1 июня 1974 года наша лодка вошла в воды Атлантики и погрузилась на глубину. Весь личный состав четко выполнял свои обязанности, неуклонно повышая свое мастерство. Днем было все как обычно: вахты, отдых, культурно-массовые мероприятия. Политработники продолжали надоедать народу предвыборными лозунгами. Откуда у них столько упорства? – думал я. – Неужели в социалистическом обществе кто-либо способен посягнуть на незыблемые устои нашей государственности? И  чего они, родимые, так  убиваются.

    В ночное время лодка всплывала в надводное положение для зарядки аккумуляторных батарей. Грохот лодочных дизелей раздавался на всю океанскую акваторию, окружающую нас. Вероятность нашего обнаружения возрастала из-за таких природных явлений, как белые ночи. Мы находились в северной части Атлантического океана, поэтому природа выступала не на нашей стороне. Я, как и прежде, нес вахту на мостике в то самое «собачье» время с 12 часов ночи до 4-х часов утра. Но иногда, зарядку батарей проводили в режиме работы дизеля под РДП, в этих случаях я был свободен от вахты. Кстати, под РДП наша лодка проходила в общей сложности 125 часов, что являлось рекордом для подводных сил Балтийского флота. Для мотористов обслуживание технических средств при этом режиме работы дизелей было не простым и очень ответственным делом. Их работа  требовала не только мастерства, но и большой концентрации внимания. Срочное погружение требовало от личного состава 5-го отсека четких, слаженных действий. Для курящего личного состава ход лодки под РДП был очень даже приятен, в это время можно было «прогуляться» в 5-й отсек и там спокойно курить. Это разрешалось действующими инструкциями. Спать, как обычно, приходилось урывками, где придется и как придется. Вечный недосып начал отражаться на состоянии здоровья всех членов экипажа. Я тоже не чувствовал бодрости и свежести, у меня появилась апатия, безразличие ко всему, я даже потерял контроль над временем. Засыпая где угодно, и пробуждаясь когда попало, я первым делом, старался отыскать  своим взглядом корабельные часы. Время, которое они показывали, не вызывало в моем сознании не отрицательных, не положительных  эмоций. Время 5 часов на циферблате не пробуждало в моем мозгу конкретных вопросов, типа, а что это - утро, или уже вечер? Да, какая в этом разница, - думал я, - не все ли равно. В первом походе я все лишения и тяготы переносил значительно лучше, у меня было больше положительных эмоций. В этом же походе много времени и сил отнимала учеба.

     Как и полагалось, мы вели активное наблюдение за различными надводными целями. Подводные цели нас также интересовали,  но после неприятного случая с нашим попаданием в рыболовные сети, оптимизма у гидроакустиков и командира заметно поубавилось.  Американские атомные лодки где-то были поблизости, но обнаружить их нашими техническими средствами было невозможно. Ну и пусть себе плавают на здоровье, не очень то они нам и нужны. Главное для лодки – это скрытность.

Однажды на лодке прозвучала аварийная тревога в связи с пожаром в 6-м отсеке, но пожар удалось быстро локализовать и потушить. На следующее утро следы гари и копоти по-быстрому закрасили, как будто и не было никакого возгорания. Приближалось время всплытия. У большинства моряков,  в связи с этим грядущим событием, настроение было приподнятым. Никто и не догадывался, чем для нас обернется утро 9-го июня. В 4 часа утра я сменился с вахты. Прослонявшись как неприкаяный в поисках койки, я дождался завтрака, решив поспать после его окончания. Завтрак закончился. Вестовой убрал посуду со стола. Усталый, но довольный, я занял диванчик в кают-компании (по левую сторону от стола) и блаженно растянулся на нем. Ноги мои были направлены к носовой части корабля, а голова – к кормовой. Заснуть я не успел. Прозвучали отрывистые сигналы, подаваемые ревуном (есть на лодках такое средство звуковой  сигнализации). Срочное погружение! Сколько их уже было за эту автономку, наверное, и не сосчитать. Не отреагировал я  на сигналы о срочном погружении, мне хотелось спать, мои веки смыкались от усталости. Вдруг я почувствовал, как мои ноги на диване стали подниматься вверх, а голова, соответственно, опускаться вниз. Открылись створки буфета, вся посуда, находящаяся в нем с шумом посыпалась на меня. Ощущение, когда тарелки, ножи и вилки валятся на твое лицо грохочущим потоком, не является самым приятным. Но в данном эпизоде просматривались вещи куда более серьезные, чем вывалившаяся посуда. Я понял, что мы проваливаемся на глубину с дифферентом на корму и этот дифферент огромен.

-Неужели это конец? – подумал я как-то вяло и отстраненно, будто это меня совершенно не касалось. 

Но, страха не было. Ко всему происходящему было полное безразличие. Моя роль в складывающейся ситуации была весьма пассивной, начальник медицинской службы не может выступать в роли спасителя лодки, у него другие функциональные обязанности. Но те люди, от которых что-то зависело, предприняли необходимые меры. Почти на предельной глубине лодка перестала проваливаться, она на короткое время как-бы замерла, а потом, как пробка, выскочила на поверхность. Что происходило в 3-м отсеке, я не мог увидеть, но по отрывкам услышанных фраз мне стало понятно, что наши механики не сидят,  сложа руки, они борются за спасение лодки, выполняя свою работу слаженно, деловито и без паники. 

О том, что произошло утром 9-го июня, я узнал чуть позднее из рассказов старпома и механика. События развивались следующим образом. Лодка находилась в позиционном положении (над водой выступает лишь боевая рубка, а все остальное находится в подводном положении). С помощью зенитного перископа была обнаружена воздушная цель - самолет. Команда «Срочное погружение» была выполнена без промедления, лодка пошла на глубину. К несчастью, в этот ответственный момент была допущена серьезная ошибка в эксплуатации технических средств. Не был обжат клапан точного приема на уравнительную цистерну. При отрицательной плавучести  лодка начала проваливаться на глубину с дифферентом на корму. Все развивалось очень быстро, даже стремительно. Счет шел на секунды. Еще немного и лодка будет раздавлена давлением морской глубины. Глубина 200 метров – это предел погружения для лодок нашего проекта. По команде центрального поста воздухом высокого давления были продуты цистерны главного балласта (ЦГБ). Баллоны ВВД (воздух высокого давления) были опустошены в одно мгновение. Были израсходованы даже запасы сжатого воздуха 1-й и 8-й групп баллонов ВВД. Эти группы называются командирскими,  и используются они только в самых крайних случаях.  Этот крайний случай и имел место с пл «С-283», несущей боевую службу в северной части Атлантического океана. Глубина океана, в том районе, где мы находились, составляла около 2-х километров. Показания глубиномеров свидетельствовали о том, что носовая часть лодки в самый критический момент погружения  находилась на глубине 130 метров, а кормовая часть была в это время на 160 метрах. Дифферент достигал 40-45∞, что было очень опасно и грозило самыми тяжелыми последствиями. Но все благополучно обошлось, бог в этот день был на нашей стороне. Если бы мы погибли, никто бы и не узнал об этом, нас бы посчитали пропавшими без вести. После всплытия лодка приступила к восстановлению запасов ВВД, израсходованных полностью. Компрессор 1-К работал в этот день очень долго. Больше мы не погружались. На 10-го июня у нас и так было запланировано всплытие, после чего лодка должна была лечь   на обратный курс, и направиться к родным берегам.

    Причины этого неприятного эпизода – усталость и потеря контроля за своими действиями со стороны одного из трюмных. Это тот самый случай, когда из-за невнимательности одного человека могли погибнуть все. Долгие годы я считал виновным в этом эпизоде  матроса М., которого наш командир взял в поход, в надежде сделать из него хорошего специалиста. Но, молодой матрос в данном случае был не виноват. Трагическую оплошность допустил один из опытных специалистов. Эти подробности мне стали известны совсем недавно от Бориса Найденова.

     Любопытна была реакция некоторых членов экипажа. Какого-то испуга, а тем более – паники, среди моряков не наблюдалось. Все происходило так стремительно, что даже никто испугаться не успел. Были индивидуумы, которые просто ничего не поняли, это были самые счастливые люди. Штурман лейтенант Замятин, находящийся в момент «срочного погружения» на своем боевом посту, как-то спокойно, с чувством некоторого сожаления произнес: «Вот черт! Не успел сходить покурить в 5-й отсек. Жалко». Над этой гениальной по своей наивности фразой все потом долго смеялись. Жизни не жаль, а жалко, что покурить не успел.

Все это было очень давно, но это было. День 9 июня навсегда вошел в календарь моих памятных дат, как день чудесного спасения. И как потом бы не складывались жизненные  обстоятельства, в этот день я регулярно предаюсь воспоминаниям  о днях минувших и выпиваю рюмку водки за удачу, сопутствовавшую нам в той драматической ситуации, когда гибель была рядом.