Того номера "Огонька" я не нашел. Изрядно порылся в интернет-архивах, редакционных и шире, но нету… За 83-й год, кажется; июльский, на день ВМФ. А хотелось показать один фоторепортаж. Еще журналиста, скрасившего суровые боевые будни дивизии. Так что снова придется рассказывать...
В каюте сидел мужик в джинсах и кожаном пиджаке. На стуле рядом стоял черный кожаный кофр с фаллическими фотообъективами. Каперанг Болдырев поил гостя чаем из фирменных военно-морских подстаканников. Позже я один такой подстаканник свистнул, когда уходил из дивизии, на память о безоблачной службе…
- Знакомьтесь, - сказал начпо. И назвал фамилию, которая за давностью лет выветрилась. - Леонид Евсеич. Будет готовить фоторепортаж о нашей дивизии в журнал «Огонек». Ко дню флота. Леонид наш, флотский, так что общий язык найдете...
- Есть.
- Надо плодотворно поработать! Чтобы у всего советского народа дух захватывало! Если надо, лодки в море выгоним. Рубки подкрасим, палубы надраим. Честь флота, понимаешь!..
Было видно, старик и сам загорелся…
- С чего начнем, Леонид Евсеич?..
- А начнем с романтики и любви! - говорит Евсеич. – Пока мне нужна дюжина отличников да автобус. Поедем во Владивосток, а то у вас тут места, конечно, живописные, но дикие и наших читателей пугать будут...
- Надо отобрать самых лучших людей, - говорит начпо. – Первоклассных специалистов, передовиков, по одному с каждой лодки. С «пээмки» одного, там у них кандидат в члены партии, который недавно медаль получил, забыл фамилию. Да, и с торпедолова. Того героического парнишку, который в шторм торпеду усмирил. Ну, ты понял, действуй!..
Через час в коридоре штаба стояли двенадцать орлов, выдернутых с занятий. Неброские внешне, но на таких, как говорится, флот держится.
Вышел корреспондент.
- Это кто такие? – спрашивает.
- Лучшие из лучших! Отличники!
Кавторанг в джинсах и говорит:
- Идите-ка, покурите, ребята. - И на меня. - Кого ты ко мне привел?!
- Комсомольцы, молодые коммунисты. Самые...
- Так! А где у вас тут гауптвахта?..
Ничего не понимая, я повел гостя на гауптвахту.
Начальник гарнизонной «кичи» мичман Никуйко завсегда рад посетителям. С ними казематная жизнь веселей. Да и польза случается немалая. Например, лишняя чекушка «шила», завернутая в «Красную звезду» - это чтобы без очереди арестанта приняли. И чтоб стружка с него ровнее шла.
На сей раз к нему пришли с пустыми руками. И так случается...
Построить наличный состав? Есть! По бетонным коридорам полетел бой колоколов, послышался стук прогар, ботинки такие, из кожи динозавров.
Видели старый-престарый, большевистский фильм «Оптимистическая трагедия»? Там еще ватага «Анархия – мать порядка» с Сиплым во главе. Если видели, значит, можете себе представить живописную картину, которая предстала. Только вместо Сиплого – на дух не переносящий анархии мичман Никуйко.
А за спиной его - рослые красавцы-гвардейцы, на славу откормленные, с наглыми рожами вечных залетчиков. Та же ватага, только временно застегнутая на все пуговицы.
Никуйко - не Сиплый, у него не забалуешь…
- А ты говоришь, отличники, - любовался статью и здоровьем чудной фотограф. – Значит так! Помыть, побрить! Одеть по первому сроку! Завтра к 12.00 жду во Владивостоке на площади штаба ТОФ…
Повернулся и пошел, насвистывая.
Помытая, побритая, «шипром» орошенная, в форме два первого срока «анархия» в 4.00 утра сидела в гарнизонном «Пазике». Через триста верст и 8 часов мы вкатились на самую красивую площадь Владивостока: справа - трубач в буденовке, с тяжким знаменем, слева - штаб, прямо – бухта Золотой Рог с парадно-показательной 201-й бригадой противолодочных кораблей.
О ней, кстати, как-нибудь надо будет рассказать отдельно...
А еще на площади!.. Мама дорогая! В мини-юбочках, с развевающимися на солнечном ветре волосами - красавицы, каких свет не видел! Сами веселые, каблучки у них цок-цок, в глазах море, небо и чайки крылатые! Ровно двенадцать штук! Не чаек, конечно, девушек.
И с ними наш кавторанг. Весь обвешанный фотоаппаратами, как матрос Железняк пулеметными лентами.
- Откуда такие? – спрашиваю.
- Темнота, - ужасается. – Живете там, в своих Конюхах, ни культуры, ни просвещения. Это ж ваш Краснознаменный отряд песни и пляски! Краса и гордость Краснознаменного Тихоокеанского флота!..
Мои отличники из автобуса выползли. Стоят, как телята. Очи поволокой подернулись, мозги отключены.
Их по одному, неземной красотой парализованных, фотограф подводит к девушкам, вручает, объясняет маневр и диспозицию.
- Вы, пары, прогуливаетесь. За ручку, под ручку друг с другом. Корабли разглядываете, чаек, смеетесь… Вы четверо – марш на тот конец набережной! Катер там ждёте. А вы, девочки, куда-то по своим делам спешите. А парни, за ними, поодаль. Ясно?
- А ты что лыбишься? – уже ко мне. – Вот повязки, - извлекает из кофра повязки «Патруль». – Надевайте с двумя орлами и стойте. Патруль завистливо смотрит на праздник жизни!..
Все по местам, поехали...
Без обеда, перерывов и перекуров, часа три-четыре.
Особо художник со старшиной второй статьи Пугачевым мучился. И с девушкой его. На самом урезе пирса. То заставит ее бескозыркой чайкам махать, то на погончик руку положить, то ему кажется, что как-то не так Пугачев девушку за талию держит. Задрал обоих, пока все не снял, как надо...
Наконец, кончился весь этот цирк.
- Давай, сажай людей в автобус! – говорит наш фотодрессировщик. – Спасибо, ребята! Хорошо поработали! Девочки, пока! Вы умницы, все отлично!..
- Бойцов, полагаю, без меня на кичу забросишь? – подходит ко мне прощаться. – Давай краба! Тоже спасибо.
Преисполненный почтением к мастеру, спрашиваю:
- Когда продолжим? Завтра?
- Все! Продолжения не будет. - говорит.
- А лодки в море выгонять?!
Смеется:
- Старлей! Ты думаешь, у меня в архиве лодок нет?..
На обратном пути у меня, как человека, не адаптированного к высокому творчеству, было сложное настроение.
У моряков, полагаю, тоже. Уже потому хотя бы, что бухта Золотой Рог с девочками и бухта Конюшкова с мичманом Никуйко - две большие и вопиющие разницы...
А через месяц вышел и «Огонек». Меня там, слава Богу, не было. Но пирсы наши, лодки, моряки, девушки, чайки были. И правда, дух захватывало.
Думаете, конец? Как бы не так!
Еще через месяц к начпо явился старшина Пугачев. В слезах и душевном раздрае. С письмами из дома. Молодая его жена слала с рязанщины вырезки из всенародно любимого «Огонька» и писала...
Что его, как человека, на флот служить отпустила, а он…
Чтоб больше ноги его в родной деревне не было.
Чтоб она о нем больше не слышала.
Что ей безразлично, с кем он там, на берегу океана, обнимается.
И что она-то себе нормального мужика найдет, не чета некоторым...
Пугачев молил о срочном отпуске.
Отпуск ему не дали. Залетчик - он и есть залетчик.
Но письмо на бланке воинской части отписали на родину.
Так мол и так, парень невинен, аки ангел.
Обнимать девушку ему приказали - обстановка требовала.
