Влияние армии на флот чрезвычайно сильно.

При поступлении в училище, в Гатчине, в 1959 году мне пришлось писать сочинение на свободную тему: «И рядом с армией, вперёд смотрящей, стоит на вахте наш Советский флот».

Мне очень помогло то обстоятельство, что на покрашенные недавно  конторки  (это как большая школьная парта с открывающейся крышкой и удобным ящиком)  нам разрешили подкладывать газеты «Боевая вахта». Оттуда я почти всё и передрал.

Тогда я не стал писать о том, что название темы сочинения обидно для флота. Получается, что армия смотрит вперёд, а флот- непонятно куда.

 Когда мы были на втором курсе,  наше  ВВМУРЭ им. А.С. Попова посетил Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский.

Ему постелили ковровую дорожку через вестибюль на второй этаж, а он неожиданно отклонился от курса, свернул на первом этаже налево и вошёл в наш класс, за ним человек пять свиты.

Дежурным был Юра Ферин. Он не растерялся, скомандовал и доложил как положено.

Малиновский нас посадил, а Юру спрашивает:

• Вы говорите, у вас подготовка к экзамену. А какой экзамен?
• По ядерной физике.
• Вот это- молодцы, вот это- правильно! Ядерную физику очень надо знать!

 Малиновский посадил Юру на место и несколько минут объяснял нам, зачем нужна ядерная физика.

           Затем он опять обратился к Юре:

• А вот, скажите мне, блондин…

 Тут мы все дружно фыркнули, министр угадал юркино прозвище. Малиновский быстро понял причину смеха и продолжил:

• Так вот, блондин, доложите мне, чему равна масса электрона.

Это был удар ниже пояса, кто же помнит такие вещи.

Пока министр объяснял, что без таких знаний  в современной войне никак не обойтись, Юре передали незаметно «шпору» и он заявил:

• Вспомнил!
• Молодец, что вспомнил. Только забывать нельзя! У меня в ракетных войсках все такие цифры помнят. Спросите любого солдата, хоть днём, хоть ночью. Так я говорю?- обратился он к генералу из свиты.
• Так точно! Причём, ходят в сапогах, а не в ботиночках!
• Вот именно. Слишком у вас, моряков, форма красивая: ботиночки, ленточки, всякие там шевроны золотые… А золото нынче дорогое…
• Во сколько нам такие украшения обходятся?- спросил министр у другого генерала, тот заглянул в блокнот, открытый  заранее на нужной странице, назвал какую-то цифиру.
• Вот мы и думаем, как бы нам вашу форму удешевить. Да не бойтесь, красота останется, девушкам будет нравиться.

С этими словами министр со свитой удалились.

           После визита мы боялись, что на флоте введут сапоги. Пронесло.

            Ввели только другие погоны и металлические  вместо галунных нарукавные знаки- курсовки, которые оказались неудобными, царапались и отскакивали.

            Какие знаки теперь - не знаю, знаю только, что их перед парадами по-прежнему перешивают с левого рукава на правый.

           Конечно, дай волю армейским генералам, они давно переодели бы флот в армейскую форму. Тем более, отменили бы самостоятельные занятия.

           Всех под одну гребёнку- извечная  мечта многих генералов.

 

Пару лет назад побывали с женой в Солнечногорском военном санатории, бывшем «санатории ВМФ». Таковым он значится до сих пор на картах, дорожных указателях.

Отдыхают в санатории в основном  моряки, над одним из корпусов-  флаг ВМФ, на территории  корабельная зенитка, на картинах в столовой, коридорах море и корабли.

 Изменилась схема финансирования,  название-то зачем надо было менять?

Кто решил, что санаторий уже не может называться санаторием ВМФ?  Почему?

Думаю, это такое же «полезное» переименование, как ГАИ в ГИБДД,  Военно-морских училищ в «институты»,  АСС (Аварийно-спасательной службы) в УПАСР (Управление поисковых и аварийно-спасательных работ)…

Недалеко от моего дома, на Кронштадском бульваре, школа туризма (готовит работников туристического и гостиничного сервиса) стала сперва институтом, а затем и академией туризма. Осталось сделать её филиалом Академии наук.

А вот автошколы заметно отстают. Не пора ли назвать их университетами, а меня- профессором? У меня уже и животик подходящий появился.

 

  Познакомились  в санатории с запасником, бывшим связистом, как оказалось-  из Видяево (там базировался «Курск»).  Затащили его в свой номер, чтобы расспросить, как там теперь, наладилась ли жизнь.

«Не узнать,- говорит,- дома, дороги отремонтировали, навели полный порядок».

Очень приятно было это услышать.

Хотя ложку дёгтя в бочку мёда добавил Борис Кузнецов, у которого я прочитал, что на эти работы частично были направлены пожертвования семьям моряков погибшего «Курска». (2,с153).

А где же общественные организации, СМИ, правозащитники и правоохранители?

Похоже на то, что с этим безобразием пытается бороться один Борис Кузнецов.  Вернее сказать, пытался, пока мог, пока ему не пришлось уехать в Америку.

 

Почему и жене моей было интересно послушать про Видяево?

Потому что она северянка, с двух лет и пока я её оттуда не увёз, прожила с родителями в Полярном, окончила в Мурманске пединститут,  в Полярном учила детей математике.

 Жена и теперь мне говорит: «Хочу на Север».

В её школе, в актовом зале, у нас была свадьба. Полный зал: учителя и офицеры.

Запомнились отдельные моменты.

 Володя Иванов, приятель-одноклассник по училищу, только что вернувшийся «из средиземки», куда ходили тогда на три месяца, картинно встав на одно колено, пьёт шампанское из туфельки невесты

Замполит Юра Кобзарь так отплясывал гопак, что с треском разорвал по шву штаны на сидячем месте, учительницы зашивали.

 

Родители Нины, моей невесты и боевой подруги,  родом были из смоленской деревни с оригинальным названием Блинные Кучи.

 Егор Павлович в 1932-33 годах приезжал в Москву на заработки, трудился бригадиром проходчиков московского метрополитена.

На заработанные деньги поставил дом, женился.

 Потом провоевал всю войну, дошёл со своей пушкой-гаубицей до Берлина. Был ранен и контужен, вернулся почти глухим, пользовался слуховым аппаратом.

Дом сожгли немцы, вот и занесло их после войны в Полярный, поверили слухам, что там платят хорошо и квартиры дают быстро.

В Полярном жили много лет в Корабельном городке: в бараке, финском домике безо всяких удобств, с печным отоплением, очень трудно жили.

 Когда детей уже вырастили, удалось получить двушку в  хрущёвке на первом этаже, хотя дети- разнополые, и то рады были.

  Люди скромные и приятные. Егор Павлович работал истопником, Евдокия Ивановна- уборщицей,  ночным директором.

 

 

Познакомились мы с Ниной на танцах в ДОФе,  который построили союзники-англичане и который уже в недавние времена сгорел и пока не восстановлен.

А как я в Полярный попал из Балаклавы? Очень просто.

Вызвали нас кадровики: меня и кореша моего, тоже москвича, минёра Володю Бузунова.

«Строится,- говорят,-  в Ленинграде подводная лодка 641-го проекта для продажи в Индию. Вы молодые, холостые, без жилья… Побываете в Индии, посмотрите на белых слонов и вернётесь…».

Ну и поехали, за белыми слонами… Сначала-  в Полярный, осваивать лодку.

У Володьки глаза карие, печальные, с поволокой. Официантки в поезде как увидели, да поняли, что он на Север уезжает, вагон-ресторан закрыли «по техническим причинам», только нас пускали, больше никого.

Офицеры на «индианке» все оказались черноморскими, командир Анатолий Петрович Андреев и личный состав-  северяне.

Командир знающий, толковый, с моментальной реакцией, образец выдержки и культуры.

Лодку передавали индийцам в Балдерае (Латвия), затем, когда там море стало замерзать, в Балтийске.

Индийские офицеры настояли, чтобы их на ПКЗ (плавказарме) обслуживала официантка. Сами подобрали весьма привлекательную девушку.

       Смуглые красавцы, да при деньгах. Служили на  английских лодках, побывали в Лондоне, Париже…  А официантка  тут же влюбилась в Володьку, моего кореша.

 Да так, что пыталась отравиться уксусом. Хорошо, уксус оказался слабеньким и не причинил ей вреда.

       К концу рабочего дня к ПКЗ подъезжал новенький автобус «ПАЗик».

       Возил индийцев из Балдерая в Ригу, из  Балтийска в Калининград.

       Один из наших офицеров их сопровождал старшим в автобусе,  положено было.

        Причём  «по-гражданке».  Они же-  в весьма пестром  виде.  В чалме и ватничке, например. Их же не предупредили, что в форме нельзя будет ходить.

 Борис Кузнецов удачно называет подобные вещи «синдромом секретности», когда секретится всё, что надо и не надо, на всякий случай.

         В самом деле, мы всячески скрывали продажу подводных лодок, а они  шли в  Индию в надводном положении с заходами в разные европейские порты…

        Любопытно, что по их правилам на лодку можно и женщину привести, только в нерабочее время.

 А потом они помахали нам ручками и ушли в свою Индию.

А мы оказались «северянами», кто куда. Я попросился на атомную лодку, попал на новостройку в экипаж опытного, умеющего работать с людьми Александра Давидовича Джавахишвили.

 

            Читаем у Бориса Кузнецова:

            «Лучше бы на флоте было на одну подводную лодку меньше, а высвободившиеся сотни миллионов долларов можно было бы направить на создание квалифицированной водолазной службы с исправными спасательными аппаратами» (2,с38).

Вот в этом я с Кузнецовым полностью солидарен.

Флот- не только боевые корабли и части, как думают некоторые паркетные генералы, но ещё и судоремонтная база, вспомогательные корабли и суда, аварийно-спасательная служба, учебно-тренировочные центры и учебные корабли, жилищно-коммунальный комплекс, всевозможные склады, госпитали, санатории и дома отдыха, транспорт и дороги…

  Всё это и называется красивым словом «инфраструктура».

Может флот существовать без развитой инфраструктуры?  Нет, не может.  Но существует.

Нет вины командования в том, что в кризисные годы перестройки не оказалось ни  хорошего спасательного судна,  ни глубоководных водолазов.

 Но, зная об этом, надо было немедленно обратиться за помощью к иностранцам. Успела бы помощь или нет- дело другое.

 На мой взгляд, надо гораздо активнее сотрудничать с иностранными государствами   в аварийно-спасательном деле: и в использовании, и в проектировании спасательных средств.    Флот должен заказывать спасательные суда и аппараты на конкурсной основе

Вполне возможно, в чём-то мы не отстаём и даже опережаем, но должен быть конкурс, возможность выбора.

Во времена академика Алексея Николаевича Крылова даже боевые корабли строили на конкурсной основе с участием иностранных фирм.

 А спасательные суда и их начинку, как говорится, сам бог велел.

Уж в этой-то сфере не должно быть никакого синдрома секретности.

 

 

Валерий Рязанцев пишет: « В ноябре 1999 года командование 7-й дивизии подводных лодок ставит экипажу «Курска» задачу: к началу декабря 1999 года подготовиться к сдаче показной первой курсовой задачи.

Любое показное мероприятие боевой подготовки-  это один из способов обучения командного состава кораблей и штабов правильной методике проведения боевой учёбы на кораблях и в штабах.

Показная первая курсовая задача для экипажа корабля в первую очередь требует образцовой подготовки каждого моряка и экипажа в целом по вопросам повседневной организации службы…» (3,с19).

А обычная, не «показная» задача этого не требует?

Можно представить себе показное занятие по строевой подготовке.

 Один опытный командир отделения или взвода гоняет своё подразделение на плацу, остальные командиры стоят и смотрят, учатся.

 Но вот штаб дивизии принимает показную первую задачу внутри корпуса лодки.  Чему в это время учатся остальные экипажи и штабы?

Разве не удивительно, что вице-адмирал Рязанцев не видит абсурдности «показной» задачи, рассуждает о ней на полном серьёзе?

 Впрочем, возможно, он её и придумал. Но почему было сразу не назвать её не «показной», а «показушной»?

 

И в то же время некоторые замечания Валерия Рязанцева совершенно справедливы. Так, он пишет о «Курске»:  «…В море подводная лодка выходила не часто.

 Ежегодная средняя наплаванность первого экипажа с 1996 года по август 1999 составляла 12-14 суток… За три с половиной года первый экипаж лишь в 1997 году выполнил учебное боевое упражнение с выпуском практической электрической торпеды» (3,с8).

Представляете? Одна стрельба одной торпедой за три с половиной года!

Владимир Устинов описал бедственное положение флота в 2000-ом году.

Нет средств на боевую подготовку, лодки в море не выходят, аварийно-спасательное дело в полном завале.

 Президента России В.В. Путина телевизионщики показали  в Видяево на жуткой лестнице дома, в котором ремонта никогда не было.

 У офицерско-мичманских семей с продуктами питания  сложности…

И в то же время прочитал с удивлением у Владимира Устинова, что корабли АМГ (авианосной многоцелевой группы) и сам «Курск» планировалось после учений направить в Средиземное море (1,с195).

  Владимир Устинов пишет: «Да, такие военные гиганты, как Россия и США, не могут не думать  постоянно об угрозе возобновления «холодной войны» (1,с88).

Так может быть, для начала,  перестать наступать американцам на пятки и сосредоточиться на чисто оборонительных задачах, на развитии инфраструктуры, на боевой подготовке…

 

 

            Москва стала базой подводных лодок. Одна пока лодка, на Химкинском водохранилище. Лодка-музей.

Вскоре после открытия я там побывал.  В бортах сделаны удобные проходы, внутри-  настилы. Группы экскурсантов.

            В первом отсеке рядом с торпедным аппаратом манекен: подводник в ИСП-60 (индивидуальном снаряжении подводника).

           Экскурсовод объясняет:

• В таких костюмах при аварии подводников выстреливают из торпедных аппаратов.

  Я не выдержал, фыркнул.

• Почему смеётесь?
• Выстреливают,- говорю,- торпеды, они железные. А если человека выстрелить, что же от него останется?

    Пошли дальше. Гальюн на замке. Почему не показать? Боятся, кто-то воспользуется?

 И не без основания: туалетов-то на берегу поблизости нет, конечно.

 Нижний рубочный люк задраен.

• Почему не разрешить молодежи полазать, посмотреть в перископ?
• А вдруг упадет кто-нибудь?
• По деревьям, всяким снарядам на детских площадках можно, а здесь нельзя. Какие же из них моряки вырастут?

      В корме пара коек. На этой лодке у всех членов экипажа не «горячие» (одна на двоих), а свои койки.

        Я на лодке этого проекта  не служил, но вот что пишет Анатолий Штыров: «На подводной лодке были улучшены условия обитаемости: размещение офицеров в двухместных каютах, обеспечение всего личного состава спальными местами (в том числе 50 %  старшин и матросов- в каютах).» (13,с30).

       Понятно, что посетителей-то  и интересуют прежде всего условия быта моряков.

       Мне и самому интересно было посмотреть, но ничего этого не показано,  а две койки,  дополнительные, вовсе не характерные для проекта, показаны. Одна женщина и говорит:

• Матросы-то как неудобно спят, а офицеры, небось, в каютах.
• Ничего удивительного,- поясняет экскурсовод,- у офицеров и денщики есть на подводных лодках.

      Побеседовали мы с ним. Оказалось, живет он рядом, подводную лодку никогда прежде не видел. Говорит мне:

• Идите к нам работать.- Уговаривать стал. А я как раз без работы был.

 Подрабатывал - возил пассажиров на 20-летней, оставшейся по наследству от отца, «трёшке» (ВАЗ-2103).

 Сквозную дыру под ногами закрыл куском фанеры, а переднюю правую дверцу закрывал ударом ноги, не всем пассажирам  это нравилось…

      Поехал к их начальству, разговаривал с замдиректора, женщиной:

• Вам бы взять бывших подводников. У Вас же случайные люди работают.
• Как это- случайные?! Я и сама экскурсоводом была первое время!
• Вы- дело другое. Вы-то служили на лодках.
• Нет, не служила. Мы не хотим брать специалистов. Будут умничать, а нам надо, чтобы коротко, без подробностей, по готовому тексту…

 

            Говоря «Вы служили», я, как вы поняли, пошутил, женщины на лодках не служат.

            Единственные  женщины, кому удаётся побывать в море на подводной лодке,  это креновальщицы.

             Когда наша «индианка»  проходила вывеску и кренование,  креновальщица успела по уши влюбиться  в Володьку-минёра.

 В него, крепыша-холостяка, все тогда влюблялись.

            Уезжая из Балтийска, креновальщица подарила нам свой трогательный стих:

                                    

                              Я от Вас, друзья, уезжаю.

                              Разрешите же Вам пожелать:

                              Пить почаще вино вместо чая

                              И о жизни столичной мечтать.

 

                                             Я желаю Вам ветра попутного

                                             И желаю нормальной  нагрузки.

                                             И хотя у Вас много трудного,

                                             Чуть пореже ругаться по-русски.

 

            Кренование-  создание небольшого крена для определения поперечной метацентрической высоты,  которая корабельным механикам нужна позарез, а читателям, думаю, не очень.

            Интереснее  узнать, как это делается. Рабочие и матросы затаскивают  на лодку большое количество чугунных чушек- балластин и потом перетаскивают их с борта на борт под управлением креновальщицы.

            Крен создаётся иногда по нескольку раз, что требует большого терпения и аккуратности в расчётах, потому и занимаются этим делом традиционно женщины.

            Пожелание «нормальной нагрузки»- профессионально.  Креновальщицы, кроме кренования, занимаются ещё и нагрузками, которые бывают  «нормальными», «полными» и ещё какими-то.

            Прекрасная  была  поэтесса-креновальщица,  Володька же оставался стойким, как гранит.

 

             Он считал, что москвичу следует жениться только на москвичке. Так и поступил через несколько лет.

            Его избранница была красива, с безукоризненной фигурой и светскими манерами.       Имела какое-то отношение к какому-то искусству и вела богемный образ жизни: первую половину дня проводила в постели, первую половину ночи-  в компании разговорчивых знатоков и ценителей.

            А Володя тогда попал в отряд акванавтов и полгода провёл на глубоководных погружениях. Жене он ежемесячно отправлял всю зарплату.

             Но что такое зарплата советского офицера, когда нужны были дорогие наряды, украшения, косметика, напитки и закуски…  Как в той песенке: «А ты, сапог, что дать ей мог…».

            Ей пришлось распродать почти всю мебель.

            Она так надеялась: вернётся муж, всё наладится, он что-нибудь придумает…

            Володя же, увидав, что мебели мало, а пустых бутылок много, сгоряча назвал её нехорошим словом и влепил пощёчину!

  Кто-то подсказал ей, что в таких случаях надо жаловаться в политотдел, что она и сделала.

            И произошла эта семейная ссора крайне не вовремя.

             Дело в том, что написали уже представление, хотели присвоить моему корешу звание «Герой Советского Союза». И вдруг- на тебе!

            «Коммунист,- сказал Володе начпо,- не должен распускать язык, тем более- руки!

Извинитесь, срочно помиритесь. Задумайтесь над словами пролетарского поэта: «Я себя под Лениным чищу…». 

У Вас есть конспекты первоисточников, а у жены наверняка нет.

 Проведите с ней работу: беседы, совместные читки, обсуждения…

 Начните, например, с произведения Владимира Ильича «Все на борьбу с Деникиным!»

            Володя понимал, что Деникин не поможет. Выбор был такой: ограбить банк, уйти с флота, вести богемный образ жизни или развестись. Он выбрал второе.

            Звезду Героя ему не дали.

             Рассказывая мне об этом, кореш, человек прямой,  спрашивал: «Скажи, я прав или не прав»? А я однозначного ответа дать не мог.

             С одной стороны, прав. Любой мужчина на его месте мог бы вспылить.

             С другой стороны, слишком разные у нас, моряков, привычки и понятия с такими вот московскими «штучками» (при желании можно два первых глухих звука заменить одним звонким).

            В Полярном надо жениться, как я.  Или в Питере. Там моряков лучше понимают.

            Однако Володя и второй раз женился в Москве, причём  удачно.

            Вывод: тут  не всегда угадаешь, хотя стремиться к этому надо.

           

      

Наша школа отличалась тем, что географичка  Елена Васильевна была мастером спорта по альпинизму. Нас она в горы не водила, а гоняла по Подмосковью.

После  8-го класса я попал в сборный отряд из десятка человек, идущий на городской туристический  слёт.  Мы прошли 180 километров за 10 дней для получения значков «Турист СССР».

 Значки нам не дали, мы выполнили только летний норматив, а зимой мы в походы не ходили.

После 9-го класса месяц прожили в лесном палаточном лагере, ходили в походы, работали на колхозном поле за картошку и молоко.

Туризм ещё больше сплотил наш дружный класс, и у нас до сих пор бывают встречи-воспоминания.

Одна из наших девочек, Тамара, стала геологом. И муж у неё геолог, написал интересную книгу (14).  

На одной из встреч одноклассников Тамара рассказала нам любопытный случай из своей богатой практики.

Вдвоём с подсобным рабочим они спускались в лодке по какой-то сибирской  речке. У него в руках вёсла, у неё-  карта.  Неожиданно лодка наскочила на подводный камень и перевернулась.

• Несёт меня течением,- рассказывает Тамара,- а я карту держу перед собой… - Естественно, я,  как профессионал,  поинтересовался:
• Как же ты вела прокладку без лага, без карандаша даже? 
• Ха, ты не понимаешь! Какая там прокладка! Карта-то секретная! Я бы лучше утонула, чем её потеряла!

В те годы обычные карты, несекретные, намеренно делались с искажениями. Чтобы враг заплутал, и его волки съели.

Традиция живучая, в картах до  сих пор полно путаницы. Это я к тому, что «синдром секретности» был не только на флоте.

Во время войны большим спросом у наших командиров пользовались трофейные немецкие карты: достовернее наших, лучше бумага, не так рвались, и  главное-  были несекретными, их не боялись потерять.

 

«Денщики на лодках» и другие казусы- мелочи. Есть более серьёзные соображения. Почему в Москве выставлена в качестве музейной лодка 641Б проекта?  Это было бы хорошо, если бы рядом находились  подводные лодки 613 и 641 проектов, гораздо более многочисленные, известные, заслуженные.

 Была бы и временная цепочка: 50-е , 60-е, 70-е годы.

 Далее: подводная лодка 641Б проекта была первой дизельной лодкой с БИУС- боевой информационно-управляющей системой.

 Стрельба торпедами,  маневрирование…

 Как же можно было не показать «пианино»,  как называли в шутку пульт БИУС? Проигнорировали основное тактическое отличие лодки от предыдущих. Что же это за музей?

Секретность? Да нет, теперь обо всём таком в книжках пишут, в Интернете.  Здесь просматривается  не синдром секретности, а элементарное: и так сойдёт.

На  «Иване Вашингтоне» (наш ответ на их «Джордж Вашингтон», подводная лодка 667-А проекта) в центральном посту кресло командира удобное, полулежачее.

 Справа пульты вахтенного механика-  вся внутренняя обстановка, слева-  пульт БИУС(«пианино»)-  вся внешняя обстановка.

Если московским старшеклассникам не показывать БИУС, не говорить, что в ответственные моменты рядом с командиром находится программист, захотят ли они в Петергоф?

Не менее, чем БИУС, интересны и гидроакустика, радиолокация, радиосвязь, радиоразведка. Это я всё про Петергоф.

А взять штурманов, ракетчиков, минеров, механиков, химиков…

 И у них полно электроники.

 Подводная лодка-  средоточие новейших технических достижений. Если давать молодёжи жвачку «по готовому тексту», в духе политинформаций времён застоя, кого же заинтересуешь?

Музей и показуха принципиально несовместимы. Места не хватило для БИУС, для кают и коек матросских? А четвёртый отсек вообще пустой.

 Красивое освещение, фотографии... Отдохните, граждане, от впечатлений. Так не устали ещё. Экскурсия быстрая, даже слишком.

            Показывают в пустом отсеке макет: планируется на берегу создать музей ВМФ.

А нужен ли Москве такой музей?  Будут ли водить в него школьников?  Удастся ли избежать показушности?

  

Однажды  в музее на Поклонной горе я заглянул в приоткрытую дверь, зашел, сел и заслушался.

 Была какая-то дата, выступали боевые авиаторы- сослуживцы Александра  Ивановича Покрышкина.

            Мария Кузьминична, вдова Героя, выступала, приехала из Новосибирска.

Интереснейшие детали боевой жизни!  И-  почти пустая аудитория! Потом администратор повела ветеранов в круглый Зал Героев. На стенах списки, в алфавитном порядке. Вот он-  Покрышкин.

Вдова говорит:

• Он же трижды Герой, а здесь просто Герой. Почему так?

      Надо было видеть, как покраснела администратор.

      Хотя что ей краснеть, не она так сделала.

      По данным А.И. Шахурина: Героев авиаторов- 2420, дважды Героев- 65, трижды-  двое: Кожедуб и Покрышкин (15). 

       Такое впечатление, что автор, запросто уравнявший всех Героев, смотрел на это дело если не с Луны, то с верхушки стоящей перед музеем стелы.

 

 

            Автошкола, в которой я преподавал первые три года, находится в бывшем техникуме, теперь «Колледже предпринимательства». Раньше там обучали техническим специальностям, в том числе готовили работников автосервиса.

            В одной из двух аудиторий автошколы остались с тех времён два двигателя на массивных подставках: от старой «Волги» и какого-то грузовика.

             В двигателях вырезаны окна, чтобы обучаемые заглядывали внутрь.

            Представляете?  Можно ли подготовить таким вот образом, заглядывая через окошко, автослесаря?

            Потому у нас и автосервисы такие, что страшно туда ехать.

            Хорошо, хоть врачей учат по-другому.

            Опять же показуха. Почему? От бедности, понятно. Была бы возможность, сделали учебный цех со всем оборудованием,  действительно учили бы, а не изображали учёбу.

            Автошколе эти двигатели не нужны. Предлагал директору сдать их в металлолом, на это место поставить вешалки. Ученики зимой сидят в верхней одежде или сваливают её в кучу.

            Ответ был: «А что я проверяющим буду показывать»?

 

 

            Произошёл у меня с тем директором конфликт, после трёх лет работы он меня уволил. Вот выкрутасы судьбы!

            Срочную-то службу тот директор, по фамилии Воробьёв, прошёл на флоте, на подводной лодке, гидроакустиком.  Побывал ли в море, не знаю, он не говорил, а я не спрашивал.

            Автошкола хозрасчётная, матрос-директор плакался, что денег нет, а я тогда ему верил и многое сделал своими руками и за свой счёт. Главным образом, на филиале, который находится в квартире на втором этаже многоэтажного жилого дома (рядом с кинотеатром «Комсомолец»).

            Отремонтировал сантехнику, вода текла потоком,  и за неё, между прочим, расплачивались ничего не подозревающие жильцы дома.  Шпатлевал, подкрашивал стены, два раза красил доску (первый раз неудачной краской).

Сделал мелкий ремонт мебели.  Закрепил надёжно шторы (висели на канцелярских скрепках).  Перевесил все плакаты.  Сделал небольшой гардероб. Зеркало привёз, повесил.             Перенёс в удобное место домофон, поставил тумблеры в кабинете администратора и в аудитории,  чтобы администратору не бегать в другое помещение к домофону и мне не бегать во время лекции-  впускать опоздавших.

Самой трудной оказалась работа со сливным бачком. Пришлось заменить кусок перержавевшей трубы.

 Вообще говоря, такого типа бачки: чугунные, высоко над головой, почти не сохранившиеся в наше время, оставили у меня несколько воспоминаний, парочкой из которых хочу поделиться с читателями.

 

Дело было в Либаве, куда наша « индианка»  зашла на испытаниях.

Наметилась компания (старпом Юра Абрамов, замполит Юра Кобзарь и мы с корешем Володей Бузуновым) пройтись по городу- посмотреть, чем люди живут.

Не тут-то было, не пускают. С корабля нельзя сойти!

В чём дело? Оказалось, штабной офицер потерял «секреты», целый чемодан.

Причём, абсолютно трезвый, его десять раз обнюхали.

Часа через два отбой, чемодан нашли. Где? В гальюне на сливном бачке!

Поскольку история с чемоданом произвела на нас весьма неприятное впечатление, решили мы зайти в кафе. Называлось оно «Юра», с ударением на «а». А у нас два Юры, что нас и привлекло.

Сели мы за столик и, когда выяснилось, что водки нет, выпили по стакану Рижского бальзама. Заметив, что на нас смотрят, как на инопланетян, потребовали от официантки разъяснений.

 Оказалось, аборигены больше привыкли добавлять по нескольку капель бальзама в кофе, чем пить стаканами.

 

А уже через год не менее поучительная история произошла в учебном центре, в Палдиски. Офицеры там жили в общежитиях гостиничного типа.

К слову сказать, в Комсомольске-на-Амуре тоже построили общежитие для нового учебного центра. Внешне дом как дом, в семь, насколько помню, этажей.

Кто-то мне сказал, что там из одного конца коридора другого не видно. Не поверил, пошёл посмотреть: так и есть!

У дорожников это называется переломом продольного профиля. Но подъёмы-спуски дороги явление природное, а здесь: творение рук человеческих-  военных строителей.

В Палдиски общежития были с ровными стенами, вполне приличные, но без холодильников. Продукты там  держали на сливных бачках: прохладно, и мыши не достанут.

И вот одна «офицерша», отстояв в магазине очередь, удачно «отхватила» большую варёную колбасину, притащила домой и положила на бачок.

Вечером вернулся с занятий муж, обогащённый знаниями, уставший и, так получилось, присел отдохнуть на унитаз.

А жена не успела сказать про колбасу. Поэтому, когда та свалилась мужу на голову, удар получился настолько неожиданным, что он выскочил из гальюна с воплем «Полундра!».

И выскочил не в комнату, а в общий коридор, чем наделал немалый переполох.

У нас любят преувеличивать. Потом говорили, будто он долго бегал без штанов по этажам, и его никак не удавалось остановить. На самом деле штаны просто съехали и, как путы у коня, не давали ему убежать далеко.

Да и долго он не бегал. Жена, придя в себя, догнала его и затащила в номер.

 

Однако вернёмся в автошколу.

            Судьбе-насмешнице угодно было поменять ролями матроса и офицера. Причём, ему повезло больше: я люблю поработать руками. Дома всё делаю сам, не обращаясь ни в какой ЖЭК, чем и горжусь.

 В Комсомольске у нас сначала была двухкомнатная квартирка, а потом, через несколько лет, дали трёхкомнатную (двое разнополых детей), на первом этаже.

 Неплохая квартира, одна комната была настолько большой, что я поставил стол для настольного тенниса, сделал из двух чертёжных досок.

Но на кухне не было одной трети потолка, перекрытия  деревянные и штукатурка обвалилась.

Тогда я позвал заслуженного строителя Мишу «Шнобеля», который нам помогал гаражи строить, попросил заделать обвал.

  «Ерунда,- говорит,- ты и сам справишься.  Найди только негашённой извести, сам будешь гасить, чтобы свежую в раствор добавить».

Флотская служба всему может научить…

Всякие полки, вешалки- само собой, соорудил подставку под телевизор оригинальной формы,  в одной из автошкол, где сейчас работаю, полностью оборудовал аудиторию, сделал вдоль стен подставки под стенды.

Недавно сделал ремонт на лифтовой площадке. Делать такой ремонт должен ЖЭК.

 Но делает редко и «тяп-ляп», а я- как следует.

 А жена несколько лет назад на большой стене нарисовала дюймовочку на лугу, на других стенах- цветы, жильцы подъезда останавливаются иногда на нашем этаже- полюбоваться.  С нами и соседям повезло.

Внизу, на входной двери в подъезд  отскочила деревяшка от металлической ручки-скобки.  Деревяшка была с одной стороны ручки: неудобно и ненадёжно.

«Обернул» скобку деревом, причём, хорошим, от ножки выброшенного кем-то стула. 17 этажей по четыре квартиры. Никто и не знает, что это я сделал, а мне приятно.

 

 

Пару лет назад на подъезде нашего дома висел некоторое время плакат: энергичного вида мужчина призывал граждан обращаться к нему с вопросами и пожеланиями.

Я тогда проявил гражданскую активность и обратился, по телефону.

Разговаривал с девушкой.

« Посмотрите,- сказал я ей,-  что получается. Прекрасный старый парк с красивыми прудами. Любимое место отдыха жителей района.

Сотни отдыхающих и… ни одного туалета!

В Центральном парке культуры и отдыха несколько туалетов. Давайте и наш Головинский парк назовём парком культуры и сделаем туалет. Или сперва сделаем, потом назовём. Как хотите.

И сделать-то туалет нетрудно, в некоторых местах дома подходят к самому парку, не надо трубы далеко тянуть».

« Я вас поняла,- сказала девушка,- Я записала ваше обращение».

Вскоре туалет действительно появился. Не стационарный, как я просил, а одинокая синяя будочка. Поставили «вып.» и забыли, а будочка, естественно, очень скоро потеряла свои функциональные возможности, её и убрали.

Теперь надо ждать совпадения двух событий:

• Высокого ранга энергичный чиновник придёт прогуляться по парку.
• Ему вдруг срочно потребуется туалет.

Вероятность мизерная, поскольку чиновники у нас всё больше на автомобилях.

А прогуливались бы пешком, и для здоровья полезно, и увидели бы много чего интересного:

Туалетов нет не только в парках, их вообще очень мало, недаром Москву называют большой деревней.

Тротуары местами не убираются ни летом, ни зимой.

Асфальт кое-где меняют ежегодно, в других местах раз в сто лет.

Ветви деревьев часто мешают проходу, закрывают дорожные знаки, сухие грозят свалиться на головы прохожих.

Более-менее часто ходят трамваи, автобусов и троллейбусов явно недостаточно, приходится долго ждать, набиваются битком…

А может быть, и не очень-то хотят чиновники замечать недостатки. Все мы так устроены, что нас надо подталкивать на добрые дела.

При желании не только на пешем ходу или из автомобиля, даже из иллюминатора самолёта можно увидеть недостатки. Приведу пример.

 

В июле- сентябре 1941 года Сталин направил специальную миссию во главе с начальником Разведуправления генералом Ф.И. Голиковым в Англию и США-  просить у них военной помощи.

Цитирую воспоминания самого Голикова:

- Утром 25 июля с аэродрома Прествик на американском четырехмоторном бомбардировщике мы отправились в полёт через Атлантический океан.

Вооружение с самолёта было снято. На его борту находились двенадцать пассажиров, считая и нас («нас» двое: Ф.К. Голиков и А.К. Репин, ещё двое вылетели на четыре дня позже. В.Ц.)…

… Перелёт без пересадки до Монреаля был очень утомительным: длился около 17 часов и проходил на высотах от трех до пяти тысяч метров.

Во время перелёта я находился в заднем отсеке, расположенном в хвосте самолёта. Там можно было лёжа смотреть в иллюминатор и пользоваться свежим воздухом.

Последнее было очень важно, так как во время полёта ощущался недостаток кислорода, особенно при совершении резких движений.

В то время как несколько человек из числа англичан и американцев «сосали» кислород, мы с Репиным и не подумали прибегнуть к этому вспомогательному средству…

… От Атлантического побережья до Монреаля в течение четырёх часов мы летели над Канадой…  Даже с самолёта можно было видеть огромные незаселённые пространства, неосвоенную таёжную местность.

Сохнут и гибнут на корню, гниют в воде по рекам и озёрам массивы строевого леса…

… В общем, тогдашнее впечатление было таково, что север Канады-  это территория неосвоенная и слабо заселённая, трудовое население которой большей частью влачит убогое существование.

Южная часть страны… по одним лишь ничтожным земельным площадям в этой большой неосвоенной стране уже можно было судить, как тяжелы здесь жизнь и быт просты людей (27).

 Представляете? В конце утомительного многочасового перелёта, с высоты нескольких тысяч метров, при недостатке кислорода, лёжа, через небольшой иллюминатор главный советский разведчик ведёт наблюдение и делает любопытные выводы.

Воистину, каждый видит то, что хочет видеть.

 

Я тут расхвастался было своими умениями. Раз уж так получилось, не могу не упомянуть своих дедушку и бабушку.

Дедушка Адриан Георгиевич Кабанов научил меня держать в руках инструменты, бабушка Лидия Ивановна-  иголку.

И у отца руки были неплохие, но ему некогда было мной заниматься. Наука, известно, требует жертв.

Жили дедушка и бабушка в украинских Сумах, куда меня с сёстрами отправляли из Москвы ежегодно на всё лето.

Им принадлежала меньшая половина дома: комната и кухня с печным отоплением, кладовка, чердак, погреб. Вода только холодная с ведром под раковиной.  Сад делился дорожкой напополам с соседским.

 В саду уютная беседка с летней печкой, сарай с примкнувшим туалетом, несколько яблонь, груша, слива, две вишни, крыжовник,  маленький огородик.

Был ещё сделанный дедушкой турник. Благодаря этому турнику я в Военно-морской академии сделал подъём переворотом 14 раз и занял второе место на факультете. Первое место занял гимнаст, который делал это упражнение, пока ему не сказали: «Хватит уже».

Дедушка обладал громадным терпением, любую работу доводил до конца. В сарае имел верстак, тиски.  Инструменты содержал в образцовом порядке.

 Бывало, найдёт на дороге ржавый кривой гвоздь, обязательно подберёт, отмочит в керосине, выпрямит.

Да и времена были такие-  ничего не купить.

Бабушка прекрасно вышивала. У меня в комнате висит в рамке гордый олень, побывавший даже на выставках. Ещё она выращивала чудесные георгины, другие цветы.

Она была общительна, у нас часто бывали её приятели. Бабушка водила их по саду, показывала цветы и, если хвалили, обязательно дарила букет.

А дедушка выращивал вкусные пахучие огурцы, переписывался с кем-то, обменивался семенами.

Общительность бабушки нас часто выручала. Соседи сообщали нам, что где-то что-то «выбросили»: сахар, муку, кильку, мороженое…, и мы бежали туда занимать очередь.

 Стояли иногда часами, сменяя друг друга. Номера нам писали на руках слюнявым «химическим» карандашом.

Дедушка работал главным инженером ОЖУ (областного жилуправления).

Высокий, статный, доброжелательный. Выучил и хорошо знал украинский язык. Знал его лучше бабушки, хотя был русским, а она- украинкой.

Дедушка в отличие от бабушки не был профессиональным педагогом, но вместе они сумели привить нам, детям, вкус к труду. Я рвался всегда пилить и колоть дрова, строгать, красить, топить печку…

Как любили мы Сумы, лето, свой сад, реку Псёл…

Как не хотелось уезжать, тем более, что дорога была трудной, с пересадкой в Харькове или в Белгороде.

 Билеты иногда оказывались  без указания плацкарты, и вагоны брали штурмом: давка, ругань. Меня  пару раз забрасывали в вагон, как десантника, через окно.

 

Дедушка не пил и не курил. На праздник мог выпить пару рюмок самодельного вина из чёрной смородины.

 Водку не признавал. Считал питие водки умаляющим достоинство человека.

 Перенял такую позицию от своего приятеля-китайца, о котором нам рассказывал.

Мы часто слышали и от бабушки рассказы о далёком Китае, об удивительных честности и трудолюбии китайцев.

В доме были китайские вещи: статуэтки, вазы, картинки, веера, головоломки…

Была игра «маджан»: костяшки с иероглифами в красивой деревянной шкатулке.

Но мы больше любили играть в карты, в «джокер» и другие игры.

Бабушка играла азартно и нас заражала своим азартом.

Дедушка с бабушкой прожили в Китае большую половину жизни. Там они и нашли друг друга, там на станции Хайлар родилась наша будущая мать. Они жили в Хайларе, потом- в Харбине.

 Дедушка работал на КВЖД (китайско-восточной железной дороге), бабушка преподавала русский язык.

Когда вернулись в Советский Союз, в 1935-ом году, нашей будущей матери было 18 лет. Она окончила в Москве Институт иностранных языков, вышла замуж за начинающего преподавателя академии Жуковского.

 Как-то услышал по радио, что КВЖД-ков вернулось около 16-ти тысяч человек, почти все были репрессированы.

Дедушку арестовали через две недели после начала войны.

Скорый суд признал его «социально опасным элементом».

Его продержали три месяца в тюрьме, в битком набитой камере.

Спали арестанты на голом цементном полу, их почти не кормили, никто из них не рассчитывал остаться в живых.

Неожиданно выпустили, когда к городу подошли немцы. Деда привели под руки какие-то красноармейцы. Одежду снять было невозможно, пришлось резать ножницами.

После войны деда не трогали. Скорее всего, сыграло роль то, что в доме два раза тайно ночевал  сослуживец деда- партизан из Путивля Василий Антонович Применко.

Дедушкин арест и в статистику-то не попал, в трудовой книжке написали, что был три месяца в командировке.

 

 Со мной,  кстати говоря,  не только матросу Воробьёву, соседям, но и жене повезло:  я сам стираю, глажу, шью, мою посуду, делаю приборку,  хожу за продуктами, сам готовлю котлеты.

 Конечно, мне с женой повезло ещё больше. Она любит детей и  хорошо учит их математике, общительна, всё помнит, поёт, рисует, танцует, поддерживает в доме чистоту и порядок, вкусно готовит (всё, кроме котлет), имеет ещё около тысячи других достоинств.

            А вот матрос-директор руками работать не любит: под запорный клапан сливного бачка, например, засунул большой гвоздь, так и оставил надолго.

 Да и головой не слишком любит работать. Превысил годовой лимит по учебным группам и оставил всех работников автошколы на два месяца без зарплаты, ничего никому не объяснив, не извинившись.

 Была возможность заказать в типографии, и я сделал макеты нескольких учебных плакатов. На одном из них исключения для запрещающих знаков.

 Сверху знаки, слева  транспортные средства, в клеточках зелёные кружочки- «можно». Он вместо кружочков понаставил, мне не сказав, красных крестов- «нельзя».

Бывали у нас такие, например, диалоги:

-  Николай Михайлович,  давайте сделаем горячую воду в умывальнике на филиале.  Раковина недалеко от стояка, я сам всё сделаю, надо только смеситель оплатить.

- А зачем?

- Чтобы ученики могли руки мыть. Мыло положим, полотенце повесим…

- Вот ещё! Обойдутся!

 Человеком он оказался необщительным, всегда куда-то спешащим (с праздником никого не поздравит),  мало того- мнительным, недоверчивым, мелочно экономным.

 Уверен, он  никогда не стал бы ничего делать для соседей.

Понятно, и мы с женой не пошли в соседний дом делать ручки и красить стены.

 У нас принцип: себе и другим, а у Воробьёва: всё «до себе». В училище такого типа курсантов мы называли «скобарями».

            Первое время он мне кое-какие материалы оплачивал, но так долго и внимательно рассматривал со всех сторон чеки, что я перестал к нему обращаться.

            Так мы и жили. Потом произошло следующее.

 

            В основной автошколе появилась новая группа «выходного дня»,  и директор отдал её мне. А у меня в конце каждого занятия обучаемые в обязательном порядке решали все задачи по пройденному материалу.

 Я считал это очень важным и ещё устраивал два зачёта, в середине и конце обучения,  с решением задач по билетам.

 Сделал, сам придумал,  пластиковые таблички для решения задач. Очень удобно, плюс экономия бумаги. Не поленился, керном процарапал «сеточку», «билет №», номера задач. Тридцать табличек сделал.

            Причём,  директор ничего такого не требовал.

             Директора не интересует качество обучения! Невероятно, но факт! Как тут не поверить слухам, что «права» теперь покупаются!

 Был тогда и, возможно, до сих пор работает опытный преподаватель средних лет,   который задач с обучаемыми не решал вовсе, у него и задачника не было, только Правила дорожного движения.

 Я его спросил из любопытства: «Почему Вы не решаете задачи с учениками?»

«Они сами не хотят»,- так он мне ответил. А что ученики могут хотеть или не хотеть, если они не знают, как надо, если им не с чем сравнивать…

 Позже я убедился, что задачи все ученики решают с удовольствием.

В Интернете наивные люди советуют, чтобы прекратить взятки на экзаменах, поставить в гаишные автомобили видеокамеры.

 Какие там камеры, всё поставлено на широкую ногу!

Директор автошколы накануне экзамена объявляет ученикам: «Кто чувствует себя неуверенно, подойдите ко мне. Мы решим все ваши проблемы»! Понимаете?

  Всё решается централизованно, на высоком уровне.

           

Так вот, на первое занятие новой группы «выходного дня»  мои ученики, почти все двадцать с лишним человек,  пришли без задачников.

Обеспечивать их литературой должна была администратор при зачислении, но она забывала об этом.

 В субботу администратора нет. Решение задач срывается, а назавтра, в воскресенье-  второе занятие. А догонять потом не так просто…

Тогда я поехал в магазин, приобрёл 10 задачников, по одному на стол, и на втором занятии продал их ученикам.

Об этой «коммерческой операции» я сообщил в понедельник директору, рассчитывая если не на похвалу, то хотя бы на одобрение.

Директор-матрос неожиданно пришёл в негодование и через некоторое время, найдя подходящий предлог, уволил меня.

Меня обвинили в скрытых меркантильных интересах-  вот что было обидно.

 У меня и сберкнижки-то не было никогда. Живём с женой от зарплаты до зарплаты, от пенсии до пенсии. Не говорю, что это хорошо, но это факт.

 

 А какой  предлог подвернулся для моего увольнения?

Не помню уже, как звали администраторшу на филиале.

 Это была среднего роста молодая блондинка с правильными чертами лица и некоторым излишком веса.

 Помнится, устанавливая тумблер в её кабинете, чтобы ей не бегать к домофону, я подумал:  а может быть, пусть бегает, полезнее для фигуры.

Тумблер ей понравился, как и косметический ремонт.

Отношения у нас первое время были очень хорошими.

Получалось так, что, когда я приходил вечером на занятие, она сразу уходила домой.

А днём, когда я занимался ремонтом, мы всегда пили чай (я приносил сахар, конфеты, печенье…).

Во время одного из таких чаепитий она вдруг сказала: «Вот все считают меня глупой, а я не такая уж и глупая». Меня удивило такое откровение, и я невольно стал к ней присматриваться. Но нет, глупость из неё не торчала.

Лень- дело другое. Уборщицы у нас не было, а блондинка делала приборку столь редко, что я сам прибирался на своей половине (аудитория, умывальник, туалет).

 

Неожиданно возникла проблема. Филиал на втором этаже, а на площадке между первым и вторым этажами у окна повадились мусорить наркоманы. На полу шприцы, вата, подтёки крови, бутылки из-под воды.

- Так мы всех учеников распугаем,- сказал я блондинке.

- Что же, я, по- вашему, должна приборку делать?

- Да не вы. В ЖЭК надо идти.

- Вот ещё!

Пошёл я сам в ЖЭК. Там, понятно, заявили, что приборка делается каждый день, а мусорят-курят у окна преподаватели и ученики автошколы.

Я им спокойно объяснил, что приборка не делается даже раз в две недели, курить я давно бросил, а ученики курить выходят во время перерыва на улицу под моим контролем.

Тогда они пообещали делать приборку, и после второго моего визита действительно стали иногда её делать.

Соседа-пенсионера я попросил понаблюдать, когда именно собираются наркоманы, чтобы выгнать их раз и навсегда.

 

Итак, глупость из блондинки не торчала, но иногда неожиданно выскакивала.

В основной автошколе 15 занятий, а на филиале всего 8.  Проверяющие нам не грозили, они про этот филиал и не знали, но 8- слишком мало, я решил сделать 12 занятий.

Воробьёв сказал: «Ради бога, делайте 12».

Блондинка же вдруг выступила резко против. Сорвала со стены, порвала мою программу занятий.  Надо 8, и всё тут!  Почему, понять было трудно. Быть может, у неё квартира номер 8, или была какая-то скрытая мистическая подоплёка…  

 Я терпеливо объяснял ей, что преподавателю виднее, сколько надо занятий. В конце концов она согласилась, хотя и осталась недовольна.

Мы опять зажили мирно. И вдруг, как гром с ясного неба, скандал, ссора, конфликт!

Прихожу на занятие. Блондинка уже в верхней одежде, но не у выхода, как обычно, а в аудитории. Стоит у моего стола, а на столе три брошюры Правил дорожного движения, которые она нашла в тумбочке с моими инструментами, красками, книжками.

Увидела меня и сразу в крик: «Как вам не стыдно! Вы, оказывается, у меня за спиной торгуете книжками!».

 Я опешил и вскипел, назвал её подозрения идиотскими.

 Группа была маленькая- всего семь человек, четверо из которых  уже пришли и сидели за столами. «Давайте спросим учеников,- сказал я,- предлагал ли я им эти книжки». «Вот ещё!», и ушла домой.

             

Утром следующего дня я позвонил блондинке.  Извинился за слово «идиотские»

. «Я принимаю ваши извинения»,- сказала она тоном королевы.

На листе бумаги я наметил по пунктам, что буду говорить. Она слушала.

1. Нельзя залезать в чужие вещи.
2. Надо было не кричать на меня, да ещё в присутствии учеников, а спросить.

Я бы всё объяснил. Почему у меня не одна брошюра, а три? Да потому, что издательства помещают справочный материал по своему усмотрению. В одной брошюре состав аптечки, в другой цифровые коды регионов, в третьей- выписка из Уголовного кодекса…

3. Это в основной автошколе администратор забывает снабжать учеников книжками, но вы-то об этом никогда не забываете. Стоило вам немного подумать, вы обязательно вспомнили бы, что всех семерых учеников уже обеспечили и Правилами, и задачниками.
4. Конечно, у меня и мысли не было продавать книжки. А представим себе, продал бы парочку.  Вы что же, не видите моих затрат на ваш филиал?!

Одних проводов полсотни метров, краски, шпаклёвки, растворители… Вы что же, не знаете, что у Воробьёва снега зимой не выпросишь?!

 Дорогую финскую краску для доски пообещал оплатить и не оплатил...

А сколько затрачено времени и сил! Сколько лазал под потолком с проводами, плакатами, шторами. У вас даже стремянки нет!...

 И вы мне устроили скандал из-за трёх брошюрок по 30 рублей штука!

Неужели не стыдно?!

5. Уверен, вас Воробьёв надоумил следить за мной. Ему постоянно мерещится, что я его обманываю. Он человек болезненно мнительный.  Но вы-то человек разумный…

 Надо отдать должное блондинке: всю эту тираду она выслушала молча.

 Подумала и сказала: «Возможно, вы правы. Но дело в том, что я уже позвонила Воробьёву и сказала, что вы назвали меня идиоткой.

 Ладно, сейчас позвоню, скажу, что вы извинились».

Через несколько минут мне позвонил Воробьёв: «Валерий Иосифович! У нас с вами уже были разговоры про торговлю книжками!  Всё! Спасибо за работу». Положил трубку.

            Безусловно, я чувствовал себя оскорблённым. В другом веке я вызвал бы Воробьёва на дуэль. Впрочем, офицер не мог вызвать матроса на дуэль. В другом веке матрос, оскорбивший офицера, был бы отправлен на каторгу.

            В своём веке я мог только обратиться в суд. Что я и сделал.

 

            Я уже решил, что работать у Воробьёва не буду. Суд вернёт меня на работу, а я в тот же день уволюсь по собственному желанию.

            В том, что меня вернут на работу, я не сомневался.  Нельзя же ни за что, ни про что уволить добросовестного преподавателя.  Так я наивно полагал.

             Может быть, до суда и не дойдёт,- так я ещё думал.

            Сгоряча я написал длиннющее, две недели писал, «Открытое письмо» директору колледжа, имел с ним беседу.

             Результат: он выплатил мне 14800 рублей. Не гонорар за письмо-статью, а компенсацию за нарушение пункта договора: меня должны были предупредить об увольнении не менее чем за месяц.

Вернуть меня на работу он отказался, сказал: «Не хочу вмешиваться!».

 Тогда я отправил  жалобу в Департамент образования Москвы. Описал недостатки автошколы, попросил проверить её и вернуть меня на работу.

Ответ пришёл оригинальный. Чиновник Департамента по фамилии Потапов сообщил мне, что я работал не три года, а всего год, и никто меня не увольнял, а ушёл я сам, написав заявление.

 Вероятно, он решил, что я был сильно пьян и ничего не помню.

Про зарплату я ничего не писал, но он подумал, будто я и этого не помню, и сообщил, что она мне выплачивалась. Лучше бы он этого не делал, так как «зароботная» он написал дважды через «о».

Тогда я подал исковое заявление в  районный суд.

 Потом уже умные люди говорили мне, что подобные дела без адвоката выиграть нельзя. Сказали бы раньше, возможно, мне удалось бы разыскать Бориса Кузнецова, хочется верить, что он мне, моряку, не отказал бы.                 

 Денег на адвоката не было, и суд я проиграл. Но это уже другая история.

 

Встретились как-то случайно с Воробьёвым. Он мне: «Ба, какие люди!», руку протягивает. Вижу: ничего не понял. Нанёс мне оскорбление и не заметил этого. Сам жуликоватый и других такими считает.

Что с этим поделаешь? Написал ему ещё одно письмо, третье уже, объяснил, что первым подаёт руку старший по возрасту.

Думаю, если отправить ему ещё десяток писем, он поймёт, наконец, что должен извиниться. Вот только, писать больше не хочется.

 

 

У Валерия Рязанцева: «…В результате аварий и катастроф погибло много моряков-североморцев. Виновников их гибели на этом флоте не нашлось. Ни одно должностное лицо Северного флота не привлечено к уголовной ответственности за происшествия с кораблями и гибель людей. На Тихоокеанском флоте было по-другому…».

И приводит несколько примеров: «В 1950 году… командир корабля…на 8 лет тюремного заключения. В 1981 году…командир дивизии подводных лодок… к большому денежному штрафу и увольнению в запас.   …С- 178… Командира… на 10 лет тюремного заключения. В 1983 году… командир подводной лодки и командир электромеханической боевой части…к 10 годам тюрьмы…» (3,с32).

Чувствуется, дай Рязанцеву волю, он многих отправил бы в тюрьму.

Но есть ли уверенность в том, что все перечисленные Рязанцевым офицеры осуждены справедливо?  Действительно ли следствие и суд глубоко разобрались, обосновали личную вину каждого в авариях?

 У меня такой уверенности нет абсолютно.

 

Мне гораздо ближе и понятнее позиция  В.В. Устинова, решившего, пусть и с небольшой натяжкой (отбросил стуки с «Курска»), вывести командование флотом из-под удара.

 Уж он-то хорошо знает наш суд и трибунал. Что-что, а дров наломать они всегда готовы…

Совсем другое дело- воровство, коррупция.  «Вор должен сидеть в тюрьме»,- сказал Высоцкий-Жеглов.

 Но аварийность закручиванием гаек не победить. Здесь нужен подход комплексный, без спешки и горячки.

Водитель автомобиля не справился с управлением, что привело к смерти двух или более лиц.  Наказание: до 7 лет (нетрезвый- до 9 лет) лишения свободы.

Командир корабля (трезвый) за те же по сути «деяния» получает до 10 лет тюрьмы. Справедливо ли это?

Чтобы действовать во всех случаях строго по закону (так должно быть, к этому мы придём, другого пути нет),  надо для начала иметь хорошие, справедливые законы и хорошие суды.

Но пока… если крупные взяточники и казнокрады оказываются непотопляемыми, логично ли отправить за решётку адмиралов…

Чувствую, есть в моих рассуждениях некая слабинка, ведомственность, если хотите.

Но не могу я требовать строгого наказания для своего старшего брата-подводника, прошедшего через 25 (по данным Черкашина) автономок. Не могу!

Да и не гожусь я в прокуроры, не тот характер.

 

Борис Кузнецов слишком легко, не по-адвокатски, разбрасывается обвинениями.

Например:  «То, что Вячеслав Попов покинул флагманский корабль, не получив доклада командира «Курска»  Геннадия Лячина, как я считаю, говорит не только о профессиональных качествах, но и о человеческих…» (2,с24).

С этим можно согласиться, если бы он отправился в ресторан пить водку.

 Но он остался на службе, на связи, и негоже Кузнецову (яхтенному капитану) поучать командующего флотом, где и когда ему находиться.

 

 

В Комсомольске-на- Амуре у меня была дополнительная нагрузка:  ответственный за военно-научную работу.

            Пользуясь этим,  ежегодно, в  отчёте о проделанной работе, посылал во Владивосток, в Штаб флота, несколько различных предложений.

             Ясно, что впустую. Отводил душу.

            Однажды, проведя Военно-научную конференцию офицеров соединения совместно с Военной приёмкой (положено было), направил её материалы, по своей инициативе, не только на флот, но и  в Москву, в Радиотехническое управление ВМФ.

 Получил, как обычно, отписку.

            Одним из моих предложений было: сделать на подводных лодках специальные устройства для магнитной записи команд, докладов, переговоров, ведущихся по внутренним линиям связи.

            Прежде всего я предлагал оборудовать устройствами записи посты наблюдения за внешней обстановкой  и центральный пост.

            Предлагал отказаться от вахтенных журналов, мешающих, отвлекающих операторов от несения вахты,  в пользу записывающих устройств, способных достовернее, полнее и надёжнее хранить информацию.

В 1996 году, через семь лет после «Комсомольца» и за четыре года до «Курска», я   написал  статью о причинах аварийности на подводном флоте, которую любезно поместил у себя журнал «Нева» (№ 7).  Там я написал и о необходимости внедрения устройств записи.

            На «Курске» был найден вахтенный журнал с последней записью в 8 часов 12 августа.  Журнал кончился, следующий, с продолжением, не найден.  Об этом пишет Владимир Устинов (1,с263).

            Действия экипажа с 8-ми до11 часов 30 минут, до взрывов, неизвестны.

            Когда все мы, телезрители, сопереживали трагедии «Курска», я ждал, не  спросят ли репортёры: «А почему на «Курске» нет «чёрных ящиков», как на самолётах»? Не спросили.

В Интернете нашёл, что аппаратура записи на «Курске» была, под названием «Снегирь», но почему-то оказалась выключенной.

Есть ли такая аппаратура на других подводных лодках, используется ли, не знаю.

 

 

            Мой отец увлекался «парусом». Не гонками, а туризмом.  «Заразил» его хороший приятель, яхтенный капитан, как и Борис Кузнецов, Андрей Федосеевич Боровиков.

            Меня- пацана привлекали к работам: скоблить, чистить, красить…, доверяли управлять стакселем на Химкинском и других водохранилищах, куда мы ходили или в «караване», на буксире за катером, или на своём подвесном моторе.

            Сохранился самодельный альбом: «Записки о путешествии на яхте «Ленинград» в августе 1957 года из Ленинграда в Москву с фотографиями, картами и выпиской из вахтенного журнала…

Экипаж:   - капитан яхты Б.Б. Лобач-Жученко,

            - старпом А.Ф. Боровиков,

            - вахтенный начальник И.Е. Цибулевский,

            - боцман В.К. Озолинь.

Текст Записок, написанный с хорошим юмором, принадлежит «Бэ-Бэ», как его звали приятели, фотографии сделаны моим отцом.

            Позже, в 60-е годы, отец в компании с «Бэ-Бэ» и Боровиковым ходил и по Балтике. Сохранились фотоснимки и киноленты, у отца была небольшая 8-мм немецкая кинокамера.

Меня в дальние походы не брали, но я был увлечён «парусом», потому, в том числе, и в моряки пошёл.

 

 Отец как-то рассказал мне, как их «прихватило» на переходе из Риги в Ленинград, и он первый раз в жизни укачался, но вахту нёс

. «Никогда не думал, -сказал он,- что на Балтике могут быть такие волны».

А я в ответ рассказал ему, как нас «прихватило» на «индианке», когда мы перегоняли её после испытаний из Ленинграда в Ригу (в Балдерай). И я тоже укачался, но вахту нёс.

Маленькая яхта взбирается на волну, а рубку подводной лодки волна через каждые несколько минут накрывает полностью.

 Унести меня не могло, вахтенный офицер пристёгнут к мостику, но  мокрым был насквозь, зубами выстукивал дробь (был ноябрь). Вахту несли по два часа вместо четырёх.

Когда пришли в Балдерай, командир вызвал меня на мостик. «Посмотри,- говорит,- как ты сходню крепил» (я был командиром кормовой швартовной команды).

 Смотрю- нет сходни, выбило волнами, а она на восьми барашках.

Вижу, шутит Анатолий Петрович, понимает-  нет вины швартовщиков.

  Лодка облезлая, смыло всю свежую краску. А индийцы уже на подъезде. Срочно на самолёте привезли новую сходню и бригаду маляров.

 

Расскажу коротко о «Бэ-Бэ», Борисе Борисовиче Лобаче-Жученко.

Потомственный военный моряк. Учился в Морском корпусе с 1913 по 1917 год.

В 1915 году корпус был переименован  в Морское Его императорского Высочества наследника цесаревича училище.

 И всё это название со многими сокращениями писалось на ленточках головных уборов курсантов.  Страсть к нелепым переименованиям, как мы видим, была всегда.

 С 1926-го года училище стало именоваться ВВМУ имени М.В. Фрунзе.

Окончить училище Борису Борисовичу помешала революция. Об этом рассказано в его книге  «Записки последнего гардемарина» (29).

Борис Борисович-  участник гражданской войны, послужил в боевой авиации, вернулся на флот, в гидрологию, дослужился до капитана 2-го ранга.

 Окончил Технологический и Археологический институты.

 Профессор. Организатор и участник многих парусных регат. Первый чемпион страны (1924г.) по парусу.

 Перу Бориса Борисовича, кроме названной выше книги, принадлежат:

- ряд литературоведческих работ о своей прабабушке, украинской писательнице Марко Вовчок;

- известная  книга-учебник «Парусный спорт» и книга «Судейство парусных соревнований», изданные в 1971 году;

- ряд статей-воспоминаний  о флоте.

  Он был председателем «Клуба весёлых капитанов», заседания которого одно время проходили у него на квартире.

 Ну и, самое главное, был весёлым, остроумным, доброжелательным человеком, чем и объясняется его дружба с моим отцом, обладавшим теми же качествами.

 

Андрей Федосеевич Боровиков окончил ВВМУ им. Фрунзе, послужил на флоте,  оказался каким-то образом в авиации, в академии Жуковского, оставаясь в душе моряком.

Иногда отец не мог принять участие в парусной «вылазке», и мы ходили с Андреем Федосеевичем вдвоём на «тэшке» (швертбот класса «Т»- туристический).

Как-то шли по каналу  «на  Клязьму» на своём подвесном моторе.   День был жарким, и мы решили искупаться, пришвартовались к берегу.

 Получилось так, что он разделся на яхте, а я на берегу. После купания пошли дальше, я заскочил на борт в плавках, забыв про свою одежду.

На обратном пути, через несколько часов,  в том же месте на берегу оказались какие-то люди.  Мы их спросили, не находили ли они одежду, и вдруг выяснилось, что одежда моя в милиции, а меня искали на дне водолазы.

По нашей просьбе за моей одеждой съездил на велосипеде парнишка по имени Коля, имя запомнилось почему-то.

Андрей Федосеевич тогда строго меня отчитал.  «Вот видишь,- говорил он,- к чему  приводит на флоте разгильдяйство»!  Он уже знал, что я собираюсь служить на флоте, и когда я уезжал на вступительные экзамены, можно сказать, благословил меня.

 

            В 1960-ом году, когда мы прибыли в училище (после «кандидатства», о котором чуть позже расскажу),  на берегу залива лежали 3-4 «эмки» (швертботы класса М).

             В том же году новый, перешедший из Гатчины в Петергоф, начальник училища М.А.Крупский от них избавился, сплавил куда-то.

            Помните, как говорил адмирал Кучеров: «Чтобы не было какого греха!»

Когда мы были на третьем курсе, на кафедру физподготовки пришёл спортсмен-парусник, мастер спорта, член олимпийской команды старший лейтенант Лебедев.

 Он организовал секцию, мы изучили теорию и сдали в яхтклубе  ВМФ экзамены.

«Практику сдадим, когда прибудут «дельфины» (небольшие килевые яхты, В.Ц.),  в скором времени, потерпите»,- говорил  Лебедев.  Не прибыли…

 

Когда я просился иногда за руль, отец отвечал: «Нельзя, «тэшка»-  это тебе не «ёрш» сопливый». И всё же один раз я управлял  «тэшкой» самостоятельно, незаконным путём, так уж получилось.

Дело было после четвёртого курса, в летнем отпуске в Москве.

 Однажды за мной зашёл школьный приятель Димка, он учился в медицинском институте.  Мы собирались поехать вместе на пляж и обсуждали, куда бы лучше.

 Наш разговор услышал мой отец и сказал: «Зачем на пляж? Поезжайте в яхтклуб. Возьмите ключ от каюты, там переоденетесь, искупаетесь, очень удобно».

Так мы и сделали. Искупались, потом случайно обнаружили в шкафчике каюты полбутылки коньяка и рюмки.

 Коньяк мы выпили не весь, поскромничали, но и небольшая доза придала мне тогда достаточно решительности, чтобы сказать: «Слушай, Димыч, а ты ходил ли хоть раз под парусами? Так в чём же дело? Давай походим!».

Мы достали из форпика и поставили паруса, я сходил к диспетчеру, назвал свою фамилию, он посмотрел журнал и дал нам «добро» на выход.

Ходили мы часа три по водохранилищу при довольно-таки свежем ветре.  Очень «круто» походили. Управление стакселем приятель освоил быстро, дело нехитрое.

 На подходе к пирсу паруса я убрал вовремя, но ветер был навальный. «Кранец за борт»,- скомандовал я Димке-матросу.

 Но какой из медика матрос… Он, как оказалось, не знал, что такое кранец.

В результате мы стукнулись правой скулой о деревянный пирс. Не сильно, но достаточно громко, чтобы на нас обратили молчаливое внимание  несколько находившихся рядом яхтсменов.

Об этом случае я рассказал отцу только через несколько лет и услышал от него: «Да- да, я знаю, мне тогда сказали». Ни слова упрёка.

А приятель Дима женился на однокурснице-немке, дочке посольского работника и уехал жить в Германию, работал там хирургом.

 

 

            Наш курс во ВВМУРЭ им. А.С. Попова был особенным (хотя, наверное, все так думают про свой курс).

            Мы были первыми «кандидатами в курсанты»: после вступительных экзаменов год прослужили на флоте матросами. Командование ВМФ вспомнило, по-видимому, петровские времена, когда дворянским детям прежде, чем стать офицерами, предписывалось познать «фундамент службы»  солдатами гвардии.

             У нас такой порядок продержался три года и был отменён. Почему- нам не сказали.   Сдавали экзамены мы в 1959-ом году в Гатчине, а учились уже в Петергофе.

 

 

Поскольку мы были первыми, нам и досталось больше всех.  Примерно две трети  «кандидатов в курсанты» отправили на Север. Треть (куда и я попал) - на Балтику.

Когда нас привезли в Палдиски, и мы входили в ворота Учебного отряда (позже там сделали Учебный центр ВМФ), один из глазевших на нас старшин громко сказал другому: «Так это и есть будущие офицера? Ну- ну…!»

И старшины сделали всё, чтобы нам «служба мёдом не казалась».

Соломенные матрацы, отбой-подъём по три раза. Все переходы строевым шагом, в столовую- бегом. Сесть-встать по нескольку раз. Сплошные наряды и работы (разгрузка вагонов).

«Више ногу!»-  орал старшина Савека, которого мы втихаря называли «собакой».

Потом нас готовили к параду в Таллине.  Отрабатывали по несколько часов в день довольно-таки сложный приём: карабин с примкнутым штыком берётся «напле-чо!», а затем, в движении, «на ру-ку!».

На параде прямо перед нашей «коробкой» оказалась гостиница,  и вдруг на 5-м этаже раскрывается окно и появляется молодая стройная женщина  в очень лёгкой и короткой ночной рубашке.

  Потягиваясь со сна, смотрит, что там, внизу, происходит…

«Не смотреть,- шипит замполит,-  Это провокация, она  шпионка…».

Как же, «не смотреть», легко сказать… Не знаю, была ли она шпионкой.

 Вряд ли  даже Шерлок Холмс сумел бы так быстро разобраться в этом вопросе.

 Тем более, никто не разрешил бы ему в парадном строю курить трубку и играть на скрипке.

 Однако ножки у неё были хорошенькие. Это видели мы все, и никто потом не оспаривал,  при обсуждении этого события в курилке.

 А некоторые несознательные комсомольцы высказывали настолько смелые фантазии, что я никак не могу их здесь привести.

 

Помню первое «увольнение в город».  Так звучало: «в город», хотя Палдиски тогда был совсем небольшим посёлком.

 Подбил меня пойти в увольнение Слава. Он был из другого училища, из Пушкина. Мы проходили «кандидатство» вместе.  До увольнения я не мог понять, почему Слава тащит меня  в буфет и угощает вкусным печеньем «Калев».

И в увольнении он предложил купить печенье.  Мы стояли, помню, перед магазином, не решаясь войти.  Нам несколько раз строго-настрого наказали избегать «злачных мест», а относится ли к таковым магазин, мы не знали.

Потом мы пошли на берег залива, удобно устроились на камнях-валунах, и Слава сказал:

- Ну, давай!

- Что давать?- не понял я.

 - Как что? Стихи.

  Стало понятно, что Слава ошибочно принял меня за поэта и зря кормил печеньем. Хотя сам виноват, мог бы спросить. И Слава сам читал стихи, а я его невзначай обидел, поэта всегда легко обидеть, и мне до сих пор неудобно.

 Получилось так. Слава прочитал с выражением:

 

                     Мне стало грустно отчего-то.

                     Лишь соловей поёт в саду.

                     Раскинул крылья для полёта

                     Алядуду, алядуду.

 

После «полёта» он не сделал должной паузы, и я спросил:

- А большой он?

- Кто он?

            - Ну этот,  алядуду.

            Слава посмотрел на меня с печалью, тяжело вздохнул и пояснил:

            - Крылья расправил соловей,  алядуду- это так, для рифмы. Неужели не понятно?!

            А уже через час меня, можно считать, «бог наказал».

            На проходной у нас проверили военные билеты и увольнительные записки, и я свою записку скомкал и выкинул в мусорный бак, а оказалось, что её надо сдавать дежурному по роте. И я до самого утра отыскивал её в  мусоре.

 

            После «учебки» нас расписали по кораблям.  Четверо, я в том числе, попали в Балтийске на КВН (корабль воздушного наблюдения), переделанный из тральщика 600-тонника.

            Я был дублёром радиометриста на «Нептуне»-  навигационном радиолокаторе.

Дублировал я Игоря Мамроцкого, рослого красивого парня из Львова.

             До службы он был помощником машиниста локомотива, а после службы (служил он по третьему году, а служили тогда по четыре) намеревался стать актёром театра и кино. Он регулярно ходил на берег в драматический кружок.

            Помню,  как проходили у нас занятия по специальности.  Игорь разворачивал на узком переносном столе одну из схем радиолокатора, а сам сидел и писал письма.

             Он переписывался сразу с тремя девушками, показывал мне их фотографии, спрашивал несколько раз,  какая мне больше нравится, ставя меня в затруднительное положение.

 Он строчил письма, а я читал популярную книжку по радиотехнике.

 

            Расскажу, пожалуй, как я нарвался на десять «банок».

             Был рабочим по камбузу, помощником кока.

             Кок- очень худой и сердитый «годок» (то есть служил по последнему году) с каким-то очень пронзительным взглядом. Его физиономия вполне подошла бы для плаката: «Всё ли ты отдал Советской власти»?

            В жаркий летний день я делал приборку на камбузе, и неожиданно мне пришла в голову совершенно дурацкая, как оказалось, идея.

            Я высунул в иллюминатор руку с концом резиновой трубки, дал на несколько секунд полный напор и направил струю воды вверх-вправо, через ростры (лёгкий настил вокруг дымовой трубы) в сторону юта (участок верхней палубы в корме), где всегда курили моряки.             Представляете? На небе ни облачка, и  вдруг дождик. Откуда-  непонятно…

            Оказалось, очень даже понятно. Меня сразу же вычислили, и  кок, на которого тоже попали брызги, рассвирепел и хотел сразу «набить мне морду», но я закрылся изнутри.

Вечером в кормовом кубрике состоялся суд. Химик-  крупный детина, годок, неформальный лидер команды, выполнял сразу все роли: обвинителя, судьи и палача.

Речь его была краткой. «Всё, флот кончился!- сообщил он-  Дисциплина упала до нуля! Дальше ехать некуда! Если какая-то салага поливает годков водой…

 Сегодня водой, а завтра он вытащит свой шланг, будет бегать по рострам и всех оттуда поливать. И годков, и всю команду, и офицеров, если подвернутся. Объявят приборку, корабельные работы, он же не даст никому ничего делать.

 Построят увольняемых в город, он и их обольёт. Перед увольнением. Идите так на танцы.  А вдруг подойдёт кто-то из штаба не вовремя. И что получится?  Можем мы такое терпеть?».

Нагнав страху, химик вынес чёткий приговор: «Десять банок!»

Мне дали «последнее слово», и я пообещал, что никого ничем поливать не буду.

 Меня уложили на банку (скамейку) животом кверху.  Химик пальцами левой руки зажимал мне кожу на животе, оттягивал её максимально вверх и ребром ладони правой руки наносил по ней резкий, рубящий удар.

Надо сказать, что это почти не больно, и моральный эффект экзекуции явно превосходит физический.

 

С коком мы вскоре помирились, и он учил меня делать котлеты, но у меня выходило далеко не так ловко, как у него. Он делал котлеты неуловимо быстрыми движениями рук, и все они получались абсолютно одинакового размера.

А с химиком мы в штормовом море заваливали на борт болтающуюся на шлюпбалках шлюпку. Он страшно матерился.  Не на меня, а на шлюпку.  А мне кричал: «Держись, Валера!», впервые называя меня не «салагой», а по имени.

 

 

Что такое Асгаардия?  Теперь почти никто не знает, а тогда это слово прогремело по всем ВВМУЗам.

На втором курсе со второго семестра у нас произошло разделение: выделился класс  вычислителей и программистов.

 Им предстояло обслуживать на кораблях и в штабах первые на флоте электронно-вычислительные устройства.

Курс математики у них был, как звучало тогда, «университетский».

 В училище пришёл молодой, но «башковитый», как все тогда говорили, математик Всеволод Филиппович Нестерук.  Кандидат физико-математических наук, член редколлегии журнала «Радиотехника» Академии наук.

Вот он-то и организовал Асгаардию.

Говорят, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать. Считаю правильным показать читателям безо всяких сокращений: УСТАВ  СОЮЗА  АСГААРДИЯ.

 

 

« Союз Асгаардия-  это союз единомышленников- асгаардийцев, добровольно объединившихся под девизом:

«Для увеличения силы и возможностей каждого силой и возможностями коллектива, для борьбы за всё новое и прогрессивное против рутины, косности, мещанства, самоуспокоенности и бюрократизма»

 и видящих своё призвание в беззаветном служении Родине на любом посту, в проведении принципиальной линии в любом деле.

Деятельность Союза основывается на коллективном начале, верности долгу дружбы и взаимопомощи.

 

1. ОБЯЗАННОСТИ  И  ПРАВА  ЧЛЕНОВ  СОЮЗА.

А.  Асгаардиец считает своим долгом:

1. Свято выполнять все положения данного Устава.
2. Поддерживать постоянную связь с членами Союза.
3. Прийти на помощь любому Асгаардийцу по первому зову или даже без зова.
4. Безоговорочно воспринимать и правильно реагировать на критику членов Союза.
5. Всегда в любом деле стоять на стороне справедливости, выступать на защиту Человека, подвергающегося незаслуженным притеснениям.
6. Непрерывно расширять свой кругозор, овладевать в совершенстве своей специальностью, каждый Асгаардиец должен стать кандидатом наук.
7. Вносить свои предложения по совершенствованию принципов организации Союза и его работы.
8. Сохранять в тайне, если это оговорено, решения Союза, а также любые вопросы, возникающие между его членами.

Б.  Асгаардиец имеет право:

            Требовать научной, моральной, материальной и других видов помощи от каждого Асгаардийца в отдельности и от всего Союза в целом.

1. На защиту своей точки зрения и убеждений перед всеми членами Союза.
2. Участвовать во всех органах Союза и иметь в них право решающего голоса.
3. ОРГАНИЗАЦИЯ СОЮЗА.
4. Высшим органом «Союза Асгаардия» является Съезд всех его членов, созываемый не реже одного раза в 5 лет.

Внеочередной съезд может быть созван в любое время по требованию не менее 11 членов Союза.

Задачами Съезда являются: выработка основных принципиальных положений деятельности Союза, приём новых членов, изменение положений Устава и выборы членов Совета Союза.

2. Постоянно действующим органом «Союза Асгаардия» является Совет Союза, члены которого избираются большинством голосов при тайном голосовании.

Его функциями являются:

- направление текущей деятельности всего Союза,

- концентрация связи между членами Союза,

- своевременное информирование всех членов Союза о принятых решениях и поступающих предложениях,

- осуществление научной информации и пересылка литературы,

- подготовка и проведение периодических научных конференций.

3. Совет Союза в составе пяти (5) человек, которые сами распределяют между собой обязанности председателя, казначея, секретаря и др.
4. Первичная организация  «Союза Асгаардия» создаётся в любом месте земного шара и его окрестностей, где есть хотя бы один асгаардиец.
5. При необходимости в любой первичной организации создаётся рабочий Совет, исполняющий все возможные организационные функции.

                 3.СРЕДСТВА  «СОЮЗА  АСГААРДИЯ».

В целях обеспечения деятельности Союза создать фонд «Союза Асгаардия».

1. Назначение фонда.
2. Оказание материальной помощи членам Союза и их семьям в случаях болезни, несчастий и других случаях, когда это необходимо.
3. Фонд предусматривает оказание как разовой, так и систематической помощи.
4. Средства фонда могут расходоваться на организацию вечеров-встреч Союза.
5. Средства фонда могут расходоваться на почтово-телеграфные расходы по делам Союза.
6. Организация фонда.
7. Основными средствами фонда являются членские взносы, устанавливаемые в сумме 1 рубль в месяц с каждого члена Союза.
8. Дополнительными средствами фонда являются процентные отчисления с премий, получаемых любым членом Союза в размере 5 % от каждой премии.
9. В случае получения любым членом Союза Нобелевской, Ленинской, имени А.С. Попова и любой другой именной премии в фонд Союза отчисляются 10 % от премии.
10. Средствами фонда являются также обязательные разовые поступления в случае присвоения:

А)  следующего воинского звания:

- до капитан-лейтенанта включительно в размере-  3 руб.

- до капитана 1 ранга включительно-                         5 руб.

- до Адмирала Флота-                                                  10 руб.

- Адмирал Флота-                                                     в размере оклада,

Б)  учёной степени:

- кандидат наук-                                                            10 руб.

- доктор наук-                                                                20 руб.

В)  учёного звания:

- доцент (старший научный сотрудник)-                    10 руб.

- профессор-                                                                   20 руб.

- член-корреспондент АН-                                            50 руб.

- академик-                                                                     100 руб.

Г)  звания Героя Советского Союза и Героя

      Социалистического Труда-                                     50 руб.

5. При наличии избытка чувств у любого члена Союза поощряется внеочередное поступление в фонд в количестве, пропорциональном амплитуде избытка чувств.
6. Порядок поступления, хранения и расходования.

1. Все виды операций по поступлению, хранению и расходованию средств осуществляются казначеем.
2. Казначей назначается на очередном Съезде либо, в случае крайней необходимости, Советом Союза. Казначей- лицо неприкосновенное.
3. Казначей ведёт книгу доходов и расходов с точным указанием, в каком количестве, по какой статье, в какое время и от кого поступили средства фонда, а также кому, в какое время, по какой статье и в каком количестве выданы средства.
4. Средства фонда хранятся на лицевом счете казначея в одной из сберегательных касс.
5. Открытие двух лицевых счетов фонда не разрешается.
6. Средства всех видов поступают в адрес казначея (до востребования).
7. Членские взносы должны поступать не позднее конца каждого месяца. Допускается выплата членских взносов лишь вперёд и на любой срок.
8. В случаях просрочки по неуважительным причинам взносы выплачиваются в тройном размере. Категория уважительности определяется Советом Союза.
9. Все взносы должны высылаться с указанием статьи, по которой они выплачиваются. Деньги, полученные без указания статьи, будут относиться к статье «избыток чувств».
10.  Желающие расплатиться по любым взносам: по случаю присвоения воинских званий, учёных степеней и т.д., могут это сделать, не дожидаясь указанных событий.
11. Однако отчисления с премий, воинских званий, учёных степеней и т.д. производятся не позднее, чем через месяц после соответствующего присвоения и награждения….».

 

Пункт 12, в одну строчку, был, к сожалению, срезан при ксерокопировании.

            Цели, задачи благородны: быть «асами», хорошо учиться, помогать друг другу во всём,  и в училище и после.  Своеобразная касса взаимопомощи, кассы такие в те времена существовали, допускались властями.

 Почему, зачем надо было запрещать, разгонять, поливать грязью?!

            Партком Училища, хотя и не усмотрел каких-либо политических или антисоветских целей, признал Асгаардию «уродливым явлением» и принял решение об её ликвидации.

            Несколько лет назад мне удалось встретиться с Юрой Макаренко, бывшим председателем Совета Союза.

             Он отдал мне копию Устава (показанную читателям) и рассказал, как он в течение недели ежедневно приходил в кабинет начальника Политотдела Кузьминчука (курсанты звали его за усы «тараканом») и писал длиннющую объяснительную записку со всеми возможными подробностями.

            У особиста появилась возможность поиграть в шпионов. Он заставлял Юру ходить неспешным шагом, не оборачиваясь, по Петергофу, а сам шёл сзади, пытаясь выявить «скрытые связи».

            Прекрасный преподаватель Нестерук был вынужден уйти из Училища.

 

            В 1968 году (а выпустились мы, напомню, в 1965-ом) я был парторгом на строящейся в Ленинграде «индианке».

Юра Кобзарь, тот самый, у которого лопнули штаны на свадьбе, замполитом был уникальным. Когда я ему сказал, что пора проводить партсобрание, он ответил: «На кой чёрт они нужны, твои собрания!

 Ты сочинения писал в школе? Вот и напиши, кто и какой делал доклад, кто и что говорили в прениях, какую приняли резолюцию, как голосовали…

Голосовать должны, сам понимаешь, или все «за», или 1-2 «воздержались»,  и ты с ними потом «провёл беседу»… Вот и всё, ничего сложного, действуй, парторг!».

  Он убыл в отпуск, я остался действовать за себя и  за него и  попал на какое-то сборище политработников  в Смольном дворце.

            Скучища смертная, единственная у меня мысль:  как бы не уснуть, соседи-то такие, что «заложат» запросто.

            И вдруг очередной оратор стал громить наш выпуск и какую-то «Асгардию». Сразу проснулся, ничего не мог понять.  «Позор… докатились… свиньи… прислужники капитализма… пособники… прихлебатели…».

 Удалось разыскать Валеру Носатова, приятеля, бывшего нахимовца, «парусника», с которым ездили вместе в Ленинград на плавание (в Военно-морском училище не оказалось ни «паруса», ни плавательного бассейна), у него узнал подробности.

            Завершить  рассказ об Асгаардии  хочу цитатой из книги  Т.Н. Джаксона о мифах древней Скандинавии:

            « В середине созданного ими мира, высоко-высоко над землёй асы построили себе жилище и назвали его Асгард, или Усадьба асов» (16,с13).

 

 

            Кроме Устава Асгаардии  у меня хранится не менее любопытный документ:                  « Юмористический художественно-литературный альманах» под названием: «Улыбнитесь!», выпущенный к юбилею (к какому, не сказано- синдром секретности) факультета (какого- не сказано по той же причине) ВВИА им. Н.Е. Жуковского.

            Две обложки: твёрдая и мягкая- вся в небольших весёлых, ярких рисунках.

            Формат небольшой, А-4.

            В конце: «…Подписано к печати 1.10.1968 г… фабрика «Детская книга» № 1…».

Тираж не указан. Можно предположить,  200 экземпляров, которые все приказано было изъять (в том числе уже розданные), собрать и сжечь в академической кочегарке.

Произошло это сожжение в те же годы, что и разгром Асгаардии, на несколько лет позже.

У моего отца экземпляр альбома остался чудом, с дарственной надписью                    М. Гернштейна: «Дорогому и остроумнейшему другу Иосифу Цибулевскому от «погоревшего» художника. На вечные времена. Спасибо за внимание. 4.12.71».

Эпиграф: «Улыбка- первый признак пробуждающегося сознания. (Из руководства «Мать и дитя» в первые месяцы жизни)».

Из вступления: «…Мы хотим, чтобы, открыв наш альманах «Улыбнитесь!», вы с радостью улыбались (смеяться тоже не противопоказано). Улыбались, встретившись с «совсем дружескими шаржами» на ваших друзей, учителей, товарищей по работе. Вспоминали с благодарной улыбкой и тех, кого уже нет сейчас среди нас…».

Альманах-  целое исследование, результат большого труда. Здесь шаржи и эпиграммы на всех, кто хотя бы недолго трудился на факультете, включая технический персонал.

Всего я насчитал 165 фамилий, из них 11- женские, 197 рисунков и шаржей,173 эпиграммы.

Художник один-  М. Гернштейн, безусловно, одарённый редким талантом.

Авторы эпиграмм указаны: Е. Вентцель,  М. Гернштейн,  В. Калмыков,  П. Хмара.

Последние 15 (из 128) листов: «Избранные страницы «РС»- издающейся с 1947 года стенной газеты «Разящая сатира».

Самый первый шарж, на всю страницу, на самого М. Гернштейна работы Кукрыниксов 1958 года.

Моему отцу, как ветерану факультета и  приятелю художника,  посвящены два шаржа. На первом он в матросском костюмчике с бескозыркой на голове сидит на корточках перед тазиком с водой, пускает бумажные кораблики. Эпиграмма:

 

            Остроумен он, как Гейне,

            С морем запросто знаком.

            Он и в маленьком бассейне

            Остаётся моряком.

 

На втором шарже-портрете отец очень худой, и соответствующий стих:

 

            Отощал интеллигент,

            Разрабатывая тему:

            «Человек, как элемент

            Динамической системы».

 

Отец прослужил в академии (учёба, адъюнктура, преподавание) с 1936 по 1971 год, 35 лет. Затем 15 лет, до самой смерти, работал в МГУ на факультете инженерной психологии.

Он  на самом деле был остроумен, я этот редкий дар не унаследовал, получился тугодумом.

Елена Сергеевна Вентцель на шарже сидит в чёрном платье за столом, в ушах серьги- интегралы, на плечах белая накидка вся в формулах, на столе арифмометр, журнал «Новый мир».

 Игральные карты и на столе, и в руках. Чёрный кот выгнул спину дугой, а на стене проекция этой дуги-  кривая Гаусса. Эпиграмма:

 

            Ей  Гаусс- брат и сам Твардовский- друг,

            Она живёт, как в собственной квартире,

            В научном мире- доктором наук

            И дамской мастерицей- в «Новом мире».

 

Первым опубликованным рассказом Елены Сергеевны был «Дамский мастер» (под оригинальным псевдонимом И. Грекова, то есть «Игрекова»).

Почему карты? Потому что, кроме широко известной «Теории вероятностей»,  она занималась и более свежими разделами математики: теорией игр, исследованием операций…

Елена Сергеевна подверглась безобразно резкой критике со стороны политотдела Академии.  Её «обсуждали» и «осуждали».

 Вначале за совершенно (по сегодняшним меркам) безобидную повесть «На испытаниях», затем- за защиту Альманаха.

 Она вынуждена была в знак протеста уйти из Академии, в которой проработала много лет.

 Отец относился  к Дмитрию Александровичу и  Елене Сергеевне Вентцель  с большущим уважением, как к своим учителям и, в некоторой степени, покровителям.

В детстве меня с сестрой Людмилой приглашали в большую генеральскую квартиру Вентцелей на Новый год.  Позже с нами ходила и младшая сестра Лизавета, ставшая балериной.

У Вентцель было трое своих детей. Татьяна устраивала нам замечательные игры: мы разыскивали спрятанную вещь по запискам-указаниям, с завязанными глазами срезали ножницами «фанты»…  Саша был «заумным», с нами не играл, смотрел на наш грешный мир свысока.

 Миша, младший,  не намного старше Людмилы, азартно участвовал в играх, он был толстяком, но пацаны во дворе его не дразнили «жиртрест», побаивались, потому как бегал он быстро и был скор на расправу.

Отец с Дмитрием Александровичем часто ходили в академический  клуб играть в настольный теннис.

После смерти Дмитрия Александровича отец перезванивался с Еленой Сергеевной. Они любили прогуливаться вдвоём по липовой аллейке, которая была на Ленинградском проспекте.

 Ездили вместе на какую-то квартиру слушать «вживую»  и записывать песни Александра Галича, отец таскал тяжёлую «Комету».

 Через Елену Сергеевну отец добывал почитать (и нам давал) запрещённых тогда Булгакова, Солженицина, Пильняка, Письмо Раскольникова Сталину….

Елена Сергеевна дарила отцу журналы и книжки с самыми дружескими надписями.

 

Разгром Асгаардии и Альманаха был учинён начальниками политотделов.

Зачем нужна была эта показушная  « борьба с ведьмами»?

Что двигало этими мужами?

Думаю, «рабочая смесь» состояла из разных компонентов:

            - нетерпимость и подозрительность- наследие большевизма и сталинизма,

- испорченность властью, вседозволенность: что хочу, то и ворочу,

            - низкий уровень интеллекта и культуры,

            - желание выслужиться, отличиться…

Во втором случае, в Академии, сказался ещё и антисемитизм.

Имею в виду «погоревшего» М. Гернштейна и моего отца, которого, как он говорил, «выперли» из академии антисемиты, чтобы не дать «профессора» и отдельной квартиры (жили мы с соседями).  Произошло это вскоре после ухода Елены Сергеевны.

Вентцели  евреями не были, хотя их за таковых часто принимали из-за «нерусской» фамилии. Мать считала, что у Вентцелей датские корни, идущие от времён Петра, сумевшего привлечь в Россию многих европейцев для подъёма науки, производства, культуры….

 

Отец никогда ничего не рассказывал о своей службе, повторял иногда: «Секрет остаётся секретом, пока его знает один человек». Умер он в 1988 году.

 Некоторые подробности я узнал только из Некролога: «…преподавал и вёл научную работу на кафедре стрелково-пушечного и ракетного вооружения… в 1945г. защитил кандидатскую диссертацию…в 1970г.- докторскую …инженер-полковник…участник Великой Отечественной войны…награждён орденами Красной Звезды и Красного знамени, многими медалями… более 60 научных работ…».

Родился отец в 1916 году (как он шутил: «Целый год провёл под игом царизма») в Мариуполе.  Окончил семилетку, школу ФЗУ, работал какое-то время электромонтёром на заводе, затем поехал в Ленинград, поступил в Индустриальный (позже он стал называться Политехническим) институт.

 После второго курса, будучи круглым отличником и комсомольцем, откликнулся на призыв партии: «Все- на самолёты!» и поступил на учёбу в ВВИА им. Жуковского в Москве.

Родителей и сестру отца в Мариуполе расстреляли немцы. Отец очень переживал, не любил говорить на эту тему.

 От матери я узнал, что мой дед по отцовской линии, которого мне не суждено было увидеть, был фармацевтом, аптекарем.

 

 

В школьные годы нас водили сдавать нормы (бег, лыжи) в Тимирязевский парк.

 Без обучения, без тренировок. Так же и в училище.

Но в  парке мы приспособились срезать дистанцию, а в Петергофе так было организовано, что не срежешь, и у меня возникла проблема со сдачей 10 км на лыжах. Не укладывался.

Выручил приятель Гена Сизиков,  известный  в училище  и за его пределами лыжник.

Показал, как надо руками-ногами двигать, потренировались вместе пару раз, и я уложился в нужное время без труда.

Не ожидал, что так важна техника.  Ни в школе, ни в училище (кроме Гены) никто не научил, как на лыжах бегать. Давай норму, и всё.

Хороших «физкультурников» мало, как,  впрочем, и других преподавателей.

 

 

Борис Кузнецов пишет о «Курске»: «…Самым трудным было незамеченными пройти через Гибралтар, поскольку этот пролив находится в зоне повышенного внимания натовцев.    Командир «Курска» Геннадий Лячин попытался скрытно проскользнуть, пристроившись к каравану из 69 кораблей  (никогда не видел такого длинного каравана, и кто же их пересчитал, интересно, В.Ц.).

Его хоть и засекли, но нашим морякам удалось быстро раствориться в глубинах Средиземного моря… Среди натовцев началась паника… лениво плавающие американские эскадры с появлением нашей субмарины начали разбегаться…» (2,с56).

Нет, не зря я отнёс Бориса Кузнецова к наивным людям.

Валерий Рязанцев, хотя и грубоват, но гораздо более реалистичен. Он пишет:  «Трубадуры» Главного штаба ВМФ,  военные писатели Н.А. Черкашин и В.В. Шигин написали об этом походе такую чушь, что читать их лживое сочинительство  просто невыносимо…» (3,с12).

Шигина я не читал, а две книги  Николая Черкашина у меня есть, я их прочитал и хочу сказать, что в них немало интересной  информации,  хотя порой автора и заносит, в силу, по-видимому, слишком богатой фантазии.

Давайте убедимся в этом на примере описания им операции «Атрина» (1987год), которая и сама по себе может служить наглядным примером показушности.

Этой операции Николай Черкашин посвятил в книге  главу под названием: «Рейд «Чёрных принцев».

Он не скупится на похвалы:

« Одна из самых блистательных побед нашего флота в холодной войне… вскрыли всю систему американской противолодочной обороны в Атлантике…

…В чём состоял смысл «Атрины»?  Дело в том, что американцы привыкли, что наши подводные крейсера выдвигаются в районы боевой службы- Северную Атлантику- по одному и тому же направлению с небольшими отклонениями: либо между Фарерскими и Шетландскими островами, либо в пролив между Исландией и Гренландией.

Так вот, за годы наших многих боевых служб противолодочные силы НАТО научились перехватывать советские подводные лодки именно на этом главном маршруте развёртывания.           Надо было слегка проучить зазнавшегося «вероятного противника» и показать, что при необходимости мы можем стать «неуловимыми мстителями»…(17,с247,249).

 

  Читатель, хотя и понимает, что эпоха великих географических открытий давно прошла, всё же заинтригован: кто их знает, этих подводников, а вдруг нашли какой-то новый путь в Атлантику.  

Ан  нет, далее Черкашин приводит слова вице-адмирала Анатолия Шевченко: «За «уголок»- как называют североморцы Скандинавский полуостров- дивизия выдвигалась обычным путём…

 В условленный день, в назначенный час атомные подводные крейсера дружно повернули и исчезли в глубинах Атлантики…» (17,с252).

То есть, обычным путём, под наблюдением стационарной гидроакустической системы «Сосус» и сил ПЛО прошли Норвежское море и половину Атлантики (примерно две недели на скорости 12 узлов) и «исчезли».

 Надолго ли «исчезли»?

Контр-адмирал Сергей Куров: «…В течение восьми суток наши корабли были практически недосягаемы для американских противолодочных сил…». (17,с253).

В Интернете я нашёл очень интересные воспоминания об операции  командира К-244 В.И. Аликова (18).

 Он пишет, что «Атрина» проходила в Саргассовом море, значительно южнее, на 1500 миль, предыдущей операции «Апорт» (1985 год) и обычных районов патрулирования.  

У Аликова: « 12марта вышли в море… 18 мая вернулись», около 70 суток.

Из 70 суток 8 были «недосягаемы». Беру в кавычки, потому что так можно утверждать, если бы был проведён совместный с силами НАТО разбор операции.

 Однако разбора не было, не только с НАТО, но и вообще никакого, о чём с возмущением пишет Аликов.

 

Николай Черкашин цитирует Главкома ВМФ Адмирала флота Владимира Чернавина:  «…Американские моряки не совсем верно классифицировали наши подводные лодки, определив их как чисто ракетные,- дивизия участвовала в смешанном составе. Президенту США Рейгану доложили: русские подводные ракетоносцы находятся в опасной близости от берегов Америки…» (17,с253).

Вот, мол, мы их попугали!  Но Владимир Николаевич запамятовал: ракетные подводные  лодки в операции не участвовали, все лодки были одного проекта:  671-РТМ.

Американцы в те годы, в отличие от нас, уже умели правильно классифицировать цели.

Далее Владимир Чернавин сообщает читателям: « Все пять атомоходов благополучно вернулись в базу. Думаю, здесь дело не только в везении. Определили успех тщательная подготовка к операции и высокая выучка экипажей.

 Командиры подводных лодок были награждены орденами Красного Знамени. Получили правительственные награды и другие офицеры и мичмана, отличившиеся в этом напряжённейшем трёхмесячном плавании» (17, с254).

 Во-первых, 70 суток-  это не три месяца. Во-вторых, командир  Аликов ругает подготовку к операции: экипажи отвлекались на хозяйственные работы, акустические портреты своих лодок-участниц не изучались.

 Очень серьёзное упущение. Во время войны было немало случаев ошибочного уничтожения своих сил.

 Аликов пишет: «Подготовка к операции свелась главным образом к бумаготворчеству». И ещё: «Никто из командиров орденом Красного Знамени не награждён».

Мало того, один из командиров «совершенно незаслуженно уволен из ВМФ», самому Аликову на 5 месяцев задержано звание капитана 1-го ранга.

 

Николай Черкашин пишет: «Операцию «Атрина» контр-адмирал Георгий Костев назвал «лебединой песней советского ВМФ». Но то была, скорее, орлиная песнь» (17,с256).                                                    

Николай Черкашин называет Георгия Костева историком современного отечественного флота и приводит следующую его цитату:

«Борьбу с советскими подводными крейсерами командование США называло СТРАТЕГИЧЕСКОЙ  ПРОТИВОЛОДОЧНОЙ  ВОЙНОЙ.  Главными усилиями американского флота в этой необъявленной войне были прежде всего непрерывное слежение за советскими подводными ракетоносцами с немедленным их уничтожением в первые же минуты войны.

 Понятно, каких средств стоило выполнение этой задачи в мирное время и какой щедрой рукой конгресс США выделял финансы для своих военно-морских сил» (17, с254).

Однако они-то отрабатывали навыки по обнаружению наших лодок, наведению, слежению, передаче контакта, использованию (условно) оружия.

 А что отработали в «Атрине» наши подводники?  Кроме, разве что, умения эксплуатировать технику при температуре забортной воды 25-28 градусов Цельсия и при наличии в приповерхностном слое моря скоплений водорослей («саргассов») разного размера.

 

Аликов пишет: «… не было ни надлежащей УМНОЙ подготовки к Операции, ни итогового УМНОГО разбора и анализа…».

Причём, подведения итогов, по его мнению,  не сделали, чтобы скрыть ошибки командования. А скрывать было что. Давайте и мы, вслед за Аликовым, коротко рассмотрим три основные  ошибки:

1. Большие надежды командование возлагало на «сырую», кустарно изготовленную, не испытанную толком аппаратуру «Рица» (цифровая обработка и спектральный анализ гидроакустических сигналов). «Исходный план «Атрины» был основан только на «Рице»,- пишет Аликов. «Рица» через день-другой вышла из строя сразу на четырёх лодках из пяти.
2. «Абсолютно непрофессиональным, убийственным было решение передать управление силами группировки командиру дивизии, находящемуся на одной из подводных лодок… ВСЕ наши лодки,- пишет Аликов,- были сразу обнаружены и могли быть уничтожены».

      Они были обнаружены и могли быть уничтожены ещё в Норвежском море, но и,

                 безусловно, работать в эфире хотя бы и «закрытой» связью- громадная глупость.

      Глупа сама идея коллективного ведения разведки, а одна глупость неизбежно

      влечёт за собой другую.

3. Лодкам были назначены слишком высокие скорости переходов в районы и между

районами, считает Аликов.           

 Так же было и в 1962 году, когда дизельные лодки (тоже пять) были направлены в то же Саргассово море во время Карибского кризиса.

 Тогда ещё и сеанс связи им был назначен в дневное время, а не в ночное, как положено.  «Москвичи» не учли, что когда в Москве ночь, там- день. Представляете себе уровень управления?!

А ведь опять же, как и в случае с планированием боевой подготовки на флоте, с обучением в автошколах (и других школах) все неприятности от недоверия к «низам».       Конечно же, командиры сами должны выбирать скорости на переходах, удобное время для связи…

Аликов рассказывает, что на противолодочных рубежах «признаков обнаружения не было», но когда сбросили ход перед всплытием на сеанс связи, обнаружили следящую за ними подводную лодку.

 «…наш контакт с иностранной подводной лодкой,- пишет он,- позволяет понять, насколько на самом деле невнезапным для противника было наше появление в Атлантике…           …Рассказы В.Н. Чернавина и других авторов о якобы «внезапном» появлении наших подводных лодок вблизи США нельзя принимать всерьёз».

«Попытка в операции «Атрина» изменить скрытный порядок действий противолодочных лодок на демонстративно-вызывающий,- пишет Аликов,- превращала наши противолодочные лодки из «ищущих» в «отрывающихся от слежения» и спасающихся.

И превратила. То есть «обнулила» поисковый, а значит и ударный потенциал наших лодок. Это- безусловное тактическое поражение, но В.Н. Чернавин называет это достижением».

 

 «Атрине» посвящён сюжет в документальном кинофильме «Русская глубина»  (режиссёр  А. Максименко, 2001 год), который я нашёл в Интернете.

Главнокомандующий ВМФ В.Н. Чернавин рассказывает зрителям: «…На первом рубеже их обнаружили, на втором обнаружили, а потом они пропали…

 Соприкосновение сил произошло в Атлантике, туда, ближе к Соединённым Штатам Америки, и они пытались следить.

А второй этап этой операции: мы уклонялись и уклонялись способами различными от обнаружения. А потом, в конечном итоге, мы вошли в обнаружение, и это было тоже сделано не случайно.

И нужно было оторваться от слежения, которое они осуществляли, это было очень сложно, потому что они очень много задействовали сил…».

Богат русский язык. Можно сказать: «Нас обнаружили», а можно: «Мы вошли в обнаружение». Но всё вместе это называется «вешать лапшу на уши».

А уж чтобы назвать такую операцию лебединой или орлиной песней, надо иметь очень богатую фантазию.

 

 

            Однако повторюсь, у Николая Черкашина немало интересных описаний.

            В главе «КАК  РОЖДАЛСЯ  «ГОЛУБОЙ КИТ» он пишет:

            « Об атомной подводной лодке 705 проекта («Альфа») говорили, что она возникла, намного опередив своё время. В самом деле, это была единственная в мире атомная лодка, которую можно отнести к классу «малюток»…

            …Благодаря высокой степени автоматизации (корабли 705-го проекта так и называли «лодки-автоматы») предполагалось довести численность команды до экипажа стратегического бомбардировщика- 16 человек.

             Но этим планам не суждено было статься. В последующих модификациях численность экипажа на «Альфах» довели до 25 офицеров плюс 4 мичмана».

             Пусть не 16, но всё равно экипаж очень небольшой и необычный: только из офицеров и мичманов.

            Черкашин цитирует одного из бывших командиров такой лодки А. Богатырёва:

            « … Высокая скорость и невероятная маневренность позволяли «Альфам» уклоняться от выпущенных вражеских торпед и тут же переходить в контратаку.

             Ведь уже через 42 секунды «малютка» могла развернуться на 180 градусов и двигаться в обратном направлении».  (17,с263).

            Далее Черкашин сообщает, что «первым командиром атомной подводной лодки 705-го проекта был капитан 1-го ранга (впоследствии контр-адмирал) Александр Пушкин».

            Мало того, что Александр, да ещё и Александр Сергеевич Пушкин.

            В 1968 году,  когда нам строили «индианку»,  наш экипаж размещался по соседству с экипажем  А.С. Пушкина в казарме на ул. Римского-Корсакова  в Ленинграде.

 Александр Сергеевич рассказывает (Черкашину):

«…Итак, в 1970 году работы на Ново-Адмиралтейском заводе над головной лодкой 3-го поколения были закончены… (17,с264).

   … Глубоководное погружение-  наиболее ответственная и опасная часть испытаний. Лодка погружается на свою рабочую глубину, которую для нас установили в 320 метров.

             На Белом море есть только одно такое место-  впадина в Кандалакшской губе…

            …На скорости 33-35 узлов прошли зону сильной вибрации. Корпус сотрясался в режиме пневматического молотка. Я уже начал подумывать: может быть,  мы открыли своего рода подводный флаттер (незатухающие автоколебания, В.Ц.)?

             Известно, что в авиации это явление заканчивается разрушением самолёта. А что будет у нас?

            Но на скорости 35,5 узла вибрация вдруг исчезла, и лодка со скоростью почти 70 километров в час помчалась по глубоководному желобу Белого моря. В таком режиме мы шли шесть часов…

             Под килем было всего 20 метров. Одно неверное движение оператора, и через пару секунд мы бы врезались в грунт. К счастью, всё обошлось благополучно…(17,с270).

 

 

            Следующая глава в книге Николая Черкашина называется: « К-162-  ПОДВОДНЫЙ  САМОЛЁТ».

Черкашин приводит рассказ начальника Технического управления Северного флота Н.Г. Мормуля:

« За несколько дней до начала нового 1970 года …все думали… о скорости, какую скорость покажет наша «Золотая рыбка».

…Никто не мог сказать, как поведёт себя на глубине стометровый стальной снаряд весом в 6000 тонн, несущийся со скоростью без малого 90 километров в час.

            Тем более, что глубина нашего полигона не превышала 200 метров. Наверху- лёд, внизу- грунт. Малейшая ошибка в управлении горизонтальными рулями или отказ авторулевого, и через 21 секунду нос атомохода врезается либо в лёд, либо в ил.

            Погрузились. Выбрали, разумеется, среднюю глубину- 100 метров. Дали ход. По мере увеличения оборотов все ощутили, что лодка движется с ускорением.

 Это было очень непривычно… Мы услышали шум обтекающей лодку воды. Он нарастал вместе со скоростью корабля, и, когда мы перевалили за 35 узлов, в ушах уже стоял гул самолёта.

            Наконец вышли на рекордную- сорокадвухузловую скорость! Ещё ни один обитаемый подводный снаряд не разверзал морскую толщу столь стремительно. В центральном посту стоял уже не «гул самолёта», а грохот дизельного отсека.

             По нашим оценкам, уровень шума достигал 100 децибел… (при том, что120 децибел-  болевой порог, В.Ц.).

…Спустя несколько дней мы обновили свой рекорд: на мерной миле при развитии полной- стопроцентной мощности энергоустановками обоих бортов мы достигли подводной скорости в 44,7 узла (82,8 км/час).

 Вот уже двадцать четыре года этот рекорд является абсолютным мировым достижением. Не знаю, вписан ли он в книгу Гиннеса, но в историю нашего подводного флота он занесён золотыми буквами.

             Печально сложилась судьба обладательницы Голубой ленты. В серию лодка 661-го проекта не пошла по ряду причин, и прежде всего из-за высокой шумности»  (17,с276-279).

            Почему «Золотая рыбка»?  Мормуль объясняет: « Да потому что создавалась и строилась ровно десять лет: с декабря 1959 года по декабрь 1969-го. За это время титан, из которого был создан её прочный корпус, воистину приближался по своей себестоимости к цене золота»  (17,с274).

           

 

Ещё одна глава у Николая Черкашина: « ХОЖДЕНИЕ  ЗА  ТРИ  ГЛУБИНЫ»-  ещё об одном рекорде.

            «Запомните эту дату: 4 августа 1984 года,-  пишет Черкашин.-  Именно в этот день атомная подводная лодка К-278, ставшая через пять лет печально известной как «Комсомолец», совершила небывалое в истории мирового военного мореплавания погружение…» (17,с281).

            Далее Черкашин приводит  другой  рассказ Н.Г. Мормуля:

            « В 1983 году в состав ВМФ СССР вступила атомная подводная лодка К-278…

… корабль был настоящим чудом…

            …Строилась лодка необычайно долго, и на флоте её прозвали «Золотой рыбкой»…

… Уникальный титановый корабль… был одновременно лабораторией, испытательным стендом и прототипом будущего гражданского подводного флота- более скоростного, чем надводные торговые и пассажирские корабли, более надёжного, чем авиация, ибо эксплуатация подводных лодок не зависит от времени года и погоды» (17,с282).

 

            Далее текст Черкашина:

            « Итак, 5 августа 1985 года «Комсомолец» вышел в точку погружения (а ранее просил читателей запомнить 4 августа 1984 года, а правильная дата- 5 августа 1984 года,  В.Ц.), которая находилась в одной из глубоководных котловин Норвежского моря.

             Кораблём командовал капитан 1-го ранга Юрий Зеленский, старшим на борту был… контр-адмирал Евгений Чернов….

            …Погружение на километр заняло несколько томительнейших часов. Любая минута могла быть последней в жизни экипажа»  (17,с283).

            Черкашин приводит рассказ штурмана, капитана 3-го ранга Александра Бородина:

            « Гидроакустик, который обеспечивал наше погружение с надводного корабля, качал потом головой: «Я из-за вас чуть не поседел. Такой скрип стоял, такой скрежет…»

            Но наш прочный корпус выдержал. Обжатие его было таким, что мою железную койку выгнуло, как лук…

            … Стрелка глубиномера остановилась у четырёхзначной цифры- 1000.

            Есть глубина в один километр!

            Контр-адмирал Чернов… поздравил всех, и по отсекам пронесли флаг корабля. Чернов достал бутылку коньяка и разлил на десять стопок, все чокнулись с главными конструкторами. Выпили, обнялись. Всплывать не торопились.

-  Успех надо закрепить,- сказал Чернов и обратился к главным конструкторам лодки, которые находились в центральном посту-  Юрию Кормилицыну и Дмитрию Романову:- Если ещё на двадцать метров погрузимся, на возможный провал-  выдержим?

-  Должны выдержать…-  сказали творцы титанового рекордсмена. Главный строитель корабля,  Михаил Чувакин, тоже кивнул-  не раздавит.

И они ушли на глубину 1027 метров, туда, где ещё никогда не вращались гребные винты подводных лодок.

По злой прихоти судьбы через пять лет подводный рекордсмен навсегда уйдёт именно в эту котловину на дне Норвежского моря (с другим экипажем, В.Ц.).

Но тогда они были на вершине победы…

… Чернов медлил с командой на всплытие… Потом как пули стали отлетать срезанные немыслимым обжатием титановые болты. Но в целом все механизмы работали без замечаний…

…Подумать только, они замыслили это титановое чудо ещё 25 лет назад!  В 1969 году» (17,с284,285).

  Как вы помните, испытания проходили в 1984 году.

Если от 84 отнять 69,  получится 15, а не 25. Писателям арифметику тоже надо бы знать.

 

Три «золотые рыбки», три рекорда:

            - насыщенность автоматикой при малых габаритах,

            - скорость подводного хода,

            - глубина погружения.

Они же-  рекорды по продолжительности создания и стоимости.

Общее для «рыбок»-  исключительно слабое тактическое обоснование, практически отсутствие такового.

Что же, на флоте нет людей, которые понимали бы, что слишком высокие скорости не нужны, потому что возникает кавитация (нарушение сплошности воды из-за растворённых в ней газов, В.Ц.) и  резкий скачок шумности?

            Что глупо убегать от торпеды и залезать на «недосягаемую» глубину, потому что гораздо проще и дешевле увеличить скорость и глубину хода торпеды, чем подводной лодки?

Есть, безусловно, такие люди на флоте, но их же не спрашивают и не слушают.

Уже в конце 60-х годов было ясно, что там, за «бугром», всерьёз взялись за шумность, получили преимущество, начинают следить за нашими лодками.

Однако говорить об этом было запрещено (как ранее о кибернетике, генетике, бионике…).  

 Первые две «рыбки», судя по всему, захотелось иметь самому Никите Сергеевичу Хрущёву.  Не исключено, что и третью.

 Автор-составитель И.А. Муромов в книге «100 великих кораблекрушений»  пишет:  «Общая концепция, именовавшаяся в контурах конструкторской идеи «Плавник», затем «проект 685» и широко известная как «Комсомолец», родилась в 1960-х годах в условиях нарастающего противостояния СССР и США» (19,с574)).

Он же, И.А. Муромов, на следующей странице сообщает, что «лодка погрузилась на 1040 метров, установив абсолютный рекорд…», а у Черкашина, как мы помним, 1027 метров.

По Черкашину, эту «рыбку» придумали конструкторы. Хотели сделать большую серию «рыбок», в перспективе для торговых и пассажирских перевозок.

  Пассажирам-то зачем на такие глубины, где корпус скрипит, койки выгибаются дугой и болты летают, как пули.

Понятно, ВПК выгодны такие заказы. И первые две «рыбки» придумали они. Не сам же Никита Сергеевич.  Хотя и он мог кое-что придумать в области судостроения, о чём я расскажу позже.

Флоту «золотые рыбки» и рекорды не нужны, однако, всё решается в высоких сферах.          Например, идею «истребителя-перехватчика» 705 проекта,  предложенную в 1959 году ведущим конструктором СКБ «Малахит» А.Б. Петровым, поддержали академики А.П. Александров и  В.А. Трапезников, главком ВМФ С.Г. Горшков, министр судостроения  Б.Е. Бутома, секретарь ЦК КПСС  Д.Ф. Устинов.

  Смотрю в Интернете:  Н.С. Хрущёв не упоминается, хотя ясно, что без него не обошлось. Идея-то как раз отвечает его концепции: в короткие сроки догнать и перегнать….

Тактико-техническое задание разработано под руководством  академика А.П. Александрова. Тактика « гениально» проста: быстро выйти в любую точку Мирового океана для атаки неприятельских кораблей. Внушительного вида шар, пустой внутри.

Знали ли уважаемые академики о кавитации, о том, что на ходу 40 узлов лодка становится совершенно «глухой» и обнаруживается на очень больших дистанциях, теряя главное своё тактическое достоинство- скрытность?  Понимал ли это С.Г. Горшков?

Боялись возражать, хотели угодить Хрущёву?

 

А возьмём более поздние времена. Сделаны дорогущие подводные лодки с корпусами из титанового сплава: две проекта 945 («Барракуда) и две- 945А («Кондор»).

На одной из «Барракуд», если верить Борису Кузнецову, начинал службу лейтенант Иванов-Павлов.

 Первая «Барракуда» передана флоту в 1984 году, первый «Кондор»-  в 1990 году. Эти лодки, смотрю в Интернете: « стали основой для проекта 971».

Не слишком ли «жирно»? Для основы, в качестве опытной, хватило бы и одной лодки со стальным корпусом.

Зачем делать четыре?  Чем короче серия, тем дороже производство каждого корабля.

Почему у американцев единицы типов подводных лодок и торпед, а у нас десятки?

Излишнее многообразие кораблей, их оборудования усложняет производство, испытания, освоение личным составом, эксплуатацию, ремонт.  Является одной из причин аварийности. Откуда это явление?

 Главным образом, как мы видим, от некомпетентности руководства, доверчивости к прожектам, веры в чудеса.

Возьмём так называемые  «неакустические» средства обнаружения подводных лодок. Та же история. Опять большие средства пошли в трубу.

 

Капитан 1-го ранга Сергей Топчиев в интересной обстоятельной статье: «Почему атомные подводные лодки  проекта 705 оказались не нужны флоту» (super-orugie.ru) называет ещё одну причину неуспеха.

 Он указывает на одну из важнейших закономерностей конструирования: «…в проектируемом объекте обновляется не более 10-20% подсистем…».

То есть, если слишком много всего нового, ничего путного не выйдет.

Эта же закономерность, думаю, относится и к социальным системам, приводит к неуспеху революций, «скачков».

Конечно, нет худа без добра. Освоили титан, какие-то новые технологии и устройства.

И вот теперь, когда побиты все рекорды (по максимальным и минимальным габаритам, автоматизации, скорости, глубине погружения  и расточительству), не пора бы уже сделать подводную лодку не слишком большую и дорогую, очень малошумную, надёжную и простую в эксплуатации, с предусмотренной возможностью модернизации, годящуюся для большой серии.

Нечто подобное получилось с «Варшавянкой», а вот многоцелевой атомной такой лодки пока не видно.