В начале апреля 1970 г., через восемь суток похода, атомная подводная лодка «К-122» заняла свой район боевой службы в 100 милях западнее о. Окинотори (Япония), размером 100х200 миль, в котором, как предполагало оперативное управление главного штаба ВМФ СССР, выполняет боевое патрулирование атомная подводная лодка стратегического назначения типа «Лафайет» из состава 15-ой эскадры ВМС США. Начали выполнять главную задачу, поставленную Главнокомандующим ВМФ СССР экипажу подводной лодки «К-122» на подготовительном этапе учения «Океан».
Поиск атомных подводных лодок стратегического назначения ВМС США осуществлялся с использованием гидроакустической станции МГ-200 «Арктика-М» в режиме шумопелегования и опытовой 2-х канальной аппаратуры поиска подводных лодок и надводных кораблей (судов) по контролю изменения температурных и оптических параметров воды кильватерного следа кораблей. Предполагаемый район боевого патрулирования атомной подводной лодки стратегического назначения ВМС США находился вдали от рекомендованных океанских маршрутов перехода судов с Филиппинских островов в Японию, на острова Полинезии и в Америку, поэтому только лишь на седьмые сутки, нахождения в районе, с помощью опытовой 2-х канальной аппаратуры поиска подводных лодок и надводных кораблей (судов) обнаружили кильватерный след.
После маневрирования с изменением курса и глубины определили принадлежность кильватерного следа к подводной лодке. Ввели главную энергетическую установку левого борта и перевели работу турбин от главных энергетических установок своего борта. На сеансе связи доложили на командный пункт Главного штаба ВМФ о обнаружении кильватерного следа подводной лодки, получили приказание с командного пункта о установлении слежения за подводной лодкой и переходе на 4-х часовой сеанс связи с берегом. Погрузились и начали слежение за подводной лодкой по кильватерному следу, периодически увеличивая скорость подводной лодки до 18 узлов. Маневрирование нашей подводной лодки было очень сложным, так как иностранная подводная лодка провела в районе не одни сутки, изменяя глубину погружения и курс, ее кильватерный след не рассеялся, сохранился. Было очень сложно разобраться в определении ее направления движения и только на 2-е сутки слежения оператор 2-х канальной аппаратуры доложил, что температурные и оптические параметры кильватерного следа начали увеличиваться, то есть мы вышли на прямой курс иностранной подводной лодки.
Так как нам приходилось через каждые 4-е часа всплывать на сеанс связи для передачи донесения о слежении за иностранной подводной лодкой и раз в сутки в период сеанса связи определять свое место, то от нас иностранная подводная лодка отрывалась, увеличивая дистанцию между нами. Поэтому, чтобы она от нас не оторвалась, мы вынуждены увеличивать скорость ход до 24 узлов, управляя подводной лодкой по глубине большими кормовыми рулями. На третьи сутки слежения мы, вероятно, сблизились с иностранной подводной лодкой на дистанцию около 60-70 каб., на дистанцию применения ее торпедного оружия с большой вероятностью поражения нашей подводной лодки, она замерила дистанцию между нами в активном режиме, в режиме эхопеленгования. Наши акустики классифицировали принадлежность гидролокатора к атомной ракетной подводной лодке, таким образом подтвердилось предположение оперативного управления ГШ ВМФ о нахождении на боевом патрулировании в этом районе атомной подводной лодки стратегического назначения ВМС США. Как для наших атомных подводных лодок, так и для иностранных, лучшим маневром отрыва от следящего корабля является отрыв самым полным ходом, и с этого момента началась гонка, «гонка за лидером». Американская подводная лодка отрывалась от нас скоростью самого полного хода 25,5 узлов и периодически 1-2 раз в сутки замеряла дистанцию между нами в активном режиме, в режиме эхопеленгования, а так как нам через 4-е часа приходилось всплывать на перископную глубину для передачи донесения о слежении за подводной лодкой, сообщая Ш=…°, Д=…?, Курс=…°, и Скорость= …узл., тип гидрологии, то нам, для поддержания дистанции до американской подводной лодки, приходилось держать скорость самого полного хода 30 узлов и глубину погружения 150-170 метров.
На вторые сутки отрыва от нас американской подводной лодки с 04-00 до 08-00 несла вахту 1-я боевая смена (самая отработанная): в центральном посту находился заместитель командира дивизии капитан 1 ранга Г.Сучков, командирскую вахту нес старший помощник командира капитан 2 ранга В.Пушкарев, вахтенный офицер капитан 3 ранга Р.Лалетин, вахтенный инженер-механик капитан 3 ранга Г.Огарков. Изложу свои личные впечатления, а также доклады старшины команды турбинистов мичмана Н.Грачева, которому мы обязаны многим, а просто говоря своей жизнью, и старшего помощника командира капитана 2 ранга В.Пушкарева комиссии штаба КТОФ.
Личные впечатления. Я нес вахту в центральном дозиметрическом посту подводной лодки в 7-м отсеке. На разводе вахты вахтенный офицер капитан 3 ранга Р.Лалетин довел до нас, что осуществляем слежение за американской подводной лодкой, идем на глубине 170 м, скорость хода 30 узлов, обратил внимание на бдительное несение вахты. Около 6-и часов утра, когда две боевые смены спали, я почувствовал, что у подводной лодки начал увеличиваться дифферент на нос. Шум вибрации корпуса подводной лодки говорил о том, что скорость хода не меняется. По уровню воды в графине можно было судить, что дифферент растет – 10°, 15°, 20°, 25°… . Время для меня остановилось, я представлял, как подводная лодка стремительно несется в глубину. Я уперся ногами в блок питания установки дозиметрического контроля и задавал себе вопрос: «Почему в центральном посту не предпринимают меры?». Смотрел на прочный корпус подводной лодки и ждал, что сейчас будет треск и мрак…(в голову пришел случай гибели американской атомной подводной лодки «Трешер», описанный в прессе в 1967 г.).
Из отсека доносился шум падающих предметов. Через переборочную дверь, которая была не задраена, пульта главной энергетической установки раздался звук турбинного телеграфа. Подводная лодка задрожала, раздался звук шипения воздуха высокого давления, подаваемого в цистерны главного балласта. «Наконец-то в центральном посту предпринимают меры. Значит будем жить!» – подумал я. Постепенно рост дифферента прекратился, как сказали операторы главной энергетической установки, остановился на 32° и начал отходить (уменьшаться), потом перешел на корму и достиг 20°. Потом дифферент стал отходить и установился около 0°, по шуму корпуса подводной лодки я подумал, что начали увеличивать скорость хода.
Доклад старшины команды турбинистов мичмана Н.Грачева членам комиссии штаба КТОФ после похода. После развод вахты со сменой прибыл в турбинный 6-ой отсек. Приняли вахту, доложил на пульт главной энергетической установки о работе механизмов турбинного отсека и о том что обе турбины работают «Самый полный вперед!». Около 6-ти часов утра, начал расти дифферент на нос. При дифференте 12° на нос без приказания с пульта главной энергетической установки и от вахтенного инженер-механика перевел защиту турбин на «ручное». При постоянном росте дифферента на нос ждал команду с пульта главной энергетической установки и от вахтенного инженер-механика на подачу пара на лопатки турбины заднего хода. При достижении дифферента 25° на нос, не дождавшись приказания на изменение режима работы турбин с пульта главной энергетической установки и от вахтенного инженер-механика самостоятельно скомандовал вахтенным на маневровые устройства –«Реверс!». Когда турбины «забрали», работая на задний ход и одерживая подводную лодку, дифферент остановился на 32° на нос, и только потом поступило приказание с центрального поста и позже с пульта главной энергетической установки, переданное турбинными телеграфами на обе турбины – «Реверс». При достижении дифферента 15° на корму по приказанию, переданному с центрального поста и пульта главной энергетической установки турбинными телеграфами «Обе турбины малый вперед», скомандовал вахтенным маневровых устройств «Держать обороты «Малый вперед».
Доклад старшего помощника командира капитана 2 ранга В.Пушкарева членам комиссии КТОФ после похода. В 04-05 принял доклад от вахтенного офицера капитана 3 ранга Р.Лалетина о приеме на вахты 1-ой боевой сменой. Доложил заместителю командира дивизии капитану 1 ранга Г.Сучкову, который находился в штурманской рубке, о приеме вахты, а также о слежении за американской подводной лодкой, о глубине погружения подводной лодки-170 метров, скорость хода-30 узлов, под килем-6100м. В 05-45 отпросился у капитана 1 ранга Г.Сучкова сходить в гальюн на 2-ой палубе 3-го отсека. Задраив дверь гальюна, почувствовал рост дифферента на нос, раздался шум, грохот падающих металлических ящиков с ЗИПом, размешенных за дверью гальюна у переборки отсека. Попытался открыть дверь гальюна, но металлическим ящиком с ЗИПом дверь заклинило, оставив маленькую щель.
Сел на унитаз и подумал: «Неужели смерть придется принимать в гальюне?». Встал, еле просунул левую руку в щель, взял рукой за ручку ящика с ЗИПом, поднял его и поставил на электрощит системы вентиляции помещения преобразователей боевой части связи, размещенный слева от двери гальюна и закрепленный на высоте 1,0 метр (потом в спокойной обстановке я смог приподнять ящик только на высоту 40 см). Прибежал в центральный пост, к этому времени капитан 1 ранга Г.Сучков дал команду турбинными телеграфами в турбинный отсек «Реверс» и на пульт главной энергетической установки, а вахтенный инженер-механик капитан 3 ранга Г.Огарков давал воздух высокого давления в носовую группу цистерн главного балласта для того, чтобы уменьшить дифферент на нос и погружение подводной лодки. При отходе дифферента воздух из носовой группы цистерн главного балласта вовремя не сняли и вовремя не дали ход вперед, подводная лодка с дифферентом на корму выскочила на поверхность и погрузилась. Скомандовал вахтенному инженер-механику о снятии воздуха из носовой группы цистерн главного балласта, при отходе дифферента до 15° на корму скомандовал дать ход «Обе турбины малый вперед!, Погружаться на глубину 100 метров». При дифференте 0° скомандовал «Осмотреться в отсеках!». После доклада из отсеков «Отсеки осмотрены, замечаний нет», командир подводной лодки принял решение продолжать слежение за американской подводной лодкой.
В 08-15 после смены с вахты я пришел на завтрак в кают-компанию, там сидел командир АПЛ капитан 1 ранга В.Копьев. Увидев входящих офицеров, он сказал, что сделает из нас настоящих подводников, на это я пошутил: «Вы нас, товарищ командир, доведите только до пирса!». Шутку мою он запомнил и по приходу в базу скомандовал помощнику командира, чтобы дежурным по команде заступил я. Прошли сутки плавания. За это время на всех уровнях экипажа шло обсуждение заклинки больших горизонтальных рулей на «погружение» при скорости хода 30 узлов и погружение с глубины 170 м, за считанные секунды, на глубину 270 м. В 04-00 следующих суток опять заступила на вахту 1-я боевая смена. Аварийная заклинка больших горизонтальных рулей повторилась через полтора часа после приема вахты, но вахта Центрального поста подводной лодки и Пульта главной энергетической установки быстро отработали, не допустив увеличения дифферента более 12° на нос и провала по глубине погружения подводной лодки. Это насторожило командование подводной лодки. После завтрака, сбросили ход до самого малого, поддифферентовали подводную лодку и перешли на управление большими кормовыми рулями с местного поста в 9-м отсеке. Когда разобрали манипулятор управления большими кормовыми рулями, то обнаружили и вытащили небольшой кусок керамики, который лежал сверху контактов – замыкателей на «погружение» рулей. Рулевые вспомнили, что в конце февраля с судоремонтного завода «Звезда» приезжала гарантийная группа, которая занимались рулями, при этом никто из команды рулевых их не контролировал. Больше случаев заклинки больших кормовых горизонтальных не было.
Анализируя происшедшее мы, члены экипажа, пришли к выводу, если бы старшина команды турбинистов мичман Николай Михайлович Грачев недостаточно хорошо знал инструкцию по эксплуатации турбины, был неуверенным и безинициативным человеком, то мы разделили, без всякого сомнения, судьбу экипажа атомной подводной лодки «К-8» Северного флота, погибшей на учении «Океан» в Бискайском заливе Атлантического океана. Не зря мичман Грачев носит имя Святого Николая Чудотворца, хранителя моряков, вероятно он хранил наш экипаж в этом походе. Через 74 часа слежения за американской атомной подводной лодкой, при всплытии на сеанс связи и передачи донесения о слежении, получили радиограмму о прекращении слежения. При возвращении из похода разведывательное управление КТОФ подтвердило, что слежение мы осуществляли за американской атомной подводной лодкой стратегического назначения типа «Лафайет» 15-ой эскадры ВМС США, дислоцирующейся в вмб Аганья на о. Гуам (Марианские острова). Своими действиями мы вытеснили ее из района боевого патрулирования, и она вынуждена была всплыть и возвратиться в базу. Момент всплытия и возвращения в базу был зафиксирован кораблем разведки КТОФ. То есть свою главную задачу, поставленную Главнокомандующим ВМФ СССР, экипаж атомной подводной лодки «К-122» выполнил.
Уменьшив скорость хода до 6 узлов, погрузились на глубину 60 м, обеспечивающую по условиям гидрологии максимальную скрытность плавания от обнаружения противолодочными силами противника и максимальную дальность их обнаружения нашими радиотехническими средствами. Легли на курс в центр района боевой службы, назначенный Главным штабом ВМФ СССР, предполагая, что необходимо готовиться к выполнению задачи заключительного этапа учения «Океан»: поиск, слежение и атака главной цели отряда боевых кораблей противника (фактически на учении отряд боевых кораблей – корабли КТОФ, главная цель – ракетный крейсер «Варяг»), следующих через наш район боевой службы, практической торпедой САЭТ-60 с ее затоплением после прохождения дистанции хода. Несколько дней спокойного плавания в районе боевой службы позволили экипажу подводной лодки не только физически, но и морально отдохнуть. За эти дни проверили материальную часть по боевым частям и службам, пытались выяснить причину неисправности малых кормовых горизонтальных рулей, но ввести их в работу не смогли. Так и вынуждены были управлять подводной лодкой по глубине погружения большими кормовыми горизонтальными рулями во всем диапазоне скоростей подводного хода до возвращения из похода. В одном из сеансов связи получили радиограмму о начале заключительного этапа учения «Океан». Командир подводной лодки оценил обстановку и принял решение осуществлять поиск, маневрируя курсом перпендикулярным предполагаемому генеральному курсу отряда боевых кораблей – 135°. Ночью отряд боевых кораблей был обнаружен на перископной глубине с помощью пассивной станции обнаружения радиолокационных сигналов «Накат-М». Сблизившись в подводном положении на дистанцию обнаружения надводных целей с помощью радиолокационной станции «Альбатрос», всплыли на перископную глубину, замерили пеленг, дистанцию до ближайшей цели и выявили походный ордер отряда боевых кораблей и ее главную цель. По данным гидроакустики скрытно сблизились с главной целью, через корабли ближнего противолодочного охранения на носовых курсовых углах главной цели на дистанции 60 кабельтов произвели торпедную атаку ракетного крейсера «Варяг» торпедой САЭТ-60 из торпедного аппарата №-6. Стрельба была удачной, торпеда прошла под ракетным крейсером «Варяга», ход торпеды наблюдался выстреливаемым ракетками из торпеды.
Но, несмотря на успешное выполнение поставленных боевых задач, неприятности,, точнее аварийные происшествия, ожидали экипаж подводной лодки впереди. Так как необходимости развития самого полного хода турбинами не было, то командир подводной лодки принял решение: вывести из работы главную энергетическую установку левого борта и турбину того же борта и оставить в работе главную энергетическую установку правого борта и турбину того же борта. Через двое суток, во время вахты 3-й боевой смены, меня разбудил сигнал: «Аварийная тревога! Горит питательный насос конденсатно-питательной системы правого борта!». Прибыв в центрально-дозиметрический пост, доложил в центральный пост подводной лодки о готовности химической службы по аварийной тревоге. Из 7-го отсека донеслись команды моторных телеграфов, я вышел в отсек и спросил у командира электротехнического дивизиона капитан-лейтенанта Ю.Митрофанова, какие происходят переходы. Он ответил, что сбросили защиту главной энергетической установки правого борта и переходим на движение под электромоторами. Температура и влажность в отсеках подводной лодки стали повышаться, так как холодильная установка, обеспечивающая работу системы кондиционирования подводной лодки, была выведена из работы. Через несколько минут с центрального поста поступила мне команда командира по телефону: «Начальнику химической службы! Войти в турбинный отсек, замерить содержание окиси углерода!».
Я не стал уточнять, почему я должен входить в аварийный отсек, а не мой подчиненный мичман Л.Гурьев, химик-санитар по должности, функциональной обязанностью которого был газовый контроль. Приказание центрального поста подводной лодки надо выполнять. Приготовил экспресс-анализатор по контролю за окисью углерода и окислами азота к работе, включился в изолирующий противогаз ИП-46М и с разрешения центрального поста меня впустили в аварийный турбинный (6-й отсек) отсек через тамбур-шлюз. Первое впечатление: все в дыму, температура под 70-80°С, вентиляция в отсеке, как положено при пожаре, отключена. В отсеке, вместе с офицерами дивизиона движения, находилось 20 человек. Часть турбинистов, не включившись в ИП-46М, бегали по отсеку, выполняя приказания командира турбинной группы капитан-лейтенанта Б.Завьялова и командира 1 дивизиона капитана 3 ранга Г.Огаркова по выводу турбины правого борта из работы.
Пристроившись у главного турбозубчатого агрегата левого борта, я включил в работу экспресс-анализатор. После произведенного замера по измерительной шкале я рассчитал, что концентрация окиси углерода в турбинном отсеке около 140-а предельно-допустимых концентраций (ПДК СО-0,001 мг/л). По телефону доложил в ЦП о содержании окиси углерода в отсеке, о необходимости включения личного состава турбинного отсека в изолирующий противогаз ИП-46М и о приведении изолирующих противогазов в смежных отсеках в положение «наготове». Центральный пост приказал мне через 10 минут контролировать газовый состав воздуха в аварийном отсеке и докладывать ему. В дыму у маневровых устройств отыскал командира дивизиона движения капитана 3 ранга Г.Огарков (без изолирующего противогаза ИП-46М), ему сказал о содержании окиси углерода в отсеке и необходимости включения всех в изолирующий противогаз ИП-46М, иначе будут погибшие от отравления окисью углерода. По громкоговорящей связи «Каштан» Центральный пост скомандовал о режиме использования средств защиты органов дыхания в аварийном (турбинном) и в смежных с ним отсеках.
С командиром 1 дивизиона буквально, стали ловить в дыму турбинистов и насильно заставлять включиться в изолирующий противогаз ИП-46М. После вывода из работы турбины правого борта из Центрального поста поступила команда в аварийный турбинный отсек: «Выяснить причину возгорания питательного насоса правого борта!». Капитан-лейтенант Б.Завьялов приказал турбинисту старшине 1 статьи сверхсрочной службы А.Задорожному, в заведовании которого находился питательный насос, пролезть между трубами к питательному насосу и выяснить причину его возгорания, а также возможность его эксплуатации. Так как пролезть к питательному насосу с изолирующим противогазом ИП-46М из-за сплетения труб было невозможно, то старшина 1 статьи А.Задорожный вынужден был снять изолирующий противогаз, чтобы без него пролезть к питательному насосу для его осмотра, на это ушло около 10 минут. После его возвращения командир турбинной группы капитан-лейтенант Б.Завьялов доложил в центральный пост: «Питательный насос правого борта пригоден к дальнейшей эксплуатации.
Произошло сгорание краски с наружной и внутренней части корпуса вентилятора насоса. Причина возгорания: деформация корпуса под действием высокой температуры в отсеке и касание крыльчатки вентилятора корпуса». После того, как содержание окиси углерода в отсеке стабилизировалось на 150-и предельно допустимых дозах и возможности снижения концентрации окиси углерода в турбинном отсеке не было, центральный пост, оценив обстановку о возможности дальнейшего использования реакторов и турбин подводной лодки, принял решение: всплыть в надводное положение, запустить дизель-генераторы, для обеспечения хода подводной лодки и ввода главной энергетической установки левого борта, включить систему вентиляции реакторного и кормовых отсеков на перемешивание воздуха между отсеками.
Всплыли в надводное положение. Запустили дизель-генераторы для обеспечения хода и ввода главной энергетической установки левого борта, включили систему вентиляции реакторного и кормовых отсеков. Вывели часть турбинистов из турбинного отсека, оставив только пять человек во главе с командиром турбинной группы капитан-лейтенантом Б.Завьяловым для обеспечения ввода турбины. Начали ввод главной энергетической установки левого борта. Работа системы вентиляции реакторного (5-го) отсека обеспечивала работу спецтрюмных при вводе главной энергетической установки левого борта. Но высокая температура в турбинном отсеке около 90°С и влажность привела к тому, что личный состав 6-го отсека стал падать в обморок от теплового удара и возможного отравления окисью углерода. В тяжелом состоянии отнесли в трюм 8-го отсека капитан-лейтенанта Б.Завьялова и старшину 1 статьи А.Задорожного. Начальник медицинской службы старший лейтенант м\с М.Меджидов ввел внутривенно им камфору и другие медицинские препараты, кроме этого поливали их забортной водой, но польза от этого была недостаточна, так как температура забортной воды была около 28°С. Система душирования, установленная у маневровых устройств и предназначенная для охлаждения турбинистов при управлении турбиной, подавала кипяток, поэтому ее вынуждены были отключить. Ситуация сложилась такая, что по условиям микроклимата в турбинном отсеке команда турбинистов не могла обеспечить ввод и работу турбины. Поэтому, оценив погоду и состояние моря, командир решил, отдраить аварийно-спасательный люк 8-го отсека и дизелями просасывать воздух через 8-й, 7-й, 6-й (турбинный), 5-й (реакторный), 4--й отсеки для вентиляции турбинного отсека и снижения температуры.
Данное решение командира подводной лодки привело к положительным результатам: температура в турбинном отсеке начала снижаться, а содержание окиси углерода падать. Под потоком воздуха, просасываемого через шахту люка 8-го отсека, охлаждались многие турбинисты, так как состояние их было полуобморочным. В турбинном отсеке они могли работать по 10-15 минут. После ввода главной энергетической установки левого борта дали пар на холодильную установку. После выхода холодильной установки на рабочий режим подключили систему кондиционирования. Настроение экипажа стало подниматься. Я по трапу шахты 8-го отсека поднялся вверх и выглянул из люка. Погода была для нас, как по заказу. Тихий океан, а на нем полый штиль. Видимость – 100 кабельтов. Ветер отсутствует, даже легкой ряби на воде не было. Из-за горизонта вставало багровое солнце. Как говорили моряки парусного флота: «Солнце красно по утру, моряку не по нутру!» Действительно нашему экипажу везло. К вечеру океан раскачало, даже на глубине 50 метров ощущалось. Когда условия микроклимата снизились до нормальных, погрузились и продолжили выполнение задач боевой службы.
Еще долго личный состав турбинистов жаловался на головную боль, после лечения, проведенного начальником медицинской службы капитаном м\с М.Меджидовым, их состояние здоровья нормализовалось, но до конца похода старший турбинист старшина 1 статьи А.Задорожный пролежал в изоляторе медслужбы с диагнозом отравления окисью углерода.
На этом злоключения похода не закончились. Впереди была потеря герметичности передней крышки устройства (ДУК) для выброса мусора с подводной лодки в подводном положении, что вынудило командование принять решение: выстреливать мусор через 533 мм торпедный аппарат №-5, из которого была выпущена практическая торпеда по главной цели отряда боевых кораблей КТОФ. Но опыт был неудачный, набегающим потоком воды была забита мусором ниша торпедного аппарата №-5, у которого едва закрыли переднюю крышку. Поэтому, выгрузив средство гидроакустического противодействия из 400 мм кормового торпедного аппарата №-7, стали выстреливать мусор через него. Через 45 суток похода возвратились в базу б. Павловского с большим перечнем аварийных происшествий с оружием и техническими средствами подводной лодки, несмотря на это встречали нас с оркестром и жаренным поросенком, так как о происходящем в походе командование АПЛ не докладывало на берег.
После доклада командира о выполнении задач боевой службы с нами разбиралась комиссия штаба Тихоокеанского флота. С приходом в базу узнали, что в результате пожара в электротехническом отсеке и разгерметизации прочного корпуса во время учения «Океан» погибла атомная подводная лодка «К-8» Северного флота в Бискайском заливе Атлантического океана. Морально-психологическое напряжение для личного состава нашего экипажа было очень велико, не все выдержали психологической нагрузки, например, помощник командира АПЛ капитан 3 ранга Р.Лалетин еще в походе запил и был отстранен в море от несения ходовой вахты, с приходом в базу за низкие морально-боевые качества снят с должности и назначен на береговую должность с понижением. Должность помощника командира подводной лодки «К-122» была предложена мне, я после перенесенных впечатлений похода от предложения командования отказался.