Итак. Февраль 1968 года. Год 50-летия Вооруженных Сил СССР. Армия и Флот исполнены желанием, отрапортовать партии и правительству о своих успехах в боевой и политической подготовке. В бригаде подводных лодок также идет напряженная работа по совершенствованию боевой выучки. Есть в соединении и свои маяки — это подводная лодка «С-295». Именно ей и поставлена задача, — участвовать в дальнем походе в честь юбилея Вооруженных Сил. Лодка носит звание «отличный корабль», по многим показателям экипаж ПЛ превосходит другие ему подобные в составе соединения.
Замполит Овсянников захлебывается от восторга, узнав о предстоящем походе. Не испытывают восторга командир лодки капитан 2-го ранга Боровков и, особенно, инженер-механик капитан 3-го ранга Четвериков. Мнение механика — лодка не сможет участвовать в походе по техническим причинам, ее нужно отправлять в средний ремонт и чем раньше, тем лучше. У замполита началась истерика. — «Нам выпала такая большая честь, — визжал он, — а вы со своей технической готовностью пытаетесь все сорвать и перечеркнуть. Ничего с лодкой не случится. Вот вернемся из автономки, тогда и пойдем ремонтироваться. Нам нельзя отказываться. Там, наверху, в штабе флота, все могут неправильно истолковать и обвинить нас в малодушии и политической незрелости. Если вы будете и дальше гнуть свою линию, то я вас отправлю на парткомиссию, А ведь Вы, Четвериков, являетесь у нас на лодке к тому же секретарем партийной организации. Где же Ваша партийная совесть?»
Взаимные нападки продолжались еще какое-то время, но воля политработника оказалась сильнее разума нормальных людей, оппоненты вынуждены согласиться с доводами комиссара. Лодку стали спешно готовить, снаряжать. Что же мог успеть сделать командир БЧ-5 в этой предпоходовой суматохе за оставшиеся 2-3 недели? Да почти ничего. В назначенный срок лодка вышла из базы и взяла курс на Атлантику. В случае успеха можно было расчитывать на ордена, медали, досрочные присвоения воинских званий.
Среди соискателей славы был и начальник штаба бригады Волков, он был назначен старшим в походе. Я не знаю точно, сам он вызвался, или его назначили в приказном порядке. История об этом умалчивает. Поначалу поход складывался удачно. Благополучно миновав проливную зону, лодка в назначенный срок оказалась в Атлантическом океане, в точке погружения. А дальше начались неприятности. Выяснилось, что глубже 60 метров, лодка погружаться не может. Стоило чуть-чуть углубиться, вода начинала поступать в отсеки. Некоторые цистерны на глубине начинали подтравливать. Неизвестно на какие сутки обнаружилась еще одна беда, пропало масло, его выдавило из цистерн в одном из погружений. Теперь эксплуатация дизелей становилась весьма проблематичной. Но деваться было некуда, о досрочном возвращении не могло быть и речи.
Чтобы добыть злосчастное масло лодка гонялась по всему океану за нашими гражданскими судами, а те, естественно, от нее удирали. Кое-как заветный ГСМ удалось получить на одном из проходящих в том районе океана нефтеналивных судов. Совершенно случайно лодка оказалась в районе артиллерийских стрельб и бомбометаний, которые производили корабли НАТО. Покинуть полигон «С-295» уже не успевала, пришлось затаиться на глубине и надеяться, что пронесет. Так оно и вышло. Пронесло.
Учения кораблей НАТО продолжались, а наша лодка нежданно-негаданно оказалась в самом эпицентре маневров британских ВМС. Сверху были надводные корабли, а по-соседству, на глубине, курсировали английские подводные лодки. Стало очень тревожно, но в то же время все понимали, какая невероятная удача вдруг подвернулась. О таком развитии событий никто даже и мечтать не мог. Только бы удержаться незамеченными. Но сохранить скрытность не удалось, надводные силы противника обнаружили своими акустическими станциями «лишнюю» подводную лодку на глубине.
Система опознавания существует, как известно, не только в авиации, но и на флоте. Дав команду своим подводным силам на всплытие по системе звукоподводной связи, англичане обнаружили, что под водой еще кто-то копошится. И это, конечно, был кто-то «чужой». Нашу субмарину стали гонять, но сначала попытались плотно за нее зацепиться всеми своими акустическими средствами. Поначалу надежного контакта с лодкой у англичан не получилось. У подводников появилась надежда, что удастся вырваться из железных объятий нашего вероятного противника и уйти незамеченными. Уверенность постепенно переросла в самоуверенность. И вновь на авансцену вышел замполит Овсянников, который в этот напряженный момент предложил провести запланированное еще в начале похода партийное собрание.
Возражения о неуместности данного мероприятия в столь неподходящее время, оказались бесполезны. Партейцы собрались во втором отсеке и приступили к обсуждению повестки дня собрания. Пока шло заседание, управление подводной лодкой было доверено командиру БЧ-3, который был комсомольцем (поэтому его присутствие на партийном собрание было не обязательно) и имел весьма скромное воинское звание — лейтенант. Находясь в центральном посту, минный офицер внимательно вникал в обстановку, права на ошибку у него не было. При малейшем подозрении на контакт с «супостатом», он должен был немедленно бежать во 2-й отсек и информировать командира лодки и начальника штаба. И вот стали обнаруживаться какие-то писклявые звуки, следовавшие через равномерные промежутки времени. Лейтенант помчался докладывать в кают-компанию отцам-командирам.
— Товарищ капитан 2-го ранга! Прослушиваются слабые звуковые сигналы. Предполагаю, что это посылки гидролокатора.
Начальник штаба бригады без особого удовольствия отправился в 3-й отсек, где после прослушивания неизвестных сигналов сделал заключение.
— Никакой это не гидролакатор, это косатки.
Произнеся эту многозначительную фразу, начальник штаба удалился во второй отсек, где снова погрузился в решение вопросов партийного строительства. Но настырные «китообразные» продолжали и дальше сопровождать советскую подлодку, только звуки типа «дзынь» стали более отчетливы и напоминали какие-то легкие «щелбанцы» по корпусу. Лейтенант вновь пошел докладывать начальству о своих предположениях. Но реакция старшего морского начальника была столь же уверенной и категоричной, даже с какими-то нотками раздражения.
— Я повторяю, это косатки. Ну, что Вам, лейтенант, не ясно?
Но добраться до своего места в президиуме Волков не успел, так как долбящие звуки стали слышны настолько отчетливо, что уже у самого молодого матроса на корабле не осталось и капли сомнений в их происхождении. Это, конечно же, был гидролокатор английских противолодочных сил, который прочно ухватился за подводную цель, и ни в какую не хотел ее упускать. Партийное мероприятие пришлось срочно свернуть и направить все силы военно-тактической мысли на спасение положения.
Нужно было оторваться от англичан. Но было уже слишком поздно. Удары гидролокатора по корпусу лодки не только не ослабевали, а, напротив, становились все сильнее. Лодка неоднократно меняла свой курс движения, то ускорялась, то снижала скорость, переходя на экономход (при скорости подводного хода 0,5 узла лодка наиболее недосягаема для обнаружения). Но не помогло и это. Стало ясно, что вырваться на свободу не удастся. Еще какое-то время «С-295» бегала туда и сюда, но уже всем стало ясно, что, как это ни позорно, но всплывать придется.
Плотность электролита в аккумуляторных батареях приближалось к критической отметке, требовалась их зарядка. Безуспешно промаявшись на глубине еще какое-то время, наша лодка всплыла в окружении кораблей чуждого нам Северо-Атлантического блока. Это было сокрушительное поражение. Пришлось обозначить свою принадлежность к великой морской державе, поднять советский военно-морской флаг и лечь на курс к родным берегам. Возвращение домой было тягостным.
Волков очень переживал за свою непростительную ошибку. Он оказался главным стрелочником, творцом этой чудовищной оплошности, возникшей, казалось бы, на ровном месте. Всеми фибрами своей души Борис Григорьевич чувствовал неминуемость расплаты и чем ближе был родной берег, тем сильнее становились его душевные муки. Он весь осунулся, почернел, стал апатичен. И организм не выдержал, дал трещину.
Болезненное состояние начальника проявилось неожиданным образом и в неожиданном месте. Слабым звеном в организме Волкова оказался пищеварительный тракт. Расстройство желудка переросло в самую настоящую «медвежью болезнь». Вплоть до самого прибытия в Балтийск старший морской начальник бегал «до ветру» как подстреленный. Как нарочно, последние дни плаванья сопровождались отвратительной погодой, штормило так сильно, что посещение надводного гальюна в ограждении боевой рубки стало невыполнимой задачей. Но охота была пуще неволи, болезнь не хотела отступать и наш герой, некогда уверенный в себе и грозный, стал жалок как никогда. Для удовлетворения животных инстинктов начальника штаба требовались особые условия, надо было как-то спасать его престиж.
Корабельные умельцы смастерили специальное приспособление (сплели весьма незамысловатое сооружение-беседку из корабельных концов) и в эту людьку садился со спущенными штанами начальник штаба бригады. В минуты острой необходимости беседку эту вместе с начальственным телом бережно опускали на канатах по борту боевой рубки несколько дюжих моряков, и висящий над седыми бурунами волн страдалец нещадно гадил в морскую зыбь, издавая при этом болезненные стоны. Наверное, он напоминал в эти минуты птицу-буревестника. Вспомним строки из произведения А. М. Горького «над седой равниной моря ветер тучи собирает….». Хотя, вполне возможно, такое сравнение кому-то покажется не вполне удачным и даже не этичным. К концу похода начальник штаба совсем ослабел, скис, на него было просто жалко смотреть. Он, наверное, сошел бы с ума, затянись это плаванье хоть на неделю. Все шло к этому.
Но всякая дорога, как известно, в том числе и морская, имеет свое завершение. И вот наступила развязка всей этой истории. Военно-морская база Балтийск. Командование флота встречает на причале возвратившуюся из похода подводную лодку «С-295». Лицо командующего Балтийским флотом непроницаемо и сурово как никогда. После заслушивания рапорта командира лодки адмирал Михайлин молвил такие слова: «После Великой Отечественной войны большей трагедии в истории Балтийского флота не было». Начальник штаба бригады и командир лодки были предупреждены командующим о неполном служебном соответствии занимаемым должностям, на флотском жаргоне это наказание называют «НСС». Вместо ожидаемой «виктории» приключилась «конфузия».
Служебное взыскание, прозвучавшее из уст командующего флотом, показалось Волкову сладкоголосой музыкой, несказанно приятной и блаженной, как поцелуй прекрасной девушки, настолько оно было несоизмеримо с той карой, которую начштаба сам себе примерял за те кошмарные и тягостные дни своего возвращения с маневров. Он ясно осознавал свою вину и мысленно был готов к чему угодно: снятию с должности, снижению в воинском звании, досрочному увольнению в запас, даже к военному трибуналу. Но чтобы так с ним мягко и нежно обошлись — этого Борис Григорьевич, уж точно, никак не ожидал. А уж, он-то, как переживал, чуть с ума не сошел от горя. Чуть весь на говно не изошел. Переход от Балтийска до Палдиски Волков перенес в бодром состоянии духа. Болезнь отступила. Жизнь снова была прекрасна. А НСС, да что за пустяки, — это, тьфу! Ерунда!
Год спустя Волков вновь отправился в автономку, на этот раз на подводной лодке «С-166». Поход завершился успешно. Командующий флотом снял ранее наложенное взыскание с начальника штаба и последний получил очередное воинское звание капитана 1-го ранга. Так ратным трудом Волкову Б. Г. удалось реабилитировать себя и смыть позор со своей репутации.
