Первостатейной задачей санитарной службы на производстве считается контроль условий труда, как-то: пыли, шума, загазованность воздуха и прочих вредностей, присущих в разных комбинациях в зависимости от того, что и как создаётся в этих цехах. Благословенный Севмаш (СМП) предлагал неограниченное поле деятельности, да ещё и в сочетании с радиационным компонентом, что в начальный период считалось наиболее важным. Ещё со времён Берии, Курчатова и Бурназяна пробили решение защитить работников атомной промышленности не только санитарным, но и трудовым законодательством. Сие значило, что кроме повышенной оплаты по горячей сетке прилагался к тому сокращённый рабочий день, дополнительный отпуск, бесплатный обед, да и всяческое уважение. Посему и существовала на заводе отдельная служба радиационной безопасности (СРБ), численность и оснащение которой многократно превышала возможности службы техники безопасности и санитарной медицины.
Но принципиальным отличием в обеспечении радиационной безопасности было создание и внедрение в жизнь индивидуальных дозиметров. Правда долгие годы измерялась только доза гамма-излучения. Что доставалось за счёт аэрозолей, газов, нейтронных потоков, попадало с продуктами питания, оценивалось расчётными методами. Собственно, так же обстояло и с всеми остальными нерадиационными составляющими. Например, в те годы никто и не представлял возможным измерить количество паров растворителя, которое досталось пропустить через себя какой-либо конкретной малярше. Оценивалась всё усреднённо и весьма приблизительно, по результатам эпизодических замеров концентрации на рабочих местах и в объёме цеха.
Вот эта неопределённость и породила на редкость конъюнктурное направление медицины - профессиональную патологию. По моему скромному опыту оказывалось, что на том же СМП вероятность потери слуха от действия шума, ниже, чем потеря слуха в силу только возрастных изменений (пресбиакузис). Это направление у нас возглавляла Валентина Михайловна Баранова, этакий танк в юбке, а объяснить ей что-либо обходилось себе дороже. И никакие ссылки на международные рекомендации и стандарты не помогали.
И, наконец, свершилось. Дружная компания из 1-й лаборатории принадлежащей 3 ГУ при МЗ СССР, возглавляемая Львом Романовым и спрятанная в НИИ Радиационной гигиены, в Ленинграде, сложила и в 1965 г. привезла в Северодвинск переносной вариант «Счётчика излучения человека» - СИЧ. Дело это весьма непростое с тем уровнем техники. Надо, по возможности, избавится от влияния внешнего естественного фона, отделить излучение изотопов естественно присутствующих в живом организме (Калий-40), да ещё и идентифицировать изотопы, которые могли оказаться в результате трудовой жизни. Кроме того, ещё недавно испытывали «Кузькину мать» и многие подобные устройства, а их производные витали в воздухе и валились на наши головы. До Новой Земли, той же Архангельской области, было не очень далеко. Это породило целое направление радиационной гигиены, чем и занимался ИРГ. Ещё и отдельная задачка - калибровка такой установки.
Естественно, организация работы пришлась на мою долю и, честно скажу, не составила большого труда. Свежа была память историй с источником тулия-170, сентябрь 1964; «Гаврилиада» и авария реактора на АПЛ К-11, февраль 1965г.; «Пожар в бардаке с наводнением». Руководство заводов, стройтреста и ВМФ легко согласились предоставить в наше распоряжение подходящие группы рабочих и флотских экипажей. Обкатать методику решили на женской бригаде стройтрестовских малярш, которые после 8-месячной выдержки закатывали валиками стены строящегося цеха, где и произошли основные события с источником тулия-170 (период полураспада 127 дней). Это был дисциплинированный и хорошо организованный контингент, которому первый и последний раз в жизни подвезло поработать на сокращённом рабочем дне, с бесплатным обедом, повышенным окладом и отпуском, в чистой спецодежде и с санпропускником. Решили так: после смены хорошо сполоснуться в душе и без нижнего белья одеть больничный халат. Кто не помнит, а таких теперь большинство, в стационаре больницы выдавались длинные, коричневые, байковые халаты с длинными поясами и двумя дырочками на поясе. Их естественно проверили.
Первой вошла красивая стройная рыжая дива, небрежно сбросила халат и уселась в кресло, закинув ногу на ногу. Из нас четверых мужиков никто не посмел предложить одеться. Только посадили правильно: ноги вместе на подставку, наклон тела вперёд и датчик размером в 1,5 литровую бутылку на бёдра. Процедура длилась минут 15 и прошла в гробовой тишине с легким причмокиванием собственной слюны. Описать ситуацию лучше Виктора Конецкого не получится: «Её грудь была столь совершенна, что рядом с ней и обтекатель космической ракеты показался бы топором питекантропа». Ушла, небрежно закинув халат на руку. Даже забыли её взвесить.
Следом появилась хрупкая девчушка в туго завязанном халате, который обернулся на ней в два слоя. Взвесили, измерили. Уходя, спросила: «А почему Машку раздели?» Пояснили, что деяние было инициативное. Вышла и за дверью раздался общий хохот. Стало ясно – Машку вытолкнули первой, как более умудрённую жизненным опытом.
Дальше флагманский доктор Рапопорт организовал экипажи новой и отплававшей подводных лодок. Явились дружно во главе с помполитами, вместо политзанятий, правда без знамени и барабанного боя. Посмотрели рабочих сдаточных команд и ремонтных цехов. Результаты оказались очень благоприятными. Самое большое содержание цезия-137 оказалось у начальника Службы радиационной безопасности Федора Кошуняева и у автора сего писания. Сочли, что это след аварии на К-11, где участвовали оба и весьма активно. Прочим содержание хоть и достоверно выделялось из средне-статистического, обусловленного глобальными проблемами, не создавало превышения допустимых годовых доз облучения. Тогда для гражданского персонала: 3 бэр. разово и 5 в год, аварийные 15. Для военных: 12 и 15 соответственно и 25 в аварийной ситуации.
Вывод: служба РБ работала правильно. А вот строительство нового стационарного СИЧа, начатого Юрой Белле, также заведовавшего специализированной лабораторией, как-то затягивалось. Правда весь чугун отлили, обработали и построили две камеры одну на Севмаше и вторую в нашем НИИ ПММ. Но большой отдачи не случилось даже после Чернобыля. Но и убирать их не просто, да и жалко, а вдруг понадобятся.
А от лаборатории Льва Романова остались и вошли в жизнь хорошие дозиметрические приборы, которые и сейчас мелькают на телевизионных э кранах.
