Масло бывает сливочным, оливковым, подсолнечным. Встречаются также моторное, компрессорное, турбинное.

«Какая же между ними причинно-следственная связь?» - спросит любознательный читатель. Я тоже думал, что никаким детерминизмом здесь и не пахнет, пока не уронил бутерброд  в кают-компании  ПЛ К-388 в строгом соответствии с законом Мерфи,  в утро её отхода из Северодвинска в пункт постоянного базирования в Баренцевом море, после окончания  ходовых испытаний и приема её в состав сил постоянной готовности ВМФ СССР.

Надев на лицо маску озабоченности и сочувствия, Леонид Павлович Трефилов- наш командир дивизиона живучести (каждый день- жопа) поинтересовался у меня уровнем в грязнухе (цистерне отходов сепарации масла). – На донышке, ответил я беззаботно, вспомнив вчерашний осмотр смотровых стеклышек, находящихся в
заведовании  цистерн. - Не туда смотрел, наверное, Серёга, она у тебя полная, и, что характерно, тебя за это в родной дивизии не похвалят.- Прямо из завода говно  везёшь! Слегка встревожившись, но продолжая верить своим глазам, я нырнул в кормовой трюм 5 отсека.  Уровень масла ехидно колыхался в середине верхнего масломерного окошка, подозрительно желтоватым цветом (в последствии наше внутритурбинное  расследование установило, что это была компрессорная эмульсия, перегнанная по нештатной схеме трюмными умельцами). На лодке начиналось приготовление к бою, походу и погружению. Слегка обалдевшему мне, Палыч  настоятельно порекомендовал  избавиться от отстоя на переходе морем.

- Только, говорит,- воздухом от стравливания с пульта аварийного продувания не дави. Там  Р-45кг/см2. У нас как-то давили, так цистерну порвали. Пришлось вместе с маслом заваривать.

-  Как это?,- удивился я.

-  Да легко, говорит,- за два стакана шмордюка, один колдырь с СРЗ и заварил.

Работяга с горелкой, командир отсека с огнетушителями, механик в центральном на ключе ЛОХ, а остальные на пирсе. Так цистерна заваренная и бегает, только слегка капает.
Чужих ошибок мы решили не допускать. Провели мозговой штурм с участием старшины отсека Валеры Горякина и техника – турбиниста  Бори Удилова. Решили  давить воздухом от пневмоинструмента 6 кг/см2 через вентиляцию донной захлопки  циркуляционной трассы. Осталось дело за малым: обезвредить предохранительный клапан цистерны на 1,5кг/см2.

Совсем глушить его не хотелось, а вдруг  противной цистерне и нашего давления для разрыва хватит. Решили увеличить коэффициент жесткости пружины (ну прямо по закону Гука) подложив под неё пару пятаков.

Ну и сжатый воздух подавать постепенно, дросселируя так сказать.

Это была вторая ошибка Плейшнера.

Гадить в Белом море было проблематично - вероятность обнаружения велика. Переход производился в надводном положении  и мы решили отметится после входа в Баренцево. И вот народ для разврата расставлен, чудо-схема собрана. Валера потихоньку открывал клапан подачи воздуха на пневмоинструмент. А я следил за герметичностью наших нештатных соединений и уровнем в «грязнухе». Процесс пошёл во всех регионах, темнота способствовала сохранению главного качества подводника – скрытности. Одно печалило: слишком медленно падал уровень в цистерне. Не к месту вспомнив, что тише едешь – дальше будешь от того места, куда едешь, я дал  Валере команду добавить воздуха.  Тут- то  всё и началось.

Был ли утренний бутерброд тому причиной, или звезды на небосклоне не так раскорячились, но  предохранительный клапан предательски сработал, орошая кормовой   трюм шестиструйным фонтаном масла. Отключение воздуха ни к чему не привело, клапан весело извергал, всё что на душе накопилось. Решили снять давление разобщительным, на который собирались все сливы от маслоохладителей  и сепараторов. В рабочем гуле редуктора и турбины масленщик Осипов неточно понял команду и открыл клапан до отказа. Обратным током масленый отстой попер в систему, заполняя поддоны сепараторов.

Беда не приходит одна. В этот раз её спутником был командир дивизиона движения Юрий Иванович. Его хорошее настроение, навеянное приемом пищи и скорой встречей  с семьей разбилось вдребезги суровой реальностью турбинного отсека.

Последней каплей, точнее дюжим плевком в душу комдива, оказалась янтарная струйка турбинного масла,  оставившая причудливую дорожку на его кремовой рубашке. Грациозно скользя лодочными тапочками по последним балясинам крутого турбинного трапа, плотная коренастая фигура начальника надвигалась на меня. Не уверен, озвучил ли к описываемому времени одну из своих крылатых фраз последний командир 33 дивизии контр-адмирал Агафонов, служивший тогда старпомом (Иногда уворачиваться надо не от авианосца, а от фуя), но её справедливость я осознал собственной шкурой, забаррикадировавшись открытой дверью тамбур-шлюза  и  фиксировав ее на защёлке с обратной стороны.

Сообразив, через полминуты, что в десятисантиметровую щель невозможно просунуть стокилограммовое тело, Юрий Иванович от души приложил спасшую меня дверцу кулачищем.  «Возможно я и трус, но явно не дурак»,  - крутилось у меня в голове.

Разбор полётов проходил в каюте комдива, минут через десять. В пассиве было литров 300 компрессорной  эмульсии в трюме, явное нежелание штатных осушительных средств эту бурду перекачивать, семибалльный шторм, в активе  12 часов до прихода в базу, 10 турбинистов (включая командира), достаточное количество ветоши и обрезов, исправность корабельных гальюнов. Как антибонус разбилась 5-ти литровая банка с растворителем Р-3, непосильным трудом приобретенная в заводе, превратившая многострадальный отсек во взрывоопаснуюгазовую камеру.

Первую ошибку я усвоил твердо: своевременно докладывать о  всех замеченных неисправностях  и  предварять свои инициативы  согласием командования,  жаль что это далеко не всегда помогало.