Оцените материал
(3 голосов)

12 апреля нас на автобусе повезли в Були на заслуженный отдых. После изнурительного похода все нуждались в реабилитационных мероприятиях. Помимо меня с командой направлялось ещё два офицера – замполит Глазков и механик Жидков. Замполит, ясное дело, был назначен старшим в нашей  группе. Тех, за кого мы отвечали головой, было не более двадцати человек. В число этих «счастливчиков» попали военнослужащие, не заслужившие отпуск по поощрению. Те же, кому был объявлен отпуск, до нашего возвращения из дома отдыха должны нести дежурно-вахтенную службу, и лишь дождавшись нас, разъедутся по домам. Но были и исключения из правил, некоторым военнослужащим можно было ехать в отпуск без промедления, их отсутствие не могло серьезно повлиять на боеготовность. Вместе с нами в автобусе оказались старослужащие, которым после завершения реабилитационного периода предстояло весёлое занятие – подготовка к ДМБ. Ехали с нами и те, кто не заслужил отпуск. В основном это были молодые матросы, но были и военнослужащие разных сроков службы, не проявившие себя в походе, имевшие замечания по воинской дисциплине. Отдельно решался вопрос по поводу жителя города Риги Николая Зубарева, после недолгих колебаний было принято решение отпустить его на побывку домой. Этот жест «доброй воли» произвел на нашего химика по профессии и философа по призванию сильное впечатление. Он не ожидал, что после всех его вольнодумных высказываний, кто-то может о нем позаботиться и отпустить к родным на побывку. Невероятная доброта Алексея Ивановича Глазкова по отношению к химику-санинструктору была продиктована и соображениями личной безопасности. Наш замполит знал, на что способен матрос Коля Зубарев. После неудачной дискуссии с подчиненным во время похода у Глазкова начал формироваться комплекс неполноценности.


     Дом отдыха «Були» был расположен в шести километрах от Риги, а если быть более точным - от Усть-Двинска, в живописном районе Рижского взморья. Сосновый бор, окружавший дом отдыха, выходил прямо к побережью Рижского залива. Неподалеку от нас протекала  река с романтическим названием Лиелупе. Со временем года нам  явно не повезло. Купаться в море в апреле месяце могут только «моржи» и самоубийцы. Но для того, чтобы отрешиться от прелестей замкнутого пространства лодочного отсека, даже такое неблагоприятное время вызывало массу положительных эмоций, приятно будоражило кровь. Кормили в доме отдыха по нормам автономного пайка, только вместо вина на обед давали фруктовые соки. Спальный корпус и столовая располагались в одном корпусе, здание было одноэтажным, не слишком новым и модерновым, но весьма добротным и уютным. Размещение офицеров и личного состава в палатах было удобным. Замполит Глазков отмежевался от нас, выпросив себе отдельную комнату, начальник все-таки, а мы с Владимиром Александровичем оказались в двухместном спальном помещении. Нашим  подопечным также предоставили нормальные условия проживания, разместив их по 4-6 человек в комнате. Наш Глазков сразу же по приезду предупредил меня с Жидковым, что «рулить» придется нам, а он будет отсыпаться, появляясь к народу эпизодически. Мы с Владимиром Александровичем отреагировали на решение замполита спокойно. И наш отдых начался. Рано утром мы с Жидковым просыпались и отправлялись на пробежку к морю, преодолевая на пути к нему  лесной массив с его дюнами и барханами. Погода стояла замечательная, дышалось и бежалось легко. Зарядившись энергией, мы возвращались к дому отдыха и руководили утренним распорядком дня. Личный состав с удовольствием выполнял гимнастические упражнения на свежем воздухе. Устав от гиподинамии, набрав в походе  лишний вес, наши моряки с удовольствием предавались занятиям физической подготовки. Никого не нужно было заставлять и упрашивать - все и так хорошо понимали значение физических упражнений, выскакивали на улицу и тренировались до седьмого пота. Памятуя о предстоящей проверке по физподготовке,  много внимания уделялось занятиям на перекладине.  Первое время получалось все очень коряво, но затем физические кондиции стали потихоньку восстанавливаться и «подъем переворотом» большинство военнослужащих стали выполнять играючи. Жидков по заявкам «трудящихся» систематически проводил показательные выступления, восхищая всех своей невероятной спортивностью. После зарядки всегда следовали водные процедуры, а затем наступало время завтрака. Первое время мы пытались пробудить нашего замполита, вернуть его к жизни, заботились о том, чтобы он смог позавтракать. Алексею Ивановичу такое вмешательство в его личную жизнь не нравилось, и мы с Жидковым перестали его тревожить. Иногда обстановка требовала принятия волевых решений, необходима была «отмашка» руководителя нашей «делегации». Мы заглядывали в комнату Глазкова, но видели лишь торчащие из-под одеяла желтые подошвы замполитских ног, расположенные под углом друг к другу. Голова Алексея Ивановича всегда находилась под одеялом, непонятно было, чем он дышит. Уловив признаки нашего присутствия, Глазков высовывал голову из-под одеяла и, не открывая глаз, недовольным, сонным голосом спрашивал.


-Ну, что-там ещё стряслось? Пожар? Наводнение? Война?


Большинство возникающих проблем мы в скором времени стали разрешать, не прибегая  к сановным указаниям нашего «вожака», олицетворявшего ум, честь и совесть нашей эпохи.

 

     Одна проблема все же заставила нас поднапрячься. Несмотря на внешнее благополучие, у нас с Владимиром Александровичем стали возникать подозрения о том, что наши морячки потихоньку «квасят». Персонал дома отдыха также сигнализировал нам о том, что видели наших подопечных, покупающих в магазине водку. Мы пытались пресечь каналы поступления спиртного к потребителям, но положительных результатов не добились. Продовольственный магазин находился напротив входных ворот в дом отдыха, а продавец немолодая женщина-латышка была заинтересована в денежной выручке от продажи. Нам она обещала не снабжать наших ребят спиртными напитками, но обещаний своих не сдержала и тропа в её заведение никогда не зарастала. А в принципе, на ком она еще могла выполнить план по продаже, как ни на самых благодарных покупателях, отдыхающих в доме отдыха. Говорили, что в интересах своей торговли, эта работница прилавка была готова продавать свой самый востребованный товар даже в ночное время.  Поймать на месте «преступления» наших военнослужащих мы долгое время не могли, они были неуловимы. Заходя в их спальные помещения, мы чувствовали что-то неладное, но доказательств у нас не было. Лица моряков хоть и были румяными, но это не могло быть веским аргументом. Запаха же алкоголя ни от кого не исходило, моряки чем-то его мастерски маскировали. На столе кроме поллитровой бутылки молока ничего не было. На эту бутылку мы много раз любовались, но ни одна мудрая мысль в голову так и не пришла. Замполит, наконец-то, выбрал свою норму сна и потихоньку начал возвращаться к жизни и трудовой деятельности. Наши заботы о судьбе личного состава, который водит нас за нос, откровенно издевается над нами, Алексей Иванович принял всем сердцем. Он вместе с нами начал участвовать в рейдах по спальным помещениям наших моряков. Мы терялись в догадках, плутали в дебрях логических рассужденияй, но все равно, в последний момент, наши мысли вновь и вновь возвращались к этой загадочной бутылке молока. А не здесь ли собака зарыта? И вот однажды мы втроём заглядываем на “огонёк” в комнату, где проживали наши старослужащие. На столе, как обычно, стоит бутылка молока, как всегда полная. Замполит подходит к столу и как-то мечтательно говорит: “Ой, что-то мне так молочка захотелось вдруг. Можно мне чуть-чуть отхлебнуть из вашей бутылочки?»  И не ожидая разрешения, Алексей Иванович уверенным движением наливает из бутылки в стакан жидкость отнюдь не молочного цвета. Сделав несколько глотков, наш замполит говорит своим торжествующим голосом: “Ну что, орёлики, попались?» Наши морячки сразу же «скисли» и повесили свои носы, они не ожидали, что их секрет так быстро раскроется. В целях конспирации они снаружи покрыли молочную бутылку аккуратным слоем белой краски, а внутрь бутылки наливали самую обыкновенную водку. Идея была богатая, но офицеры сумели разгадать этот «ребус-кроссворд». Глазков серьёзно предупредил наших подопечных, что, не задумываясь, отправит на гауптвахту первого же попавшегося во время покупки или проноса спиртного в расположение зоны отдыха. Своё слово Алексей Иванович сдержал. Буквально на следующий день в момент покупки бутылки водки попался матрос Христюк. Я уже упоминал о неудачливости этого военнослужащего. На построении личного состава Христюку было объявлено взыскание – трое суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. В тот же день мы с Жидковым сопроводили  нашего арестованного на «губу». Помимо документов на Христюка мы захватили с собой и небольшой презент для начальника гауптвахты – бутылку спирта и банку воблы. Без этих подарков нашего моряка могли просто не принять на «постой». Порядки на рижской гауптвахте мне были хорошо известны ещё со времен пребывания в ремонте лодки «С-381», на которой я еще совсем недавно служил. В те недавние времена мне, а также другим офицерам волошинской лодки, неоднократно приходилось определять на «губу» недисциплинированных военнослужащих. Без подарков в это заведение лучше было не совать свой нос, под любым предлогом нас могли «отфутболить» обратно в часть, но стоило проявить своё уважение к руководству, как перед нами готовы были немедленно распахнуть все двери.


-Да, пожалуйста, оставляйте своего матросика, места у нас есть. – Говорил нам начальник гауптвахты с услужливым видом. – Если вам понадобится продлить время ареста, то я весь к вашим услугам, буду содержать арестованного столько, сколько вам понадобится.

 

За прошедшие 2 года порядки на гарнизонной гауптвахте не изменились. Руководитель исправительного учреждения с чувством глубокой благодарности принял наши подношения и пообещал содержать нашего подопечного до окончания срока нашего отдыха.


-Если понадобится, приводите ещё своих моряков, найду для них места «отдыха», без работы они у меня не соскучатся.


Выполнив почётную миссию по доставке арестованного к месту лишения свободы, мы возвратились в Були. После отправки Христюка на губу, народ присмирел, желающих последовать его примеру не нашлось. Наши моряки, пораскинув мозгами, пришли к выводу, что отдыхать лучше в доме отдыха, нежели в «местах заточения». А Дима Христюк просидел на гауптвахте до конца нашей командировки, его отпустили в самый последний момент, в день нашего отъезда в Палдиски. Он хорохорился, бравировал, но всем было жаль его, уж слишком фальшивой получалась у него красивая мина при плохой игре.


     Ежедневно в предобеденные часы я обеспечивал  посещение нашими моряками стоматологического кабинета. В доме отдыха «Були» не было никаких врачей-специалистов кроме стоматолога. После первого же проведённого осмотра стало ясно, что в лечении нуждаются почти все подводники, включая офицеров. Эта новость меня изрядно удивила, ведь еще перед уходом в автономку усилиями  стоматолога медпункта береговой базы удалось достичь стопроцентной санации всего личного состава. За полтора месяца зубы у моряков заметно подпортились, некоторым потребовалось один-два визита в кабинет стоматолога, а большинству пришлось ходить на лечение каждый день. Но наши моряки ходили на лечение к стоматологу добровольно, без всяких мер принуждения с нашей стороны. Они понимали, что таких идеальных условий для лечения им может больше и не представится за время дальнейшей службы.

 

     Все свободное время в дневные часы личный состав проводил в спортивном городке. Игра в волейбол и футбол стала хорошей встряской организма после месячного бездействия. В вечернее время в клубе дома отдыха организовывался просмотр художественных фильмов. Фильмы показывали старые, иногда просто древние. Если кинокартину «Свадьба в Малиновке» еще можно было как-то смотреть, то просмотр «Чапаева» превращался в сплошное оскорбление памяти народного героя. В тот период времени весь фильм был разобран на цитаты, игравших роль отправной точки для создания анекдотов. Время Штирлица еще не наступило, поэтому народ с наслаждением оттягивался на Василие Ивановиче. Во время просмотра кинофильма, то с одной, то с другой стороны зрительного зала раздавались реплики в тему того или иного эпизода фильма. «Василий Иванович, там белого привезли, - звучало с экрана, и весь личный состав, озвучивая роль артиста Бабочкина, выкрикивал с мест. -  А, сколько ящиков?» Досталось и другим эпизодам бессмертной кинокартины братьев Васильевых. Во время всего киносеанса смех в зале не умолкал.


     Культурная программа нашего отдыха, впрочем, заключалась не только в просмотре кинокартин. В дни нашего пребывания на латвийской земле были организованы посещения театров, концертных залов. В театре русской драмы мы с удовольствием посмотрели спектакль «С любимыми не расставайтесь», в одном из концертных залов (уже не помню в каком) перед зрителями выступил кубинский ансамбль «Калор де Куба». Знаменитая песня «Гуантанамера» повторялась на бис несколько раз. Голос у певицы был неважнецкий, грубоватый и сиплый, но своим задом она крутила просто гениально, как пропеллером. Чернокожие оркестранты темпераментно выдавали «на гора» популярные латиноамериканские мелодии и ритмы. Танцевальная группа ансамбля лихо отплясывала румбу и другие зажигательные танцы народов Латинской Америки. Впечатление от кубинского ансамбля осталось весьма приятным. С Кубой мы в то время дружили, поэтому и к искусству острова Свободы мы относились со всей теплотой и симпатией. Не оставило нас равнодушными и посещение знаменитого Домского собора. Мне уже не раз приходилось слушать в зале собора органную музыку, а наши моряки впервые испытали глубокие чувства от благородного звучания знаменитого музыкального инструмента. Фуги И.С.Баха, вероятно, еще долгое время звучали в душах наших моряков, никогда ранее не слышавших ничего подобного. 


     Весьма интересной получилась поездка в Сигулду, которую знатоки и снобы вполне заслуженно сравнивают со Швейцарией. Об этой поездке у меня также остались воспоминания. Путь от Булей до Сигулды на автобусе  оказался неблизким. Два часа мы ехали в одну сторону и такое же время добирались обратно. О красоте латвийской Швейцарии можно было только догадываться, если сильно напрячь воображение. В третьей декаде апреля ещё не было малейшего намёка на распускание листвы на деревьях и кустарниках. Прошлогодняя пожухлая трава грязно-серого цвета  дополняла унылый пейзаж. Турайдский замок,  легенда о Турайдской Розе вызвали определённый интерес экскурсантов, хотя чувствовалось, что все ожидали чего-то большего. Женщина-латышка, которая приехала вместе с нами на автобусе, выполняла функции гида. Её рассказ о достопримечательностях этого сказочного места мы прослушали с вежливым вниманием, но поскольку всё вокруг было пасмурно, серо и безжизненно, то большого одухотворения никто не испытал. Где-то там внизу бурлила река Гауйя, два её берега с крутыми склонами сплошь поросли деревьями и кустарниками. Отсутствие хвойных деревьев по берегам реки сильно обедняли цветовую гамму. В то же время, несмотря на однотонность и блеклость красок, перспектива сказочного преображения данного участка прибалтийской природы в недалеком будущем  была вполне реальной. К самой реке мы все-таки спустились по каменной лестнице, имевшей 124 ступеньки. Подъем в обратном направлении отнял не слишком много сил. Облюбовав одну из ровных лужаек на вершине склона, и еще раз подюбовавшись панорамой местности, наши моряки с большим удовольствием поиграли в футбол. Наступило время обеда. Пищу доставили нам в термосах автобусом, в котором мы ехали. Нагуляв волчий аппетит, моряки с жадностью набросились на еду, которая благодаря термосам почти не растеряла своего тепла. Лишь один человек в нашей группе почти ничего не ел. Это был замполит. Видимо, он что-то замышлял, а что конкретно – мы  не могли догадаться.  На обратном пути причина странного поведения Алексея Ивановича прояснилась. На горизонте показался населённый пункт под названием Валка. Глазков попросил водителя автобуса свернуть направо, через каких-то 150 метров мы оказались около пивного бара. Пивными барами в начале 70-х годов было трудно кого-либо удивить, их было много, все они были посещаемы. Но этот бар выгодно отличался от всех, ранее виденных нами. Вид снаружи был весьма оригинальным, внутренний же интерьер этого питейного заведения был исполнен хоть и неброско, но содержал национальный колорит. О посещении этого бара наш замполит мечтал с самого первого дня нашего пребывания на отдыхе. Кто же так живописно обрисовал нашему Алексею Ивановичу достоинства этой пивнушки? Неизвестно. Только идея ее посещения прочно засела в его голове. Зная особую приверженность Глазкова к популярному напитку, нетрудно было предугадать ход его дальнейших действий. Мы не ошиблись в своих прогнозах. Алексей Иванович пригласил всех экскурсантов в бар. Нашего экскурсовода он также пригласил. Далее Глазков сделал «царский жест», разрешив всем выпить пива столько, сколько каждый пожелает. Пиво подавали в глиняных кружках небольшого объема. Пиво было тёмным, ячменным. К пиву прилагались соленые сухарики. Сервис был на высоте, мы сразу это оценили. Восседать на высоких табуретах в полусумрачном зале и потягивать пивко, заедая его солёными сухариками, – это ли не волшебная сказка. Но насладиться ячменным пивом в полной мере никому не удалось, потому, что обильный обед на свежем воздухе не оставил никакого свободного  пространства  в желудке. Даже по две кружки большинству  из присутствующих в баре не удалось осилить. А замполит, торжествуя, заказывал себе всё новые и новые порции пенного напитка. Кое-кто из моряков с завистью наблюдал за тем, как оттягивается наш политработник. А я подумал, - и куда он так жадничает, ведь надорвется же.  Покидая питейное заведение, замполит сделал еше один  широкий жест, он расплатился  за всю компанию. Настроение у Алексея Ивановича было приподнятым, он весь светился какой-то глуповатой радостью, видимо он поймал хороший кайф и теперь предвкушал сытый и безмятежный  отдых на оставшемся отрезке маршрута нашего движения. Наш замполит и не предполагал, чем обернётся для него эта неумеренность, а точнее – жадность в употреблении пива. Пиво оказалось намного коварнее, чем ожидалось. Наши морячки, усевшись на сидения автобусного салона, быстро разомлели, и вскоре погрузились в сон. Матрос Фрига еще пытался какое-то время «мучить» свой аккордеон, а потом вырубился и он. Офицеры, как и положено, бодрствовали, в спячку впадать не хотели. Когда наш автобус преодолел несколько километров, мы с Жидковым обнаружили, что наш замполит как-то странно ведёт себя. В облике нашего партийного вожака  появилось беспокойство, он начал ёрзать. Лицо разрумянилось, глаза заблестели. И что это с ним такое? – Подумали мы. - Уж не заболел ли? Но ларчик открывался просто. Алексею Ивановичу просто захотелось выйти на свежий воздух и помочиться. Его так «припёрло», что терпеть просто не было сил. 


    - Остановите  автобус! Выпустите меня! – Простонал замполит.


 Водитель остановил автобус, и Глазков со скоростью ветра помчался к ближайшим кустам. Исполнив свое  заветное желание, замполит вернулся на свое место в автобусе,  и даже попытался заснуть, но мочевой пузырь вновь предательски напомнил о себе. Ячменное пиво не было очень хмельным, зато обладало ярко выраженным мочегонным действием.  Вскоре нашему водителю снова пришлось останавливать автобус по просьбе нашего страдальца, любителя ячменного пива. Бежать было некуда, ни деревьев, ни кустиков на том участке дороги не просматривалось. Но замполиту было уже не до сентиментов, он уже начал утрачивать высокие моральные принципы советского офицера-политработника. Неукротимые позывы со стороны мочевого пузыря медленно, но верно стали превращать Алексея Ивановича в самое обыкновенное животное, обладающее скудным набором самых примитивных инстинктов. Начал он помаленьку утрачивать и стыдливость. В этом болезненном состоянии он уже не мог называть себя Homo sapiens, что в переводе с латинского означает–человек разумный. В эти минуты он не был разумным, он был, скорее всего, безумным. Выскочив из автобуса на обочину дороги и, не обнаружив следов какой-либо растительности по обе стороны дороги, наш зам забежал за автобус и окропил своей струёй заднее колесо. До въезда на территорию Риги замполит сделал еще одну аварийную остановку. Наши моряки на первую остановку по требованию почти не прореагировали, на второй остановке - насторожились, а на третьей – уже откровенно развеселились. Столица Латвии довольно крупный город, преодолеть все его улицы и перекрестки на одном дыхании очень сложно, для того чтобы выехать за этого мегаполиса требуется время. Не успели  мы проехать и треть  пути по территории латвийской столицы, как замполит вновь попросился выйти. Его душераздирающий крик: «Остановите автобус! Выпустите меня!» – Был встречен пассажирами автобуса с чувством ликования. Все, кто находился в автобусе, уже не могли сдержать себя, все наглым образом ржали, как лошади, смеялась и женщина-экскурсовод. А замполит, выскочив из автобуса, шмыгнул в ближайшую подворотню, где и удовлетворил свою низменную потребность. Оставшуюся часть пути до Булей мы доехали спокойно, без остановок. Алексей Иванович успокоился, отупел и затих, больше мы его не видели и слышали.  В сущности, все только что рассказанное мной, – не более, чем забавный эпизод из жизни отдыхающих, пустяк, не заслуживающий внимания. Но эти глупости отпечатываются, порой, в памяти гораздо лучше, чем серьезные и умные вещи. Минздрав не зря предупреждает, что «потребление пива в неумеренных объемах может быть опасно для Вашего здоровья». Иногда здоровье может и не пострадать, а вот репутация…


   Последние дни нашего пребывания в доме отдыха прошли спокойно, мы начали потихоньку готовиться к отъезду. Повсеместно, накануне очередной годовщины со дня рождения великого вождя, организовывались и проводились субботники. Наш дом отдыха не стал исключением из правил. В субботнике приняли участие сотрудники учреждения и наш личный состав. День был тёплый и солнечный. Из репродуктора по всей территории разносилась бодрая музыка, изредка прерываемая обзорами новостей. В тот день наша страна отмечала 90-летие маршала Будённого. Многие из участвующих в субботнике были удивлены, что великий кавалерист времён Гражданской войны не умер, что он, оказывается, еще жив, бодр и весел.


     Вскоре мы вернулись в Палдиски, где нас ожидали большие дела.


    Учитывая  мои заслуги перед Отечеством, командир лодки Томач предоставил мне на майские праздники 2 выходных дня. Щедрость командира меня очень удивила и обрадовала. Это был первый случай за годы моей службы, когда вот так, нежданно-негаданно, как гром среди ясного неба, я получил такой  драгоценный подарок, - меня отпустили к семье на целых два дня. Я чуть не захлебнулся от радости, бежал домой с эти потрясающим известием, не чуя ног.  Впервые за все последние годы передо мной открылась перспектива полноценного общения с семьей, не наспех, не как попало, а спокойно, размеренно, без всякой спешки. 1-го мая в нашем гарнизоне состоялся военный парад. После торжественного подъема военно-морского флага состоялось традиционное прохождение воинов гарнизона по центральной улице города. Как приятно было мне наблюдать этот парад со стороны. Я и члены моей семьи выступали в роли зрителей. Погода была чудесная. В унисон природе, светло и радостно откликалось мое сердце, оно трепетало. Когда парадные колонны проходили по улице Лауристини, жители города Палдиски приветствовали моряков радостными возгласами и маханием красных флажков. А вот и колонна нашей бригады. Впереди, как и положено, марширует командир соединения Мартинсон. Стройный, седовласый, в  парадной форме, с кортиком на боку, - он красив,  как бог. Заметив меня в толпе зевак, Феликс Густавович покачал головой, будто осуждая мое отсутствие в строю. Его укоризненный жест не произвел на меня должного впечатления.


-Уж такого, доктор Викторов, я от тебя никак не ожидал, - думал, наверное, командир бригады в эти минуты, наблюдая за моей безмятежной праздностью. 


Второго мая мы с Аллочкой накрывали дома стол, к нам в гости должны были придти Световидовы. И вот, праздничный стол накрыт, гости на пороге нашей квартиры. Я пошел на улицу звать своего сына, сообщить ему  радостное известие, что Димка Световидов уже находится у нас и ждет своего друга. Но Саши на улице не было. Я оббежал ближайшие дворы, но все было напрасно, сына не было и там. Расстроеный я вернулся домой, чтобы сообщить новость о пропаже ребенка. Жена восприняла мое сообщение панически, со слезами и причитаниями. По факту пропажи мальчика Саши Викторова нами был разработан план поисковых работ. Покинув праздничный стол, мы вышли на улицу, и приступили к розыску нашего ребенка. Совместными усилиями мы «прочесали» весь город, обследовали каждый его уголок.  Но Саши не было нигде. У жены случилась самая настоящая истерика, она рыдала. Ее настроение передалось и всем окружающим. Поиски продолжались уже около 3-х часов. Безудержная родительская фантазия рисовала ужасные, душераздирающие сцены, одна страшнее другой. Мы уже обратились в комендатуру за помощью. Военные тут же откликнулись на нашу беду, они пообещали расширить зону поисков, осмотреть прилегающие окрестности, в том числе и лес. Но приступить к розыску потерявшегося ребенка военные не успели. Саша нашелся. Пробегая уже, наверное, в десятый раз по улицам Палдиски, я заметил сына, стоящего на крыльце гостиницы.  Радости моей не было предела. У меня даже не было сил поругать его. Как выяснилось, Саша решил навестить своего товарища по детскому саду, который со своими родителями проживал в одной из гостиниц. В гостиничном номере Саша заигрался со своим приятелем и забыл про все на свете. Потрясение, испытанное моей женой, было столь велико, что она не могла успокоиться еще некоторое время после возвращения «блудного сына». За стол вместе со Световидовыми мы, конечно, сели. Выпили и закусили. Но настроение было уже испорчено, так что праздничного веселья не получилось.  Спасибо тебе, Саша, ты у нас большой затейник. Этот праздник нам надолго запомнится.

Прочитано 3398 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь