Т.Геращенко

В двадцатых числах мая далекого 1968 года   «вражеские голоса»  Запада  сообщили,  что в акватории Баренцевого моря потерпела катастрофу советская атомная подводная лодка. Сообщения были одно «интереснее» другого. И то, что мы тонули, что потеряли более 44 человек экипажа от радиации, что на корабле был бунт, ну и много чего другого. Со стороны официальных лиц Советского Союза не последовало никаких комментариев.

Да и не принято было тогда  говорить об этом. Все  трагедии и аварии на первых атомных лодках всячески скрывались и засекречивались на многие десятилетия. Хотя и сегодня спустя 42 года после той аварии на моем корабле нет официального подтверждения ее со стороны руководства ВМФ России, как стати и других   трагических «ЧП» на АПЛ. Нет опубликованных списков моряков-подводников, которые переоблучились тогда на моем корабле. А это значит, что они Никогда не получат компенсацию за потерю своего здоровья. По всей вероятности, чиновники ВМФ, Министерста Обороны России ждут,  пока мы все вымрем, и проблема сама собой разрешиться.

Но вернусь к тем событиям,   которые происходили на  К-27 24 мая 1968 г., участником которых мне как члену экипажа пришлось быть.

До 1 мая был практически закончен весь  мелкий ремонт на лодке, выход  запланировали на 15 апреля 1968 года, но затем командование в очередной раз перенесли его на 21 мая в связи с указанием ФЭИ (физико-энергетичекий институт) провести регенерацию сплава.

И вот настал час, которого мы так долго ждали. Ведь все знали, что после  контрольного пятидневного выхода в акватории Баренцевого моря  по возвращению в базу, экипаж несколько дней будет отдыхать, после чего уйдет  в многосуточные кругосветное плавание (свыше 70 суток без всплытия). 20 мая  лодка оторвалась от коммуникаций и ночью 21 числа ушла в море, предварительно побывав на СБР( размагничивание корпуса). 22 мая экипаж приступил к испытанию уникальных ядерных реакторов с жидкометаллическим теплоносителем.

В течение трех  суток  реакторы испытывались на разных мощностях, при этом совершались многочисленные погружения и всплытия, скорость корабля командир доводил  до максимальной. Нагрузки у моряков были колоссальные. Спали по три-четыре часа. Претензий со стороны науки к  работе ядерных реакторов не было.

И вот наступило 24 мая 1968 года. Утром в каюту командира лодки Леонова зашли представители института. Он в это время играл с доктором Борисом Ефремовым в шахматы и был в хорошем расположении духа. Да и почему  этому не быть?   Претензий к работе экипажа и ядерных установок  не было. Наука попросила командира дать еще определенное время на испытания ядерных реакторов.

Время ведь до возвращения есть. И Леонов дал добро.   В 9-27 лодка  произвела срочное погружение. В 9-29 начались  очередные испытания  ППУ  (паропроизводящей установки). Перед этим экипаж в очередной раз получил инструктаж с пульта. Подробности того, что происходило в эти часы на ГПУ реакторов описал в своих воспоминаниях бывший командир реакторного отсека  Матвей Офман, который  был в тот день оператором левого. Как установила позже правительственная комиссия,  ядерная авария на корабле произошла в 11-35 .Точное ли это время? - судить не берусь. Но если  это записано в  Акте комиссии будем исходить с этого времени.

Что чувствовали мы  в это время когда произошла авария? Да ничего. Усталость,  которая навалилась на всех после  напряженных  суток. Кто-то нес вахту, кто то ходил по отсекам, кто то «отдыхал» после смены. Некоторые признаки аварии  мы заметили к обеду, когда началась беготня   командира БЧ-5 Алексея Анатольевича Иванова, командира 1- го дивизиона Льва Пастухова, и др.офицеров  с  Пульта в центральный отсек.

При этом обратили внимание на поведение своего «бычка» (командира БЧ-5) Алексея Иванова. Обычно, он при прохождении отсеков всегда останавливался в каждом из них и уходил только после общения  с моряками,  расспрашивал  о работе механизмов, о том какие есть вопросы. А здесь  он пробегал с тревожным лицом  никому не задавая вопросы, ничего не спрашивая. Это было не свойственно нашему командиру БЧ-5.

Потом в отсек зашел дозиметрист Леша Фомин. Включив стационарный прибор, он посмотрел на его показания и мы заметили как его лицо начало меняться. Ничего не сказав, он быстро убежал в центральный отсек, где находилось все командование. Потом мы узнали, что все измерительные приборы просто зашкалило по всем параметрам радиоактивным излучения в том числе и по гамма.

Как гласит запись командира Леонова он в 12 часов получил доклад от начальника службы «Х» ,что на корабле все приборы показали высокий уровень радиации. На вопрос Леонова «много ?»,  тот ответил «Не знаю, много…»

Не буду утомлять читателя  подробностями того, что происходило  на корабле до прихода его в базу (он может с этим ознакомится в Приложении). В 18 -часов 24 мая 1968г атомная  подводная лодка вернулась в базу.

Пирс, где обычно всегда стояла лодка, был пустой , соседние тоже. Ревели и звенели, издавая жуткие звуки стационарные приборы по контролю радиактивного фона в базе.

Этот рев был слышан и в поселке Островном и в самой Гремихе. Лодка прилично «фонила», особенно в районе реакторного отсека. На рубке находились командир корабля Леонов, старпом Воробьев, и еще несколько офицеров. На пирсе стояли уазики (наверно прибыло начальство дивизии) и машина скорой помощи. Леонов, после окончания швартовки корабля, дав указания старпому и помощнику, сошел на берег, подошел к командиру 17 -й дивизии, о чем- то они переговорили, сели в уазик и уехали в сторону штаба.

Спустя годы в своей книге "Трагедии под водой" контр-адмирал Мормуль Н.Г., на основании присланных ему воспоминаний бывшего начальника политотдела дивизии Поливанова напишет следующее: " Вслед за командиром на причал сошли замполит лодки Анисов В.В, начальник медицинской службы майор Ефремов Б.И....Они доложили мне, что на лодке ненормальная обстановка, спецтрюмные едва ходят, больше лежат, травят. Короче на лицо все признаки острой лучевой болезни…".

Далее, бывший начальник политотдела 17 дивизии рассказывает, как все было организовано: «…Все подводники, сошедшие с корабля, доставлялись автобусами в госпиталь и  в помещения постоянного проживания. Было принято решение личный состав с лодки немедленно убрать. Посильную помощь оказывали корабельные врачи в госпитале» .

Если судить по воспоминаниям Начпо, то организация была «на высшем уровне». Пусть это останется на его совести.    А как же было на самом деле? Какая была организация?

Из воспоминаний ст.1- й статьи, шифровальщика  Николая Павловича Лабзуна «Леонов дал телефонограмму через меня  командованию дивизии следующего содержания: «Всплыли. идем на базу». О  том, что на лодке произошла авария не слова. Если ты знаешь, нам добро на вход в базу не давали. Командир дивизии прислал указания- задержаться в районе острова Витте и ждать решения с Москвы.

Я доложил Леонову содержание телефонограммы. В ответ услышал: «А, что будет то и будет» и повел лодку в базу. По прибытию я спросил командира какие мои действия дальше? В ответ: «Все..в санпропустник»  и сошел на пирс. Пока я собирал документы, опечатывал рубку и вышел на верх. Командира уже не было, он уехал с командиром дивизии контр-адмиралом Проскуновым. Отмывшись мы произвольно не строем добирались до казармы (это около 2-х км), навстречу выслали грузовик , который подбирал наших людей по дороге, некоторые сами уже не могли идти, им помогали сослуживцы. У части подводников была рвота.

По приходу в казарму я сразу же  пошел в штаб к своему флагманскому спецу капитану 3—го ранга Бородину Геннадию Ивановичу (хороший был мужик) Рассказал ему о том, что произошло на лодке и об оставленных там секретных документах. Геннадий Иванович- говорит мне, подожди Николай, сейчас будешь давать на шифровальной машине телеграмму в штаб Северного Флота об аварии на К-27.Через 20 минут такая телеграмма ушла в Североморск.

А утром 26 мая  меня послали с автоматчиком на лодку, за секретными документами. Спустившись в центральный пульт, я увидел наших  ребят без всяких средств защиты. Все были в парадной форме как и я. ( По всей вероятности их не забыли, а просто нельзя было бросить  работающие механизмы. Ждали смену авт).Забрав тяжелый железный сундук и уже без мойки в санпропустнике сел в машину и поехал в штаб. А спустя несколько часов нас начали партиями отправлять по госпиталя. Я сначала попал в Североморск, а потом в Ленинград. Заканчивая свое письмо, хочу сказать тебе,  Слава, что наверно не стоит сильно ругать в книге Леонова. Его самоуверенность, высокомерие , не умение или не желания считаться с мнением подчиненных возможно и привела к таким тяжелым последствиям. Но это было такое время. Он был человек  той Системы в которой  мы жили и служили»

Когда Леонов уехал, свободные от вахты подводники стали выходить на пирс. Спецтрюмные и часть ребят действительно уже не могли самостоятельно выйти из лодки. Им помогали те, у кого были силы. Посадили в машину, а значительная часть моряков, после санобработки двинулись в сторону казарм. Многим было плохо. Добрались до кубрика..сил раздеться уже не хватило, так и ложились в койку..

Встречаясь со старпомом Воробьевым Юрием Николаевичем, мы часто говорили о том дне, когда лодка возвратилась на базу. Тогда он сказал, что на лодке остались только те, кто мог нести вахту, и там где нельзя было оставить работающие  механизмы без присмотра.

В  отсеках остались и продолжали вахту старшины Володя Газин, Иван Пыдорашко, Иван Панченко, Саша Минаев, мичман Иван Немченко, Виктор Котельников, Леша Куст, Виктор Завизион, Виктор Тиняев,Виктор Балашов, Саня Миняев, Женя Уланов, офицеры Самарин Иван, Владимир Резник, Попельнух Григорий, Корбут Николай, Надточий Валерий и др.

Офицеры и мичманы, которые сошли на берег получили возможно указание, немедленно прежде чем уйти домой, посетить кубрик, проверить лично состояние моряков и если что, направлять их в местный госпиталь.

Вечером автор книги  оказался в госпитале. Поздно ночью нас, лежащих там в  госпитале,  посетило командование дивизии, но толком поговорить с моряками им не удалось...ибо все они были..пьяны..Да ..да..это был тот случай, когда морякам разрешали пить спирт, при этом дозы не очень то и ограничивали. Вот и пили сколько могли..закуски снабженцы подводникам не жалели...Ведь все думали, что спирт повышает сопротивляемость организма..Как потом скажет главный радиолог Министерства здравоохранения СССР А.К.Гуськова, это была ошибка.. Вот это и была вся помощь со стороны медицинского персонала военного госпиталя в Гремихе.

Перед вылетом в Ленинград нас очень тщательно обследовали дозимитристы. Записав все данные, и ничего не сказав,- они исчезли. Наверное,   полученные ими цифры пылятся в архивах и по-прежнему недоступны  простым грешным.

Утром 25 мая первые десять человек с пересадками (машина-вертолет-самолет) прибыли в Североморск, а там на самолете командующего Северным Флотом убыли в Ленинград. Каждый получил на дорогу по большой палке колбасы и буханке хлеба. Потом в самолете мы смеялись: «Лучше бы поставили в салон самолета несколько ящиков минеральной воды или..пивка».

Ленинград встретил по-весеннему тепло. Самолет Ту-104 вечером 24 мая 1968 г. приземлился на военном аэродроме. Еще с иллюминатора мы увидели вереницу санитарных военных машин. Их было свыше десятка и это на десять человек. По лицам встречающих, мы поняли, что они удивлены..самолет .. десяток машин..и всего десять клиентов. Более того, перед этим из спецотделения, в которое нас предполагалось положить,  в срочном порядке убрали тяжелобольных подводников, которые отравились в море ртутью.

А здесь прилетели здоровые на вид парни, только заросшие да усталые. «Странные» больные. Тем более, многие врачи и медсестрички впервые столкнулись  с пораженными радиацией подводниками. Только спустя несколько дней все   увидели, что она «эта радиация» из себя представляет. Увидели по тем, кто прибыл первыми, особенно по спецтрюмным ребятам.

Расположились по желанию в двух машинах. От сопровождающих медицинских работников, узнали, что им было дано указание немедленно направить санитарки в аэропорт для встречи тяжелобольных, «кого и откуда» им не сказали?!

Прибыли в 1-й Военно-морской госпиталь, что находится на проспекте Газа,2. Подъехали, как потом узнали, к 11-му спецотделению (это было одноэтажное здание, еще со времен Петра Первого). Возле него стояла группа  врачей и медсестер   отделения, начальник госпиталя, все в бахилах, химзащитных костюмах. Ничего не спрашивая, повели в душ, забрали всю нашу одежду и развели по палатам, каждого по отдельности. Не знал я, что более двух недель мы не будем видеть друг друга, не будем общаться, не будем знать как там состояние здоровья у друзей.

Медсестры старались уходить, от задаваемых вопросов. На следующий день в отделение прибыло еще 14 моряков подводников во главе с офицером Домбровским Владом. Последние подводники, которые переоблучились 24 мая в море, поступили в госпиталь 29 мая 1968 года. Всего в 1-й Военно-морской госпиталь поступило 83 человека. Остальные моряки были направлены в госпиталя городов Североморск и  Москва. Тогда в госпиталя ВМФ положили и все командование корабля. Два старпома от двух экипажей,- Томко Е.А ,Воробьев Ю.Н, два помощника- Милованов В.Н, Сальников Л.Н, замполит Анисов В.В, все командиры БЧ. Командир второго экипажа Новицкий Г.Г был направлен в госпиталь Североморска В Гремихе, при АПЛ остался командир первого экипажа Леонов П.Ф, который более полутора месяцев работал в составе правительственной комиссии. И только после этого был направлен в госпиталь в г.Североморска. Ему сообщили, что доза облучения составила свыше 300Р, как и у всех подводников, которые были раннее направлены в госпиталя.

Со временем эту цифру уберут из медкнижки офицеров и сверхсрочников, и объявят что все моряки-подводники получили ..годичную дозу облучения в пределах..50Р !!! О матросах и старшинах срочной службы и говорить нечего. Им никто ни о каких дозах вообще не сообщал.

В книге "Атомная подводная эпопея" (стр.210) 1994,контр-адмирал Мормуль Н.Г пишет".....Двадцать человек получили значительное(от 600 до 2000Р) дозы облучения».Цифра близка к истинной..ибо такая доза могла повлечь смерть спецтрюмных, а десяток подводников около года вынуждены были проходить лечение в госпитале.

Некоторым сразу же давали группу инвалидности. Откуда уважаемый адмирал взял такие данные, может от врачей госпиталя? Сегодня можно только предполагать.

Через две  недели, морякам( не всем) разрешили покидать палаты и выходить во двор госпиталя. Мы стали общаться со своими товарищами, которые лежали в другом корпусе, и которых не видели со дня убытия с Гремихи. Было одно препятствие, всем тем, кому разрешили ходить по госпиталю, категорически запретили заходить в палаты, где лежали крайне тяжелые моряки. Но одно дело "запретить" другое- выполнить. Конечно, хотелось увидеть Витю Гриценко, Сашу Петрова, Колю Лагунова, Вадика Куликова, которые лежали по отдельности в палатах и к ним никого не допускали. Первым кого я увидел, был Виктор Гриценко.

То что я увидел, повергло меня в шок. И сегодня, спустя почти 42 года, все стоит четко перед моими глазами. Это был уже не Витя,- сильный, красивый парень, который только с пару месяцев как вернулся из отпуска. Передо мною лежал человек, на теле, которого не было ни одного живого места. Он только слышал, и практически ничего не видел. Услышав, что кто-то вошел в палату, он тихо спросил, кто это?

-Витя, это Слава Мазуренко.

-А...привет, Слава…Как ты?

-Да ничего

-А я ,вот видишь какой?

..Я ничего не ответил. Комок подкатил к горлу, не мог говорить. Ведь я не ожидал «такое» увидеть.

Слышу шепот Виктора.

-Ничего, скоро и я поправлюсь, мне врачи сказали, что через недели две все будет нормально, потом поеду в санаторий и домой.

Ответить я ему не успел, в палату зашла медсестра и увидев меня, приказала уйти.

День ходил как чумной, да и не только я один. То, что увидели многие из нас, потрясло. Ведь это могло случиться с каждым из нас!

Врачи отделения и всего госпиталя делали все от них возможное, чтобы спасти тех, кто уже был смертельно болен, с чувством благодарности вспоминаю врача Анну Сергеевну Сорокину, начальника госпиталя Титкова, медсестер и нянечек.

Но и врачи бывают бессильны. 07 июня 1968 г.в 21-45 умирает штурманский электрик Володя Воевода, от смертельной дозы радиации , которого застала его в штурманской рубке 3-го отсека. Потом ушел из жизни Виктор Гриценко, спецтрюмный реакторного отсека (16.06.68 г. В 15-45).

Узнав о смерти своего товарища остановилось сердце у спецтрюмного Вадима Куликова (18.06.68 г.в 18-07), 24 июня в 5 утра уходит Саша Петров (спецтрюмный). В 5-й палате спецотделения врачи борются за жизнь еще одного спецтрюмного -Николая Логунова, получившего около четырех-пяти смертельных доз!!!

Если нам, выжившим в первые дни меняли кровь напрямую (сдавали курсанты военных училищ) по два-три раза, то спецтрюмным в том числе и Логунову десятки раз! Десятки раз вливали костный мозг, который также сдавали курсанты. Врачи прямо сказали..мы все сделали, что могли..все теперь зависит от Логунова и от Бога.

И Николай выжил! Всем смертям назло! Благодаря силе воли, его жене Маше, которая бросив все в Гремихе, с маленьким ребенком приехала в Ленинград. Жилья не было, работы тоже. Нашлись добрые люди, ведь Ленинград это особый город,- блокадный. И жители,  пережившие блокаду - особые. Они помогли Маше с жильем..она устроилась уборщицей.  Сидела сутки возле Николая. Читала стихи рассказы, играла на гитаре, рассказывала о новостях..Вот только молчала о том, что уже нет Колиных друзей.

Более года проходило лечение. Появилась надежда, что Николай сможет жить полноценной жизнью… о увы, болезнь преследовала его все годы.  Раны, то открывались, то закрывались. Некоторые просто не заживали.   В 80-х годах ему ампутировали обе ноги, левая рука почти бездействовала. Умерла Мария, его жена. И Николай сдался. В январе 1995 года он  скончался в возрасте 52-х лет.

Подводников, умерших в госпитале хоронили  в обстановке  секретности. На родине спецорганы предупреждали родителей, что их сыновья погибли при исполнении воинских обязанностей и больше никаких разъяснений не давали. Было запрещено вскрывать гроб с телом.

Автор записок только в 2007 году разыскал в Луганской области Ивана- родного брата Виктора Гриценко.  И тот, только спустя 40 лет!!! узнал правду о смерти своего родного брата. Родители так и ушли из жизни, ничего не зная о причинах гибели сына. Пройдут десятилетия и им, погибшим спецтрюмным АПЛ К-27, посвятит свой стих  поэт, военный моряк Александр Хрящевский.

Что ж, и металл бывает жидким,
Течет по трубкам, будто бы водица…
Но, если кровь застынет в жилах,
Так, значит, сердце перестало биться.

Уже близки космические дали –
Благословил Создатель и Творец!
Кремлевский Хлыщ, с е б е цепляй медали!
Да будешь ты – Четырежды Подлец!

Враг не пришел, то мы его сдержали.
Война? Иль Мир? Счет – в несколько минут.
Подводный Флот нас занесет в скрижали,
Отцы и братья г о р ь к о й помянут.

Есть за Измену –
Почести и Слава,
И Память «благодарная» в веках…
И есть куски застывшего расплава –
Запаянный свинцовый саркофаг.

К чему взывать:
- Спасите наши души!?
Кичится Вор завидною Судьбой.
Флот предадут партийные чинуши
И Родину поделят… меж собой.

Ну, а что же мы?!..оставшиеся в живых по воле Бога и врачей?

В конце июля месяца 1968 года, после лечения в госпитале и  санатории,  многих моряков направили на ВВК, которая состоялось в городе Зеленогорске под Ленинградом. Это была формальная процедура  в отношении моряков срочной службы. Зашел. Прочитали.. ЗДОРОВ. ГОДЕН К СЛУЖБЕ НА АПЛ И К РАБОТЕ С РВ!

По прибытию в Гремиху отправили в отпуск домой, а осенью  записали всем тем, у кого закончился срок службы... "Демобилизован на Основании Приказа Министра Обороны СССР!"

Все. Никаких бумаг, никаких записей в военный билет!

Как будто и не было ядерной аварии на корабле, как будто никто из нас и не лечился длительно в госпиталях, никому не переливали кровь, не вливали костный мозг, не спасали от полученной дозы радиации.

Врачи и до сих пор пытаются убедить общественность, что все это не имеет отношения к тем событиям. Что сказать по этому поводу?

Отвечу им словами  моего друга и сослуживца, боевого офицера, который сам с  десяток лет «ползал   на брюхе в реакторном отсеке» и является инвалидом  1-й группы.

.. «Нет слов!!! А еще кто – то будет пи…ь, что связи аварии на К-27 и нашего здоровья не существует. Х.. бы им всем в одно место!» Что ж, очень верно, и как говорят у нас на Украине, «смачно»  сказано . Эти слова пришли к другу после того как он посмотрел данные и увидел, что из десяти подводников, прошедших через ядерную аварию,  в последущие годы ушли из жизни восемь и все от онкологических заболеваний в возросте до 55 лет! !  Ради чего все это было?

Конечно, я знаю,  что мне ответят. Ради укрепления военного могущества государства. Ради научного прогресса… Ну, и что укрепили мы этим государство, которое тогда защищали? Чем это государство потом отплатило морякам –подводникам, жизнями и здоровьем, которых там при испытании новых уникальных ядерных реакторов манипулировали? Да, ничем! Заставили всех на три десятка лет закрыть рот, забрав у всех подписки о неразглашении гостайны.  А потом через 25-30 лет подвергали их унижением, при получении  льгот, которые они заслужили. Сколько пришлось «потопать» по судам, чтобы получить довольно скромные льготы тому же Агафонову, Корбуту, Милованову,  Домбровскому, Фомину, Ткаченко, Литвиненко, Уланову, РРаину ,Щербине, Ивченко, Кудряшову знают только они и сам Бог! Многие из них не дождались и ушли в мир иной .Маркин, Спиридонов, Хутченко, Кулаков, Левченко, Козлов. До сих пор не могут добиться льгот Соя, Мельник. Получаемые ими письма  из в.ч.72190(Москва) заставляют этих больных,70-ти летних людей месяцами ходить по местным чиновникам собирать справки, давать запросы .

О том, что пришлось пережить, уволенным в запас морякам, можно написать книгу.

Сколько моряков в течении двух-трех лет не могли просто найти себе подходящую работу, так как у них стоял в военной билете шпамп, о том, что они комиссованы с Флота, по. статье , которая относила их к "психам"!

У нас в СССР могли все...из труса сделать героя, из бездельника ударника. Думаю, когда на первых атомных лодках начали происходить инциденты с радиационным облучением, у власти встал вопрос, что делать с этими подводниками, какой им ставить диагноз? Вместо ОЛБ (Острая лучевая болезнь)? И придумали...."Последствие астенновегетативного синдрома 1,2,3-й- степеней.» Мудрое решение». Наверно тот, кто придумал такой "заменитель", исходил из того, что все болячки от нервов, только одна от удовольствия!

Бог с ним! Прошло уже столько лет. Плохое забывается, вот только нельзя забыть и простить вот таким "заменителям" того, что многие моряки, получившие Острую Лучевую Болезнь во время службы на атомной подводной лодке К-27, после демобилизации в течении 25-ти лет не могли принимать лечения согласно своего настоящего диагноза .

Хочу чтобы уважаемый читатель понял, как это было унизительно пожилым людям, доказывать на разных комиссиях, на разных заседаниях, что его заболевания не по возрасту, а связанные с тем далеким радиационным облучением. А в ответ он видел..хамские улыбки и ответы..типа такого..Вас таких много..Когда это было?..

Самое смешное, что признанные в 1968 году на ВВК здоровыми и годными к работе с РВ, через 25-30-40 лет стали получать с того же госпиталя Заключения ВВК   года, что при прохождении службы на апл, получили ОЛБ.И что это заболевание ,связанно с выполнением воинских обязанностей.

Совсем другой подход был к офицерам после лечении, к тем, кто служил на корабле в качестве сверхсрочников, это мичмана, старшины. Ядерная авария перечеркнула надежды многим.

Владислав Домбровский , капитан-лейтенант, командир реакторного отсека корабля, за плечами четыре года срочной службы на ЧФ, потом училище. Приход на лодку в 1964 году. Позади автономный поход в Средиземку. ВКК категорически запретила ему службу на атомных подводных лодках. Вынужден уйти работать военпредом. В запас ушел капитаном 3-го ранга в 90-х годах.

Многие офицеры прекратили свою службу из-за аварии на апл и работали в институтах, лабораториях, военных приемках.  Как это тяжело было им перенести, ведь каждый из них мечтал служить только на подводных лодках. Там делать военную карьеру.

Но были и те, которые сделали все, чтобы продолжить свою службу на апл  как говорят всем чертям назло!

Валентин Милованов- бывший помощник командира корабля К-27. Более года обивал пороги разных инстанций и всюду получал отказ. Нет службе на АПЛ!

А ведь он был штурман и еще какой. Добился! Валентин Милованов окончил командирские курсы, был назначен командиром К-450(РКПСН) .Ее первым командиром. Дослужился до зам.командира 41 дивизии атомных подводных лодок в Гремихе. Стал капитаном 1- го ранга.

Егор Томко- бывший старпом второго экипажа АПЛ К-27  Дослужился до вице-адмирала, Герой Советского Союза.

Леонид Сальников - бывший помощник командира корабля второго экипажа. Сегодня контр-адмирал, командир БМБ, на пенсии. Можно еще многих назвать, кто после ядерной аварии отдал еще не один десяток лет морю и службе на кораблях. Не только среди офицеров, но и среди мичманов и старшин.  Главстаршина Леонов В. продолжал служить на АПЛ К-27 и после аварии, в 1970 году был откомандирован на АПЛ К-8.Ушел с ней в море. В апреле при возвращении на базу погиб на ней. Лежит вместе с лодкой на дне Бискайского залива.

Продолжали свою службу на родной лодке Иван Ивченко, Михаил Лысенко , Петр Щербина ,Феликс Литвиненко, Иван Фильшин, Богдан Ковцун, Василий Астанков .Особо теплые слова хочу сказать о своем командире БЧ-5 Иванове Алексее Анатольевиче. На лодку пришел в 1958 году. Еще лодки не было. Прослужил на ней до 1981. После ядерной аварии долго лечился, а потом  снова пришел на К- 27 .

Ну, а что же происходило после аварии в Гремихе? 28 мая  1968 г.была создана Правительственная комиссия. Комиссии предстояло решить и ответить на множество вопросов. Но главными из них были всего Два:

1.Почему произошла авария?

2.Что делать с апл К-27 после ядерной аварии?

Комиссия работала в Гремихе 40 суток. В нее входил и командир АПЛ капитан 1- го ранга Леонов П.Ф. С помощью командира комиссия хотела уточнить реальную обстановку на корабле в момент аварии и после нее. Члены экипажа писали свои объяснительные записки уже в госпиталях.

Членом комиссии был и Начальник Технического управления Северным Флотом на то время капитан 1- го ранга Мормуль Н.Г. Вот что он напишет спустя десятилетия в своей книге «Катастрофы под водой»(2001 г), а вернее какой «приблизительный» Акт он  доведет до нас, читателей и тех, кто тогда прошел через аварию.

« 24 мая 1968 года в Баренцевом море в подводном положении при возвращении подводной лодки К-27 в базу проводилась проверка работы ГЭУ на переменных режимах с подъемом мощности до 90 процентов. На реакторе левого борта при достижении нормативных 90 процетов мощность самопроизвольно начала снижаться. Это было зафиксировано приборами..Однако оператор продолжил высвобождать реактивность, поднимая компенсирующую решетку реактора. В данной ситуации делать этого не следовало. Реактор в конечном итоге заглушили, но сгорело до 20 процентов тепловыделяющих элементов реактора, и ядерное горючее обладающее мощной гамма-активностью, уже было разнесено по 1- му контуру. Особенно мощную направленность гамма-поток имел в нос и левый борт. Поэтому первыми умерли торпедист(?) и старшина команды штурманских электриков, оказавшиеся в зоне радиоактивного луча». Далее адмирал  Мормуль Н.Г.описывает как капитан 3- го ранга, начальник химслужбы корабля настойчиво  докладывал командиру  об угрозе, которая нависла над жизнью людей. Но Леонов с ним не соглашался и предлагал выбросить за борт «неисправные» приборы. Причиной, как далее пишет адмирал, являлась неправильная оценка обстановки командиром корабля. И это несмотря на настойчивые доклады подчиненных специалистов о наличии радиоактивности. В общем если все это читать, то первая мысль которая приходит в голову читателю, что виновником и козлом отпущения есть только один человек..командир апл Леонов П.Ф. и молодой оператор , командир реакторного отсека Офман Матвей. Все остальные подчиненные специалисты, кто тогда находился на ПУ  ГЭУ никакого отношения к аварии не имеют, все они «настойчиво» убеждали командира, доказывали  и требовали спасать моряков. Путь это остается на совести адмирала. Не хочу с ним вступать в полемику, тем более его уже нет в живых. Да и ни к чему это, спустя десятилетия после аварии.

Завершить эту главу хочу словами еще одного адмирала, который в своих мемуарах писал.." Советским морякам-подводникам не страшна никакая ядерная авария и радиактивное облучение. Они все выдержат.!" Не хотелось бы, чтобы мой читатель вот так думал как адмирал.....У каждого своя судьба !