Завершение автономки. Итоги ее в «мажоре» и в «миноре»

Опубликовано в Подполковник м/с Викторов Виталий Львович "Воспоминания врача дизельной подводной лодки" Среда, 06 мая 2015 02:47
Оцените материал
(2 голосов)

По пути домой нас заворачивают в Свиноустье, где мы в течение четырех дней работаем с противолодочными силами 26-й бригады. Ничего интересного в жизни польского города мы уже не замечаем, нам все приелось, даже гулять по улицам Свиноустье нам  не хочется. Было у нас лишь одно заветное желание - вырваться поскорее на простор морской  волны и двинуть к дому родному. И вот мы уже несемся на «всех парусах». Хорошо-бы сразу направиться в Палдиски, - думает каждый из нас, - неужели нашу лодку могут завернуть в Балтийск, а потом еще и в Лиепаю. Наши опасения подтвердились, по пути домой нам предстоит «свидание» со штабом флота, а затем со штабом дивизии. Об этом нас уведомили по каналам радиосвязи.

     22 июня мы подходим к Балтийску, швартуемся у плавказармы в 3-м бассейне. На плавказарме куча встречающих нас штабных офицеров, большинство из которых, как выяснилось потом, были политработники. Еще во время швартовки у каждого из нас появились нехорошие предчувствия. Такая толпа встречающих – это неспроста и не к добру.  Опасения наши подтвердились. Лишь только успел наш командир отдать свой рапорт о прибытии и выполнении боевой задачи, как со всех сторон на него обрушились вопли флотских политработников.

-Как Вы посмели, послать телеграмму Касатонову?! Вы опытный офицер, а допускаете такие непростительные ошибки. Как Вы могли это сделать?! Вы же на боевой службе находились, а не у тещи на именинах.  Кем Вы себя возомнили? 

Этот разговор на повышенных нотах продолжался еще несколько минут. Пока шел разгром нашего командира, Андреев с Умновым решили загладить свою вину честным признанием. Они проинформировали офицеров политуправления об инциденте, связанном с поздравлением командира английского авианосца. Получив доклад об этом инциденте, флотские политработники сначала впали в полную прострацию, но затем «очухались», и озверели еще больше. Они сразу начали кричать об утрате политической бдительности командиром лодки. Виктор Тимофеевич, находящийся под градом уничтожающей критики, слабо защищался, с каждой минутой голос его был слышен все слабее. Офицеры штаба спустились в отсеки лодки и обнаружили там, к своему удивлению, полный порядок. «Теплая» встреча нашей лодки в Балтийске продолжалась недолго, через 3 часа мы снялись со швартовов и взяли курс на Лиепаю, куда мы и прибыли 23 июня сразу же после обеда. Встреча нашей лодки штабом 38-й дивизии была не менее «сердечной», чем в Балтийске. Нас опять бранили, а потом проверяли. В Лиепае мы задержались до позднего вечера. Командир и старпом несколько раз носили в штаб различные документы, отражавшие наш боевой путь. В связи с возникшей паузой, у меня появилась возможность встретиться с флагманским врачом дивизии. На мой вопрос: «Когда?». Анатолий Гергиевич отвел глаза в сторону и смущенно ответил.

-Понимаешь, Виталий Львович, твою кандидатуру академия не утвердила. Сдавать вступительные экзамены в Ленинград уехал Витя Киселев, он уже успел сдать на «отлично» два первых экзамена. Мне жаль, Виталий, что все так случилось, но придется тебе еще послужить на Балтийском флоте.

После этих слов Казанчев открыл свой рабочий стол и вытащил оттуда какую-то бумагу. 

Вот тебе грамота от командира дивизии. Поздравляю.

-Анатолий Георгиевич! Спасибо за грамоту. На Балтийском флоте я, может быть, еще и послужу, но только не на лодках. Устал. Отпустите.

Из кабинета Казанчева я вышел в подавленном настроении. Все, о чем я мечтал, рухнуло в одночасье. Что делать? Как жить дальше?  Эти вопросы были доминирующими в моем сознании, когда я выходил из здания штаба. Мои грустные мысли о бездарно прожитых днях и годах не покидали меня и при возвращении на корабль. События в стране также  не были лишены трагических нот, они еще больше усугубляли мою печаль.  В тот день Москва хоронила маршала Г.К.Жукова. Со всех репродукторов до нашего слуха доносились звуки траурных мелодий, голос Левитана извещал нас о том, как проводилась церемония прощания с главным маршалом нашей Победы.  

     24-го июня мы вернулись в Палдиски. Нас ожидала торжественная встреча, нам даже поросенка преподнесли под звуки духового оркестра. Встреча с родными. Объятия. Поцелуи. И снова я счастлив. Да и бог с ней, с этой учебой. Самое главное, что у меня есть в этой жизни – это семья. Жена и сын – два любящих сердца, которые никогда не предадут меня, которые всегда будут ждать моего возвращения с моря, как бы долго я там не задерживался.  

     На этот раз встреча с семьей не была испорчена нелепыми вводными нашего командования, и я благополучно пришел домой, где и отпраздновал свое возвращение. И сегодня, спустя много лет, я вспоминаю это событие, как одно из самых счастливых и дорогих моему сердцу.

    На следующее утро я «утрясал» продовольственные вопросы. После подачи отчетов в продовольственную часть бербазы обнаружились, что продукты на нашей лодке закончились еще за неделю до нашего возвращения в базу. Отправляясь в поход, я не слишком усердствовал, продовольствия на складе получил меньше, чем полагалось. Но, несмотря на скромные учетные данные, провизионки все равно были забиты продуктами под завязку. За 2 года беспрерывных плаваний произошло накопление запасов продовольствия, что являлось вполне закономерным процессом. Ко всему прочему, следует добавить, что во время автономки у нас были рыбные дни, да и «Владимир Трефелев» в Северном море нам удачно подвернулся. Прошло  всего несколько часов, и на причал уже въехала грузовая машина с продуктами, предназначенными для покрытия отрицательного баланса в нашем лицевом счете. Для того, чтобы принять эти продукты на борт, необходимо было освободить провизионные кладовые от продуктов, которых якобы не существовало в природе, хотя на самом деле, они были, причем в немалом количестве. Пришлось подключить офицерский и мичманский состав, снабдить их дефицитными продуктами, которые члены семей, наверное, и не видели никогда. Моим «подарком» все остались довольны. Больше всего повезло обладателям больших портфелей, туда много всего влезало. Раздав все лишнее, я приступил к загрузке новой партии продовольствия, которая хоть и была реальной, но в, соответствии с учетными данными, была уже съедена нами во время похода. Такая игра слов и понятий кому-то из вас покажется полной абракадаброй, но профессионалы-продовольственники, надеюсь, меня поймут.

     В ближайшее воскресенье после нашего возвращения из дальнего похода командование бригады решило организовать в нашу честь праздничный банкет. В офицерской кают-компании береговой базы для экипажа нашей лодки был накрыт шикарный стол. На столах красовались молочные поросята, начиненные гречневой кашей. Много было и других холодных и горячих закусок. Не было только спиртного. Это заметно остудило пыл участников торжественного мероприятия. За центральным столом сидел начальник политотдела Леонов. Он поздравил наш экипаж с выполнением поставленной задачи и благополучным возвращением в родную базу. Затем выступил кто-то из офицеров лодки. Предоставляли слово и военнослужащим срочной службы, но моряки очень стеснялись, все их выступления сводились к словам благодарности командованию бригады  за теплую встречу. Как ни старался Леонов направить обед в нужное русло, ничего из этого не вышло. До конца застолья так никто из моряков и не раскрепостился. Даже поросята, о которых так долго мечтал личный состав, оставались нетронутыми до конца официальной части нашей церемонии. В конце концов, офицеры догадались, что самым разумным в данной ситуации, будет их своевременный уход. Пусть наши морячки посидят за столом одни, быть может,  хоть поросят попробуют, а то ведь когда еще такая возможность представится. Был сделан перерыв, во время которого мы все вместе сфотографировались на память на крыльце столовой.   Моряки срочной службы отправились в обеденный зал к поросятам, а офицеры пошли отмечать свое возвращение на лоно природы. 

     Так завершилась моя вторая и последняя автономка.

     Перебирая в памяти и анализируя все события и эпизоды, связанные с моей службой на подводных лодках, я убеждаюсь во  мнении, что наиболее значимыми событиями в жизни каждого подводника являются дальние походы, которые любого члена экипажа испытывают на прочность. В условиях ограниченного жизненного пространства, монотонности, однообразия и скудности ощущений, хронического недосыпания важную роль играет фактор психологической совместимости. Оказавшись на длительное время в «железном ящике», не все могут это вынести достойно, некоторые члены экипажа теряют выдержку и самообладание, становятся излишне раздражительными, а порой и просто невыносимыми для окружающих. Для меня походные условия не явились камнем преткновения, мое психическое состояние всегда оставалось стабильным. За время плаваний меня ни разу не посетили чувства неприязни, гнева и злобы, я даже чувства раздражения ни в одном походе не испытал. В жизни на берегу я не был ангелом, моя горячность неоднократно подводила меня, в отсеке же  подводной лодки я преображался, становясь совсем другим человеком – доброжелательным, мягким, внимательным и терпеливым. Внутри меня «срабатывал» какой-то защитный механизм, после чего я погружался в качественно новое состояние, в котором я, как-бы, дистанцировался от всех невзгод и отрицательных факторов обстановки, умел посомотреть на себя со стороны. Временами мне казалось, что я смотрю какой-то мультфильм с занимательным  сюжетом. Спасало меня и чувство юмора. Мой сын считает эти особенности моей натуры проявлением самой обыкновенной инфантильности. Возможно, он в чем-то и прав. Мои восприятия многих суровых реалий походного быта по многим параметрам можно и впрямь отнести к разряду наивно-детских, но они выполняли функцию механизма, оберегающего мою психику от разрушения. Я и теперь верю, что счастлив тот человек, который в 30, 40 и 60 лет  сумел сохранить в себе детский взгляд на жизнь, хоть в чем-то остаться ребенком. Не знаю, как бы я себя повел в условиях более длительного плаванья, ведь походы на лодках других проектов могут продолжаться  по 6 и даже  по  10 месяцев, но месяц пребывания  в прочном корпусе я выдерживал легко. За свое поведение в обоих походах мне за себя  не стыдно.  По своему содержанию автономки были совершенно разными. Автономка – 1 проходила в каком-то восторженно-романтическом духе, воспоминания о ней окрашены сплошь в какие-то радужные тона. Удивительный по своему составу подбор членов экипажа обеспечил самые сердечные, бесконфликтные отношения на всем протяжении похода. Все задачи боевой службы были решены успешно. Автономка-2 развивалась уже совершенно по другому сценарию, в ней все, от начала и до конца, развивалось и проходило нелогично,  натужно, криво и горбато. Тяжело нам досталось. Но, даже в череде событий полных драматизма встречалось немало смешных эпизодов. Самое главное – мы вернулись домой. Судьба благоволила нам. За время службы на подводных лодках я не был награжден орденами и медалями. Единственной моей наградой был значок «За дальний поход». Я и сегодня отношусь к этому знаку отличия с большим почтением, считаю, что все мои медали, которые получил за время службы, меркнут по своей значимости в сравнении с этим кусочком металла, заработанного мной потом и кровью  в дальних походах.

Прочитано 3679 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь