У меня вновь появилась возможность помечтать об отпуске. В середине сентября позиции командира лодки и флагманского врача бригады по моему отпускному вопросу поменялись на 180 градусов. Теперь уже командир лодки принимал неимоверные усилия, для того, чтобы отправить меня в отпуск, но флагманский врач демонстрировал крайнюю осторожность, ожидал отмашку сверху и не давал разрешения на отпуска врачебному составу. Но Олег Васильевич Волошин, мой командир все же нашел выход из этой ситуации, ему пришлось прибегнуть к маленькой военной хитрости. Как раз в эти теплые сентябрьские дни подводная лодка «С-295» должна была возвращаться в родную базу Палдиски, врача на лодке давно уже не было, поэтому мне предложили отправиться на переход в качестве начальника медицинской службы. Известие об участии в переходе по маршруту Усть-Двинск - Палдиски я воспринял с радостью. Даже флагманский врач Гаврушев не смог ничего возразить против моего участия в организации медицинского обеспечения надводного перехода подводной лодки. Накануне выхода в море я метался по всей бригаде в приятных хлопотах, связанных с оформлением отпускных документов. Лодка под командованием Сергея Николаевича Боровкова должна была совершить свой последний в жизни переход. Несмотря на длительный ремонт, возвращение в строй средней дизельной субмарины не предвиделось, также под большим вопросом была и ее консервация. Аккумуляторные батареи с лодки были сняты, поэтому возвращаться в Палдиски она была должна на буксире. 10 сентября 1970 года прибыл морской буксир, он пришел с большим опозданием. По плану мы были должны начать переход в 9 часов утра, а смогли выйти из гавани Усть-Двинска лишь после обеда. В отсеках лодки было темно, все перемещения личного состава были сведены до минимума. Для того, чтобы найти дорогу в темноте приходилось использовать аккумуляторные фонарики. Погода на переходе была спокойная, почти штилевая, однако нас тащили по морю слишком медленно, скорость хода была не более 10 узлов. Мне эта «тянучка» показалась вечностью. В часы, отведенные для приема пищи офицеров и мичманов приглашали на мостик, где и подчевали консервированными продуктами, полноценный обед было готовить негде и не на чем, ведь электроснабжение отсутствовало. Поначалу это чревоугодие казалось даже какой-то экзотикой, но вскоре оно стало всех раздражать. Мое душевное состояние было не на высоте. Особенно меня нервировало то, что я продолжаю нести свою службу за счет драгоценного времени своего отпуска, ведь с 11-го сентября я уже считался отпускником. До Палдиски мы добирались 36 часов, в свою базу мы прибыли только к восьми часам вечера. Я пулей выскочил из опостылевшей мне «темницы сырой», успел добежать до своей квартиры на улице Садама, наскоро собрать там свой отпускной чемодан и вскоре уже мчался на электричке в сторону Таллина. В кассах железнодорожного вокзала я купил билеты на поезд Таллин-Ленинград и благополучно занял свое место в купе. Дорогу я одолел на одном дыхании и 13-го сентября уже был в Брянске. Вот я на пороге родного дома, звоню в дверь, захожу в квартиру, целуюсь со своими родными. Теща Нина Григорьевна выносит ко мне навстречу моего сынулю, я, естественно, устремляюсь к своему бесценному сокровищу, но, увидев меня, Саша «скамурил» свое личико и горько заплакал. А мы, в это время, все смеемся, забавляясь этой уморительной сценой, когда сын не признал родного отца. Мой сын за три меяца сильно вырос, он теперь уже такой крепыш, настоящий богатырь, голос у него очень громкий, прямо-таки «иерихонская труба». Наверное, будет хорошо петь, думаю я в эти минуты. На душе моей радостно и спокойно от сознания того, что целых 45 дней я буду пребывать в сладкой идиллии семейного окружения. Этот первый мой отпуск запомнился мне как-то по-особому. Кажется, что никогда я так прежде не радовался дыханию жизни, как в эти осенние дни 1970 года. Мы с Аллой полностью предались заботам по уходу за сыном. По ночам Саша часто просыпается и оглашает прилегающие окрестности своим богатырским криком, получив очередную порцию материнского молока, он засыпает на какое-то время, а потом, часа через полтора, будит всех вновь. Во время этих ночных кормлений я в полглаза отслеживаю эту картину, помочь своей женушке в эти минуты я ничем не могу. Видно такова моя отцовская доля. В течение дня я гуляю с Сашей на улице, мальчику нужен свежий воздух и я этот воздух ему обеспечиваю каждодневно, до и после обеда. Во время прогулок я с интересом наблюдаю за сыном, спящим в своей коляске. Иногда он просыпается и смотрит на меня темными бусинками своих глаз. Теперь он уже привык ко мне и радуется моему присутствию, издает гулящие звуки, улыбается мне своим беззубым ртом. Я, как умею, вношу свою лепту в воспитательный процесс своего первенца. Помимо прогулок на свежем воздухе, я хожу в магазины за покупками, иногда принимаю участие в купании сына, но чаще всего эту задачу выполняют Аллочка со своей мамой. Дни отпуска летят быстро, еще немного и осень вступит в свою унылую фазу, когда все поблекнет и увянет. Моя теща, молодчина, своим волевым решением отправляет меня в лес за грибами, о моем увлечении «тихой» охотой она знает не понаслышке. Аллочка, разумеется, не слишком довольна таким поворотом дел, ей явно не хочется меня никуда отпускать, но хозяин в доме теща, она и командует парадом. Каким же несказанным наслаждением была для меня каждая встреча с лесом, какое счастье и блаженство испытал я бродя по лесным тропинкам в поисках грибов. В грибной охоте мне всегда сопутствовала удача, я всякий раз возвращался из леса с богатой добычей. В брянских лесах грибов всегда было много, попадались боровики, подосиновики, подберезовики, а однажды я набрел на россыпи рыжиков, их было в том молодом сосновом перелеске очень много. Размером эти рыжики были с чайное блюдце, но, что самое удивительное, червивых грибов не встретилось ни одного. Рыжики мне попались уже под занавес моей вылазки в лес, когда я намеревался отправиться к поезду, мои корзины уже были наполнены боровиками и подосиновиками, но устоять перед новым искушением я был не в силах. Пришлось освободить часть своей тары, с болью в сердце забраковать часть своего «улова». А потом пошли в ход пакеты, мой походный плащ и все то, что хоть как-то могло служить тарой в этот момент. С этим небывалым урожаем я еле добрался до дому, настолько я был перегружен. Теща была на седьмом небе от счастья, она никогда не видела раньше столько рыжиков. Каждый раз после моих возвращений из леса в доме начиналось радостное оживление. Грибы чистили, варили, жарили, мариновали, солили. Моей теще Нине Григорьевне скоро исполнится 79 лет. Вопреки всем предрассудкам и досужим мнениям о роли тещ в жизни человечества, у меня с моей тещей всегда были самые теплые отношения, между нами никогда не было ссор и даже малейших размолвок. При встрече мы часто вспоминаем те далекие дни нашей молодости. И вот, что удивительно, чаще всего Нина Григорьевна вспоминает мой грибной успех в том памятном 1970 году. Десятки раз до этой поездки и десятки раз после нее, я успешно ездил в лес, привозя оттуда много разных грибов, но теща вспоминает, почему-то, только рыжики. Именно рыжики произвели на нее неизгладимое впечатление.
-А помнишь Витя, - говорит мне теща своим вкрадчивым голосом, - как ты принес из леса много-много рыжиков. Какие же они были вкусные в засоленном виде.
-Конечно, помню, - с радостью отвечаю я, - мне сильно повезло тогда, случайно я наткнулся на их месторождение. Такая удача бывает, наверное, раз в жизни.
Несмотря на то, что я этих соленых рыжиков даже не попробовал, они просолились и поспели уже после нашего отъезда из Брянска, я неимоверно горд своей былой удачей. Радость и восхищение старой женщины меня берет за живое, я вместе с ней с удовольствием предаюсь приятным воспоминаниям о днях минувших.
Мой тесть Андрей Исаевич устроился на работу в гарнизонный госпиталь на должность интенданта. По существовавшим законам он мог претендовать на размер заработной платы не превышающим 90 рублей, только при этом условии можно было сохранять полный размер военной пенсии. Однако обязанности снабженца слишком объемны и многогранны, поэтому он подолгу пропадает на работе. Тесть еще не полностью отошел от военной службы и здесь, на гражданке, продолжает себя изнурять непомерными нагрузками, систематически перерабатывая свое рабочее время. Теща проводит со своим мужем воспитательную работу, но это, кажется, бесполезно, слишком уж он добросовестный человек, не может трудиться спустя рукава.
Сестра моей жены Ирина еще маленькая, она учится в 3-м классе школы, а еще она начала обучение в музыкальной школе. В квартире появилось пианино, на котором юный музыкант разучивает гаммы, этюды Черни и прочие музыкальные произведения для начинающих. Андрей Исаевич контролирует процесс освоения азов музыкального мастерства у своей дочери, он еще не забыл свое недавнее прошлое, когда он был трубачом. Первые шаги у Ирочки в обучении игре на фортепьяно даются нелегко, мой тесть порой теряет терпение и дает волю своим чувствам, кричит на свою дочурку, которая, естественно, тут же начинает лить слезы.
А вообще-то, Ирочка – симпатичный, ласковый ребенок. Она очень хочет понянчиться и поиграть со своим племянником Сашкой, но взрослые проявляют бдительность и не подпускают ее к малышу.
Часто к нам в гости приходит моя мама, она живет в этом же районе Брянска, на расстоянии 2-х троллейбусных остановок. Мама продолжает работать в больнице на должности заместителя главного врача. В свободные от работы минуты мама старается заглянуть к нам на огонек, пообщаться с родней. Сашулька напоминает маме меня маленького, поэтому она умиляется при виде своего внука, воркует с ним. Саша уже узнает бабушку и радуется ее появлению в доме. Я рад, что отношения в нашем семействе хорошие, никаких разногласий и недомолвок нет. Дай бог, чтобы и дальше все так же было хорошо и просто. Я бы очень этого хотел.
Хорошо было дома среди своих родных, но время отпуска неумолимо приближалось к своему завершению. Вот уже и билеты куплены и багаж отправлен. Пора уезжать к месту службы. Впервые нам предстоит путешествие в составе конкретно нашей семьи Викторовых, ячейки общества, состоящей из 3-х человек. Наши бабушки и дедушка волнуются за своего внука, ведь дорога предстоит дальняя. И вот мы уже мчимся по железной дороге. Сынок ведет себя молодцом: спит, просыпается, ест и снова спит. В Ленинграде у нас пересадка на таллинский поезд, ожидание на вокзале около 6 часов. Сидим с сыном в зале ожидания, иногда гуляем по привокзальной площади, поочередно с женой таскаем сына на руках, коляску-то мы отправили в Палдиски багажом, вот теперь мучаемся. Несмотря на юный возраст, Саша наш обладает хорошей упитанностью, весит все 10 килограммов, а может и больше, поэтому носить его на руках занятие не простое. Проходит каких-то 15-20 минут и руки, держащие живую ношу, начинают уставать и наливаться свинцовой тяжестью. Но вот мы снова в пути. В Таллин приехали вечером, а в Палдиски оказались уже затемно. От железнодорожного вокзала до нашего дома на улице Садама расстояние небольшое, мы его преодолеваем на одном дыхании. Улицы Палдиски не освещены, лишь огоньки в окнах домов дают возможность хоть как-то ориентироваться в пространстве. Аллочка несет чемоданы, а я несу на руках Сашку, по сравнению с ручной кладью эта ноша будет по-тяжелее. Но вот и дом наш родной. Открываем дверь, перешагиваем через порог, кое-как наскоро разбираем вещи и готовимся ко сну. Мы чувствуем смертельную усталость, дорога нас основательно вымотала. Поскольку детская кроватка еще где-то следует в багаже, возникает проблема с ночлегом нашего сына. Не мудрствуя лукаво, решили оборудовать ему постель в чемодане. Это решение кажется нам гениальным. Вскоре мы все засыпаем богатырским сном. За ночь наш сын даже ни разу не проснулся, видимо тоже намаялся в дороге. Пробудившись поутру, мы с женой наблюдаем сладкие посапывания нашего Сашки. Еще миг и он проснется. И вдруг, словно по команде, нам с Аллой становится страшно от осознания собственного легкомыслия и беспечности. Как мы могли не предусмотреть фиксацию крышки чемодана? А вдруг бы она захлопнулась от нечаянного шевеления нашего малыша во сне, последствия могли быть непоправимыми. Боже, какие мы идиоты! Хорошо, что все хорошо кончается. Слава богу, что ничего не случилось. Больше мы никогда не допустим таких необдуманных действий. Прости сынок, что мы, твои родители, два взрослых недоумка, подвергли твою жизнь смертельной опасности. Мы больше не будем так делать. Клянемся!
На следующий день мы обустраиваем наше семейное гнездышко, наводим порядок. Ремонт в квартире, который я сделал накануне своего отъезда в Усть-Двинск, выглядит блекло и невыразительно: краска тусклая, не блестит, обои на стенах кое-где уже отошли. Единственное, что меня утешает, – это наличие вещественных доказательств моего вдохновенного труда, который был замечен моей ненаглядной женой и даже заслужил ее слова одобрения. Если честно, то, несмотря на все недоработки и просчеты, квартира посвежела и уже не выглядит столь мрачно, как прежде.
В почтовом ящике я обнаруживаю извещение о прибытии в Таллин нашего багажа, но в Палдиски, к сожалению, он не мог быть доставлен в связи с недоразвитостью местного железнодорожного вокзала. Я немедленно выезжаю в Таллин, получаю на товарном вокзале свой груз и на перекладных доставляю его к себе домой. Разбираем с женой вещи, собираем сыну кроватку. К концу дня наша комната дышит чистотой и уютом. Здесь будет жить моя семья. Я уже предчувствую, что мое присутствие в кругу своих родных будет не частым. Придется испытать наше семейное счастье разлуками. Остаются последние дни отпуска. Я беру билеты на самолет до Риги и вскоре улетаю к месту своей службы. При расставании испытываю чувство грусти и сожаления. Трудно будет без меня сыну и жене, да и мне будет нелегко, но надо потерпеть, все когда-нибудь образуется. В салоне авиалайнера я предаюсь воспоминаниям о завершившемся отпуске. Воспоминания согревают мою душу, наполняют ее теплотой и нежностью. Пора подумать и о военной службе. Что меня ждет впереди? Как сложится моя военная судьба? Смогу ли я стать военным? А может, все мои усилия будут напрасны, и я бесславно завершу свой авантюрный эксперимент летом 1972 года? Я многое уже смог узнать о военной службе и о людях в морской форме, но чувствую своим нутром, что настоящих испытаний я еще не хлебнул. Выдержу ли я их? Не сломаюсь ли под их тяжестью? Хочется верить в лучшее. Не такой уж я неженка и хлюпик. Да и чем я хуже других?
