До окончания  автономки оставалось не более двух дней. Еще немного терпения и все мы вновь увидим заветный берег. Но встреча с родной землей в планируемые сроки не состоялась, потому что мы получили радиограмму, содержащую распоряжение о заходе в польский порт Свиноустье. Нам предстояло участие в отработке задач ПЛО для надводных кораблей бригады ОВРа, входящей в состав сил Балтийского флота. Нельзя сказать, что известие о заходе в иностранный порт нас сильно обрадовало, но и огорчения мы не испытывали. Хоть и говорят, что курица – не птица, а Польша – не заграница, но даже и такой «полузаграницы» никому из членов экипажа ни разу не довелось увидеть в своей жизни. Заход в иностранный порт осуществлялся с помощью лоцмана, без его помощи нам трудно было-бы одолеть незнакомый фарватер. Ранним апрельским утром мы уже швартовались у польского причала. Утро еще  толком не наступило, до завтрака оставался целый час, но все моряки уже проснулись и находились в состоянии лёгкого   душевного возбуждения.  Все предвкушали встречу с неизведанным, ведь любознательность в нас заложена от рождения. Бывают, конечно, не любознательные люди, равнодушные ко всему новому, интересному, - эти индивидуумы вызывают у меня чувство искреннего сострадания. Нелюбознательные люди, на мой взгляд, примитивны и скучны, у них плохо развита фантазия, с чувством юмора также не все обстоит гладко. Эти люди основательны, надежны и конкретны, но, в тоже время, они ущербны. Впрочем, это мое субъективное мнение, которое я не собираюсь вам навызывать. Вдруг кого-то нечаянно обижу. Боже упаси!

     Наше следование по фарватеру и заход в незнакомую гавань сопряжен с невероятной активизацией деятельности нашего штурмана, который носится как угорелый на мостик и обратно. Для ускорения своих перемещений Гена Зелюков игнорирует преодоление последних ступенек трапа, а просто прыгает в центральный пост с неприличной высоты. В одном  из таких свободных падений Зелюков едва не нанес серьезную травму капитану 2-го ранга Богрецову, который в это время, совершенно случайно, подходил к трапу, ведущему на мостик. Несмотря на полусонное состояние Владимир Васильевич, тем не менее, был исполнен чувством здорового любопытства.

- Надо же, в Польшу пришли, - бормотал Богрецов себе под нос, - надо-бы выйти в город на полячек посмотреть, говорят, что очень красивые они.

Но планам Владимира Васильевича не суждено было осуществиться. Сближение его с трапом совпало по времени с очередным сиганием с высоты нашего «гутаперчивого» штурмана. Богрецов взялся руками за поручни трапа и  начал поднимать свою голову, но, в этот момент, нога падающего с высоты Зелюкова угодила в лицо капитана 2-го ранга.

Ты что? Да, ты что?! – Только и смог проговорить Богрецов, от неожиданности он не смог даже как следует рассердиться на штурмана.

 Когда Владимир Васильевич появился в кают-компании, все обратили внимание на его помятую физиономию. Верхняя губа была распухшей и выпячивалась далеко вперед. Богрецову еще повезло, удар зелюковским ботинком был  нанесен не по прямой, а по касательной траектории. Но, как-бы то ни было, с таким лицом нельзя было показываться на улицах польского города. Что могут подумать местные жители о нашей стране, увидев такую рожу? Престиж государства нельзя ронять.

     В первый день нашего пребывания в Свиноустье  совместной работы в море с надводными кораблями бригады не проводилось. Отработка задачи должна была состояться на следующий день. Руководители учения успели побывать на борту нашей лодки, в каюте командира они обсуждали детали предстоящих мероприятий в море. Среди офицеров, принимавших участие в совещании в каюте командира, был немолодой капитан 2-го ранга, который, судя по его поведению, был знаком с нашим Виктором Тимофеевичем. Думал ли я тогда, что в скором времени мне придется служить под началом этого офицера. В 1975 году я буду направлен для дальнейшего прохождения службы в 234 дивизион противолодочных кораблей в порт Зассниц (ГДР) на должность дивизионного врача. Судьбой мне было  предначертано перейти из подводников в надводники и даже, более того, - в противолодочники. Капитан 2-го ранга Гаврилов Валентин Константинович, так звали моего будущего начальника, действительно был знаком с Томачем по совместной службе в полярном городе Лиинахамари. А пока мои начальники, настоящий и будущий, о чем-то оживленно разговаривают. Наряду с деловыми вопросами, касающимися подробностей предстоящего учения,  сквозь полуоткрытую дверь командирской каюты ло нашего слуха доносятся и обрывки разговора, чисто бытового содержания. Наш гость говорит очень образно, но речь его засорена ненормативной лексикой. С этим матерщинником мне еще предстоит знакомство и совместная служба. А пока, я нахожусь в полном неведеньи, относительно путей и направлений моей флотской карьеры. Нам не дано предугадать свое будущее, и это хорошо. Лучше его не знать.

     Мы прибыли в Свиноустье в субботу. Свободное время мы решили посвятить осмотру городских достопримечательностей. Командир разрешил нам сход на берег, предупредив о том, чтобы держались кучей, а не разбредались кто куда. Да, мы и сами это понимаем. В чужом, незнакомом городе можно ведь и заблудиться. Перед выходом мы принарядились. Целый месяц мы не надевали на себя кителя, шинели и форменные фуражки. Основной формой одежды в походе является комбинезон, пилотка и тапочки с многочисленными дырками, обеспечивающими лучшую вентиляцию  ступней ног. Наша офицерская форма после длительного простоя приобрела нетоварный вид, после надевания ее мы чувствовали себя какими-то инопланетянами, сидела на нас она мешковато. Непросто было отыскать наши форменные фуражки. Сережа Световидов, не найдя свой головной убор, нахлобучил на себя фуражку с разломанным по середине козырьком. Эта фуражка находилась во 2-м отсеке с незапамятных времен, кто был ее хозяином – неизвестно. Когда Световидов надел на себя этот головной убор, со всех сторон раздался смех при виде этого уморительного зрелища. Фуражка была нашему минёру явно мала, он с трудом прикрывала макушку его крупной головы. Дополнением к портрету советского морского офицера являлись космы давно не стриженных волос. Они торчали во все стороны из-под фуражки, расколотый козырек которой напоминал забрало шлема древнего рыцаря. Особых слов заслуживала борода, которую так бережно и тщательно лелеял Сергей Дмитриевич во время похода. Размеры бороды достойны отдельного разговора. По сравнению с извечной щетиной тележурналиста Михаила Леонтьева, растительность на лице нашего минного офицера выглядела явно предпочтительнее, хотя до бороды Льва Николаевича Толстого ей было еще очень далеко. Для такой увесистой метелки (или лопаты) и целого года автономного плаванья было-бы недостаточно. А вообще, по моему мнению, всё это несусветная глупость и мальчишество.

      Итак, мы были готовы отправиться на экскурсию по городу. На прощание на нас посмотрел командир, он критически отнёсся к нашему внешнему виду. Когда разглядывание наших достопримечательностей закончилось, командир молвил нам своим спокойным и слегка усталым голосом.

Вид у вас, товарищи офицеры, как у анархистов. До прихода в Балтийск настоятельно советую всем привести себя в порядок. Вам, Световидов, не идёт борода, сбрейте её как можно скорее. Всем нужно подстричься, в том числе и мне. В Балтийске нас будет встречать штаб флота во главе с Командующим. Понимаете, что это значит?

     Мы все это, конечно, хорошо понимали, в знак согласия кивали командиру своими головами, мысли же наши были заняты другим, мы сгорали от нетерпения поскорее очутиться на улицах Свиноустья. Старшим в нашей экскурсионной группе был назначен старпом Казанцев, он, конечно, не мог претендовать на роль гида, поскольку, также как и мы впервые оказался в этом незнакомом городе с этим странным свинным названием. Задача старпома была предельно проста, он должен был обеспечить порядок, чтобы в глазах  польских жителей не уронить честь советского офицера. Сначала мы воспользовались советом одного из офицеров, участвовавших в совещании на нашей лодке. Он посоветовал нам отправиться в расположение штаба бригады и воспользоваться там услугами политработников. Эти ребята знают, чем занять гостей. Мы  воспользовались  ценным советом, и пошли на поиски штаба бригады, найти его оказалось несложно, дорога до него была почти прямая, никаких закоулков и поворотов на нашем пути не встретилось. Каждому из нас хотелось купить какой-нибудь сувенир на память  о посещении Польши, но в наших карманах были лишь десятирублевые советские денежные купюры, обмен которых на польские злотые представлялся нам на уровне денежных валютных махинаций, грозящих каждому из нас лишением свободы на энное количество лет. Проходя улицами польского города, мы обратили свое внимание на невероятную чистоту улиц, идеальное состояние газонов.  Покурив на ходу, наш старпом сильно задумался о чем-то, а потом произнес удивительную по своей простоте и исренности фразу: «Что за чёрт! Куда мы попали? Сигарету докурил, а окурок бросить некуда – такая чистота кругом, что,  аж противно  становится на душе».

Мы тоже пережили это изумление и были полностью солидарны с высказаванием старшего помощника. Когда мы появились в расположении штаба, нас уже ожидал работник политического отдела, который и предложил нам план действий. Зная о нашем суровом быте, офицер политотдела предложил нам помыться в бане.

Баня у нас хорошая, с парилкой. Сегодня в бане был женский день, но теперь помывка уже закончилась, и вы спокойно можете смыть с себя лодочную грязь.

Нам идея с баней понравилась, и мы отправились отпаривать свои заскорузлые тела.  Но ожидаемого эффекта не получилось, никакой обещанной парилки не было и в помине, в банном зале вообще было холодно. Кое-как поплескавшись чуть тёплой водичкой, мы, сильно разочарованные, покинули эту «хваленую» баню. Пока мы ожидали нашего знакомого политработника, нам удалось посетить военторговский магазин, расположенный на территории штаба. Обращаться к продавщице с нашими десятирублёвками было страшновато, но мы рискнули, и пошли с ней  на контакт, презрев все запреты. На нашу просьбу обменять деньги  работница торговли охотно согласилась. На польские деньги я тут же купил игрушку для своего сына, модель «Мерседеса-Бенц» образца 30-х годов. Игрушка была очень красивая, но маленькая и хрупкая на вид. Сашка ей ума вставит, - думал я, - не долго он будет её мучить. Мое предчувствие вскоре оправдалось, сынуля, действительно, за считанные минуты расправился с этой машинкой, оставив от нее рожки, да ножки. Моему примеру последовали еще некоторые офицеры, имевшие маленьких детей. Но нашего старпома игрушки интересовали меньше всего, Казанцеву очень хотелось попробовать польского пива, об отменных вкусовых качествах которого уже успели рассказать наши новые знакомые. Выполнить намеченную программу старпому удалось, но это произойдет чуть позднее. А пока нас ожидал еще один, на этот раз, приятный сюрприз. В доме офицеров должен был состояться концерт ансамбля песни и пляски Северной группы войск. Нас пригласили на концерт и мы не пожалели о времени, проведенном в зрительном зале. В ансамбле был очень сильный состав певцов и танцоров, некоторые вокалисты вполне могли украсить своим присутствием сцены лучших оперных театров страны. Концерт сопровождал прекрасный конферанс в исполнении симпатичного ведущего, сыпавшего направо и налево шутками, полными остроумия. Я не услышал ни одной пошлой и банальной шутки. Все, что прозвучало из уст конферансье, было неожиданно, смешно и ново. Юмор был добрый. После этого концерта настроение наше резко улучшилось, в этом приподнятом, одухотворенном состоянии мы и вернулись на корабль. Любители пива после концерта заглянули в бар дома офицеров, где и насладились этим популярным напитком. По словам Казанцева пиво было светлым, мягким, но коварным. Средь полного благополучия нежданно-негаданно наступало состояние опьянения. От нашего «жигулевского» такого эффекта не бывает. Резюме дегустаторов было кратким – польское пиво -  хорошее.

     На следующее утро мы вышли в море для совместной работы с кораблями ОВРа. Поиск надводными кораблями нашей лодки прошел успешно, что свидетельствовало об их хорошей  противолодочной подготовке, но, скорее всего, наш командир просто подыграл братьям по оружию. Задерживаться в Свиноустье на длительный срок нам не хотелось, дома нас ждали семьи, поэтому Виктор Тимофеевич помог надводникам-противолодочникам поверить в свои силы, наполнить их сердца чувством гордости за одержанную «победу». По окончании третьего дня совместных маневров все мероприятия по отработке противолодочных сил были завершены, и мы получили «добро» на возвращение домой. На подходе к Балтийску мы в авральном порядке наводили на лодке порядок, всё мыли, чистили и драили. Во время нашего плаванья чистота и порядок в отсеках лодки поддерживался неукоснительно. Виктор Тимофеевич оказался ярым приверженцем чистоты и порядка. Мне было очень приятно, что в лице своего командира я нашел единомышленника, разделявшего все мои взгляды по вопросам гигиены и чистоты окружающего пространства. Все члены экипажа, исполненные чувством ответственности, приводили свой внешний вид в порядок, стриглись, брились, подшивали чистые белые подворотнички к горловинам своих кителей. С печальным видом Серёжа Световидов прощался со своей бородой, он к ней уже успел привыкнуть и даже прикипеть всей душой, но распоряжение командира Серёжа нарушить не посмел. Удалось нашему минёру отыскать и свою фуражку, она была им забыта в 1-м отсеке. Но моряки БЧ-3 не позволили своему командиру «опростоволоситься» и сберегли его головной убор в целости и сохранности. На горизонте показался Балтийск, мы получаем разрешение на вход в базу и следуем по направлению к третьему бассейну, у причалов которого всегда швартуются лодки. Мы ошвартовались. На пирсе нас уже ожидают офицеры штаба флота. Весь личный состав по приказанию командира построен на верхней палубе. Спускается трап. Наш командир направляется строевым шагом навстречу командующему, он рапортует о выполнении боевой задачи. Адмирал Владимир Васильевич Михайлин не может сдержать радостной улыбки. После принятия командирского рапорта он о чем-то вполголоса беседует с Виктором Тимофеевичем. Смысл этой беседы стал нам понятен через несколько минут. Командующий флотом решил поблагодарить нас за службу. Мы спускаемся по трапу на причал и строимся в две шеренги. Командующий произносит слова благодарности в наш адрес, мы в ответ кричим  «ура». Всё складывалось замечательно до тех пор, пока Михайлин не обнаружил в строю бородатого офицера, это был Казаков с его бородой под номером 13. Владимир Васильевич не смог сдержать свое негодование и, пренебрегая элементарной субординацией, как коршун напал на нашего друга. Контакты командующего со штурманом Казаковым имели довольно продолжительную историю, они место на протяжении ряда лет. Михайлин даже сумел запомнить фамилию этого возмутителя спокойствия.

-А это опять ты, Казаков. Ты что, снова бороду отрастил в походе? Сколько раз тебя можно предупреждать об этом?  И откуда в тебе это упорство берется?!

  Все мы были поражены этой переменой в настроении командующего флотом, его нарочито грубым поведением. Нас эта безобразная сцена очень огорчила. Владимир Васильевич Михайлин внешне выглядел очень привлекательно. Высокий, крупный, обаятельный мужчина в расцвете лет. Он всегда держался с каким-то аристократическим достоинством и спокойствием. Одним словом – настоящий адмирал. Но в случае, связанного с рыжей бородой штурмана Казакова, Михайлин вел себя, как самый забубёный генерал. Наблюдая за гневом командующего, у многих из нас возникли ассоциации  с генералом Топтыгиным. Вместо обаятельного адмирала, перед нами предстало самое обычное генеральское существо, в сапогах, в галифе с красными лампасами и луженой пастью.  Но, Евгений Иванович Казаков воспринял психическую атаку Михайлина с удивительным спокойствием, он, оказывается, уже, многократно вызывал гнев адмирала при возвращениях из автономок, но выводов для себя  не делал, а будто намеренно лез на рожон, считая нападки командующего флотом проявлением его невоспитанности. После завершения автономки наш командир подавал списки на поощрение моряков, отличившихся в походе. Штурман Казаков был представлен на поощрение властью командующего флотом. Увидев в списке фамилию Казакова, Михайлин на короткое время задумался.

-А, помню, помню. Это тот, который с бородой. – промолвил адмирал, с наслаждением вычеркивая фамилию кандидата, выдвинутого на поощрение.

    Ступив на родную землю, мы и представить себе  не могли, что год спустя Евгений Иванович Казаков вновь отправится вместе с нами в дальний поход, где снова, по укоренившейся традиции, займется отращиванием бороды, - уже четырнадцатой по счету.

     Покинув Балтийск, мы отправились к конечному пункту нашего плаванья - Палдиски, где был наш родной дом, где нас с нетерпением ждали близкие нашему сердцу люди. Каждый из офицеров и мичманов мечтал об этой встрече, представляя её радостной и счастливой. Мучительно тянулись последние часы и минуты, отделяющие нас от встречи с родными людьми. Утро 7-го апреля выдалось солнечным, море было спокойным, даже ласковым. Природа шептала нам свои тёплые слова, настраивала наши души на оптимистическую волну. С каждой минутой мы становимся все ближе к завершающему пункту нашего плаванья. Пройден маяк острова Осмуссар, сейчас до Палдиски всего 4 часа хода. Среди моряков царит оживление. Многих волнует очень «важный» вопрос: «Поднесут ли нам при встрече молочного поросенка на серебряном подносе?» Мнения подводников по этому вопросу разделились. 

   Сигнал ревуном и команда по трансляции «боевая тревога, по местам стоять, узкость проходить!» Эта боевая тревога уже никого не нервирует, напротив, она воздействует на нас умиротворяюще, подобно звукам красивой мелодии. Родной причал становиться все ближе. Перед началом швартовки нам разрешают покинуть отсеки лодки и построиться на верхней палубе, тем более, погода этому благоприятствует. А вот и наши родные, жены и дети стоят на причале с букетами цветов, все при параде. Оркестр играет торжественный марш, но, странное дело, душа при его звуках почему-то не поет и не трепещет, она молчит.  В недрах организма царит полная опустошеннось. Еще совсем недавно мы встречали на этом же причале пл «С-381», возвратившуюся из автономки, и все наше существо переполнялось чувством гордости, слезы радости наворачивались на наших глазах. Сегодня звуки марша нас не волнуют, они даже раздражают нас своей неуместной и глупой помпезностью. 

     Приближаясь к причалу, мы успеваем ухватить своим взором некоторые интересные детали предстоящей встречи. Никакого праздничного поросенка не видать и в помине, никто не несет его к нам навстречу на серебряном блюде. Ну и бог с ним, с этим поросенком, не в нём счастье. Хотя морякам срочной службы этот молочный и румяненький хрюшечка очень даже мог пригодиться, наши ребята достойны такого  подарка. Неподалеку от встречающих нас родственников стоит автобус древней конструкции. К чему бы это? Неужели всех нас развезут по домам?  Это было бы здорово. Хотя такая необыкновенная забота, что-то, скорее из области фантастики. Неужели за месяц нашего отсутствия всех нас успели так горячо полюбить? Очень странно. Нет ли здесь какого-нибудь подвоха? На лодку подан трап, по которому наш командир спускается и идёт навстречу командиру бригады. Мы все замерли по команде и стоим по стойке смирно, звучит мелодия “встречного марша”, под звуки которой два старших офицера идут навстречу друг другу, в точке их встречи звуки марша обрываются, будто захлебнувшись. В звенящей тишине звучат слова рапорта в исполнении нашего командира.

-Товарищ капитан 1-го ранга! Экипаж подводной лодки «С-283» задачи боевой службы выполнил. Личный состав здоров и готов к выполнению новых задач. Командир лодки капитан 2-го ранга Томач.

Комбриг Мартинсон после принятия рапорта горячо пожимает руку нашему Томачу, холодная, прибалтийская кровь не позволяет Феликсу Густавовичу сподобиться на более сильные проявления своих чувств. По команде старпома мы спускаемся по трапу на пирс и строимся  в две шеренги. Как и полтора дня назад мы здороваемся и в ответ на поздравление с прибытием орём «ура» своими нестройными голосами. Всё повторяется до мельчайших деталей, только военачальник сегодня пониже рангом, вроде бы у каждого из них по три звезды на погонах, только расположены они по-разному. После команды «вольно» командир соединения сообщает нам о том, чтобы мы не расходились, что через 10 минут   будет новое построение, на котором до нас будет доведён план дальнейших действий. А пока, нас отпускают для встречи с родными. И вот мы уже несёмся навстречу друг другу. Моя жена хороша до безумия. На ней новое демисезонное пальто нежно-голубого цвета и шляпа с широкими полями такого же окраса. Боже, как она прекрасна, каким счастьем светятся её синие глаза. Сынок мой повзрослел за время моего отсутствия, стал еще плечистее. Объятия, поцелуи, жаркие слова признания в любви, слёзы радости – всё это происходит на одном дыхании. Саша, с радостным криком, прыгает мне на шею, целует меня в щёку. Десять минут, отпущенные нам для встречи с близкими людьми, пролетают как одно мгновение. Голос старпома, объявляющий очередной сбор, приводит нас в чувство, и мы, нехотя отстранившись от своих родных, направляемся к месту построения. Но почему так хмуро и пасмурно лицо нашего командира? Какую новость успел сообщить ему комбриг? Неужели какую-нибудь «подлянку» нам приготовили? Через несколько минут всё это прояснится.  На построении нам поставили задачу на ближайшие часы. Нам предстояло произвести  замену боевых торпед на практические  и, после этого, выйти в море на торпедную стрельбу. А с жёнами надо попрощаться, пусть подождут, родимые, ещё какое-то время своих героев-подводников. С понурым видом  мы идём сообщать своим близким не радостную новость, они горько вздыхают и прощаются с нами. Да, зря старались наши жёны, надевая на себя самые лучшие наряды, зря накрывали дома праздничные столы. Встреча в тёплом семейном кругу откладывается на неопределённый срок. В расстроенных чувствах, я даже позабыл про игрушку, которую привёз сыну в качестве подарка. Автобус (так вот, для чего он, оказывается, был  нужен здесь?) отвозит  наших жён и детей к местам их проживания. Ещё не успел автобус с нашими родными скрыться из виду, как на пирсе появилась торпедопогрузочная техника и пожарная машина. А вот и торпеду везут на специальной тележке. По боевой тревоге мы сидим на своих постах и ждём, когда закончатся манипуляции с этими чёртовыми торпедами, которые наши штабисты называют «изделиями», видимо, для того, чтобы никто не догадался. Услышав это слово, всем почему-то становится неуютно и противно. Я до сих пор не знаю, чем «изделие СЭТ-53» отличалось от «изделия САЭТ –60». Практическая торпеда, пардон – изделие, отличалась от боевой, только тем, что в головной её части вместо боеголовки прикреплялась обычная болванка, имеющая внутри полое пространство, которое обеспечивало изделию плавучесть после произведенного выстрела. Ходовая часть у боевой и практической торпеды были одинаковы. Боевая торпеда может носить заряды от обычного до ядерного, поэтому она обладает разрушительной силой. Практическая торпеда разрушительной мощи не имеет, ее попадание в цель может вызвать лишь деформацию какой-либо поверхности соприкосновения. Прямых попаданий в цель практическими торпедами, в принципе, не должно быть. Разгерметизация болванки при ударе о твёрдый предмет может привести к утоплению торпеды. Глубина прохождения торпеды должна быть заблаговременно запрограммирована на 10-20 метров ниже киля корабля, выполняющего роль мишени. Термин «практическая» говорит сам за себя, используя эти средства в учебных целях, командование лодки и торпедные расчёты получают практические навыки, которые потом могут им пригодиться в боевой обстановке.

 

     Через 3 часа практические торпеды были приняты на борт лодки и размещены в 1-м отсеке. Уже, выходя в море на стрельбу, мы обнаружили перемены в погоде. Ясный солнечный день, ещё несколько часов назад, ласкавший наши души и тела, куда-то улетучился, на смену ему пришла традиционная балтийская погода с ее неизменными ветрами. Но мы будто не замечали капризов погоды и упрямо шли в заданный полигон, для того, чтобы пульнуть торпедой и быстрёхонько вернуться назад. Но судьбе было неугодно, отпустить нас домой. Мы выстрелили по цели, и торпеда… благополучно утонула.  Трое суток  мы оставались в полигоне, «шастая» по периметру в разных направлениях. Вместе с нами в полигоне находился катер-торпедолов, командиром которого был бравый мичман Коробко. Поднимать торпеду из воды команде торпедолова не пришлось. Все поиски оказались напрасны. Прекратить поиск и вернуться в базу мы не имели права, поэтому продолжали со скрежетом в зубах искать пропавшее «изделие». Шторм усиливался, на душе становилось муторно. Нам казалось, что даже природа негодует, выражает, таким образом,  свой протест за наше бесполезное времяпровождение  в седых водах Балтийского моря. Кто-то из моряков очень удачно пошутил по поводу превратностей судьбы.

Интересно всё устроено в этой жизни. Мечтали получить при встрече поросёнка, а нам вместо него подложили свинью. 

Утром 11-го апреля командование бригады разрешило нам прекратить поиски торпеды и возвратиться в базу. Через 2 часа наша лодка уже швартовалась к причалу. Командир пошел докладывать комбригу о результатах стрельбы, придется ему  давать разъяснения и относительно потери торпеды. Почему же утонула торпеда? Да видно всё потому, что железная была. Но, шутки шутками, а стреляли мы, как оказалось, торпедой нового образца и за потерю  этого «изделия», кто-то должен ответить сполна. Как выяснится позднее, за торпеду поплатится своей должностью начальник штаба бригады Волков, он выходил вместе с нами на эту злополучную стрельбу и, по мнению командования флота, не смог обеспечить эффективность использования оружия и, что особенно важно, его сохранность. 

 

     Как хорошо, что мы вернулись в Палдиски утром, а не вечером. За день я всё должен успеть сделать. Первое, с чего я должен начать свой рабочий день – это подготовить и сдать свой отчет за автономку. А ещё надо утрясти все продовольственные вопросы: перевести экипаж лодки с завтрашнего дня на котловое довольствие на береговую базу, сдать в продовольственную часть отчёты по сутодачам и съеденным продуктам, выписать и получить на складе и загрузить на лодку   полный запас продуктов автономного пайка. Но, время раннее, и я все должен успеть, иначе опять домой не попаду, а это будет уже совсем не смешно. Так размышлял я, двигаясь по направлению к береговой базе. Но в мои дерзновенные планы опять вмешался его величество случай. Как оказалось, еще не все сюрпризы были нами получены. На береговой базе нас ждали с распростертыми объятиями проверяющие офицеры из штаба флота. Именно в эти дни, как по заказу, в наше соединение прибыла комиссия по проверке физической подготовки подводников. Возглавлял комиссию главный физкультурник Балтийского флота капитан 1-го ранга Корецкий. В августе 1973 года наша бригада должна была  участвовать по плану Министерства обороны в смотре-конкурсе по физподготовке. И поскольку бригаду, а вместе с ней и флот нельзя было опозорить, то Корецкий с комиссией решили ознакомиться с физическими возможностями наших моряков. Надо ж получить хоть какое-то представление о степени подготовленности экипажей лодок, хотя бы в пределах нормативов ВСК (военно-спортивного комплекса). Выбор комиссии пал на лодку, возвратившуся из дальнего похода, то есть на нас. Уйти в сторону от проверки, сославшись на занятость и неотложные дела, было невозможно, начальник строевой части уже представил председателю комиссии список личного состава. И по этому списку все члены экипажа от командира до самого молодого матроса должны были немедленно прибыть в спортивный городок нашего соединения, там, где наших высоких спортивных достижений уже дожидались перекладина (турник) и проверочная комиссия. Для того чтобы убедить комиссию в своей физической состоятельности, каждому из нас предстояло выполнить упражнение «подъем переворотом» в количестве пяти раз. И мы «продемонстрировали» такой класс, что содрогнулись все, и члены комиссии и мы сами. Проверка начиналась, как и положено, с командира, затем эстафету подхватывали старпом, замполит и так далее. К нашему стыду, покорить членов флотской комиссии своим спортивным мастерством нам не удалось. Большинству членов экипажа не только подъем переворотом оказался недоступен, но даже самое обыкновенное подтягивание. За время похода почти все моряки прибавили в весе от 3-х до 5-и килограмм, а некоторые набрали по 7 и даже 10 кг. В условиях нашей стесненности заниматься спортивными упражнениями мы не могли, и вот теперь, гиподинамия в сочетании с хорошей упитанностью дали о себе знать. Большинство офицеров, мичманов и матросов болтались на перекладине как сосиски, ножками сучили, а выйти в стойку на руках не могли. Корецкий разрешает оказание помощи, необходимой для выполнения упражнения. И вот группа моряков срочной службы в количестве 4-х человек уже спешит на подмогу к товарищам-офицерам. Вот всем гуртом они забрасывают на перекладину  тело нашего командира, затем настает очередь старпома, замполита – эффект тот же самый. Только 2 офицера выполнили рекомендованные упражнения Жидков и Зелюков. Жидков даже несколько раз крутанул «солнышко», чем немало удивил членов комиссии. Остальные офицеры и мичманы ни разу не смогли осилить упражнение. Из военнослужащих срочной службой только 5 человек выполнили норматив, остальные «сошли с дистанции» в самом её начале. Автор этих строк также ничего не смог продемонстрировать на гимнастическом снаряде, я и раньше-то не был великим гимнастом, а теперь вообще предстал в самом жалком виде. Члены комиссии хохотали до слёз, глядя, как взрослые дяди с пухлыми животиками напрягают до красноты свои лица, тужатся,  как при родах, надсадно кряхтят, но сделать ничего не могут. Глядя на эти упитанные тела, я неожиданно вспомнил, что накануне выхода в автономку, флагманский физкультурник бригады дал замполиту и мне брошюры с комплексами упражнений, применимых к условиям нашей обитаемости. В этой книжонке были даны рекомендации по выполнению упражнений в самых стесненных условиях, в том числе и на боевых постах, где жизненное пространство стиснуто до предела. Упражнения эти были статические, или как их еще называют изометрические, при выполнении их махать руками и ногами было не нужно. Замполиту, понятное дело, дороже всего была партийно-политическая работа, а вот я обязан был изучить данное наставление по ФП и организовать систематические занятия личного состава. Но я этого не сделал, и вот результат. Мне было очень неловко и стыдно от осознания допущенного промаха. Поставив нам неудовлетворительную оценку по итогам проверки, председатель комиссии предоставил нашему экипажу время для устранения выявленных недостатков. Через 3 месяца Корецкий обещал вернуться в нашу бригаду и повторно проверить наши спортивные результаты. В назначенное время флагманский физкультурник флота действительно приехал к нам для повторной проверки. Командование бригады, осознав весь драматизм ситуации, проявило мудрость и благоразумие, в срочном порядке отправив нас в море, где мы и «торчали» до тех пор, пока не уехала комиссия. 

     Освободившись от назойливых физкультурников, я помчался в медпункт, где за считанные минуты заполнил 4 отчетных бланка. Описывать лечебную работу в походе мне было легко, первичной заболеваемости в автономке не было, а хронических больных я сумел неплохо подлечить. Больше всего пришлось распоэзиваться о пользе «Ундевита», благодаря целебным свойствам которого и удалось добиться такого результата в организации медицинского обеспечения. Отчет проверен флагманским врачом и после его одобрения сдан в секретную часть бригады. 12 часов дня. Бегу в продчасть с заявками и отчетами. Находясь в море почти 40 дней, мы основательно подъели все наши харчи, провизионка была почти пуста. Стоило командованию назначить нам еще один выход в море, то мы бы, наверное, взвыли. После обеда начинаю получение продуктов на складе. Пока идет загрузка продовольствия на лодку, я получаю известие о том, что завтра в 9 часов утра мне надлежит отправиться с личным составом в дом отдыха «Були» под Ригой сроком на 10 дней. Автобус уже заказан. Это известие не вызвало у меня никаких отрицательных эмоций, морально я был готов к этому мероприятию. И вообще, когда казусы, сюрпризы сыплются на твою голову, как из рога изобилия, то к этому невольно начинаешь привыкать. А дом отдыха – это не так уж и плохо, отдохнуть мне давно пора, в автономке сил много израсходовал, несмотря на то, что физически ничего не делал. Но в Були я еду, главным образом, для обеспечения отдыха личного состава, мой личный отдых хоть и важен, но является делом второстепенным. Для меня это деловая командировка. К девятнадцати часам погрузка продуктов в провизионную кладовую подводной лодки закончена. Наскоро подсчитав неизбежные при погрузке потери продовольствия, я усталый, но счастливый иду домой кратчайшим путём, по шпалам. Дома меня ожидают люди, самые дорогие моему сердцу.  И вот я дома. Счастье и радость мимолётного общения с семьёй. Мне казалось, что я мог бы наслаждаться этой идиллией целую вечность. Но по утру, не успев толком вкусить все прелести семейной жизни, я ухожу на службу. Делаю это крайне неохотно, понимая при этом всю бесполезность моих хотений. Я на службе, а значит надо выполнять все приказы и распоряжения командиров. Семья – дело хорошее, но второстепенное.  Главное  теперь – это служба.