Несколько слов о наших соседях. Сначала моим соседом был мичман Янченко, служивший старшиной команды мотористов на малой подводной лодке. В тот момент, когда я получал ключи от квартиры, Янченко уже переезжал на другую жилплощадь. За год до окончания службы он стал обладателем отдельной 2-х комнатной квартиры. Но свято место, как известно, пусто не бывает, поэтому освободившуюся часть жилья заняла семья мичмана Грищенко, радиста с МПЛ (малой подводной лодки). Оба мичмана были весьма колоритными фигурами, и я о них сейчас расскажу.
Служба на малых подводных лодках требовала особого мужества. В народе эти лодки получили название – «зажигалки». Кто-то в шутку называл их атомными, поскольку один год службы на «малютках» засчитывался за два. Лодки были пожароопасны благодаря своим конструктивным особенностям. Использование жидкого кислорода при работе дизелей в подводном положении всегда представляло угрозу безопасности, как для самой подводной лодки, так и для членов ее экипажа. В сентябре 1968 года пожар, вспыхнувший в седьмлм отсеке МПЛ-258, унес жизни шести человек. Конечно, для Балтийского моря малые подводные лодки были весьма перспективны, и некоторые морские военачальники активно отрабатывали тактику их использования, стремясь максимально увеличить автономность плаванья. Большой вклад в эту работу внес командир соединения капитан 1-го ранга Бутузов Е.В. Благодаря его несокрушимой воле и целеустремленности малые лодки достигали рекордных для этого проекта сроков автономности плаванья (15-17 суток вместо десяти). В этих походах Бутузов был беспощаден не только к членам экипажа, но и к самому себе. Число всплытий он стремился сократить до минимума. В крайне стесненных условиях обитаемости моряки собирали пищевые отходы и продукты жизнедеятельности организма (экскременты) в герметически закрывающиеся емкости. В большинстве отсеков подводной лодки можно было передвигаться, находясь в полусогнутом состоянии. Имея, и без того, крайне ограниченное жизненное пространство, нужно было создавать себе еще больший дискомфорт при выполнении рекомендаций комбрига. Эксперименты Бутузова, безусловно, были рассчитаны на людей сильных духом. В конце 60-х годов интерес «верхов» к малым подводным лодкам стал постепенно пропадать, немалую роль в этом сыграла авария с мпл-258, о которой я только что рассказал. Северный и Тихоокеанский флоты с их атомоходами вышли на авансцену истории. Балтийский флот остался на вторых ролях, значение подводных сил Балтики также девальвировалось. Судьба малых лодок была решена, они оказались не нужны на данном этапе развития ВМФ. В 1970 году эти лодки отправят в Кронштадт, где их законсервируют. В 1969 году все выходы в море на «малютках» были непродолжительными по времени, где-то в пределах одних, максимум двух суток.
Мичман Янченко был по жизни большим юмористом, любил приколы. Его шутки и розыгрыши знала вся бригада. Но однажды настал «звездный час» в жизни приколиста-юмориста, Ян (как ласково называли его сослуживцы) превзошел сам себя, шутку, которую он отмочил, можно отнести к разряду гениальных. Как-то раз, на подводную лодку, где служил наш мичман, прибыл маршал (фамилию, к сожалению, не помню) из Инспекции Министерства обороны (там этих маршалов в старые добрые времена было, хоть пруд пруди). Пройдя в полусогнутом положении весь корабль, маршал шагнул, наконец, в один из дизельных отсеков и ужаснулся той тесноте, где жизненного пространства было с гулькин нос. Навстречу маршалу на четвереньках приближался мичман. Маршал растерялся (он первый раз в своей жизни спустился на подводную лодку) и, впав в оцепенение, тоже встал на четвереньки, полагая, что другого способа встречи начальника с подчиненным на данном корабле просто не существует. Когда маршал и мичман сблизились на оптимальное расстояние, командир отсека, приложив руку к козырьку, отдал рапорт: «Товарищ маршал, командир отсека мичман Янченко». Все было сыграно по правилам актерского искусства, маршал не заподозрил подвоха. Между тем за спиной маршала находились сопровождающие лица – командование соединения, командир лодки. Наблюдая эту мизансцену, начальники местного масштаба давились от смеха, но старались всеми силами сохранить серьезный вид, доморощенному комедианту они грозили кулаками. Маршал уехал в Москву в прекрасном настроении, на прощанье, как и заведено у нас на Руси, его задарили подарками. А что еще старичку надо для полного счастья. В первую очередь – внимание и уважение. О том, что над ним так пошутили, старый маршал так и не догадался. После его отъезда командир соединения хотел сурово наказать мичмана Янченко, но большее чем 10 суток ареста фантазии у комбрига не хватило. Несмотря на сравнительно молодой возраст (чуть больше тридцати лет) Янченко имел выслугу, превышающую его собственный возраст (год службы на «малютках» засчитывался за два). Увольнения в запас он не боялся, а может быть, как раз к этому и стремился. Служил Ян хорошо, всегда в исправности содержал свое заведование на корабле. Пил не больше других, зато нигде и никогда не залетал по пьяному делу. А то, что веселый человек, так это ж только плюс. На этих «зажигалках» без шутки и озорства можно умом тронуться. Закончилось все довольно мирно, за свой супер-розыгрыш Янченко вообще не понес никакого наказания. Ему все простили. Да и комбриг, к всеобщей радости, показал, что умеет ценить народное творчество и ничто человеческое ему не чуждо.
Двухкомнатную отдельную квартиру Янченко получил, однако, вовсе не потому, что был большим юмористом и даже не потому, что заканчивал службу (в тридцатипятилетнем возрасте он набрал полную выслугу, и дальнейшее пребывание в рядах ВМФ уже не имело смысла). Причина предоставления квартиры мичману заключалась в другом. В семье Янченко ожидалось прибавление. Уже был получен ордер на квартиру, сделан там ремонт, состоялся и переезд на новое место. Но новоселье получилось грустным. Ребенок умер при рождении. Квартиру у мичмана поначалу хотели отобрать, но потом передумали, оставили его в покое. Поняли, что у человека случилось горе, что он никого не хотел обманывать.
Мичман Грищенко Александр Федорович и его семья в составе жены Веры и дочери Лены, стали нашими соседями по квартире. Супруги были родом из Донецкой области, все у них кругом в роду были шахтерами. Разговаривала меж собой семья Грищенко на украинском языке. Их украинский язык, впрочем, был весьма своеобразный, украинская речь шла вперемешку с русскими словами (такая разновидность лексикона носит название «суржик»), а также выражениями из местного диалекта, которые трудно классифицировать по какой-либо шкале (не то шахтерское, не то казачье, не то, что-то чересчур простонародное). Саша Грищенко был невысокий, коренастый хлопец с крупной головой. Внешне он чем-то был похож на популярного комедийного актера 40-х и 50-х годов Константина Сорокина. Возраст – 27 лет. Жена Вера была моложе своего мужа на 5 лет. Она была худенькая, невысокая, - типичная тинейджерка (девочка-подросток). Дочери Лене было 2 года. Уехав за тысячу километров от родного дома, супруги Грищенко жили на эстонской земле, соблюдая обычаи и традиции своей малой родины. Любимым блюдом семьи был украинский борщ. Каждый день готовилась огромная кастрюля борща, а потом вся семья его вдохновенно поедала, садясь за стол по 5, а то и по 6 раз на дню. Иногда бывал и ночной жор, но он носил, скорее, ритуальный характер. Ночная трапеза была связана с выходами в море радиста-подводника. Грищенко явно боялся за свою жизнь. Каждый его уход из дома представлял собой ритуал прощания с домом, семьей и даже с жизнью. Перед каждым очередным выходом в море Грищенко шел на кухню, разогревал на плите борщ и ел его не взирая на то, что время было явно не обеденное (скажем, 2 часа ночи). Затем громогласно раздавался его призыв: «Все вставайте, будем прощаться. Ваш отец в море уходит». Семья просыпалась и шла прощаться со своим кормильцем. Все должны были бросаться на шею главы семейства. После объятий и поцелуев Грищенко перед дверью несколько раз с большим чувством произносил: «Прощайте!» После прощания с семьей Александр Федорович уходил в туманную даль, для того, чтобы несколько часов спустя, вернуться обратно живым и здоровым. Менее чем через год эти душераздирающие сцены прекратились, Саша перешел служить в штаб, а в штабе, как известно, не сгоришь и не утонешь. Обращались к нам Саша и Вера по-соседски, то есть мы с Аллой для четы Грищенко были просто «Сосед» и «Соседка», по имени они нас редко называли. Даже когда у нас родился сын Саша, в устах соседей он именовался не иначе, как «маленький сосед». Впрочем, жили мы довольно дружно, поводов для ссор между нами не было никогда.
Я уже упоминал, что семья Грищенко всем своим образом жизни олицетворяла традиции Донбасса. В жизни этой семьи отчетливо просматривалось два полюса, два пика активности. Первый, можно назвать периодом веселья, праздника, разгула. Он всегда приходился на момент получки. Супруги закупали в магазине хорошую закуску, большое количество спиртных напитков. Приглашались гости, - мичманы и офицеры с женами. Веселье организовывалось с размахом. Пробки от шампанского то и дело стреляли в потолок, женщины визжали от восторга. Закуска постоянно обновлялась. Как положено, была и культурная программа – песни, пляски, танцы. Песенный репертуар не отличался большим разнообразием. Песня из кинофильма «Веселые ребята» «Тюх-тюх, разгорелся наш утюг» являлась еще не самым худшим хитом. На следующий день было продолжение банкета, которое по своему размаху почти не уступало началу праздника. Третий, завершающий день застолья проходил уже несколько тяжеловато, скорей всего по инерции – так было заведено однажды в этой семье и надо было просто держать марку. Число гостей значительно редело, к столу приходили, в основном, самые стойкие бойцы. Заключительный день пиршества был не столь ярок как предыдущие и больше всего смахивал на обычный опохмел, переходящий в самую заурядную пьянку со всеми вытекающими последствиями: невнятным бормотанием, ненормативной лексикой, блатными песнями в ужасном исполнении, битьем посуды и выяснением отношений. Когда гости окончательно покидали гостеприимный, хлебосольный дом в семействе Грищенко наступал второй, более затяжной период их жизненной активности. Я бы назвал его агрессивно-депрессивным. Горы пустых бутылок и немытой посуды, полный кавардак в квартире и, что самое ужасное, пустой кошелек – таков был печальный итог завершившегося праздника. Тяжелые раздумья на фоне плохого самочувствия неизменно толкали Александра Федоровича к анализу сложившейся ситуации, раскрытию причин очередного финансового краха и поиску врага. Роль врага всегда отводилась жене Вере, которая и получала по полной программе от своего супруга. Ругань, оскорбления, упреки, назидания – это была лишь увертюра к опере, так сказать, еще цветочки. Ягодки были впереди. Затем начиналось рукоприкладство, в ходе которого здоровяк Грищенко украшал лицо своей жены весьма выразительными фингалами. Апофеозом гнева Александра Федоровича являлось битье посуды и крушение мебели. В ряде, случаев мебель просто опрокидывалась, а иногда она разбивалась с помощью топора. Звучала команда хозяина: «Верка! Неси сокиру». Вера услужливо бежала за топором, после чего ее распоясавшийся супруг довершал полный разгром жилища. После расправы над мебелью в аппартаментах семейства Грищенко наступало затишье. Глава семьи с грустью смотрел на результаты проведенной им «воспитательной» работы. Денег в кошельке не прибавилось, зато жена побита, мебель порублена, дочь, перепуганная и голодная плачет и просит еды. Осознание своей вины, страдание и раскаяние – следующая стадия в поведении нашего героя. Примирение в семье наступало, как правило, после бурной ночи, Грищенко заглаживал свою вину перед женой самым испытанным и действенным способом – сексом. После учиненного погрома Александр Федорович, терзаемый раскаянием, бывал как-никогда страстен и нежен по отношению к своей половинке. Наутро супруги ворковали как голубки. В семье наступало примирение. Ремонтировалась мебель, приобреталась посуда. Жизнь начинала входить в нормальное русло. Проходило какое-то время, вновь тринадцатое число на календаре, день выдачи зарплаты (день подводника, как мы его все называли) и, как вы уже, наверное, догадались, к нашим соседям опять являлись гости. Далее все повторялось по установленной схеме.
В первый год проживания в Палдиски я очень редко бывал дома, все внимание я, естественно, уделял своей жене. После того, как ситуация в моей жизни и службе немного стабилизировалась, в квартире на улице Садама я стал появляться гораздо чаще. С соседями мы подружились. Часто мы помогали друг другу. А с Сашей Грищенко мы неоднократно засиживались на кухне за бутылочкой вина. Особенно было приятно расслабляться вечером после бани. Наше влияние на семью Грищенко почувствовалось довольно скоро. Гульбища и пиры в их семье стали проводиться гораздо реже, а потом вовсе сошли на нет. Колотить свою жену Грищенко тоже почти перестал, особенно после случая, когда Вера, неожиданно, дала ему отпор, и у Саши появился честно заработанный синяк под глазом. Этим синяком Александр Федорович очень гордился и всем его показывал, налево и направо признаваясь своим знакомым: «Это меня Верка ударила, какая молодчина!» Саша и не догадывался, кто занимался воспитанием Веры, благодаря кому у безропотной и забитой женщины вдруг пробудился бунтарский дух. Впрочем, полного избавления от мужского деспотизма и оков рабства у Веры Грищенко не произошло. Обнаружилось, что без побоев и унижений хоть и улучшается качество жизни, но далеко не во всех ее сферах. В области интимных отношений выявилось явное угасание красок и ощущений. Когда-то, в старину, на Руси бытовала поговорка: «Бьет, – значит любит». Известный историк и знаток русского быта Костомаров посвятил изучению этого социального явления несколько лет своей жизни, блестяще описав все перипетии семейных отношений во времена «домостроя». Но, как оказалось, и в 20-м веке оставались еще живы рудименты прошлого. В семье Грищенко битье играло роль детонатора, своеобразного катализатора реакции, воспламеняющего страсть. Для Саши Грищенко поговорку можно было несколько перефразировать – «Любит, потому что бьет». Ведь только избив и унизив, он был способен по-настоящему вдохновиться и достичь оптимального результата, покорить воображение своей подруги. Без рукоприкладства результат оказывался намного хуже. Дальнейшие отношения супругов Грищенко еще не раз сопровождались разборками с применением силы. Вера, как мне кажется, сама провоцировала своего мужа, так как надеялась получить от него весь набор удовольствий. И получала.
