О работе по специальности

Опубликовано в Подполковник м/с Викторов Виталий Львович "Воспоминания врача дизельной подводной лодки" Вторник, 05 мая 2015 23:53
Оцените материал
(3 голосов)

Мое повествование об интендантской работе, наверное, утомило вас, дорогой любитель мемуарной литературы, что ж поделать, оно утомило и меня. Да только куда денешься, ведь довелось мне всем этим не своим делом заниматься 4 года. Эти годы показались мне вечностью. Да простит меня читатель за то, что я и в дальнейшем буду периодически возвращаться к продовольственной тематике, которая подобно занозе прочно впилась в мою память.

     Но должность моя на подводной лодке называлась не иначе, как начальник медицинской службы и  это название определяло главную перспективу моего развития. И хотя я был задавлен грузом чужеродных обязанностей, для моего любимого дела я время все же находил. Самым моим любимым занятием являлись дежурства по госпиталю. В кабинете у флагманского врача, на его рабочем столе под стеклом находился один-единственный документ – график дежурств медицинского состава бригады по госпиталю на текущий и очередной месяц года. Врачи подводных лодок заблаговременно оповещались флагманским специалистом и  отправлялись в отведенные графиком дни в главное лечебное учреждение гарнизона, нести свою медицинскую вахту. Помимо врачей нашего соединения к дежурствам в госпитале привлекались начальники медицинских служб экипажей атомных лодок, проходящих переподготовку в учебном центре (Пентагоне). Эти врачи, как и все другие члены их экипажей, относились к переменному личному составу гарнизона. Отработав запланированный  учебным планом срок подготовки в Палдиски, эти ребята возвращались на свои корабли, кто на Северный, а кое-кто на Тихоокеанский флот. И кто только не побывал на учебе в нашем «атомном» центре в те далекие семидесятые годы. Немало среди лодочных врачей было и выпускников Смоленского медицинского института, в том числе и моих однокурсников, ушедших после 4-го курса продолжать учебу на Горьковском военно-медицинском факультете. Встречи с земляками в госпитале или на улицах города всегда воспринимались мной с удивлением и восторгом. Среди обучающихся встречались и выпускники СГМИ прошлых лет, например Олег Викторовский, окончивший наше учебное заведение в 1965 году. В свои студенческие годы Викторовский прославился своими вокальными способностями, у него был сильный баритон очень приятного тембра. На студенческих концертах Олег исполнял неаполитанские песни на итальянском языке, публика восторженно встречала все его выступления. В ту пору на советской эстраде зажглась звезда небывалой величины – Муслим Магомаев. В 60-х годах прошлого века каждое его выступление по радио или по телевидению становилось событием всесоюзного масштаба. Тысячи, а возможно и миллионы, фанатов и поклонников певца горячо обсуждали выступления своего кумира, на каждом перекрестке отовсюду  доносились чарующие звуки песен Арно Бабаджаняна в исполнении Муслима. Эти песни пела вся страна. В нынешнее время подобную популярность песни и ее исполнителей, композитора, поэта и певца, даже представить себе трудно. Современная эстрада перегружена «звездами», являющимися, по большому счету, олицетворением серости, бездуховности и полной посредственности, которые не способны пробудить у слушателей никаких высоких чувств, а воздействуют исключительно на  низменные, животные инстинкты. Муслим Магомаев по советским меркам был не самым бедным человеком. Для нынешних  эстрадных певцов заработки кумира 60-х и 70-х годов покажутся смехотворными, но в жизни не все измеряется деньгами. Слава и популярность Магомаева – это редкий феномен, это вершина, которую никто из эстрадных исполнителей до сих пор не смог покорить. Вокальное мастерство студента Смоленского мединститута, конечно же, сильно уступало магомаевскому  по своему уровню, но в масштабах города Смоленска  и, тем более, родного учебного заведения  Викторовский был весьма популярен и имел немало поклонников и поклонниц. Олег был весьма недурен собой, женщины его обожали. Пребывание Викторовского в Палдиски было не ординарным событием, немало женских сердец он разбил. Олег, наверное, мог бы развить свой певческий талант, но довольствовался природными данными, которых вполне хватало для удовлетворения собственных амбиций. 

    Помимо докторов «смоленского разлива» попадались и выпускники военно-медицинской академии, их было подавляющее большинство, поэтому слово «попадались» звучит крайне неуместно. Многие из этих врачей имели большой опыт службы на лодках, прошли и дизельные и атомные. Однажды во время проведения одной из операций в хирургическом отделении госпиталя мое внимание привлек немолодой майор медицинской службы. Хирурги госпиталя доверили своему коллеге выполнить самую популярную хирургическую операцию по удалению червеобразного отростка (аппендикса) у одного из больных. Аппендэктомия, так звучит на медицинском наречии название этой операции, считается «хлебом» хирурга, потому что по ходу своей деятельности с аппендицитом приходится сталкиваться чаще всего. Выполнение этой операции в море для врача является проверкой его состоятельности. Выполнить аппендэктомию в операционной госпиталя – задача посильная для большинства корабельных врачей, условия для работы комфортные, а в случае непредвиденных обстоятельств госпитальные коллеги-хирурги тут же придут на помощь. Аппендэктомия в море – это всегда маленький подвиг, который может быть по достоинству оценен только самим врачом, для остальных членов экипажа все эти муки, сомнения, литры пролитого пота, радости и огорчения остаются за кадром, не вызывают никаких эмоций. Оказавшись в море вдали от родных берегов, столкнувшись с неизбежностью хирургического вмешательства, любой корабельный врач осознает всю полноту и степень ответственности, которая ложится на его плечи. В этот миг  врач одинок как никогда. Вот он момент истины. Или ты победишь, или проиграешь, - третьего не дано. И к этому испытанию нужно себя готовить заранее, отрабатывая навык выполнения операций на берегу, в условиях лечебного учреждения. Врач, выполнявший в тот вечер операцию, был не такой уж простой фигурой, как могло показаться со стороны. К тому же, далеко не всем желающим наши госпитальные хирурги Попов и Семушин позволяли самостоятельно оперировать, тем более  приезжим. И, тем не менее, лодочного врача в звании майора к операции допустили. Фамилия майора медицинской службы была Бондаренко. Это был тот самый Бондаренко, который в 1956 году участвовал в 16-х летних олимпийских играх в австралийском городе Мельбурне. Выступая в легкоатлетических соревнованиях по прыжкам в длину, Бондаренко занял 4-е место с результатом 7 метров 34 сантиметра. Олимпийским  же чемпионом в этом виде легкой атлетике стал американский индеец Грегори Белл, который прыгнул в длину на 7 метров 83 сантиметра. На этих же соревнованиях 18-летний Игорь Тер-Ованесян, в карьере юного спортсмена это была первая олимпиада, заработал нулевую оценку, сделав три заступа.  Олимпиада в Мельбурне, блестящее выступление на ней советских спортсменов, не оставили меня равнодушным. Весь ход олимпийских игр я внимательно отслеживал. Прильнув ухом к тарелке репродуктора, я слушал репортажи из далекого австралийского города. Для меня, одинадцатилетнего пацана, живущего в городе Великом Устюге, известия о забегах легендарного Владимира Куца, победах наших боксеров, гимнастов и футболистов открыли новый, неведомый мир. Я стал спортивным болельщиком. Помимо эмоций и выбросов адреналина, неизбежных спутников процесса сопереживания спортивному действу, мой интерес к спорту  обрел еще одну черту. Я приобщился к спортивной статистике. Имена победителей и призеров соревнований, показанные ими результаты, легко, без всякого напряга, запоминались мной. Постепенно все это вошло в привычку, олимпиады сменяли одна другую, а цифры и факты прочно занимали свою «полку» в моем мозгу и обратно уже никак не хотели выскакивать. С этим добром я и живу до сих пор. Некоторые из вас, наверное, скажут, что моя голова забита мусором.  Не хочу никого разубеждать в обратном. Вероятно, моя блажь, зародившаяся в моем сознании в детском возрасте, и впрямь, - не самое интересное и стоящее увлечение. Но не надо судить меня слишком строго. Живя в северной глуши, вдали от всех благ  цивилизации, не ведая о существовании телевидения, не говоря уже про интернет и сотовую связь, я искал свое окно в мир и, в конце концов, нашел его. Будучи по своей природе гуманитарием в чистом виде, я, в тоже время, обладал цепкой памятью и имел энциклопедический склад ума. Сам того не замечая, я  на ощупь искал область применения своих способностей. Какое-то время я был увлечен историей и краеведением, но, достигнув первых успехов (победы на городских школьных олимпиадах), я разочаровался в этой работе, слишком узкими показались мне рамки избранного увлечения. А спорт меня покорил сразу и навсегда. Я и сейчас люблю спорт, жаль, что состояние здоровья не позволяет мне болеть за наших спортсменов в полную силу, но безучастным и равнодушным я быть не могу. Уж видно таким уродился. 

     Но, позвольте вернуться к продолжению темы разговора, мои лирические отступления постоянно уводят меня в сторону, сбивают с курса. Продолжаю свой рассказ о медицинской работе, о госпитальных буднях, о своих первых впечатлениях, радостях и огорчениях.

     В дежурствах по госпиталю  принимали участие и другие врачи, относящиеся к постоянному составу гарнизона. К ним относились врач дивизиона торпедных катеров лейтенант Тюлькин, врач строительного отряда капитан Калистратов и начальник медицинской службы дисциплинарного батальона лейтенант Теслюк. Как видите, их было не так уж и много.


     Во время дежурств по госпиталю я всеми силами пытался приобщиться к хирургии, но волею обстоятельств мне чаще всего приходилось заниматься обслуживанием вызовов на дому и выполнять мероприятия неотложной медицинской помощи при поступлении больных в приемное отделение госпиталя. К своему уровню подготовки по специальности я относился критически, ясно осознавал, на что был способен. Некоторые дежурства проходили скучно. Целые сутки сидишь в приемном отделении, а работы нет никакой. Но такое унылое однообразие было не всегда, иногда попадались дежурства, когда скучать было некогда. Поступали пострадавшие в автомобильных авариях. Казалось, что и машин в наших краях мало и дороги неплохие, а вот как-то умудрялись некоторые автолюбители поймать себе приключение, разбивались. Впрочем, случались и другие травмы как профессиональные, так и бытовые. Огнестрельные ранения также не были большой редкостью. С каждым новым шагом я обретал врачебный опыт и пусть этот процесс протекал не слишком стремительно, как мне этого хотелось, но польза все же была. Приобщение к хирургической работе, к сожалению, у меня проходило ни шатко, ни валко. Конечно, в вечернее и ночное время я имел возможность отлучиться со своего боевого поста, мог принять участие в какой-либо операции. За время моего  отсутствия  на посту дежурного меня подстраховывала медсестра, которая, в случае необходимости, могла вызвать меня для исполнения прямых обязанностей. Учитывая мое такое неопределенное, подвешенное состояние оперирующие хирурги не хотели со мной связываться и ассистировать приглашали крайне редко. Чаще всего я присутствовал на операциях в роли зрителя и, хотя это тоже было полезно для моего развития, я все равно жестоко страдал от своей непричастности к хирургической работе, хоть в каком-либо, даже самом второстепенном качестве. Но изредка удача улыбалась и мне, когда хирурги разрешали мне поработать за операционным столом в качестве ассистента. Получив команду ординатора госпиталя, я быстенько облачался в хирургические «доспехи», тщательно мыл руки и через некоторое время уже участвовал в операции, то есть помогал хирургу. Чаще всего мне приходилось держать в руках крючки, с помощью которых расширял операционную рану, обеспечивая хирургу доступ к объекту хирургического вмешательства. Но иногда мои действия бывали  недостаточно продуманными, неловкими, и тогда сразу же приходилось слышать недовольный голос хирурга: «Как держишь крючки?! Куда тянешь?!» Хирурги – народ нервный, в напряженный момент операции могут и матом загнуть.  Работая ассистентом хирурга, можно почерпнуть немало опыта, главное при этом, - быть наблюдательным. Каждая операция, несмотря на многократно повторяющиеся  общие, однотипные манипуляции, может иметь и множество нюансов, о которых по молодости и неопытности начинающий врач даже не подозревает. Та же аппендэктомия может иметь в ходе ее проведения столько неожиданных поворотов, что, порой, даже опытные хирурги пыхтят,  кряхтят и стонут, затрачивая на удаление отростка час, а то и полтора, вместо запланированных 10-15 минут. Иными словами, каждая операция, имея общие черты, в тоже время,  может быть по-своему уникальна. Находясь в скромной роли ассистента хирурга, важно не потерять из виду основные приемы, которые уместны в той или иной ситуации. Рано или поздно все это может пригодиться, ведь самостоятельная работа не за горами. Наблюдательность – одно из ценнейших качеств на пути становления врача-хирурга. Безусловно, очень важны добротные знания по специальности, врач должен постоянно пополнять свой теоретический багаж. Важны  в хирургической практике и мануальные навыки – руки должны стать умелыми и проворными. Вот с рукоделием у меня не все в порядке, не скажу, что я уж совсем неумеха, но сам собой я был не доволен. Практики конечно маловато, но, я надеялся, что у меня все еще впереди, когда-нибудь, в недалеком будущем, доберусь и  до настоящей работы. Иногда мне доверяют накладывать швы на рану, польщенный доверием я стараюсь выполнить эту работу как можно лучше, но одобрительных слов в свой адрес я не слышу, вероятно, хвалить не за что. В рабочее время, в дневные часы к операционному столу бывает просто не подступиться, врачи с атомных подлодок так и норовят опередить всех и выхватить из твоих рук тот самый шанс, который в ближайшие дни и месяцы может больше и не улыбнуться. Хоть и грустно это было осознавать, но приходилось мириться с их «звездным» статусом (все-таки атомщики), да и, что греха таить, хирургическая подготовка у этих ребят  была посильнее моей, система обучения в военно-медицинской академии гораздо лучше приспособлена для подготовки будущих корабельных врачей, нежели учеба даже  в весьма продвинутом медицинском институте. В этой конкурентной борьбе за место под солнцем я постоянно проигрывал, не умел я толкаться. Время, между тем, идет, а ощутимых достижений на хирургическом поприще так и не появилось на моем горизонте. Пытаюсь заручиться поддержкой флагманского врача бригады, объясняю ему свою задумку. Но Юрий Дмитриевич, похоже,  не собирается напрягать свои мозговые извилины. Он уже получил звание майора и, на данный момент, уже вынашивает планы своего перевода в Ленинград. Служба в этой дыре под названием Палдиски флагманскому врачу просто осточертела, и он этого не скрывает. В последнее время Целищев все чаще стал прикладываться к спиртному. Вечером после службы спешить ему некуда, жена живет в северной столице, ехать к мужу не торопится. Досуг Юрия Дмитриевича туп и однообразен, сводится он, исключительно, к самой банальной выпивке в своем кабинете на береговой базе. Работники столовой приносят в его кабинет  немудреную закуску, квашеную капусту, которую Целищев особенно ценит.

     Как-то, в дни подготовки первой курсовой задачи, я задержался на службе дольше обычного, и, хотя дел было невпроворот, разум подсказал мне единственно правильный ход последующих действий: «Хватит издеваться над своим организмом! Пора отправляться домой, к жене, к сыну». Но, к несчастью, маршрут моего движения проходил мимо здания медицинского пункта. Я увидел свет в окне кабинета флагманского врача и решил зайти к нему «на огонек», чтобы обсудить вопросы медицинского обеспечения нашей подводной лодки в преддверии проверки ее готовности офицерами штаба бригады. Уж лучше бы я выбрал для своего визита другое время, но я ничего не подозревая, постучался в дверь и вошел в кабинет своего начальника. Целищев сидел в гордом одиночестве за столом, уставленном закусками. Сказать, что он был пьян,  значит вообще ничего не сказать, он был пьян в стельку и еле шевелил своим языком, но меня он узнал и обрадовался, что нашел компаньона.

А, это ты. Садись. – сказал Юрий Дмитриевич, указывая на стул возле стола, - Давай-ка, дружище, выпьем.

Да я, собственно говоря, не за этим к Вам пришел, - пытался оправдаться я, но натиск флагмана был очень силен.

Ты должен со мной выпить, я тебя так просто не отпущу. Знаю я вас таких. Уйдешь, а потом заложишь своего начальника со всеми потрохами.

Этот последний довод меня окончательно убедил в бесполезности всякого сопротивления. Я,  со вздохом горемыки идущего на эшафот, выдавил из себя короткое как выстрел слово: «Наливайте!» После первого стакана я захотел слинять, но Целищев меня не отпустил. В тот вечер моим планам не суждено было осуществиться, домой я не попал. Пропустив через свое нутро изрядную дозу спиртного, я отправился ночевать в свою каюту на береговой базе. Это было мудрое решение.

     Свою мысль о желании работать в госпитале и набираться там опыта я все же до флагманского врача донес на следующий день. Он обещал посодействовать. С этой поры, чуть что, меня в любое время «высвистывали» в госпиталь. Я старался, как можно чаще появляться на всяких операциях, да и в приемном отделении меня стали видеть чаще, чем других докторов. Моя инициатива обошлась мне дорого. Менялись флагманские врачи, но их вера в мою безотказность была непоколебима. Даже в тот период, когда я завершал свою службу на лодках, отношение флагманов ко мне было потребительским. Мной закрывали все клеточки графика дежурств, особенно на выходные и праздничные дни. Я не роптал, хотя на душе порой было муторно. Хотелось побыть в кругу семьи. Последние годы мы крайне редко стали бывать в Палдиски, выполняли задачи боевой подготовки вдали от дома, то в Балтийске, то в Лиепае. Но стоило нам объявиться, как меня тут же извещали, что в воскресенье нужно заступить на дежурство. Настроение мое портилось, но, скрипя зубами, я шел на вахту. Семья опять оставалась на втором плане. Часто я слышал упреки от своей жены: «Вот опять тебя на дежурство запихнули. Смотрят на тебя как на дурачка, знают, что постоять за себя не сможешь. Ну, иди же  на свое дежурство». Эти слова, полные горечи и сарказма больно ранили мое сердце, но изменить себя я не мог. Сам виноват, сделал себе рекламу, а сейчас что мне делать? Объявить всем, что я пошутил? Нет, так я не могу. Надо быть мужчиной и держаться до конца, как бы не было тебе тяжко.

     В то время во всем подводном флоте регулярно проводились тренировки лодочных врачей в барокамере. Два раза в месяц, в дни, отведенные планом боевой подготовки, я и мои коллеги направлялись в барокамеру, где и проводили несколько часов в условиях повышенного давления. За свои бдения в условиях повышенной вредности нам полагалось денежное вознаграждение. Два раза отмучился и 27 рублей, будь добр, получи в кассе. Всем докторам это очень нравилось. Зарплаты у нас были небольшие, поэтому гонорар за муки и страдания очень даже был кстати. Наши тренировки преследовали отнюдь не праздную цель, ведь каждый из нас лодочных докторов должен быть подготовлен к оказанию медицинской помощи личному составу, пострадавшему при выходе с глубины из затонувшей лодки. Нарушение режима выхода с глубины моря  на поверхность членами экипажа было чревато серьезными последствиями для их здоровья. Особенно много проблем связано с длительным пребыванием членов экипажа в отсеке аварийной лодки. Свободное всплытие с глубины на поверхность в данном случае считается недопустимым, выход на поверхность должен быть затяжным с остановками на разных глубинах. Для осуществления замедленного выхода с глубины на подводном флоте используется аварийно-спасательное устройство под названием буйреп. Чтобы дать самое примитивное представление о буйрепе, скажу, что в его основе используется обыкновенный конец (веревка), нижняя часть  которого фиксируется у передней крышки торпедного аппарата, а на поверхности воды этот конец удерживается своеобразным поплавком под названием буй-вьюшка. Буйреп – это дорога жизни с глубины на поверхность. Режим выхода личного состава из аварийной лодки по буйрепу определяется командиром БЧ-5 и старпомом. Остановки при всплытии производятся на различных глубинах, для обозначения которых используются «муссинги», представляющие собой обыкновенные узлы на веревке. Чем ближе морская поверхность, тем продолжительнее  должны быть остановки. Время остановок на муссингах определяется по частоте дыхания. Соблюдение режима выхода жизненно необходимо, хотя не у всех хватает терпения, нередко эти правила нарушаются. При ускоренном выходе с глубины происходит резкая декомпрессия и азот, растворившийся в крови, не успевает плавно перейти в газообразное состояние и удалиться из организма естественным путем через легкие. Кровь как бы закипает, пузырьки воздуха забивают кровеносные сосуды и могут привести к гибели в результате воздушной эмболии. Это состояние носит название декомпрессионной, или, как ее чаще всего называют, кессонной болезни.  Единственное, что может спасти пострадавшего – это помещение его в условия, близкие к первоначальным. То есть, нужно поместить пострадавшего в условия атмосферного давления заведомо большего по сравнению с тем, которое наблюдалось в аварийном отсеке. Речь идет о, так называемой, лечебной рекомпрессии. Для  проведения лечебных мероприятий лицам с признаками   декомпрессионной болезни и осуществлялась подготовка медицинского состава подводных лодок. За годы моей службы лодки нашего соединения не тонули, поэтому проверить свои навыки никому из врачей так и не довелось. Чаще всего барокамера использовалась для неотложных мероприятий при отравлениях угарным газом. В городе Палдиски было немало домов с печным отоплением, поэтому отравления угарным газом случались нередко. Автору этих строк не пришлось принимать участие в оказании медицинской помощи указанной категории больных, но некоторые из моих коллег получили практический опыт работы по спасению жизни пострадавших от воздействия СО. С помощью барокамеры удавалось спасать жизни людей, получивших дозу угарного газа в десятки раз превышающей предельно допустимый уровень. Лодочный врач должен быть готов к оказанию неотложной медицинской помощи не только в стационарных условиях (барокамера), но и во время пребывания в море. На подводной лодке 613 проекта лечебную рекомпрессию можно было проводить во втором отсеке, конструктивные особенности которого позволяют создавать в нем давление до 10 атмосфер. Кроме того, оказание помощи пострадавшим можно было осуществлять в барокамере аварийно-спасательного судна (АСС). Эти суда на флоте были очень популярны. Далеко не всем боевым кораблям доводилось столько времени бороздить морские просторы, как судну-спасателю. Это были настоящие труженики моря. К нашим коллегам, врачам спасательных судов, у нас всегда было самое теплое отношение. 

     Флагманский врач постоянно присутствовал на наших тренировках, он выполнял функции руководителя. Бывали случаи, когда наша совместная работа заканчивалась досрочно. Однажды (дело было в пятницу после обеда), лодочные врачи Валерий Гаврилюк, Вадим Киселев и я, согласно плану боевой подготовки, заняли свои места в барокамере и приступили к тренировке. Инструктор-водолаз начал постепенно повышать давление в камере, соблюдая положенные по инструкции временные паузы. Наш флагман смотрел на нас в иллюминатор барокамеры и периодически давал нужные рекомендации. Постепенно эта работа Юрию Дмитриевичу надоела,  он начал проявлять непонятное беспокойство и все чаще стал поглядывать на свои часы. Во всем его облике чувствовалось какое-то нервозное нетерпение. Когда давление в барокамере достигло шести атмосфер, Целищев попросил мичмана закончить тренировку. До заветных 10 атмосфер нам в этот день «добраться» не удалось.

Хватит заниматься ерундой, - сказал нам Юрий Дмитриевич,- следуйте за мной на береговую базу, я буду с вами проводить разбор тренировки.
 

   Энергичным шагом флагманский врач направился на береговую базу, мы еле поспевали за ним. Причина торопливости нашего начальника была удивительно проста и понятна. До 17 часов ему надо было успеть появиться в медицинском пункте. В случае промедления, заведующая аптекой Анна Михайловна Феденко могла уйти домой и, тем самым, сорвать все планы нашего флагмана по обеспечению культурного досуга в выходные дни. По команде Целищева мы выписали рецепты на получение в аптеке по 200 миллилитров медицинского спирта. Боря Иванов, начальник медицинского пункта бербазы, завизировал наши документы, после чего Анна Михайловна, ворча и вздыхая, выдала нам истребованную норму «горючего».  Дальше надо было уносить свои ноги, каждый из нас не был расположен к  столь примитивному убиванию времени, мы были молоды и  нам, естественно, хотелось домой, к нашим женам. Мы что-то канючили, всеми силами пытаясь обосновать уважительную  причину для своего бегства. Кто-то рассказывал страшную историю о болезни жены, у кого-то, оказывается,  были больны дети, которых нужно было срочно консультировать у специалиста. Все наши байки от начала до конца были неубедительны, вызывали подозрение.  Вероятно, мы выглядели очень жалкими. Прослушав наше блеянье, флагманский врач смилостивился и отпустил  всех восвояси. 

-Ну, хорошо, - произнес Целищев, - ступайте по домам и занимайтесь своими семьями.

По всей видимости,  благородство Юрия Дмитриевича опиралось также и на трезвый расчет. Не нужно быть большим математиком, чтобы просчитать, что 600 грамм спирта хотя и делится на четверых, но не столь впечатляюще, как такое же количество на одного. Себя Целищев обижать не хотел. Приближались выходные дни, и нужно было чем-то себя утешить, скрасить свое одиночество. А для этой цели, алкоголь – самое то, что надо.

     Тренировки в барокамере к концу 1971 года прекратились, хотя лодочные врачи были полны решимости, продолжать свою подготовку в данном направлении. Нет, тренировки никто не запрещал. Но участвовать в них стало неинтересно по весьма простой причине. Где-то там наверху нашлись умники, которые все проанализировали, взвесили и пришли к выводу, что незачем докторам платить за сущую ерунду такие огромные деньги. Но мы уже привыкли к дополнительному заработку, а бесплатно тренироваться нам не хотелось.

     Завершая свой рассказ об очередном этапе моего становления, могу сделать неутешительный для себя вывод. Усилия с моей стороны по овладению специальностью, безусловно, были, но эффективность их была ничтожно мала. Поступательного движения к намеченной цели было явно недостаточно, все мои потуги напоминали топтание на месте. Проложить себе дорогу в светлое будущее я мог только одним способом – остаться в кадрах ВМФ. Но писать рапорт о зачислении меня на «пожизненную» службу я не торопился. Служба давалась мне тяжело, а желанное ДМБ-72 уже где-то маячило на горизонте, до него уже можно было дотянуться и достать рукой. Уж как бы ни было мне лихо, а оставшиеся полтора года службы я как-нибудь домотаю. А пока придется оставаться неполноценным доктором, которого не пошлют учиться в интернатуру по хирургии. В дальний поход меня тоже не пошлют, вместо меня в автономку пойдут другие, более подготовленные врачи, имеющие документ о хирургической специализации. А пока мне придется заниматься интендантскими обязанностями, да ругаться с командиром Волошиным.

Прочитано 3539 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь