в подобном случае, если бы застал Шарого на проходной в таком же виде.

Наверное, Илин так и не осознал, кто его привел, раздел и уложил. Шарый подумал, что, мо-жет, это и к лучшему, но почему-то было неприятно. Из гостиницы позвонил Малых, поинтересовался, чем все закончилось и попросил Шарого остаться на плавбазе. На всякий случай.

- Наверное, докторица в гостях, - подумал Андрей, - и что это дальше будет?.

30 декабря старпом Пергамент /в миру - Шмага/ отпустил на побывку группу офицеров, в которую попали Андрей, штурман Петров, минер Кулишко, Борис Цыбешко, управленцы Лисицын и Донцов.

- Черт бы побрал этого Шмагу! - возмущался молодожен Петров. - 1-го января приказал вер-нуться! Ну скажите мне, приедем домой 30-го поздно вечером, 31-го встретим Новый год, а 1-го января нужно мчаться обратно. 130 км плюс катером. На чем? И – зачем? Даже не опох-мелившись! И кому мы тут будем нужны первого числа? Но делать было нечего. Переубедить Пергамента не удалось. По неизвестной причине он был сильно не в духе и вожжа попала ему под хвост.



Крапивины.

По гр. 3, 4 , 6 приказа МО СССР №224 от 1966г.
годен к службе на подводных лодках, годен к работе
радиоактивными веществами, источниками ионизи-
рующих излучений и компонентами ракетных топлив
/ Медицинское заключние о годности подводника к
службе на атомных подводных лодках /



Химика уже выписали из госпиталя и он обитал дома, в городке, освобожденный от службы еще на месяц. Крапивины заявились к Шарым всей семьей. Химик был вменяем, адекватен, умеренно весел и с оптимизмом встречал Новый год. Правда, назвал Настю Валей и сказал, что приехал с гауптвахты. Шарый его поправлял и Сашка с готовностью соглашал-ся, как ни в чем не бывало. Как-то - жутковато. Вроде все нормально, но в разговоре посто-янно были нестыковки по датам, именам и событиям.

- Ну так – что все-таки с ним? – уединившись с Натальей в другой комнате, - поинтересовался Андрей. Дети развлекались с конструктором.

Наташа всплакнула.

- Плохо, Андрей, плохо! Заключение – не годен по 224-му приказу, годен к нестроевой. Все. Документы уже в дивизии и, поскольку нестроевой должности у подводников нет, отдел кадров подал его на увольнение.

- И ты согласилась? Как же так? Ты же знаешь, что у него не хватает буквально 3-4 месяца до двадцатипятилетней выслуги и пенсию он получит только за 20.

- А что я теперь могу сделать? Он категорически уперся и просил, чтобы в медицинском зак-лючении ему не писали, что он не адекватен. Там пошли навстречу.

- Я знаю почему и ты должна знать. Они обязаны его лечить. Понимаешь - лечить! Вылечить или признать инвалидом, если не поддается лечению. А они его лечить не хотят. Уволили и нет человека. И у начальства никаких забот. Был Крапивин – и нет его. Мы им нужны только здоровые и годные на все случаи жизни. И чтобы в море - по 150 суток в году. Но пенсия по инвалидности и заболеванию, полученному на военной службе, больше, чем за 20 лет выслуги. Это ты понимаешь?

-Понимаю, - захлебываясь слезами, лепетала Наталья, - но я ничего сделать не могу. Доку-
менты уже ушли, - Андрей выругался.

- Ну смотри, тебе виднее! - на том и расстались. Новый год Шарые праздновали дома сами, поскольку утром нужно было ехать обратно. Автобус в 7.30. Если он вообще будет. Черт бы побрал этого старшего помощника. И чего он взъелся? Выпили немного, но спать прилегли около пяти утра. Пока телевизор, пока обменялись новостями и невесело поговорили про химика. В результате – проспали.



Первое января

Вход в ресторан без галстуков запрещен!
/ Объявление на дверях ресторана “Ваенга” в г. Североморске/



- А на чем же я теперь уеду? - заметался Андрей. - Попробую на перекладных, что-то же пойдет в Мурманск,- и он, опрокинув пару рюмок и сунув за пазуху фляжку с коньяком, выскочил за дверь. На автобус, если он конечно был, Шарый, естественно, опоздал.

- Ты сумасшедший, - кричала вслед Настя, - какой идиот первого января куда-то едет!

Проторчав на КПП впустую полтора часа, Шарый двинулся на трассу Печенга - Никель уве-ренный, что из Печенги будет попутка. Тщетно. Андрей пошел в сторону Мурманска, наде-ясь, что кто-нибудь его все-же подберет. Новогодний коньяк еще не выветрился и оптимизма было в достатке. Действительно, минут через двадцать его догнал какой-то грузовичок. К сожалению, это оказался дорожный патруль и люди, сидевшие в кабине, предложили Андрею вернуться. Шарый отказался. Дежурный капитан ехал за ним еще минут пять, уговаривал и, видя, что бесполезно, матюкнулся и развернул машину.

- Смотри, моряк, тебе виднее… Но имей в виду – передали штормовое предупреждение. Че-рез полчаса в этой тундре на вытянутую руку ничего не увидишь. Замерзнешь, ну и дурак!- автобудка, протяжно посигналив, газанула в сторону Никеля и Печенги. Через полчаса стало темно и встречный ветер закутал Андрея мокрым снегом, как снеговика. Стало неуютно. К тому же - с собой не оказалось сигарет. Хмель выветрился и здравый смысл возобладал. Вернулся на КПП. Неожиданно застал там встревоженную жену.

- Ты что? Cовсем рехнулся? Служака нашелся, тоже мне… Да пусть этот “Шмага”…

- Ладно, успокойся. Ты-то куда собралась?

- Провожу тебя до Мурманска, чтобы ты спьяну в тундре не заблудился. Алешку оставила на Тамару. Побуду в Мурманске пару дней у Алены, - через час сидения на КПП, когда Шарый уже оттаял от снега и пригрелся, подошла хлебовозка и на ней они уехали.
Настя осталась в Мурманске, а Андрей отправился в Североморск на катер. По дороге води-тель включил приемник и стало ясно, что объявлено штормовое предупреждение и рейсы катеров во все точки побережья отменены. Шарый высадился у ресторана “Ваенга” и, стыд-ливо, ощущая на себе влажные и вконец мятые брюки, зашел внутрь. Хорошо, что был в тужурке с галстуком, а то б еще и не пустили. Ну конечно! Кто бы всерьез подумал, что по штормовому предупреждению дорогие сослуживцы Кулишин, Цыбешко, Петров, Донцов и Лисицын будут сидеть в портопункте и уныло ждать у моря погоды! Особенно Лисицын. Конечно, они были в ресторане и количество посуды на их столе говорило, что они здесь уже не один час.

-  Какие люди! - все были несказанно рады встрече, как будто расстались год назад. Немедленно приставили стул и Лисицын  забулькал из громадной бутылки во внушительный фужер штрафную Андрею.. Новогодние огоньки мигали, музыка гремела, елка переливалась яркими цветами игрушек и гирлянд. Здесь был настоящий праздник Нового года, каким он бывает именно первого января после вчерашних застолий. Обстановка в праздничном зале, как в большой родне - все свои. Уже поступило предложение от женской компании с соседнего стола продолжить веселье в семейной обстановке, но громкоговоритель в музыкальной паузе объявил, что штормовое предупреждение снято и катера пошли.

- Да и черт с ними с этими катерами, мы же могли элементарно не услышать, - скорбел любвеобильный Тимофей, - завтра бы и поехали…, - но служака Донцов уже одевался, а разделяться было, естественно, нельзя. Тимофей посылал кому-то воздушные поцелуи и с сожалением пожимал плечами, мол, служба… Его с трудом выволокли на улицу и погнали в порт.

Прибыли в экипаж около нуля часов. Пергамент равнодушно выслушал доклады и, трезвый и грустный, ушел спать.

- Я вам говорил, что никому мы тут…, - бушевал Лисицын, вспоминая красотку из ресторана. На том празднование Нового года закончилось. Для этой компании.

Второго января по домам поехала другая смена офицеров и мичманов – Соломин, Алекса-шин, Рашников, мичман Гудимов, боцман Гучкас. Хотя боцман, кажется, и не особенно стремился. Но расписание есть расписание, а, кроме того, у Вацлава в Мурманске была, ко-нечно, куча друзей. Неизвестно еще - доедет он до дома в поселке у полуострова Рыбачий, или его поглотит в своих объятиях веселый новогодний Мурманск.



Поселок Дровяное

- АСС, АСС*, где мой НСС* ?
/ Старпом Пергамент перед прибытием специалистов
аварийно- спасательной службы флота /



Из дивизии на завод приехал заместитель флагманского механика Калисатов. Для ознакомления с ходом ремонта и чтобы отметиться, что проверял. Мало ли что… Для очистки совести пробежался в доке по кораблю, выругал дежурного по лодке капитан-лейтенанта Лисицына за плохое знание плана работ на данный момент.

- Лисицын, я тебя снимаю с дежурства! Ты для  чего тут стоишь? Для мебели? – тошнил Борис Апполинарьевич. Тимофей пал жертвой калисатовской инспекции  практически на ровном месте за два часа до смены. Для записи в вахтенный журнал о бдительности заместителя флагманского механика. А коль сняли – изволь в 18.00 ступай с новой вахтой на развод и  снова на сутки. Калисатов попенял Малых и Шарому за слабую /по его мнению/ организацию очистки и окраски цистерн главного балласта  с  точки зрения техники безопасности. Оказывается, он заглянул в горловину и услышал, что матросы в цистерне поют. Это был действительно нехороший признак, потому что работа с нитрокраской в ограниченном объеме вызывает симптомы азотного наркоза. Попросту - вроде опьянения. Нитрокраска выделяет азотистые соединения.. В худшем случае, человек теряет сознание, а вытащить его из закоулков цистерны бывает очень трудно.  В самом худшем случае матрос может и погибнуть. Бывало и такое. Но на этот раз в цистерне пел веселый моряк Ваня Шаповалов. И вовсе не от воздействия нитрокраски. А от хорошего настроения. Его поругали – кто знает, чего ты там запел, просто так или уже отравился. Борис Апполинарьевич был доволен собой, замечания записал в вахтенный журнал и справедливо считал, что честно выполнил свой инспекционный долг.

- Мы создаем в дивизии водолазную мастерскую, поэтому тебе, Шарый, поручение от Хапова. У тебя кончился срок службы водолазного снаряжения, ты должен сдать его в АСС и получить новый комплект. Так?

- Так, - подтвердил Андрей.

- Возьмешь у старпома 10 литров спирта, я Пергаменту уже сказал, и договоришься с АСС, чтобы тебе 55 комплектов списали без сдачи на склад. Они их все равно жгут. А эти оставшиеся потом передашь инструктору- водолазу в дивизии. Понял задачу? Вот и хорошо. И еще… Выторгуй у их начальника один комплект акваланга. Для меня…

- Ну, не знаю, как с аквалангом. Они же баллоны сдают по описи и потом как-то утилизиру-ют. Я не знаю…

- Что тебе не ясно? Вопросы есть? Вопросов нет. Действуй!

Шарый получил у Пергамента спирт в десятилитровой канистре из нержавейки и еще в портфеле два с половиной литра в поллитровых бутылках, как разменную монету.

Выехали 12 января, аккурат в преддверии Старого нового года. Матросов Шаповалова, Магомадова и Фархутдинова на ночевку устроили в казарме воинской части в Мурманске.

Шарый приказал мичману Гудимову утром забрать моряков и прибыть с ними на автобусе в поселок Дровяное, где АСС.  На том и расстались. Канистру взялся сохранять Гудимов.

Начальник отдела АСС, подполковник, с подозрительного цвета носом и лицом киношного злодея, выслушав доклад Шарого, молчал, подозрительно разглядывая просителей. Шарый повторил доклад, Гудимов переминался с ноги на ногу. Наконец подполковник, поводя сизым носом, изрек:

- А ну-ка подойдите ко мне ближе. Еще ближе…Оба…И ты, мичман, - и снова потянул носом.

- Товарищ подполковник, - начал Андрей, но начальник отдела вдруг махнул рукой:

- А ну-ка доложите, воины, что вы вчера пили? - женщины в отделе прыснули. Странный аромат, исходивший от старшины команды трюмных мичмана Гудимова, заполнил все небольшое помещение бухгалтерии.

- Все, - подумал Андрей, - сейчас выпрет.

- Да-а… Шило, товарищ подполковник, - сознался Гудимов, деваться было некуда, - спирт,
одним словом,- поправился мичман.

- Ты мне брось заливать, что я - спирт не могу различить? - наседал начальник.

- Да я… Как сказать… Пока ехал в такси, съел целый апельсин, а корки оставил за щекой.

Шофер посоветовал, чтобы перегара не было. Я, товарищ подполковник, честно, и выпил-то вчера немного…, - оправдывался Гудимов

- Ну и мудак, - подумал Андрей, - наверное, теперь вообще ничего не получится. Но Шарый ошибся. Подполковник вдруг повеселел, хохотнул и щелкнул пальцами, свой в доску оказался:

- Ну вот, сразу бы так, а то я теряюсь в догадках, - облегченно заметил начальник отдела АСС.

- И выпить, наверное, хочешь, - подумал Шарый и был прав.

Через полчаса они уже мчались с заветной канистрой  на подполковничьем газике  к воз-водимому им за городом гаражу.

- Вот, понимаешь, строю свой БАМ. А материалов нет и рабочим что-то платить надо.

В гараже подполковник выцыганил спирт вместе с нержавеющей канистрой, выпил стакан-чик разведенного и, окончательно поправив здоровье и настроение, заверил:

- Все будет о-кей? Я гарантирую!

- Ну, если с канистрой, тогда два акваланга, - обнаглел Андрей. Развеселившийся подполков-ник списал 55 комплектов водолазного снаряжения, выдал новое. И два акваланга, как обещал. Правда, ему пришлось надавить на своего начальника склада, мичмана. Но, если я на-чальник, то ты, как известно… Начальник отдела выделил машину, более того, созвонился с оперативным по тылу флота и, узнав какая баржа завтра уходит в Полярный, заказал пропуск. Ну просто душка! Какие только двери не открывает корабельный спирт в наше время. Даже, страшно сказать, двери высоких московских кабинетов. Сколько званий и должностей получено в обмен на эту прозрачную горючую жидкость, цена которой всего - то семь копеек за один литр. Государственная. Обоюдно довольные просители и грозный АСС расстались. Пропуск на секретный причал Технического управления флота сработал. Машину про-пустили. Замерзшие матросы, ехавшие в кузове, со свистом скинули груз прямо на причал перед баржой. Грузовик с недовольным шофером немедленно уехал. Время 20.00, темно. Минус 29 с ветром и колючей поземкой. Шинельки на “рыбьем меху” и ботиночки на микро-поре не согревали. Когда половина водолазного имущества была уже загружена на палубу баржи, откуда-то из ее недр нарисовалась фигура  в овчином тулупе, представилась шкипером и сурово поинтересовалась:

- А что тут происходит? Кто разрешил? А ну – выгружайте! – погрузку прекратили и Шарый прошел с шкипером в рубку. Поинтересовавшись именем-отчеством сурового командира баржи, Андрей миролюбиво попросил уладить дело.

- Михал Михалыч! Есть добро оперативного тыла флота. И потом – сегодня же старый Новый год, холодно и вообще пора праздновать! Чего мы тут будем…

- Ничего не знаю. Выгружайте! - шкипер был непоколебим.

Шарый понимающе улыбнулся и прибег к последнему аргументу. Убойному, как он считал, в свете понимания окружающей действительности в координатах времени и места.. Широким жестом, театрально, он отщелкнул крышку портфеля и в тусклом свете рубки заманчиво блеснули горлышки пяти бутылок с заветным содержимым..

- Отпразднуем, Михал Михалыч? – торжестующим тоном предложил Андрей.

- Я не пью. Я – язвенник! Выгружайте! – от неожиданности Шарый даже поперхнулся.

- Как? – и вид у него был такой убитый, а трагическая пауза настолько продолжительна, что несговорчивый шкипер вдруг сжалился.

- Ладно, черт с вами, ждите. Я пойду на КПП, позвоню оперативному. Но без приказа все равно ничего не грузить! – и ушел. Грелись в рубке. Михал Михалыч пришел через полчаса.

- Грузите, на ваше счастье есть приказ!- снаряжение забросили за 15 минут. Шарый попросил воды и хотя бы кусочек хлеба для закуски.

- Налью матросикам по 50 граммов, они уже посинели, - шкипер принес кастрюлю с макаронами по флотски и чайник компота. Матросики и Гудимов выпили, закусили макаронами и мунут через пять начали оттаивать. Шарый вопросительно глянул на Михал Михалыча. Шкипер, поколебавшись секунды две, налил в стакан граммов 150 чистого, махнул залпом и запил компотом прямо из  чайника. Язвенник, однако. Наверное помогает.

- Спать будете в этой каюте. Но! Чтобы был порядок! В 6 утра отходим, - в шесть часов утра Нового года по старому стилю баржа ушла в г. Полярный.

Из комплектов водолазного снаряжения, привезенных в дивизию Шарым, был организован кабинет водолазной подготовки. Заместитель флагманского механика, Борис Апполинарь-евич Калисатов получил в подарок списанный акваланг АВМ-1М, чему был несказанно рад. И зачем он ему нужен? Мембрана в его дыхательном автомате такая ненадежная штука. В самый ответственный момент может рвануть и получишь в легкие полную порцию воды. Проверено.



Гарантии

Гарантийные письма предназначены для предоставления
адресату письменных гарантий с целью подтверждения
определенных обещаний или условий, намерений или
действий автора / организации отправителя / так или ина-
че затрагивающих интересы адресата.
/ Правила деловой переписки /


- Я уже восемнадцать лет на флоте, из них тринадцать - на подводных лодках, - Малых налил коньяку себе, Андрею и Наталье Ивановне. Они сидели в своем номере гостиницы, из которой по счастливому стечению обстоятельств их еще не выселили. Наверное благодаря покровительству директора. Несколько раз она сама и ее ближайшие сотрудники проверяли постояльцев, неизменно удостоверялись в полном порядке в номере, заправленных постелях, отсутствии бутылок, неизвестных гостей, в том числе и, как ни странно, посторонних женщин. Ситуация нетипичная, а потому - подозрительная. Сегодня директриса сама зашла к ним в номер с бутылкой коньяка, мотивируя визит и бутылку своим днем рождения, который отпраздновала вчера. Малых достал из серванта дежурную коробку конфет.

- Вот, зашла посмотреть,- она хитро улыбнулась, - надо же проверить, как вы тут живете, а то некоторые командиры беспокоятся за ваш моральный облик и дисциплину.

- Наверное, Илин, - подумал Андрей, а вслух сказал:

- Пусть некоторые ваши знакомые, наши командиры, беспокоятся сами за себя, может им…

- Да вы не волнуйтесь, наши отзывы о вас самые положительные.

- Спасибо, Наталья Ивановна, но мы, правда, держимся  уже из последних сил и только из уважения к вам и вашему замечательному заведению, - пошутил Шарый.

- Так вот, - продолжал механик, - за все пятнадцать лет мне впервые удалось при временном базировании попасть вместо казармы или плавбазы в комфортабельную гостиницу с горячей водой и телевизором. А так… Где только не приходилось…, - Малых вздохнул, - спасибо вам, Наталья Ивановна, - выпили коньяк и по чашке кофе, который сварил Шарый в стакане при помощи кипятильника.

- А вот эти устройства держать в номере и пользоваться в гостинице категорически запреща-ется, - Наталья Ивановна нашла причину для замечания. А иначе – какой она руководитель? Замечание было произнесено, правда, с мягким укором и молодая женщина обволокла ме-ханика темными бархатными глазами.

- Это только при вас, Наталья Ивановна, - оправдался Андрей, - и для вас, мы же не могли отпустить вас без кофе.

- Кофе превосходный, спасибо. Ну, мне пора, - с сожалением простилась хозяйка гостиницы,
не сводя глаз с Малых.

- Владимир Константинович, а ты заметил, что Наташа положила на тебя глаз?

- Может быть, Андрей. Что с того? Я, кажется уже…

- А мне не кажется. Я давно вижу, что уже.

- Понимаешь, Людмила Васильевна это… Я таких женщин еще не встречал. Как только познакомились, она сразу - как будто вошла в меня. У меня такое впечатление, нет, уверенность, что она - мой человек, моя женщина. Это та, которая и должна быть со мной… Та единственная. Я не знаю…

- А Маша в Ленинграде? А дети?

- Она тоже… Я вконец запутался и это меня мучит…

- А она тебя любит, как ты думаешь?

- Наверное… Иначе, как бы это все было?

- Смотри, Владимир Константинович! Илин бдит. Семья - ячейка государства. И потом, мо-ральная устойчивость - одно из главных качеств отличника боевой и политической подготовки.

- Да пошел он… Наверное, когда-то это должно было случиться. Сколько лет можно жить в каюте?

-  Только не обманись. Знаешь, бывают обстоятельства, которые создают такую романтичес-кую ауру и ты попадаешь в нее, как в сети. Твоя каюта – это и есть те самые обстоятельства. А потом - время проходит и… куда все делось? - Малых обреченно задумался. В дверь постучали.

- Открыто, входите! - вошли два контрагента, Пашин и Балясников, специалисты по гаран-тийному обслуживанию механизмов подводной лодки, изготовленных на их заводе.

- Ребята, а у вас выпить нету? - коронный и, тем не менее, естественный вопрос 90% коман-дированных с Большой земли на Север для технического обслуживания своих изделий на кораблях. Кто бы сомневался. Такое впечатление, что они приехали откуда-то, где свиреп-ствует сухой закон.

- Вы считаете, что если это Крайний Север, то не пить – западло? - Малых достал бутылку с остатками спирта, граммов сто пятьдесят.

- А покрепче ничего нету?

- Мужики, вы что? Это же спирт.

- Да-а-а, сколько тут его? Всего ничего. На четверых-то.

- Пейте, мы с Андреем не будем.

- Ну, тогда другое дело. Вася, доставай, - Вася достал из портфеля свалявшиеся бутерброды с вареной колбасой, завернутые в газету “Правда”, и бутылку с этикеткой “Ацетон”.

- А у вас тоже, оказывается, запасы есть, - заметил Малых.

- Нету, это ацетон. Мы же вас спрашивали - есть ли что-нибудь покрепче, - Пашин разлил остатки спирта в два стакана, добавил в каждый по пять капель ацетона, - а вот теперь будет! Оба, звучно хакнув, опрокинули горючую смесь в себя, запили водой и заели бутербродами.

- Теперь нужно успеть добежать до койки. Спасибо, кормильцы! - и оба, довольные принятой дозой, скрылись за дверью.

- Вот звери! Такого я еще не видел за всю свою заполярную жизнь, - заметил механик, - чего только не бывает! Пьют всякую дрянь!

- Ты что, первый раз видишь, как они на Севере пьют? - удивился Шарый, - а наши?

- Ну, наши хотя бы ацетон не пьют. Вот было дело, когда в Полярном отменили сухой закон.

Кажется в шестьдесят пятом. В базу пригнали баржу с коньяком и шампанским. Через неде-лю в магазинах было пусто. Наши товарищи офицеры, опасаясь, что это явление временное, закупали напитки чемоданами. На каком-то многолюдном офицерском собрании в Доме офицеров член Военного Совета, ну, этот ЧВС, не помню фамилию, сокрушался - что делать? За неделю баржу шампанского выжрали! В ответ ему какой-то охломон из зала крикнул, мол, завозить надо чаще.

- Наши-то контрагенты, хотя и пьют, но дело свое знают хорошо. Этот Пашин…

- Знают, этого не отнять. Конечно, они нам помогают. Запасные части возят со своих заводов, нелегально, естественно, - задумчиво заметил Малых, - в смысле - через забор. Но без них-то нам было бы совсем тоскливо, - механик вздохнул, - но все это… такой мизер. Столько недоделок с завода, еще с постройки! Гнали картину с приемом корабля в ВМФ к какому-то празднику или очередному съезду, не помню. Знаешь ли ты сколько у меня гарантийных писем от судостроителей? Ты думаешь, они хоть что-то по ним сделали? Ни по одному - ничего! Так и плаваем с письмами. Они свои задницы бумажками прикрыли, а чем мы в море будем прикрываться в случае чего? В годовых отчетах пишем замечания и предложения по материальной части из года в год одни и те же. Хоть бы какая зараза когда-нибудь приехала, чтобы обсудить, уточнить, переговорить по сути и что-нибудь исправить! Никто, никогда! Даже для  формалюги! Для кого и для чего мы все это пишем? Чтобы снять сомнения с души и заполнить графу?




Пожар в доке

На флоте бабочек не ловят!
/  Поговорка командира  Маркова/



В доке   капитан- лейтенант Тимофей Лисицын, заступая дежурным по кораблю, отметил низкое  сопротивление изоляции электрической сети лодки вместе с кабелем питания с берега. Методом исключения определили, что плохая изоляция у кабеля, но помощник, старшина команды электриков Жуков, упросил дежурного по кораблю его оставить. Мол, новый кабель есть, но в доке сойдет и старый. То да се... и убедил лейтенанта. Это жмот  “черный Алекс” распорядился растянуть старый. Жадность, как говорят, фраера и сгубила! Ночью, в 2.30, объявили аварийную тревогу – пожар в доке. Лисицына разбудили и вся вахта полезла наверх с огнетушителями, решив, что тревога учебная и что в доке бросили дымовую шашку, чтобы проверить бдительность и действия вахты. У распределительного щита на переходном мостике трещал огненный клубок и искры летели на весь док, обустроенный деревянными лесами, угрожая запалить все и вся.

- Во дают! - восхитился  Тимофей, лениво выползая по трапу наверх, – Дымовую шашку, наверно, бросили.

- Товарищ  капитан - лейтенант, - дернул его за рукав  Жуков, он же помощник дежурного по кораблю, - это же наш кабель горит! Фактически!

- Ты что? - завопил, обомлев, Лисицын. - Как? Эй, на доке! Отставить пенные огнетушители! Отставить, бля…! Убье-ет!!! Твою дивизию!!! - матросы суетились у короткого замыкания с пенными огнетушителями. Клубок огня затух, проплавив полуметровую дыру в металлическом настиле, как только кабели отгорели сами собой. Утром Лисицына вызван  к “фараону”. На трясущихся ногах, отчетливо  осознавая свою вину, Тимофей втиснулся в каюту командира, ожидая штормовой разнос.  Марков:

- Так, Лисицын.  Особо отличившихся на тушении пожара в доке представить мне рапортом. И запомни, Лисицын, - многозначительно сказал Леонид Васильевич, - на флоте бабочек не ловят! Все! Свободен! - к вечеру приказ о поощрении особо проявивших себя на тушении пожара в доке издан. Дежурный по кораблю и старшина электриков в геройское число, естественно, не попали. Командир  электротехнического дивизиона капитан- лейтенант  Алексашин   порвал за ненадобностью свою объяснительную записку командиру, где обстоятельно расписал халатность дежурного по кораблю Лисицына относительно кабеля питания с берега. Командование бригады благоразумно не стало разбираться, что там ночью в доке произошло, и довольствовалось приказом командира, где была отмечена отличная выучка личного состава в аварийной ситуации. Мудрую мысль, что „на флоте бабочек не ловят”, Лисицын запомнил на всю оставшуюся жизнь.



Скандал.

Партия – решающая и направляющая сила…
/ Из решений съезда КПСС /


В тесной кают-компании плавбазы собрались на партийное собрание с повесткой дня “О ходе работ по модернизации и докованию корабля”. Докладчиком на этот раз был сам командир, Леонид Васильевич Марков. Все началось по известному трафарету – выборы президиума, оглашение повестки дня, установление регламента. “Фараон” вышел на импровизированную трибуну /сколоченнй из фанеры ящик замполит украл где-то на бербазе/ и по деловому нарисовал общую картину состояния дел по модернизации и докованию. Упомянул, конечно, гидравлику и воздал должное всем действующим лицам и исполнителям. Прошелся по ракетной части, которая проходила модернизацию, и ее командиру Борису Цыбешко.

- Доковый ремонт организован плохо.  С нашей стороны, да и завод что-то не особо чешется. Потом будут гнать картину день и ночь и наделают браку, - отметил командир.

- Леонид Васильевич, вы о дисциплине, о дисциплине…, - горячим шепотом подсказывал Илин. “Фараон”, не обращая внимания на подсказки, продолжал вскрывать недостатки, называть фамилии виновников и возможные перспективы завершения ремонта.

- Задерживаете с покраской цистерн, Владимир Константинович. Протекторную защиту завод еще не всю сварил, а время уходит. Вы думаете, нам кто-нибудь продлит сроки докования?

Даже не мечтайте! Док для флота – дефицит и все должно идти строго по графику.

А у нас до сих пор еще не сняты для ремонта и гидравлических испытаний баллоны ВВД* килевой группы.

- Леонид Васильевич, вы о дисциплине, о дисциплине и о конспектах, - опять вмешался зам.

- Валерий Иванович, не мешайте мне, - вскипел Марков.

- Я вам не мешаю, я подсказываю.

- А вы мне не подсказывайте, я без вас знаю, что говорить!

- Ну как же, товарищ командир? Надо же…, - не унимался Илин.

- Илин, я вас, едрена мать, сейчас выгоню! – вдруг, не сдержав эмоций, взревел “фараон”.

- Как? - опешил заместитель командира по политической части, - это же партсобрание!

- А вот я сейчас собрание и спрошу. Голосуем! Кто за? Кто против? Воздержался? Единогласно! Ну вот! - Кают-компания оживилась. Ситуация была по большому счету комичная, но все с энтузиазмом проголосовали – за. За удаление зама с партийного собрания. Илин засопел, покраснел, и лицо его покрылось пятнами бурякового цвета. Он не нашелся чем возразить, но не вышел, а, насупившись, зашелестел бумажками. Командир продолжил и, теперь уже без помех, закончил доклад. За ним выступили механик Малых, ракетчик Борис Цыбешко. Доктор Ревега говорил о чистке цистерн питьевой воды и их дезинфекции. Илин выступил тоже, но уже без запала, вяло, скучно и неинтересно. Через неделю член Военного Совета, выступая на партийной конференции флота, с возмущением отметил:

- Вот видите, товарищи коммунисты, до каких безобразий дело доходит, - захлебываясь от негодования, доложил конференции ЧВС, – заместителя командира корабля по политической части в одной из парторганизаций голосованием удалили с партийного собрания! Ну куда дальше - то ехать! - офицеры экипажа с волнением ожидали кары небесной для “фараона”, но дело, к счастью, обошлось. Приказ о назначении Маркова начальником штаба дивизии был уже подписан. А отменять вчерашние приказы на флоте еще не наловчились. Пока.




Крапивины.

Мой адрес не дом и не улица,
Мой адрес – Советский союз
/ Песня, сл. В. Харитонова /



Наталья получила письмо из Краснодара от матери. Ко всем бедам прибавилась новая. Отец попал в автомобильную катастрофу и находился в реанимации. Сашка  рассматривал конверт.

- Вот суки. Надо же - вскрывают! Хоть бы заклеивали, как следует, а то залепили чуть ли не хлебным мякишем! - и тут же изобразил на листе бумаги непристойные загогулины, пару выражений отборным матом, заклеил конверт и написал произвольный адрес.

- Пусть теперь любуются, папуасы! - химик употребил командирское выражение  в адрес специалистов по перлюстрации чужих писем. Приказ об его увольнении в запас, как негод- ного к военной службе, уже пришел. Мигом сработала канцелярия. Они так же быстро очередные воинские звания бы присваивали... А то, пока мичману в канцелярии бутылку не сунешь, звание можешь ожидать до турецкой пасхи…

О пришедшей бумаге по секрету сообщила Наталье Анжелка, секретарша из штаба, а через пару дней стало известно официально. Наталью вызвали в отдел кадров и потребовали, чтобы муж рассчитался в течение месяца, освободил квартиру и семья выехала из поселка.

- Куда же мы поедем? Нам и ехать-то некуда, у нас нигде квартиры нет, - родители жили в Краснодаре в маленькой двухкомнатной “хрущевке” с Натальиной младшей сестрой и мужем.

- А куда хотите! Советский союз большой, а по закону вам обязаны предоставить квартиру в течение 3-х месяцев в любом городе, кроме Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик и городов по списку.

- Но ведь на самом-то деле это же совсем не так! Люди годами ждут квартиры на Большой земле… И почему вы вызвали меня, а не его? - но доказывать было некому.

- Существуют правила, и мы действуем в соответствии с ними, - официально заявили ей.

Наталья боялась сообщать это Сашке, опасаясь обострения его болезни от очередного стресса.

Начальник строительного управления, где она работала инженером, вызвал и сказал, что вынужден ее уволить в связи с сокращением штатов. Но бумагу о сокращении штатов не показал. Соседка на площадке по секрету сообщила Наталье, что какой-то хмырь интересо-вался у всех жильцов в подъезде - не мешает ли им громкая музыка из квартиры Крапивиных.

- По-моему, они хотят вас выжить и с квартиры, и из городка, - предположила соседка.

- Похоже, - согласилась Наталья.

Через пару дней ее вызвали в особый отдел. Дотошный особист, с погонами старшего лейтенанта, усадил Наталью на стул, и, направив в глаза яркий луч настольной лампы, стал допытываться издалека про жизнь, и про то, когда они рассчитаются и съедут с квартиры. И  покинут городок.

- Ваш муж теперь гражданский человек, а здесь военный гарнизон и квартиры предназначены только для военных, - убеждал он ее, - к тому же есть жалобы, что в вашей квартире происходят оргии, громко играет музыка и мешает людям отдыхать. Если вы не послушаете наших советов, тогда мы…

- Какие оргии? Какая музыка? - Наталье внезапно стало плохо, голова закружилась и она в глубоком обмороке рухнула со стула на ковер. Старлей, с задатками  следователя недалеких времен, забегал вокруг нее со стаканом воды, в испуге открыл дверь, зовя на помощь, и едва не сбил с ног самого начальника особого отдела Елкина, проходившего мимо.

- Ты что тут наделал, мудак? Я что сказал? Провести беседу, разъяснить, а ты? – начальник заметил полумрак в кабинете и включенную настольную лампу. - В следователя играешь, сопляк? Мало тебя учили, идиот! Ты понимаешь, что теперь все нужно отыгрывать назад? – они с трудом привели Крапивину в чувство и Елкин забрал ее в свой кабинет. Напоив Наталью чаем, он успокоил ее, извинился за сотрудника, внимательно выслушал и пообещал, что никакого нажима на них больше не будет. Убедившись, что женщина успокоилась, поверила в его обещания и жаловаться как будто не собирается, он вызвал машину, приказал водителю доставить Наталью домой и проводить до самой квартиры. Дома она застала мужа с дочерью, игравших на ковре в нарды. Рассказывать не было желания, голова раскалывалась и она без сил повалилась на диван.  Утром пришел вчерашний старлей, самодельный следователь. С виноватым видом признался, что послан извиняться и делает это с удовольствием.
- Уж вы не держите на меня зла, Наталья Михайловна, понимаете, служба. А с работой вашей мы уладим! - и уладили. Начальник строительного управления вызвал Крапивину к себе, тоже извинился и заявил, что произошла ошибка и что она может снова приступить к работе. Здорово обмишулился особист - старший лейтенант. Но уезжать-то все равно нужно. Когда? Куда? Как будет с квартирой, Сашкиной пенсией, с ее работой? На что жить?

Так внезапно оборвалось видимое, иллюзорное благополучие и все жизненные перспективы. Впереди неизвестность и вся тяжесть решений легла на ее хрупкие плечи, поскольку рассчитывать на мужа, за которым она всегда была, как за каменной стеной, теперь было бесполезно. Списан за непригодностью.




Док

Лодка не металла груда,
Не уродливое чудо.
Лодка - королева красоты…

/ С. Иванов “Лодка” /

В доке не все получалось ладно, как хотелось бы. Мастер сварочного цеха нагнал на корпусные работы девочек и мальчиков, сварщиков 2-го и 3-го разряда, и они по молодости лет, отсутствию опыта и ответственности, варили кое-как. А заварить корпус и добиться герметичности цистерн главного балласта была целью и заветной мечтой механиков. Они так много надежд возлагали на доковый ремонт и вот теперь выяснилось, что перспектива неутешительна. Шарый ругался на планерках с мастерами, не подписывал процентовки на плохо выполненные работы и атмосфера взаимоотношений с заводом вновь накалилась. Не смог реально помочь и докмейстер Голдобин, хотя полностью был на стороне ремонтирующегося экипажа. За время его отсутствия на заводе наступили организационные перемены. С приходом на завод нового главного инженера политика взаимодействия с экипажами ремонтирующихся кораблей претерпела изменения не в пользу качества ремонта, а в сторону скрупулезного соблюдения графика работ. Любой ценой. Заводские мастера были хорошо осведомлены об этой политике и действовали соответственно ей. Строитель Лехин чутко уловил  новую политику руководства  и уже попытался применить ее на деле.

- Я вам ничего не подпишу, - кричал Андрей, - будете вы и ваши люди сидеть без зарплаты!

- Подпишешь, никуда не денешься, - парировали мастера. Они хорошо знали, что коман-дование и Техническое управление флота тоже заинтересованы в выполнении плана и сроков работ и тоже несут за них ответственность, как и завод. В разгаре полярная зима. Мороз и снегопады не ускоряли наружные работы на корпусе. Настроение у Шарого стало отвратительным - как ни крути, а отвечать за качество ремонта в море придется ему. А экипажу пожинать результаты. Нужно ведь не только качество работ, но и выполнение всего набора, который запланирован и фактически уже профинансирован заводу. И в график уло-житься. Замкнутый круг.

- Где мы тебе возьмем сварщиков пятого разряда? Они на других работах, которые требуют высокой квалификации. У тебя что? Корпус. А это работа для 2-го, 3-го разряда. Так установлено документами.

- Значит ваши девочки и мальчики не соответствуют ни 2-му, ни 3-му разряду, раз не могут заварить ни трещины, ни свищи. Что делать в море с дырявыми цистернами? - бушевал Андрей и его уже состоявшаяся на заводе репутация, как сговорчивого и компромиссного командира, начала рушиться. Да что же теперь делать, когда начинает дымиться собственный хвост. Докмейстер Голдобин сочувствовал и помогал, чем мог. Тоже ругался, требовал, несмотря на косые взгляды своих сослуживцев по заводу и их глухое сопротивление, но срок окончания докования неумолимо приближался. К тому же, кто-то из хитрых заводчан рас-пустил слух, что Шарый упирается по-дурному и часть мастеров спускала его претензии на тормозах. Шарый стал реже бывать в гостинице. Ночевал на плавбазе или на подводной лодке. Впрочем, трудные времена наступили не только у него. Комдив два Иван Алексашин,“черный Алекс”, чувствуя скорый спуск корабля на воду, хлопотал с дизелем и электрооборудованием, выискивая “нули”. И не зря. Поздно вечером Малых разбудил Андрея.

- Все! Закончилась лафа. Срочно вызывают! Идем к докмейстеру, кажется, нас выгоняют из дока досрочно! - планерку проводил главный инженер завода.

- Завтра в 11-00 ваша лодка должна быть на плаву. Вы выходите из дока!

- Как? Куда выходим? Вы что, издеваетесь? У нас же еще 30% работ не выполнено, - запротестовал механик Малых.

- Я никуда не выйду, и доложу по команде о всех ваших недоделках и браке! Никогда этого не делал, но вы меня достали! Пусть командующий флотом разбирается! - кричал Шарый.

- Выйдете, никуда не денетесь, - торжествующим тоном заверил главный инженер, - это при-каз как раз командующего флотом! И ваш командир уже  про него знает! Идите и готовьте лодку к завтрашнему спуску на воду. Мы направим к вам  нужных специалистов. Мы должны поставить вместо вас “горбатую”*. Она столкнулась с кем-то в полигоне и надо выяснить - с кем? Подозревают - с американцами. У них там, кажется, вражеский кусок застрял в корпусе! Так что – сопротивление ваше бесполезно, - мастера заулыбались. Конец их мучениям с этим заказом 532, кажется, наступил. После планерки Шарый выдал распоряжения мичманам Гудимову и Духавину по герметизации забортных отверстий и вдрызг напился с докмейстером Голдобиным. Малых пытался остановить его, но из этого ничего не вышло. Запой в состоянии аффекта состоялся.

- Сволочи, - кипятился Андрей, – они же из нас полуфабрикат сделали! А плават-то как?

В 11-00 следующего дня подводная лодка капитана 1 ранга Маркова вышла из дока. На соседнем причале ожидала постановку“горбатая” с развороченным носом.

- Приказано переселиться на корабль, - сообщил командир, - чтобы нам служба не казалась раем и чтобы поменьше наших замечаний сыпалось на завод. Комбриг сказал – быстрее захотите домой! - и переселились. А обжитую с зоопарком плавбазу “Егоров” торжественно передали столкнувшемуся с кем-то экипажу. Пусть наслаждаются.



Как  швартоваться без кранцев? *

Кто опоздал, тот спит на подоконнике...
/ любимая поговорка командира Маркова/


На последней прогулке в городе перед уходом из дока в родную базу, обновляя новый цивильный костюм, лейтенант  Лисицын, несмотря на свою внушительную псковскую фигуру, был нещадно побит стаей хулиганствующих подростков. Правый глаз предательски заплыл, не оставив даже щелочки. Проверив целостность носа в ближайшем медпункте, Тимофей  прибыл на лодку, спустился через люк концевого отсека, чтобы сохранить инкогнито. Но „фонарь” под глазом все равно стал достоянием всего экипажа, поскольку верхний вахтенный успел его разглядеть даже при тусклом свете переноски освещения бортового номера. Замполит Илин навестил пострадавшего на ровном месте Лисицына, скрывавшегося в девятом отсеке, и не преминул хихикнуть, вспоминая, видимо, похождения своей лихой молодости:

- Что, Лисицын, в чужое гнездышко залетел, об-тыть? Поделом тебе... хи-хи. Иди в кают - компанию на завтрак. Там тебя командир ждет. - Лисицын обиделся:

- Я – что? Какое гнездышко? Вы чего это, Валерий Иванович? Да я…

- Иди, иди. Знаем мы вас,  об-тыть – “ артиллерист” подтолкнул Тимофея и под конвоем повел в кают-компанию. Командир  Марков, прихлебывая чай и изучая последствия на лице Лисицина, изрек:

-  Лисицын! Опять – ты? Ну-ка покажись, воин! Доктор-то осмотрел? Как реактор  вводить будешь? Одним глазом? Левым отличительным?

- Нос цел, товарищ командир,- откликнулся доктор  Ревега,  Тимоша моргнул уцелевшим левым:

- Дак введусь, товарищ командир, как-нибудь! -  Леонид Васильевич, оценив повреждения, посоветовал:

- А нам как-нибудь не надо. Надо как следует! Механик!

- Есть, товарищ командир, - отозвался “сурок” Малых.

- Научите Лисицына швартоваться без кранцев!- Леонид Васильевич привычно задумался.

- Так точно, товарищ командир, – согласился механик, еще не представляя, как командирскую
аллегорию претворить в жизнь.

- Лисицын, запомни - кто опоздал, тот спит на подоконнике! Иди. Доктор, найди ему бодягу!
Наверное, командир Марков  был знаком с лечением синяков по собственному опыту.

-  Есть, товарищ командир, спать на подоконнике, – подтвердил Лисицын, так и не осознав -
куда он опоздал и почему надо спать „на подоконнике”.

На вводе ГЭУ, отмеряя последними шагами*( Шаги подъема КР – подъем компенсирующей решетки реактора отрезками по ее ходу с интервалами. /Примеч. авт/) подъем компенсирующей решетки реактора левого борта, капитан- лейтенант Лисицын крутил головой, выхватывая одним левым глазом показания приборов из разных углов пульта управления и был похож на базарного забулдыгу после веселой попойки с силовыми приемами под занавес. Невыспавшийся, поднявшись по штабным меркам очень
рано, флагманский механик капитан 2 ранга Зуев, которого служба обязывала присутствовать
на вводе главной энергетической установки, не выдержав зрелища, мерзко хихикнул, крутя пальцем вокруг кнопки АЗ – сброса аварийной защиты реактора. Ему уже рассказали про „гнездышко и это его развеселило. У матросов экипажа Лисицын попал в герои и они, порывшись в рундуках, нашли для Тимофея черные очки, в которых он и пришел домой, будто вернулся с Черноморского побережья. Слава Богу, жене Кате про „чужое гнездышко” никто не сболтнул. Даже  заместитель командира по политической части Валерий Иванович Илин,  по прозвищу “артиллерист”.



Прощание

Прощай, любимый город…
/  Песня В. Соловьева –Седого /



Отвальную устроили в гостинице. Пригласили Наталью Ивановну, Веру и даже тетю Дусю. Были командир БЧ-2 Борис Цыбешко, минер Дима Кулишин и доктор Ревега. Пришла Людмила Васильевна, любимая женщина механика Малых, грустная и красивая.
Владимир Константинович сообщил Шарому, что зубной доктор - вдова  офицера, погибшего в море. Удивительно устойчивы бывают привязанности флотских жен. Один раз полюбившие своих мужей, моряков, они, в большинстве случаев, остаются верными своему жизненному идеалу. И если снова выбирают себе спутника жизни, то, нередко, новый избранник опять оказывается моряком. Наверное в этом постоянстве привязанностей есть и  что-то свыше. От Бога… Или… кто там есть…

Через несколько рюмок развеялись скованность и грусть. Разговор о работе и текущих неприятностях был немедленно пресечен директрисой Натальей Ивановной. Настрой ком-пании стал более оптимистичным и ремонтную тему закрыли…

Пели “усталую подлодку” и ”прощай любимый город”. Пили за милых дам, за тех, кто в мо-ре, за “один раз погрузиться и два раза всплыть”, и за “семь футов под килем”. Владимир Константинович Малых и любимая женщина печально танцевали. Выпили за Полярный, этотгород военных моряков, где “цыркульный” дом смотрит окнами прямо на причалы. От них уходят в море подводные лодки, вспарывая сиренами утреннюю тишину, и к ним же швартуются, возращаясь из боевых походов, как швартовались когда-то в войну лодки Лунина, Фисановича, Старикова, Кучеренко, Колышкина. Кажется, здесь даже и не выветрилась атмосфера тех военных лет - их песни, их смех, горечь утрат,  запах крутой русской махорки и сигар союзников. До свидания, Полярный! Завтра уходим. Наверное, мы не раз еще придем сюда в ремонт или док.  Принимай нас здесь, как родных!  Не так, как в этот раз. Теплее. Рано утром, провернув застоявшиеся механизмы, отшвартовались. На мостике рядом с “фараоном” стоял назначенный командиром капитан 1 ранга Гиви Капанадзе. На причале жались друг к другу провожающие по заведенному ритуалу командир бригады Журавский и его штаб, закрываясь от колючей поземки воротниками шинелей. От завода были главный инженер и строитель. Последним прибежал Петр Иванович Лехин и прощально помахал  рукой.  Наверху, в городке, на ступеньках гостиницы, если хорошо присмотреться, можно было увидеть фигурки зубного доктора Людмилы Васильевны, директора Натальи Ивановны, администратора Веры и даже тети Дуси.
Прочитано 6528 раз

  • Савельев Александр Сергеевич
    Савельев Александр Сергеевич
    Понедельник, 08 августа 2011 17:21

    Просто жизнь... Молодец, автор. Как в молодые годы окунулся с головой. Хоть и служил я в другой флотилии и на другом проекте пла, но на СФ и примерно в это время - эта служба до боли узнаваема и знакома! Всё правда, вплоть до запятой! Спасибо!!!

    Пожаловаться
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь