Тихо в казарме. Досматриваем последние сюжеты сна, сейчас дневальный в растяжку гавкнет «РОТА, ПодъёЁём!» и всё оживёт. «Как будто массовое дежавю, мы опять в Красном Селе, не физически конечно, а по ощущениям внутреннего дискомфорта «под ложечкой», ой, а где она там, где эта ссс..ука…, я не знаю… И Ужас вползает в тебя, Скоро Зачёт по Анатомии!», - слышу команду подъём и потянуууУуувшись, как котяра, решительно сбрасываю одеяло. Спускаемся на зарядку, пробежка по утру с голым торсом в робко пробивающемся сверху свете, или это от фонарей? Зарядка бодрит и настраивает, чем она бодрит, куда меня настраивает?  Хорошо ещё, что сегодня нет бассейна, а то бы разбудили  на два часа раньше, когда все советские люди ещё крепко спят. Погнали бы по пустынной ночной улице голодными, спотыкающимся строем в обнимку с неудобными и большими фибровыми  чемоданами по  скользким гранитным булыжникам ещё сонного проспекта Карла Маркса. Это всего то ничего, три трамвайных остановки до бассейна СКА. У кого-то обязательно этот коричневый чемодан упадет или защёлка замка раскроется, беззастенчиво рассыпав на грязную дорогу любимые плавки, тапки, популярный среди нас толстенный и тяжеленный учебник  АНАТОМИИ, куда ж нам без него, тетрадки лекций, полотенце, мочалку… да мало ли, что ещё. Строй посмеиваясь огибает бедолагу, но настоящие друзья собирать помогают, а потом вприпрыжку вместе догоняют строй…, а потом все будем досыпать на лекцияхJ. Яркий свет, сверкающий бассейн с чашей по олимпийскому стандарту, с кажущейся голубоватой от цвета плитки водой, так и манит нырнуть побыстрее. Но неееет, у нас зачёты по плаванию и прыжкам с вышки. Военно-спортивные нормативы, в принципе на 100% выполняемы, за исключением  тех, кто вырос «в ластах» рядом с горной речкой, или «на лыжах» в бесснежной степи, или в другом богом забытом уголке необъятной страны. Ну, с горем пополам, Все за несколько занятий выполнили Всё: проплыли, прыгнули и получили зачёт и допуск к сессии. А сегодня утром помытые мы будем жить с освежающим  и долго ощутимым запахом хлорки от своей кожи. Обратная дорога на завтрак всегда короче, не обращали внимание? Сегодня с утра спаренная лекция по органической  Химии, опять Иоффе Исаак Соломонович  будет писать формулы на плёнке проектора, а мы будем только успевать их списывать с  большого экрана, «на подумать» времени не остаётся, а ведь надо их ещё до сессии прочитать-понять. Что уж говорить про подремать на таких лекциях, на этих точно нельзя, если сознание не потеряешь! Вообще интеллигентная профессура лояльно относилась к этому печальному факту, в душе смирившись с «после бассейновым» сном. В нашем Выпускном альбоме, с должным юмором засвечены спящими большинство из однокашников. На последних страницах есть уникальный авторский коллаж из спящих товарищей от Толи Беруса, участвуют в котором практически все 100%, а собирали эти снимки наши фотографы Валера Чёрный и Паша Глазков, терпеливо подлавливая «засыпанцев» в разные годы.

     После обеда точно пойду в Фундаментальную библиотеку, там почитаю и  позанимаюсь. Заниматься постепенно я начал так, внимательно слушал и смотрел на лекциях и практических занятиях, потом «дома» медленно пролистывал, просматривая каждую страницу учебников-пособий, потом закрывал и всё: мог повторить почти близко к тексту сегодня, завтра, на зачёте… Это так «искажённо» передались мне гены отцовские с его врождёнными математическими способности. Я понял про свои способности уже значительно позже, когда пришлось постигать невероятное и учить невозможное, шучу. Зато приходя с тренировки часам к 23-м, мог шуткануть, небрежно задвигая ногой спортивную сумку под кровать, и, не мешая учившимся сокамерникам, тихо изречь : «Грамм здоровья, дороже тонны знаний»-, ныряя под одеяло в кроваткуJ. Тут же получая в ответку подушкой, с криком «Блииин, Лёха…» Конечно, медицина бесконтактно не изучается, ходил я и в анатомический морг, изучал препараты органов и их частей, смотрел в микроскопы гистологию тканей, срисовывал их в тетрадь, ставил опыты на химии-физике и препарировал лягушек с мышами, а потом и собачек с кошками, крысками резал. То есть жил обычной «пацанской» жизнью, изучая мир вокруг за государственный счёт. После экскурсии для слушателей по закромам Фундаментальной библиотеки, стал посещать и её особо ценный закрытый фонд. https://www.vmeda.spb.ru/biblioteka.html

     Началась абсолютно индивидуальная работа по формированию из «Образованца», просто Интеллигентного человека. Приведу только два примера: 3 тома дореволюционного издания «Иллюстрированной Истории Нравов»  [ Фукс Э. , где  Автор рассмотрел в ней не всю область нравов, а  часть ее - половую мораль, в воззрениях на которую яснее всего отражается общая культура века людей трех эпох - Возрождения, абсолютизма и буржуазного века ] и учебники полного курса царской гимназии, где самыми интересными мне показались «Всемирная История» и Учебник «Логики».

     Учёба в высшей школе, как нас честно предупредили наши профессора с доцентами, это Вам не (средняя) школа. В её основе лежит незаметный даже себе самому процесс медленного формирования вашего ОБРАЗОВАНИЯ, медицинского и гуманитарного в нашем случае. Когда из мозаики направленных в одну сторону, часто важнейших и определяющих, иногда отрывочных или разрозненных, знаний, фактов, наблюдений, с помощью осмысления, а иногда и спонтанно, складывается в твоей голове «склад знаний и личная кладезь ума;-))». А «опыт, сын ошибок трудных» с другом парадоксом, сформируют из тебя сначала первокурсника, ну а потом, как будешь стараться и как карты лягут…, и выпускника-военного Врача с лучшим медицинским образование в стране. Социальные лифты ещё работали в то время;-). Например, разброс стартовых уровней языковой подготовки однокурсников вначале был колоссальным: от свободного английского у одних, до тыр-пыр со словарём первой страницы с алфавитом, у других, ну и примерно похоже в других интеллектуальных сферах. Это отражало реальность жизни, ну и концентрацию элитарных детей с хорошим уровнем знаний и культуры на курсе. Но любые форы не навсегда, ими воспользовались лишь талантливые и трудолюбивые, а те, кто не очень такие, даже если они внуки маршалов, отсеялись в туман…  К окончанию Академии ВСЕ по-хорошему подравнялись, но не стали одинаковыми, нет, просто «слабые» резко и заметно подросли, фирма гарантирует;-). « Аrte et humanitate, Labore et scientia» («Искусством и человечностью, Трудом и знанием», как начертано на скрижалях из горельефов Михайловской больницы и на Ваших выпускных альбомах, друзья мои, тоже эти слова.) Некоторые сильные и талантливые, ещё пока незаметно и весело, уже пропивали свои преимущества, печально, но факт.

    Но мир не идеален и об этом тоже стоит сказать. Во-первых в наших взводах в некоторых семестровых и курсовых циклах были разные учителя. Многих на кафедрах мы даже не знаем. Во-вторых, наряду с яркими и любимыми преподавателями, были откровенно  и слабые, и так скажем с «лёгкими странностями». Петя Сапроненков привёл такой пример: «Анатом Шепелев, так ненавидел спортсменов, что обещал дорогу «из минусов» в Кронштадт проложить (и ведь сбылось, для некоторых L). И ещё, уже на 5 курсе я много ездил на соревнования по баскетболу, полностью пропустил урологию, ожоговые, судебную медицину… Потом отрабатывал. Некто Петров на «судебке»  говорит, что дескать вскрытие трупа и что- то ещё могу совместить, остальное по 1 теме за посещение... Ну это нормальный педагог? И меня замордовал, и себе создал проблему».

     Сдали зачёты практически все, по-моему к сессии не допустили  разве что пару человек. Вот он и наступил -Час Расплаты, сессия первая, но может так стать и последняя, если  «НЕУД». Экзамен по полному курсу трёх химий: органической, неорганической и физколлоидной принимал триумвират кафедры, во главе с патриархом профессором Иоффе Исааком Соломоновичем, доцентом Зальманович М.З., а третьего не вспомню. Уважаемая и обаятельная Мина Зиновьевна была прекрасным педагогом, но в то же время суровым экзаменатором, мягкая и душевная, казалось готовая расплакаться вместе с тобой по поводу неудачного ответа, но ни разу не дрогнула, выставляя «то, что заслужил!» Были и смешные казусы на экзамене. Об одном из них рассказал мне более чем через полвека Петя Сапроненков, проживавший вместе с героем своего рассказа в одной комнате. «Юра Чалов отлично воспитанный и подготовленный сын знаменитого отца, был очень заметно честолюбив. Заряжен Юра в учёбе был только на «пятёрку» с благородной целью получить золотую медаль выпускника Академии с занесением на скрижали - мраморную доску почёта. Для достижения столь высокой и благородной цели, он решил слегка подстраховаться «маленьким подхалимажем» к старенькому профессору. Пообещал сделать незабываемый снимок приёма экзаменов уважаемым Исааком Соломоновичем. Однако, что-то пошло не так и в результате: 4 = «хорошо» в зачётку… Расстроенный Юра сразу убежал к родителям, забыв про своё «бескорыстное» обещание, но Иоффе всё помнил. Профессор по ходу экзамена ненадолго выходил в коридорчик к слушателям, слегка полязгивающим зубами в ожидании своей очереди войти на экзамен и продемонстрировать  усвоенные химические знания. Наконец, всё закончилось, Исаак Соломонович Иоффе вышел по окончанию экзамена, когда все  уже готовились к построению. Громогласно на весь коридор с наигранным удивлением: «А где же слушатель Чалов? Зычным голосом, смачно грассируя, он     сфотогр _ р_ Р_ рафирровать  меня хотел …где…же он!? Но я поставил ему 4, и он забыл меня сфотогр _ р_ Р_ рафировать»,- (и наигранно огорченно) вздохнул.    Он тут же преподал окружающим парням урок этики в назидание потомкам. В таких эпизодах и лепятся наши характеры», закончил Пётр свой рассказ.

       Остаётся надеяться, что Иоффе И.С. не был мстительным и кого-нибудь из парней «не заваливал» для выравнивания своего настроения. Три комнаты для ответов, общая для подготовки, беру, называю номер билета, сажусь готовиться. Всё вроде понятно, понеслась душа вперёд… Минут через 10 осталось только уравнять электроны в предложенной формуле. Вдруг, в дверях появляется дедушка Иоффе в тапочках по-домашнему и с чашечкой чая, подливаемого время от времени из заварочной колбочки, подогреваемой пламенем спиртовки на профессорском столе во время экзамена. «Ну кто готов?»,- посмотрел на мой лист, «…давай, вижу готов, там завершишь». Поскольку я хоть и уважаю старость, но по порядку взятия билетов, ещё не должен был к нему идти, т.к. двое готовившихся отвечать брали билеты раньше, ещё передо мной. Промямлив скромненько, что третий вопрос мной не завершён, сижу. «Давай, давай, там посмотрим…» Вздохнул, встаю, иду. Отвечаю первый вопрос, вижу поставил-отлично себе в тетрадь. Отвечаю второй, снова - отлично.

 «А третий, я сообщил Вам, что ещё не успел…», -говорю.

 « Ну давай лист , посмотрю…»

Смотрит, молчит…: «Тааак, ну если бы я не слышал твоих ответов, я бы тебе вкатил сразу два и отправил подальше…Чего ты тут понаписать успел?»

« Именно, что я не успел…»-говорю.

«Ладно, какой окислитель знаешь?»

«Называю»

«Так, ну давай возьми KMnO4 , какой восстановитель?»

«Называю».

«Что получишь?, пиши на доске».

 Записал и далее без остановки, комментируя вслух почему, секунд за сорок всё вывел и уравнял. Дед заулыбался, протягивает мне лист ответа и говорит: «Возьми, обведи его красненьким и повесь над кроватью, напиши, сам знаешь что, это поразительный пример идиотизма на экзаменах!»

Но только четвёрку всё-таки поставил  в зачёткуJ, сняв с меня внутреннее обязательство перед самим собой закончить ВМА с золотом… Может было это и к лучшему, Родине нужны здоровые румяные хорошисты, а не больные бледные отличники. Самое смешное, все сессии до конца третьего курса легко сдавал только на отлично, но была причина получить однажды и тройку L, но об этом потом. Крови в ту первую в нашей жизни сессию «пролилось»  много, ряды наши заметно проредили, но до штатной численности оставался ещё один барьер - летняя сессия.

     Первые зимние каникулы я спланировал более чем оригинально. Позвонил родителям, что хочу съездить в Мурманск с другом, посмотреть на Заполярье с близкого расстояния. Договорился с Юрой Макаровым, и улетели мы к нему в гости в полярную ночь посмотреть Север. Юрка был очень хороший парень, настоящий друг, острый на язык, с феноменальной памятью и способностями, любивший пошкодить, но немного мажористый с детства, говоря сегодняшним языком. Свободный, «распоясанный», даже слегка бесшабашный, ни с чем сильно не заморачивался, был добрый, щедрый и верный.

     Папа его был большой начальник в ВоенТорге Северного Флота, знал всех, ну а его тем более знали все. Встретили нас его родители приветливо и прямо от трапа самолёта повезли по гостям, затем мы ночью падали с Юркой в большую кровать, на лету к подушке засыпая. Только в два часа дня Юрина мама нас будила-кормила, приходя с работы на обед. За окнами квартиры снег пуржит, ночь полярная. Часам к 4-м или к 5-ти вечера, приезжал Юрин отец и мы снова ехали по череде гостей. Так промелькнула неделя, я запросился в Свердловск и был тут же отправлен с помощью коменданта. Знакомство с Мурманской частью Северного Флота в тот год ограничилось изучением быта его жителей. Город торговый, каких только экзотических напитков и закусок не увидел, да и попробовал, что скрывать. Приехав домой, порадовал родителей, покрасовался формой и убежал по друзьям. Съездил и в свою спортшколу. Мой тренер, Юрий Александрович, когда выслушал меня и узнав, что тренеров по тройному прыжку совсем нет, посмотрел и по-доброму так сказал: «Может и правильно. Здоров, координирован, спортивен, всё отлично, а взрослая жизнь она надёжную профессию требует, которую ты сейчас получаешь, сосредоточься, Алёша, на учёбе, удачи…».

     Вернувшись с каникул, я пошёл вместе со своим другом Семёном, заряженный его увлечённостью, в научный кружок слушателей в Клинике термических поражений. Семён Кичемасов уже три месяца как там занимался и окружающий персонал отнёсся к нам с доверием и доброжелательно. Вместе с ним я честно приходил  в клинику, но выдержал только три недели, до чего же там трудная в психологическом плане обстановка, тяжёлые больные, тяжёлые осложнения, даже обычные перевязки с болью, кровью и наркозом.

     Однажды в клинику привезли шестилетнюю девочку с ожогами большой площади, полученными при пожаре на ёлке от вспыхнувшего новогоднего костюма снегурочки. Мне стало просто невозможно всё это ежедневно видеть. Для неё купили специальную кровать, с матрацем из мелких полимерных шариков поддерживающихся воздушным потоком под давлением, чтобы изувеченное тельце со сплошной раной хоть немного отдыхало от боли при каждом движении. Эта Служба в клинике ожогов и отморожений  – настоящее подвижничество! Всю академию мой Друг Семён верно прослужил в ней, написал блестящую научную работу, заняв 1 место на конкурсе слушательских работ.

     Следующая примерка науки и себя в ней, состоялась в Клинике травматологии, у молодого тогда, но уже известного специалиста по хирургии кисти подполковника м/с, доцента Дедушкина В.С. Дежурства, операции, вправления, гипс на любую часть тела в ассортименте. Занятия научного кружка посещал месяца три. Потом попрощался, тоже не моё. В жизни ничего не пропадает, эта «примерка на себе» разных медицинских направлений чрезвычайно полезна для поиска именно Своего Направления в медицине, да и для будущей работы врачом безусловно тоже. Все навыки «мимолётного кружководства» на разных кафедрах в жизни пригодились, иногда даже резко неожиданно. Больше скажу, была у меня инициативная личная недельная практика «на стороне» в первом своём законном офицерском  отпуске у знакомого гражданского хирурга-стоматолога из районной стоматологической поликлиники Ленинграда. Практика эта дополнила 2-х недельный курс стоматологии в Академии (, ну просто наш «реактивный аналог» 4-х летнего обучения в профильных стоматологических ВУЗах, зато четыре года исправно изучали «заговаривание зубов» на  курсах  марксизма-ленинизма! Почувствуйте разницу, как говорится…J). Зубы стал удалять за минуту + плюс - минус. Как мне это пригодилось в первом же трансокеанском походе! ( Интересно? Читайте главу «Ух ты, мы вышли из бухты…»)

          Постепенно уже трое ребят с нашего курса стали заниматься вместе со мной лёгкой атлетикой на Зимнем Стадионе. Это Миша Дронов, Игорь Мещеряков и Сергей Акинчев. Серёга ходил исправно, у него был личный бонус, мог зайти домой, т.к. его родители жили в старинном доме почти напротив  стадиона и это располагало «полюбить» спортJ. После тренировки уже я за ним заходил, мы перекусывали, чаёвничали и вместе чинно-благородно на трамвае возвращались в казарму. Однажды, моя сестра Галина попросила  подобрать и записать музыку для её предстоящей  свадьбы. Сергей пообещал всё организовать наилучшим образом. Вскоре вместо тренировки сразу пошли к нему домой. Усадив меня перед диковинным в то время 4-х головочным импортным студийным магнитофоном, Серёга только менял катушки с лентой, прекрасно ориентируясь в своей коллекции. Я слушал музыку в наушниках, но довольно громко, пытаясь оценивать- как это зазвучит на предстоящей свадьбе, и, если нравилось, давал команду «включать запись» уже для меня... Музыка была у Сергея отличная для тех лет: Битлы, Итальянцы, Адамо, Дассен… Всё получилось у нас классно, а я впервые ощутил, спустя три часа работы, остаточное воздействие сильного звука на психику. Пока шли к остановке трамвая на Садовую улицу, веселился и ощущал будто какое-то опьянение, даже было желание «по выступать». Стоим ночью на Садовой, одни на трамвайной остановке, время 15 минут двенадцатого,  напротив  Городская Военная Комендатура. Намаявшиеся от ходьбы за целый день патрули, посматривая на нас искоса и мельком, заходили в двери Комендатуры для сдачи своих дежурств, ни один к нам так и не подошёл.    

     Чем ещё хороша спортивная сборная? Тем, что у тебя есть друзья с Разных факультетов и с Разных курсов Академии! Вот как-то раз, Вадим Жестовский, парень с четвёртого курса морского факультета, предложил пойти с ним на кафедру Военно-Морской Гигиены, где вскоре начинаются эксперименты по термическому воздействию и перегреванию подводников. Они построили специальную термокапсулу, в которой моделировались условия подводной лодки по температуре, газовому составу и напряжённости труда подводников-операторов и описывали реакции организма. Мне стало интересно и я пришёл. Подполковник м/c Новожилов координировал работу научного кружка и тематику работ слушателей. Получив темы в рамках эксперимента, я их выполнил и опубликовал три свои первые  работы в сборниках научных работ слушателей Академии. В научном кружке на кафедре я пробыл год. Вадим оказался целеустремлённым и талантливым, ему прочили  большое будущее. Однако, случилась трагедия. После второго курса слушатели переходят на академическое положение, получают 95 рублей денежного содержания, между прочим сравнимого с заработком молодого инженера в те годы. На эти деньги снимают жильё, питаются, ездят на транспорте, ходят в кино, в театр, на танцы, в баню, а также и в библиотекуJ, короче, полностью живут самостоятельно. На крайний случай, всегда можно забежать в нашу столовую, девушки официантки накормят точно. Но так делали крайне редко, не принято это и уже стыдно, «не маленькие»... На четвёртом курсе Вадим уже заканчивал свою кандидатскую диссертацию и женился. Сняли молодые комнату в коммуналке, прожили вместе пару месяцев.  И вот в недобрый час сосед алкоголик  на  общей кухне  коммуналки набросился на Вадима с ножом, единственный удар оказался смертельным… Отвезли убитого тоже к нам на Кафедру судебной медицины. И другие трагедии крайне редко, но происходили на съёмном жилье в Ленинграде со слушателями.

    Жизнь своё берёт, по субботам и воскресеньям в Клубе  Академии « Сегодня танцы у девчат…», ой у ребят, да у тех и других к обоюдному удовольствию сторон ;-)). Редкое место, где парней больше девчонок, да ещё эти парни представлены в ассортименте по возрасту, от вчерашних школьников, до офицеров 1 Командного Факультета  ( для переподготовки и усовершенствования). Знакомства, свидания, встречи, расставания, всё как «у больших» иногда и свадьбы играли. Танцевали, веселились, выпивали, поженились, нет, не так быстро, но мысль о том, что это хорошо тихонько разместилась в голове между учебникамиJ. 

   Тем временем у нас начались занятия в «49 городке» на историческом месте Обуховской больницы и её парка, ставших в последствии в предвоенные годы территорией бывшей Военно-морской медицинской Академии. Городок находится по диагонали влево  через площадь от старейшего в России Витебского (Царскосельского) вокзала и отделен улицей (ныне засыпанным Введенским каналом) от здания Военно-Медицинского музея.  Рассказывает Пётр Сапроненков.  « До 1933 года  украшал эту небольшую площадь перед Витебским вокзалом Введенский Храм Лейб- гвардии Семёновского полка ( архитектор Тон). За ним располагался полковой госпиталь, ныне в нём Военно- медицинский музей мирового класса. Храм взорвали, а церковную ограду перенесли, огородив больничный парк со странным и смешным названием «49 городок». Остатки взорванного собора большевики превратили в общественный туалет, который при нас в конце 60-х годов закрыли,  сломался. Где находились другие 48 городков - великая тайна есть. Когда произошло то, что первые полвека своей жизни мы называли Октябрьской революцией, уничтожению подвергались не только офицеры гвардейских полков, но и сама память о Семёновском, Преображенском и других воинских контр-революционных  формированиях. Осквернению и разрушению подверглись полковые храмы, полностью и безвозвратно ликвидированы полковые музеи…, а вместе с ними и материальная память о сражениях, победах и жертвах многих поколений воинов Русской Армии, хранимая в них. Когда современные геростраты засыпали в 1965-1971 годах Введенский канал, многие месяцы они не могли разделить гранитные блоки моста через канал. Их тупо закопали. Питерские старики водили внучат показывать, как нужно строить настоящие мосты».

    Компактный городок был насыщен кафедрами с морской спецификой. Пожалуй  главной для врачей подводных лодок можно считать Кафедру специальной физиологии и аварийно-спасательного дела под руководством Лауреата Государственной премии СССР, главного физиолога ВМФ, профессора, д.м.н., генерал-майора мед. службы Сапова Ивана Акимовича (1967-1988 г.г) https://www.vmeda.spb.ru/istkfpp.html

     С первых дней обучения в Академии в научном кружке этой  кафедры занимался наш слушатель-первокурсник Геннадий Иванович Зайцев.

      Он ставил эксперименты на животных, публиковал свои работы, а к окончанию Академии  уже подготовил кандидатскую диссертацию. После службы на Северном Флоте, вернулся в Академию. Затем стал преподавателем, а позже Начальником военной кафедры Первого медицинского института, полковником м/c, доцентом, К.М.Н. Благодаря помощи  и заботам двух наших однокашников Гены Зайцева и полковника м/c, профессора,  Д.М.Н. полковника м/c Виктора Бородавко наши дети, выбравшие медицину в своей жизни, успешно получили медицинское образование и профессии врачей. Спасибо Вам, друзья!    

      Важнейшими по профессиональному значению для будущих морских врачей были сразу две Военно-морские Госпитальные кафедры: Хирургии и Терапии, большинство из нас вспоминают их Начальников и Преподавателей самыми добрыми словами, там мы оттачивали свои скальпели  и слушали «шумовые эффекты» внутренних органов. Мы впервые прошли двухгодичную специализированную подготовку на этих двух кафедрах!  

       Ну и на почётное призовое место в воспитании любви к Флоту я бы поставил Кафедру Тактики Боевых Средств Флота (ТБСФ). Именно под руководством преподавателей этой кафедры мы изучали морские основы: азбуку Морзе, флажковый семафор и вязали морские узлы на нулевом курсе молодого бойца-матроса. Именно с ними мы «оморячивались», вместе с капитаном 1 ранга Барыбиным И.П. побывали на трёх стажировках на кораблях и подводных лодках могучего в те годы океанского Флота СССР.

     Одним из любимых нарядов считалось у нас на курсе дежурство на причале малых плавучих  средств ВМА. Это были большие шести вёсельные устойчивые на воде ялы с командиром и рулевым. Отвечала за них кафедра ТБСФ. Само дежурство без опеки и смен, весёлой болтовнёй с проходящей мимо гуляющей молодёжью, было уже интересным. Но шлюпки, кроме средства  мужской, командной, хорошей физической нагрузки, когда ощущаешь мощь синхронного гребка всей команды, рывок и скорость разгона тяжёлого яла, доставляли эмоциональное наслаждение. Само собой, однажды они превратились для нас в источник весёлых развлечений и «морских боёв» почти эпохи гребного флота. Получилось это довольно спонтанно. Заметили, что глубокий гребок замедляет ход, а любой неглубокий, неумелый гребок вызывает выскакивание весла из воды и его бесполезное скольжение вдоль яла на поверхности… Эта ошибка гребца, кроме того, порождает фонтан сильных брызг в направлении неудачного гребка. Гребцы сбиваются с ритма, падает скорость… Команда какого-то яла, состоящая, как и у всех, из командира и рулевого в корме и 6-ти гребцов, однажды решила  подойти поближе к другому ялу, развернуться поудобнее и превратив «ошибку» в средство нападения поддать брызгами от всех шести вёсел  по гребцам яла противника… Восторгу не было конца, причём и у тех, и других команд. На акватории Большой Невы или «зайдя и спрятавшись» в Малую Невку  подальше от «Авроры», сотни сверкающих струй обрушивались на противника, рулевые только успевали откачивать совками воду, а гребцы маневрировать, чтобы не столкнуться и не вымокнуть до нитки. Удивительно, но нам не мешали, офицеры взводные с не меньшим азартом стали принимать участие в «регби» на воде. Случайные прохожие зависали увидев подобное, потом популярность привлекла «фанатов» на берега Невы и Невки. Пусть мокрые, зато какие  счастливые были те пацаны.

     Только ещё одна забава по популярности приравнивалась к «речному бою», это «слоники», но о них  расскажу когда дойдём до учения «Очаг» на втором курсе.

      Так обучаясь, занимаясь и дурачась мы подошли к летней сессии. Ничего особенного мне не запомнилось кроме увеличения количества  отличных оценок у большинства ребят. К сожалению для неудачников и к счастью для оставшихся, наш поштучный учёт сравнялся с установленной численностью. Мы стали приобретать черты дружных команд как по взводам, так и на курсе, стали ровнее в учёбе J.  Однако, приближалась первая корабельная стажировка.

       На стажировку едем в Ригу на поезде, там день гуляли, потом морем в Лиепаю вместе с преподавателями кафедры ТБСФ и начальником курса С.Ф. Моревым.

      Впервые после окончания 1 курса мы увидели и ощутили на себе трудности и радости морской судьбы. Погрузку каменного угля на могучий крейсер «Октябрьская Революция»… (Да-да, удалось мне захватить это великое действо парового Флота живьём!), чистку всю ночь вручную тонны картошки до кровавых мозолей от тупых ножей. Эти «каторжные» работы выполнялись всем взводом. Требовалось накормить примерно 1500 человек экипажа + 200-300 курсантов морских училищ...   Ну и анонсировалось практическое  применение таких морских «забав», как: определение места, ведение прокладки по маршруту корабля, большие и малые приборки, ориентировка среди сотен помещений разных палуб, и усвоение правил поведения на военном корабле в повседневных условиях, в условиях шторма и  действий по готовностям.

     Петя Сапроненков рассказывал, как он «забил» в углу носового кубрика три  яруса коек для трёх своих друзей, а к ночи оказалось, что это был проход к гальюнам и умывальникам. Вот радости то былоL! Вот как было: «Высаживаясь на любое плавсредство от крейсера до утлого "тузика",  Вы должны решить главный вопрос, а где же Вы там будете размещаться и бороться за живучесть...? Эти вопросы решали в прошлом, настоящем и будущем все путешественники, в том числе и наши Руководители первой морской стажировкой на этом крейсере. Поднявшись на борт «Октябрьской Революции» (по-флотски – «Октябрины»), нас первым делом отправили в отведённый нам носовой кубрик, чтобы размещаться там повзводно и, желательно, по-комнатно, памятуя о покинутом до сентября родном общежитии. Я, как старший комнаты, чувствовал большую ответственность перед Юриями - Станчицем  и Стойко. Постоянно озирался по сторонам,  пока  корабельный офицер инструктировал нас, чего можно, а чего совсем нельзя делать на боевом корабле...Взгляд мой остановился на тупичке в отдалении с неприметной железной дверцей и синеньким светильничком  над ней. «Очень миленько, даже иллюминатор достанется одному из нас троих»,- подумал я, а спать предполагалось в 3 яруса.  Я устроился на рундучке - на первом, Станчиц- на втором, Стойко, как баковый гребец на шлюпке, самый расторопный и «мелкий» из нас должен был запрыгивать на свою подвесную койку на верхний - третий ярус. Меня распирало чувство гордости за умелый манёвр по захвату тупичка. Находились всё новые и новые преимущества: и в голову тебя никто ногами не тычет, и обеденный складной столик разворачивается где- то в отдалении, и синенький скромный светильник не даст нашим снятым или постиранным «карасям» сгинуть во мгле ночи. Сладко поеживаясь на пробковом матрасе, пока он всеми своими гранями не впивался в мои щеку или в подбородок, я предвкушал насладиться прелестями первой корабельной ночи... Внезапно появились какие-то чумазые люди, отдалённо напоминавшие киношных матросов, охотящихся ночами на царских офицеров. Они были обвешаны, как новогодние ёлки украшениями, грязными тряпками, в которых угадывались черты флотского обмундирования, только с неуставными ароматами. Один из них рванул ручку на себя, дверь с грохотом распахнулась, сноп яркого света ударил мне в лицо и, о ужас...моему взору предстала вереница гальюнов и умывальников, готовых принять единомоментно десятки, а может и сотню «пользователей». С особой лихостью эти, "духи", закрывали дверцу, они просто сообщали ей ускорение, отчего подпружиненная щеколда с грохотом защёлкивала дверь, сотрясая при этом всю носовую часть немаленького крейсера. Обратно матросы шли весело переговариваясь и стряхивая на меня, лежащего в самом низу, постиранное тряпьё, мокрые руки, кудри и всё, что встряхивалось (матросы были, похоже, склонные к моржеванию в холодной воде). За долгие бессонные ночи я научился улавливать, когда проходили трюмные, когда артиллеристы, а когда и кочегары. Со многими я начал здороваться, а одного даже попросил закрывать дверцу потише, чем развеселил борцов за личную гигиену чрезвычайно. Товарищи на мои страдания реагировали весьма вяло, видимо полагая, что кара за уникальное размещение меня постигла ещё недостаточная. Мораль этой истории? Изучайте устройство кораблей до того, как начинаете на них плавать, пардон, ходить…»

      От себя добавлю: «И даже пригодится помнить об этом, если Вы в круизе...»

    Ощутить воздействие качки, освоить туалет и баню по распорядку дня. Оценить групповую стирку только одним напором забортной воды из шланга на свои брезентовые  выбеленные робы. Они разложены на всей деревянной  палубе корабля, предварительно отдраенной кирпичами лично тобой  и вместе с товарищами. А потом устроить сушку на солнце и ветру выстиранных мокрых штанов и рубах, там же на верхней палубе. Заглянуть обязательно в медпункт, приют уединения под сенью креста, забраться на эстакаду машинного отделения и посмотреть вниз в грохочущую преисподнюю гигантских машин с огнями топок и с блестящими от пота телами кочегаров, залезть внутрь гигантских башен главного калибра, увидеть пропасть глубины артиллерийских  погребов. Как показала жизнь – «шутница», всё это мне вполне пригодилось фактически. Не пришлось быть «белой вороной» с красным крестом J среди морских офицеров. Прикосновение к их умениям и знаниям здесь на крейсере, пробудило искреннее Уважение и здоровое Любопытство: а как самому это сделать правильно? Мне тогда понравилось выполнять прокладку, определять место, а казалось бы зачем мне это J? В море нас застало известие о начале арабо-израильской войны в июне 1967 года. Крейсера ожидали приказ, готовились к возможному развороту в Средиземку, решая среди прочих задач, а что делать с курсантами на борту:  возвращать в Союз или брать с собой на войну? Только стремительное завершение войны разгромом арабской коалиции в шестидневный срок всё успокоило.

       Мы с уважением увидели «в деле и рядом» незнакомых парней - курсантов других Военно-морских училищ и их не простой Морской труд. Ведь именно с ними, в одних экипажах мы будем в морях и океанах служить стране. Вернулись мы все в город Петра уже в июле, аккуратно к дню Военно-морского Флота. И на последнем для нас  корабельном закате Паша Глазков успел сфотографировать  и нас, и силуэты башен крейсерских  орудий, на фоне потрясающе фотогеничных набережных города.

    Хочется как- то деликатно, никого не лягнув, подобно ослу, лягаюшему стареющего льва в басне И.А. Крылова «Лев состаревшийся»:

«Лев видит, что осёл туда ж…,                                                                                                             

Натужа грудь, сбирается его лягнуть

И смотрит место лишь,  

Где б было побольнее…»,        

уловить меру и показать, как мы учились и жили в годы, так называемого, «застоя эпохи тоталитаризма».   Когда вся жизнь была пронизана, с одной стороны, правильными призывами, а, с другой, абсурдными партийными выкрутасами. Напомню, что вовсю шла отнюдь не выдуманная холодная война двух систем и дыхание её «горячих» военных конфликтов мы почувствовали уже на 1 курсе, на крейсере в первом своём «оморячивании» летом 1967 года… Ну, а что касается партийно-политического воспитания «настоящих военных», верных ленинцев, хрущёвцев, брежневцев, которые бы никогда не усомнились, в том, что..." марксистско- ленинское учение всесильно, потому, что оно верно..."- решать Вам каждому.       

Всё, завершилось стажировка. 

Мы едем в отпуск отдыхать к морю Чёрному, к нашим знакомым «тёте Жене и дяде Коле», на мою малую родину в Феодосию. Со мной едут мои друзья: Сеня Кичемасов, Шура Богданов и Петя Сапроненков.

     Жили знакомые моих родителей со своими детьми в частном доме на горе, в районе Чумки, недалеко от живописных развалин  генуэзской крепости. Тропинки  вели к морю, извиваясь по склону, до не широкого и не большого местного галечного пляжа, спрятавшегося под самой горой. Зато в самом городе был знаменитый песчано-ракушечный многокилометровый «Золотой Пляж» из перемолотых за столетия «в песок» миллионов панцирей, но на пляжной полосе  нашей Чумки была только не крупная галька. Бухточки и скалы причудливо  изрезали береговую линию. Скалы позволяли сверху рассматривать дно в прозрачной глубине, в основном  безопасной для ныряний за красивыми ракушками рапанов на 6-8-10 метров. На участках скал в приливной зоне обитали, вцепившись в камни, тёмные колонии мидий, которые мы рискнули поесть только после угощения из рук местных пацанов, запивая их вином. Потом из принесённых домой мидий, тётя Женя изготовила на всех вкуснейший  плов. Она умела варить украинские ароматные борщи с чесноком и салом, пекла выпечку,  делала компоты из своих  фруктов небольшого  приусадебного  сада. В этом  же саду  обустроили для нас лежанки, а главное в саду  имелся врытый в землю бетонный кессон с запасом  питьевой воды, воды для  полива и душа. Феодосия, как и весь Крым, всегда испытывала проблемы с питьевой водой, хотя в городе был и есть источник с минеральной. Даже работал цех по её разливу в бутылки. На площади у железно-дорожного вокзала стоит памятный фонтан первому водопроводу проведённому в город знаменитым художником-маринистом И.К. Айвазовским, великим жителем города. Его дом и картинная галерея  находятся на набережной и на углу по чётной стороне улицы Галерейной, а напротив, на углу её нечётной стороны,  когда то размещалась бывшая гостиница «Астория», превращённая в послевоенные годы в городской роддом. В нём 3 июля 1948 года я и появился на свет.

Ну, переходим на второй курс? Тогда вперёд…