25 бригады подводных лодок Северного флота был инженер-
капитан 2-го ранга Кирюшкин Юрий Александрови
ч. Курсант, поступивший в «Дзержинку» в 1941 году,
всю войну провоевавший в морской пехоте, закончивший
училище после войны, всю службу «пропахавший моря»
на Северном флоте, уже после демобилизации защитивший
кандидатскую диссертацию, он был классным мехом,
лодку знал до шплинта. К тому же его отличало большое
чувство юмора.
В 1959 году бригаду перевели из Полярного в Ягельный
(теперь г. Гаджиев). У пирса плавбаза «Инза», переделанная
из танкера, и плавказарма. На месте взорванной скалы
две казармы и здание штаба дивизии. По другую сторону
от пирса 23 «разборно-щелевых» деревянных домика,
на горке одинокий четырехэтажный кирпичный дом и магазин
чуть больше собачьей будки. Дорога до штаба длиной
в триста метров — взорванный базальт с отсыпкой. К домам
глыбы взорванных скал. В этой обстановке друг Кирюшкина
— флагманский врач привозит на барже (дороги
из Мурманска еще не было) горбатого «запорожца». В обеденный
перерыв, когда бывали в базе, друзья ездили в клуб
поиграть в бильярд. После того, как Юрий Александрович
экспроприировал у меня втихую несколько правых перчаток
и галоши, а затем на день рождения подарил их мне
в авоське с ленточками, я затеял месть.
Как-то, идя на подъем флага, засунул две картофелины
в обе выхлопные трубы «запорожца», стоящего прямо
на пирсе. Когда бильярдные соперники, взгромоздив свои
тела в утлую коробку «запорожца», попытались завести
двигатель, он пыхтел, стонал, но, увы, не заводился. Проверен
бензин, искра, а толку нет. Упрев, пара села на привальный
брус пирса отдохнуть.
Предлагаю свои услуги.
Кирюшкин: «Да ты и в дизелях-то не разбираешься,
а тут карбюратор!»
И он был прав, автомобилем я тогда не занимался. После
недолгих переговоров меня допустили к телу двигателя.
Выдернув картофелины крючком, сделав магические пасы
руками в заду у «запорожца», доложил, что дело сделано.
На вопрос, в чем причина, промычал о падающем потоке
в карбюраторе и еще какую-то чушь, где-то услышанную
или вычитанную. Когда двигатель запустили, впервые услышал
незаслуженное мной слово «могём», поэтому молча
показал флагмеху на две картофелины, валявшиеся на пир-
се, и две трубы выхлопа «запорожца». Почесав нос, Юрий
Александрович объявил, что за ерничанье над двумя старшими
офицерами я сегодня заступаю дежурным по живучести
бригады, а это значит — не попадаю на встречу
с однокашниками. Его отечески-дружеские подначки мы
ощущали неоднократно и изредка отвечали взаимностью.
Через несколько недель в магазине среди военной мишуры
и звезд увидел стройбатовскую эмблему — кирку
и лопату. Приобрел пару, так, на всякий случай. Когда
флагмех отдыхал в «адмиральский час» у себя в каюте на
ПКЗ-80, тихонько свинтил с погон его кителя инженерские
молотки и навинтил стройбат.
Во время вечерней планерки в кают-кампании кто-то
из командиров лодок заметил на погонах флагмеха новинку
и наивно спросил комбрига: «Что, у нас флагмех уходит
на берег?» Комбриг: «Чепуха».
Когда были обнаружены кирка и лопата, Юрий Александрович
под хохот штаба и командиров сказал: «Я ему
привинчу их на одно место!»
Конечно, шутки у нас были порой грубоваты, но мы
были молоды, энергичны, достаточно образованы, но заперты
в прочные корпуса лодок, да еще в заполярных
скалах и тундре. Не было даже кинотеатра или какого-то
паршивенького дома офицеров. Энергию укрощали волейболом,
лыжами, рыбалкой и, что греха таить, корабельным
С2 Н5ОН, так как на флоте буйствовал сухой закон.
Кстати, горбатый «запорожец» они в конечном итоге
на этой горбатой дороге перевернули в море.