В конце августа начале сентября 1941г. немцы вышли на берег Финского залива в районе Петергоф-Стрельна, захватили Шлиссельбург и вышли к Неве. Началась зловещая и трагичная блокада Ленинграда.

В это время родился отчаянный план спасения части подводных лодок путем их перебазирования на Северный флот.

29 августа на Балтийский флот прибыл Нарком ВМФ  Н. Г. Кузнецов, он ознакомился с состоянием флота после «Таллинского перехода» и именно во время его пребывания в Ленинграде 31 августа немцы вышли к Неве у Ивановских порогов. Угроза падения города была реальной в этой связи «…предварительная разработка плана уничтожения кораблей на случай, если город будет оставлен, на Балтийском флоте проводилась уже с конца августа». В первых числах сентября эти планы получили подтверждение на самом высоком уровне. По возвращении в Москву Кузнецова вскоре вызвали в Кремль к И. В. Сталину: «Сталин считал положение Ленинграда исключительно серьезным. И, прохаживаясь по кабинету, опять задал мне несколько вопросов о составе Балтийского флота.

— Ни один боевой корабль не должен попасть в руки противника, — сказал он«. Была составлена соответствующая телеграмма от имени И. В. Сталина, начальника Генштаба  Б. М. Шапошникова и Н. Г. Кузнецова. На Балтике началось её выполнение. «В связи с этим командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц вызвал командиров в штаб, находящийся в подвале здания ВМА имени К. Е. Ворошилова, и потребовал срочно заминировать все корабли. Пришлось заложить по паре бомб (каждая по 132 кг взрывчатого вещества) в носу и корме подводных лодок. С получением приказа все подводные лодки Краснознаменного Балтийского флота должны были быть уничтожены. Все подводники восприняли это указание с тревогой…. Таким образом, мы могли остаться без подводных лодок».

5 сентября корабли были подготовлены к взрыву, все это угнетающе сказывалось на состоянии экипажей. «Все подводные лодки приняли в свои отсеки по две-три глубинные бомбы и легли вокруг Кронштадта на грунт. Сознание страшной опасности, нависшей над городом, над флотом, над собственным кораблем, не дает сомкнуть глаз… Кажется, что напряжение висит в воздухе. С минуты на минуту может поступить приказ… Подобное настроение, хотя никто и не говорит о нем вслух, не заряжает оптимизмом». Все происходящее не могло оставить людей равнодушными, ведь речь шла не только об уничтожении судов, но и о реальной перспективе плена, ведь деваться из Ленинграда было некуда. И в это время возникает идея попытаться спасти хотя бы несколько подлодок от планируемого уничтожения. Слово человеку предложившему идею прорыва, а потом в связи с изменением обстановки и отказавшемуся от неё — Египко Николай Павлович:
«Я сразу же по рекомендовал командующему флотом подготовить хотя бы три лодки типа „С“ для прорыва на Север. Боевые корабли могли, хотя и с малой вероятностью прорваться через проливы Зунд и Каттегат и воевать в Баренцевом море. Меня поддержал в этом вопросе и комиссар бригады Г. М. Обушенков. Мы знали, что во время первой мировой войны через эти проливы ходили наши корабли. Но сейчас проливы охранялись немцами, были заминированы, глубина их составляла 8-8,5 м; надо было идти лодкам в надводном положении. Прорываться по узкому фарватеру хоть и несколько часов, но и на виду у немцев было очень рискованно. Но что делать в подобной ситуации, другого выхода нет. Я считал, что три подводные лодки со всеми запасами на полную автономность должны были участвовать в боевых действиях в Финском заливе почти до их израсходывания, а затем, если военная обстановка не изменится к лучшему, прорываться на Север. Это колоссальный риск». Военный совет, находясь под впечатлением создавшейся тяжелой обстановки и зная, что в случае сдачи города все равно и подлодки, и их экипажи погибнут, 7 сентября обратился к наркому ВМФ с предложением: начать подготовку всех больших и средних подводных лодок для форсирования пролива Зунд и перехода их в состав Северного флота. Об этом предложении Военный совет КБФ просил доложить Верховному Главнокомандующему и в случае положительного решения сообщить все разведданные по обороне и заграждению проливов.

7 сентября Ленинград подвергся первой воздушной бомбардировке, на следующий день 8 сентября комфлота собрал у себя командиров и комиссаров подводных лодок намеченных для прорыва «Л-3» (П. Д. Грищенко, А. И. Баканов), «С-7» (С. П. Лисин, В. С. Гусев), «С-8» (И. Я. Браун) и командир дивизиона капитан 2 ранга А. В. Трипольский. Вот как описал это совещание П. Д. Грищенко: «Когда все были в сборе, адъютант пригласил нас пройти в кабинет командующего. Кроме Трибуца, мы застали здесь членов Военного совета флота Н. К. Смирнова и В. А. Лебедева…

— Не будем терять времени, — сказал Трибуц, и, обращаясь к Египко, спросил:

— Ваши люди знают, зачем мы их вызвали?

— Никак нет, товарищ адмирал, — ответил Египко.

— Вот те на! Как же так? Зачем вы тогда сюда пришли? — уже повысив голос, спросил комфлот.

— Помешала воздушная тревога, я не успел объявить на совещании, — оправдывался Николай Павлович.

— Ладно, Военный совет проводить будем, — уже успокоившись, сказал Трибуц.

Обращаясь к нам, комфлот продолжал:

-Ваш командир бригады предложил вариант перехода некоторых подводных лодок с Балтики на Северный флот через Атлантику. Мы хотели бы послушать, что скажете вы. Я доложил в Ставку Верховного главнокомандования — план в основе одобрен.

— Нельзя ли узнать, какова обстановка на Балтийском море, и особенно в проливной зоне? — спросил Сергей Прокофьевич Лисин.

— На этот вопрос, товарищ Лисин, ответит капитан первого ранга Пилиповский. — И адмирал Трибуц указал на начальника оперативного отдела, в это время вошедшего в кабинет….

Мы все, командиры и комиссары, притихли, слушали, боялись пропустить что-либо важное. Следим за рукой докладчика. Он медленно ведет указку по карте Финского залива, но мы и без него знаем, что оба берега в руках противника. Он переходит к Балтийскому морю, затем к проливной зоне — выходу из Балтийского моря. Это место на карте у Пилиповского закрашено темно-синим цветом (карта была, как говорят на флоте, «приподнята» операторами, темный цвет на ней обозначал небольшие глубины); только местами в проливах Большой и Малой Бельт и Зунд есть узенькие белые полоски — это глубины больше двадцати метров…

Мысли мои начали вертеться вокруг исторических событий: в первую мировую войну две английские подводные лодки Е-1 и Е-9 прорвались из Атлантики в Балтийское море и прошли в Либаву. Третью подводную лодку, Е-11, немцы тогда обнаружили, долго за нею охотились, и она, поврежденная, возвратилась обратно в Англию….

Это было в октябре 1914 года.

С тех пор средства борьбы с подводными лодками значительно улучшились и умножились. К существовавшим ранее сетям, бонам, якорным минам добавились акустические, гидродинамические, магнитные донные мины и самое эффективное средство обнаружения подводных лодок — гидроакустика и радиолокация. Понятие ночи уже стало не тем, каким око было раньше. Радиоэлектроника нарушила классические правила ведения войны на море…

Доклад Пилиповского, видимо, закончен. Меня толкает в бок Александр Иванович Баканов и шепчет: «Проснись!»

— Вы что задумались? — слышу голос комфлота. — Я спрашиваю вас потому, что мы решили послать Л-3 после С-8. Первым на С-7 пойдет товарищ Лисин.

— Я считаю, товарищ командующий, что вероятность успеха операции небольшая, но лучше идти на риск, чем лежать на грунте у Кронштадта с глубинными бомбами в отсеках…

— Вопрос с бомбах решен. Убрать их немедленно, — сказал комфлот, повернувшись к Египко.

— А как смотрит на операцию перехода в Атлантику комиссар? — спросил у Баканова Смирнов.

— Я согласен с командиром, — ответил комиссар.

— Александр Владимирович, — обратился Трибуц к Трипольскому, — ваше мнение? Кстати, вы пойдете на С-8, ваш командир не имеет еще достаточного практического опыта. Вам придется помочь ему. А вы, Илья Яковлевич, — обратился Трибуц к командиру С-8 капитан-лейтенанту Брауну, — не обижайтесь, прорыв — дело исключительно трудное и опасное, и надо свести риск до минимума…

Всем было ясно, что у подводной лодки, которая пойдет первой, шансов на прорыв больше. Когда через два дня пойдет С-8, шансов станет меньше. А к тому времени, когда отправится Л-3, обмануть бдительного противника будет еще сложнее.
Решение командования о прорыве лодок на Север пришлось по душе всем. Нам хотелось как можно скорее приступить к его выполнению, несмотря на то что дело предстояло очень трудное и опасное: все выходы из Балтийского моря надежно контролировались противником.

— Продумайте все до мелочей, — напутствовал нас Трибуц. — Доведите план похода до командного состава. Весь личный состав информируйте о задании после выхода из гавани. И не забудьте, товарищи командиры, что соленость Атлантики почти в три раза больше, чем на Балтике: при расчете нагрузки корабля это даст несколько десятков тонн положительной плавучести.

Последнее замечание комфлота окончательно покорило нас знанием дела до мелочей, умением обратить наше внимание на все, что может играть решающую роль.

— Комфлот у нас что надо, — услышал я слова Лисина.

Так думали мы все«.

Командиры прекрасно сознавали, что их ждет. «Инструктируя штурманов лодок, флагштур моря откровенно сказал, что шансов — один из миллиона, но таков приказ. Он сам просился в этот поход, но комфлота не разрешил». Идея высказанная Н. П. Египко вызвала жаркие споры «…противником был нач. штаба Курников, но комбриг нашел единомышленников в штабе флота и, как будто, у комфлота».

Получив предложения Военного совета КБФ, Н. Г. Кузнецов на нем написал: «Пройдут ли?», но, посчитав, что другая альтернатива просто бессмысленное уничтожение кораблей, доложил его Ставке и получил «Добро». Н. П. Египко вспоминал: «11 сентября Ставка дала официальный ответ готовить три лодки и посылать командиров — добровольцев идущих на прорыв. Готовили подводные лодки С-7, С-8, Л-3. Я, Курников и оператор разрабатывали боевое наставление по прорыву этих лодок через проливы на Север. А. В. Трипольский не хотел идти и я сказал, что он не пойдет». А подготовка к походу уже началась: 11 сентября из Ленинграда в Кронштадт перешла «С-7», 14 сентября — «С-8», «Л-3» находилась там с 5 сентября, а «С-9» с 8-9 сентября. Здесь стоит несколько остановиться о том, какие ПЛ готовились к прорыву, однозначно говорится о «С-7» и «Л-3», а вот с третьей ясности нет, в одних книгах говорится — о «С-8» (мемуары Грищенко, Египко), а в других о «С-9» (мемуары Трибуца, Правдюка). Первые же проработки плана прорыва показали что лодкам при проходе Зундом пришлось бы следовать в течение порядка 6 часов в надводном положении по узкому фарватеру с глубинами 8-8,5 метров в районе полностью контролируемом противником. Ни миновать линии дозора, ни уклониться от сил противолодочной обороны из-за малых глубин они не могли. Штурман ПЛ «С-9» В. В. Правдюк вспоминал: «Все береговые организации без промедления выполняли наши заявки. Гидрографическая служба обеспечила картами на весь предстоящий маршрут перехода, безропотно выдала самые дефицитные приборы и запасные части к штурманскому оборудованию. Но это радовало бы при других обстоятельствах. Мы понимали, что готовимся к своему последнему походу. Моральное состояние всего экипажа было подавленное.

Истекали третьи сутки подготовки. Время выхода оставалось неизвестным. Неожиданно меня вызвали в Особый отдел. Особист бригады и еще двое неизвестных мне, майор и подполковник, в довольно грубой форме начали допрашивать о причинах «упаднического» настроения, свидетельствующего о нежелании выполнить почетное задание командования; я попросил разрешения сходить на лодку и принести для конкретного разговора навигационную карту наиболее ответственного и опасного района плавания.

Рассказав им по карте, что нас ожидает с точки зрения навигационных опасностей, умноженных на фатальную неизбежность встречи с превосходящими силами противника, полностью контролирующего этот район, абсолютную невозможность обеспечения скрытности похода, начиная от подходов к острову Борнхольм, и последующего за обнаружением отрыва от сил противолодочной обороны, я подтвердил, что приказ выполнять будем, но убедить меня в полезности нарочито планируемой гибели трех лодок никто не сможет. После меня вызывали штурманов «С-7» и «Л-3», а также других следующих лиц«.

Здесь стоит заметить, что идеи попытаться вырваться из подготовленного к уничтожению города были не только у подводников. Так, прибыв 15 сентября на крейсер «Киров» после совещания-инструктажа в Военном совете флота, военком крейсера полковой комиссар В. П. Столяров собрал командиров боевых частей. На повестке дня стоял один вопрос: о целесообразности прорыва «Кирова» к острову Эзель, а в дальнейшем, возможно, и в Атлантику для перехода на Север. Офицеры знали, что в случае оставления Ленинграда крейсер планируется уничтожить, однако все же высказались против безумного похода. Сами немцы тоже допускали возможность попытки наших кораблей вырваться из Ленинграда для «интернирования в шведских портах». Для предотвращения подобных попыток 23 сентября в Лиепаю из Свинемюнде пришел отряд кораблей с крейсерами «Эмден» и «Лейпциг», а 24 сентября позицию у Аландских островов заняла группа кораблей во главе с линейным крейсером «Тирпиц». Так что у надводных кораблей шансов выйти в море не было, а вот подводные лодки имели возможность хотя бы вырваться на просторы Балтики незамеченными.

Тем временем ситуация на фронте постоянно менялась. 10 сентября командующим фронтом вместо К. Е. Ворошилова был назначен Г. К. Жуков. В этот день на участке 42-й армии создалось критическое положение. Враг прорвал фронт и занял Константиновку и Сосновку. Введенная в бой последняя, резервная, 10-я стрелковая дивизия смогла лишь на день задержать продвижение противника на Урицк, но не остановила его. Немцев отделяло на этом направлении от центра Ленинграда менее полутора десятков километров. Все силы были брошены на защиту города, зенитные орудия из ПВО города поставлены на прямую наводку на танкоопасных участках фронта, спешно начато формирование 5-6 отдельных стрелковых бригад за счет моряков КБФ. Жуков обладал полномочиями Сталина и самостоятельно потребовал не взрывать корабли флота, а более интенсивно включить их в защиту Ленинграда. В двадцатых числах сентября наступление немцев было остановлено, угроза немедленного падения города была ликвидирована. Ситуация в корне изменилась и теперь прорыв был бессмысленным, снова слово Н. П. Египко: «Я доложил В. Ф. Трибуцу о нецелесообразности направления трех подводных лодок на Север. Такой риск в тех сложившихся условиях был неприемлем. Но командующий флотом не согласился с моим предложением. Он знал об указаниях Сталина на необходимость прорыва. Трибуц вызвал командиров соединений, командиров подводных лодок, комиссаров и пытался убедить их в необходимости перехода лодок на Север. Один из офицеров мне говорил, что сказал командующему: «Египко против». Владимир Филиппович рассердился и выпроводил всех. Я уже в то время имел, как я считал, некоторый боевой опыт: была Испания, война с финнами, боевые операции. Была уверенность в своих действиях. Еще раньше с командующим флотом у меня сложились не очень хорошие отношения. Я не раз говорил ему о неправильности отдельных решений по обеспечению деятельности подводных лодок. Приходилось давать довольно категорические телеграммы с перехода:»Из-за плохого обеспечения не могу отправить на выполнение боевого задания подводные лодки… «Он реагировал по своему. Ссылался на мою неоперативность, говорил о необходимости следовать фарватером, где я знал были установлены мины и другие противолодочные средства. Были и другие неприятности на флоте. Но он поступал как сам считал. Сейчас получилось серьезное разногласие. Сталин утвердил прорыв трех лодок на север, а командующий должен быть против. В данной ситуации В. Ф. Трибуц решил послать Наркому ВМФ  Н. Г. Кузнецову рапорт о том, что я неправильно себя виду и настраиваю личный состав против его решений. Н. Г. Кузнецов просил его разобраться в отношении меня с остальными подводниками. Но разбираться было некогда и меня приказом НК ВМФ № 02056 от 19 сентября 1941 г. отстранили от занимаемой должности и зачислили в распоряжение Командующего КБФ… Будучи комбригом подводных лодок КБФ я обязан был руководить их действиями. До распоряжения Наркома, приказа Трибуца от 21 сентября и Решения Военного Совета флота от 28 сентября 1941 г. о «снятии товарища Египко и Военкома бригады комиссара товарища Обушенкова… как несправившихся с работой в ответственный момент отечественной войны» я продолжал руководить бригадой».

Командующий КБФ  В. Ф. Трибуц вспоминал: «Вместе с тем тяжелая обстановка на суше все же отвлекла наше внимание от моря. Это проявилось при решении такого важного вопроса, как использование подводных лодок в сентябре. В связи с тяжелыми боями, неясностью, как же окончательно сложится обстановка под Ленинградом, Военный совет флота решил временно воздержаться от посылки их в море.
Но как только положение на фронте стабилизировалось, мы вновь вернулись к этому вопросу. В двадцатых числах сентября Нарком ВМФ запросил наше мнение о возможности прорыва подводных лодок „С-7“, „С-9“ и „Л-3“ из Балтики через проливную зону в Атлантику. Военный совет флота высказался за прорыв. Наше решение одобрил Военный совет фронта, утвердил Нарком. Непредвиденные обстоятельства помешали выполнить этот замысел: у Аландских островов появилась эскадра немецко-фашистского флота, пришлось эти подводные лодки направить на позиции в Финский залив».

Фактически же операцию отменил сам Сталин, вот как это описал в своих воспоминаниях Нарком ВМФ  Н. Г. Кузнецов: «Подводные лодки мы очень берегли и старались использовать их с максимальной эффективностью. Помню, когда над Ленинградом нависла особая угроза и даже возник вопрос о возможном уничтожении кораблей, кое-кто из флотские товарищей предлагал воспользоваться Зундом — проливом, связывающим Балтийское и Северное моря, чтобы перевести часть подводных лодок на Северный флот. Уже был назначен и командир отряда, который поведет лодки, — Герой Советского Союза  Н. П. Египко. Я доложил Ставке о готовящейся операции (хотя в душе и не совсем соглашался с этим замыслом). И. В. Сталин хмуро выслушал меня и ответил довольно резко, в том смысле, что не об этом следует думать, надо отстаивать Ленинград, а для этого и подводные лодки нужны, а коль отстоим город, тогда подводникам и на Балтике дела хватит». Ждать долго не пришлось уже 20 сентября в Балтийское море для действий на коммуникациях вышли «Щ-319» и «Щ-320», следом за ними пошли другие. А 3 октября Военному совету КБФ пришла директива наркома ВМФ, которая окончательно поставила крест на идее прорыва: «Подлодки по просьбе Военного совета фронта через проливы не посылать, оставить для обороны Ленинграда». Так закончилась, не начавшись, смертельная попытка вырваться с Балтики для продолжения борьбы группы наших подводных лодок. Теперь можно что угодно говорить об этой операции, но иной альтернативы в случае падения города не было.

Литература:
? Грищенко  П. Д. «Соль службы» Ленинград. «Лениздат» 1979г.
? Египко  Н. П. «Мои меридианы» Санкт-Петербург 2000г.
? Кузнецов  Н. Г. «Курсом к победе» Москва «Воениздат» 1975г.
? Платонов  А. В. «План уничтожения Краснознаменного Балтийского флота» Журнал «Гангут» № 34/2003
? Правдюк  В. В. «Морские дороги. Либава-Кронштадт-Вашингтон» Выборг. «Фантакт» 1994г.
? Трибуц  В. Ф. «Балтийцы вступают в бой» Калининград. 1972г.

Розин Александр.