Ночные фантомы

Опубликовано в Капитан 1 ранга Апрелев Сергей Вячеславович "Под "шорох" наших "дизелей" Среда, 30 мая 2012 14:06
Оцените материал
(3 голосов)

Комбриг Порфирий Савелич Докин был настоящим моряком, он проводил в стихии  не менее 300 дней в году. «Вывозя и натаскивая» молодых командиров подводных лодок, в качестве руководителя  торпедных стрельб, учений и т.д.  и  т.п.

Его командирский реглан был настолько просолен, что хрустел и осыпался, не давая поскользнуться на обледеневшей надстройке офицерам штаба, привычно семенившим «в кильватер». Впрочем, немногочисленные злопыхатели (а у какого приличного человека их нет?) утверждали, что это чистой воды песок, не имеющий к реглану никакого отношения. Да, в описываемый период комбриг был уже не так молод, но кое-кому мог «забить баки» даже в береговых условиях. В лунном свете его внушительная фигура выглядела гранитной глыбой, а то, что зеленоватая шапка когда-то была каракулевой, помнил, вероятно, лишь ее хозяин. Однако расставаться с ней комбриг явно не спешил, поскольку, время от времени, мог в сердцах хлопнуть ею о палубу, а уж если что-то выводило его из себя окончательно и бесповоротно, мог ее и потоптать. Правда, случалось это все реже и реже, поскольку нервы старого моряка, невзирая на царящее вокруг раздолбайство, не расшатывались, как у простых смертных, а становились все железней, подобно знаменитому указательному пальцу, которым он имел обыкновение тыкать в грудь нарушителя корабельных правил.

Слабостей у него практически не было, как и любимчиков. Ко всем комбриг относился ровно и уважительно, до тех пор, конечно, пока они того заслуживали. Особенно он ценил в офицерах верность слову, надежность и порядочность. И вряд ли был в этом оригинален.

Впрочем, и у него были свои причуды. Как закоренелый дизелист-подводник, прослуживший всю жизнь на Балтике, на борту каждой лодки во время приема задачи «Л-2» он непременно задавал один и тот же вопрос, причем, исключительно замполиту:

-  Из какой рыбы делают шпроты?

И горе тому, кто не мог ответить!

Для тех, кто не в курсе, сообщаю, что шпроты, они и в Африке шпроты. Впрочем, я их не покупаю по двум причинам. Во-первых, большую часть шпротных консервов производят в Латвии и Эстонии, занимающих откровенно враждебную позицию ко всему русскому, а во-вторых, их ловят на Балтике, воды которой  отравлены  затопленным  химическим оружием.

Другим вопросом, адресованным  уже исключительно командиру (и с глазу на глаз) был:  «Гостеприимство приготовил?»

Как правило, следовал ответ: «Так точно, товарищ комбриг, три бутылки, стоят в шкафчике в вашей каюте».

Имелась в виду каюта старпома,  который на время пребывания  высокого начальства лишался права на «частную жизнь» и отдельное помещение, покорно отправляясь «ночевать» куда ему заблагорассудится, в пределах корабля, разумеется.

Не подумайте, что комбриг Докин был пьяницей. Упаси бог! Никто и никогда в жизни не видел его даже  выпившим. Но пару бутылок спирта... в день считалось обычной нормой. Без какого бы то ни было «фанатизма». Ничто в его облике и поведении не менялось ни на йоту. Он был неизменно требователен,  корректен и, конечно же, справедлив.

Помню, как старпом Кеша Хрюнов, грешивший курением в боевой рубке, спускаясь оттуда, по обыкновению, с глазами «бешеного таракана», попался на глаза комбригу. Надо заметить, что те, кто отваживается курить в подводном положении, рискуют вызвать всенародный гнев еще и потому, что источают редкий по мерзости аромат. Особенно, если ты, как наш Кеша (или волк из «Ну погоди!»),  куришь по нескольку сигарет сразу. «Для пущего кайфу». Поведя носом, никогда не куривший комбриг, сделал презрительную гримасу и произнес традиционное «Здэсь!», сопровождаемое жестом указательного пальца правой руки в ту часть палубы, где нарушитель должен застыть по стойке смирно.

- Старпом, что за вид, что за запах, что за пример для подчиненных?

Обрюзгший за месяц боевой службы Хрюнов, в несвежей, частично застегнутой полосатой рубахе, обнажавшей волосатое пузо, выглядел как привокзальный бродяга. Изобразив на поросшей клочковатой щетиной физиономии благородное возмущение, он с некоторым вызовом произнес:

- Вы же меня выгнали из каюты в 4-й отсек. Сплю возле приточного лючка (отверстие для естественной вентиляции аккумуляторной батареи), дышу чистым водородом...

- Значит, так теперь трактуется флотское гостеприимство, старпом? Может, местами поменяемся?

Выхватив из контекста «гостеприимство», Хрюнов выпалил:

- Да не пил я, товарищ, комбриг!

- Хватит с тебя и того, что куришь, стервец! Еще раз увижу, не бывать тебе командиром, понял! - И он погрозил увесистым кулаком.

Старпом кивнул и поспешил ретироваться, а притихшие, было, обитатели ЦП вернулись к привычной жизни.

Кеша так и не добрался до «телеграфов», хотя стремился к этому всеми фибрами. Возможно оттого, что в какой-то период начал резко набирать вес. Уже когда мы вместе учились в Питере на командирских классах и ходили в бассейн, я не раз, глядя на могучую спину Иннокентия, среди водных бурунов, ловил себя на мысли о гарпуне. Мощный фонтан, направленный  вбок, довершал сходство с кашалотом. «Как же ты, родной, будешь пролезать через верхний рубочный люк?» - подумал я, вспомнив, как мой любимый командир Валентин Федорович Черваков, уверенно набирая  в автономке вес, в конце концов, извлекался из люка усилием двух дюжих матросов. Раздавалось характерное «Чпок» и в прочном корпусе резко падало внутриотсечное давление.

Хрюнов  от подобной перспективы отказался и «осел на берегу», а вскоре так вошел во вкус, что нисколько об этом не жалел...  А может быть, просто делал вид, потому  что командир корабля, и командир подводной лодки, в особенности, - самая прекрасная в мире профессия!

Разве что-то может сравниться с возвышенными чувствами человека, стреножившего «стального гиганта», напористо рассекающего угрюмые валы под клекот чаек и «хохот китов, плюющих нам в корму». Или буравящего глубину… Восседаешь, бывало, в  ЦП в командирском кресле, наслаждаясь слаженной работой небольшого, но дружного коллектива. Особенно, если  ты приложил  усилия  к тому, чтобы он таким стал…

Еще немного, и экипаж вдохнет полной грудью свежий морской воздух, истинную цену которому знает лишь тот, кто был его лишен, хотя бы ненадолго.

А каково чувствовать себя ответственным за судьбы людей, которые верят тебе, как родному отцу,  даже если «отец» не намного старше, а то и младше многих членов экипажа. И разве не приятно, когда многоопытный, убеленный сединами (увенчанный лысиной) комбриг скажет тебе после возвращения из похода: «А ты, Иван Петрович, молодец, я всегда в тебя верил!»

А как, порой, хорошо, если он промолчит, особенно когда с полным правом мог бы наговорить «вагон и маленькую тележку»,  да еще с «прицепом».

Капитан 3 ранга Константин Мартовский командовал подводной лодки «С-...» Северного флота, стоявшей в ремонте на 29 СРЗ в Тосмаре. Корабль готовился к переходу в АНДР, и основной задачей командира было не только привести материальную часть в образцовое состояние, но и сохранить боеспособность экипажа, зная, что лучшей предпосылки к ее утрате, чем «состояние ремонта», не существует. Организационно лодка  была приписана к лиепайской бригаде, что означало несение «всей гаммы» нарядов. Регулярно заступал дежурным по эскадре и ее командир. В один прекрасный день к нему, только что завершившему развод суточного наряда, обратился с просьбой командир «эски», ошвартованной к одному из пирсов четвертым корпусом. Надо было выпустить соседние лодки, уходящие ночью в море.  На Севере подобный маневр выполнялся силами вахты, но учитывая неуклонный рост «мастерства» военморов, помноженный на уровень флотской перестраховки, теперь это полагалось делать исключительно полным экипажем во главе с командиром или допущенным  (к самостоятельному управлению кораблем) старпомом.

Считая просьбу элементарной, Мартовский задал лишь один вопрос:

- Люди-то на борту будут?

- Конечно, весь экипаж, кроме меня. Старший - замполит.

Из памяти еще не выветрился недавний случай посадки на мель «Шведского комсомольца» с замполитом В.Бесединым  в качестве вахтенного офицера.

Константин  поморщился, но согласился. Не доверять товарищу,  да еще носителю замечательной флотской фамилии Шилов, он просто не имел права. Прибыв в назначенный час на лодку Шилова, Константин принял доклад маленького юркого замполита о том, что в лодке «стоят по местам для перешвартовки»...

Отдали кормовые, ослабили носовые, выпустили три «единички». Оставалось совсем немного: поработав моторами враздрай, подойти к пирсу, подтянуть швартовы и, распрощавшись с чужой лодкой, вернуться к обязанностям дежурного…

- Левый малый назад, правый малый вперед, - скомандовал Мартовский и, к своему удивлению, обнаружил, что лодка побежала вперед. Судя по бурунам за кормой, внизу исполнили «Оба малый вперед!»

- Стоп моторы!

Буруны за кормой исчезли.

- Эй, внизу, не спать! Нам нужно назад, а не вперед, ясно?

Из ЦП и боевой рубки донеслось бодрое «Так точно!»

Лодка продолжала медленно, но неуклонно, двигаться навстречу отвесной бетонной стене.

- Оба средний назад!

Вода за кормой закипела, корабль, ускоряя ход, двинулся вперед.

- Стоп моторы!

- Если  команду исполнят правильно, ситуацию еще можно будет спасти, - все еще сохраняя спокойствие,  как можно убедительней сказал  командир замполиту и спихнул его в боевую рубку. Там  на машинных телеграфах должен был находиться штурманский электрик:

- Оба полный назад!

Когда  загудели моторы, Константин понял, что это «конец». Они снова работали вперед. Море закончилось. Лодка с разгона  врезалась в бетонный причал. Нос оказался безнадежно свернут...

Беглое расследование показало, что на борту не было никого, кроме вахты, а телеграфами орудовал молодой матрос, делавший это впервые. Теперь это назвали бы «подставой», а  тогда же охарактеризовали просто «подлянкой». Убивать замполита было бессмысленно. Ругаться с коварным  Шиловым  тоже. Константин  прекрасно знал, что за все и всегда отвечает командир, даже если он приписной. Продолжая  проклинать собственную доверчивость, Мартовский предстал пред «светлыми» очами комбрига. Тот оказался на удивленье спокоен:

- Командир, до сегодняшнего дня вы мне нравились, а оказались сущим мудаком. И не говорите мне ничего про замполитов. Скажите лучше, чем вам так насолил Балтфлот, раз вы  решили начать его топить? Знайте, у нас еще много кораблей. И вот вам мой сказ. Если к исходу суток, нос у лодки не будет выпрямлен, я займусь вашим. Ясно?

- Так точно!

Три бутылки «шила» и двое мастерюг с кувалдами провели «пластическую» операцию в рекордный срок. Все остались довольны, особенно рабочие.

- Для начала неплохо, - заключил комбриг, придирчиво принимая работу, - теперь имею желание проверить вас в морском  деле. Пойдете со мной на учения вторым командиром на «трехсотке». А если все будет нормально, глядишь, и до полной реабилитации недалеко.

- Есть, товарищ комбриг, в море всегда готов!

Командирам лодок комбриг действительно доверял, справедливо полагая, что на этом посту редко оказываются «случайные» люди. А те, по мере сил и возможностей старались не подводить, даже если были «варягами» с Северного флота, как я или мой друг Костя. Служба под знаменами мудрого и справедливого комбрига Порфирия Докина  была  в радость, поскольку подчинялась логике и здравому смыслу. Несколько иначе воспринималось «повышенное  внимание» со стороны  командования  эскадры. Особенно строго относился  к «гастролерам»  комэск - вице-адмирал Мельхиоров. Впрочем, и свои его побаивались. А о суровости ходили легенды.

Погожий  будний день. По знаменитому своей бескрайностью подплавовскому плацу в разных направлениях  снуют  люди.  Впервые  увидев  это «асфальтовое чудо», никак  не мог уразуметь, зачем могли понадобиться подобные размеры. Разве что для парада Победы. Вовсе нет, как и бетонная аллея «Кулик-штрассе» (по фамилии ее создателя - контр-адмирала Петра Петровича Кулика), исключительно для формирования чувства гордости за родную эскадру. Ну, а попутно: для  разводов и на удивление частых строевых смотров с неизменными опросами жалоб и предложений под напряженными взглядами начальников. На Севере, помнится, пробежит командир эскадры вдоль куцего строя, оттененного могучим сугробом, на ходу разбросает пригоршню «фитилей» и... полгода на устранение замечаний. Здесь же подобное великолепие просто провоцировало на всяческие экзерциции-экзекуции.

Чу, людской гомон сменяется гробовой тишиной, и все, включая певчих плиц, мгновенно куда-то исчезают. Обстановка проясняется, когда на плацу возникает фигура комэска. Навстречу ему совершенно спокойно шагает образцово одетый, подтянутый, интеллигентного вида и достаточно немолодой мичман. Поравнявшись с адмиралом, он, как и положено, становится «во фрунт», и четко представляется:

- Вы почему от меня не убегаете, мичман?

- Не считаю нужным, товарищ адмирал! Форма одежды в порядке, совесть чиста, следую по служебной надобности...

- Пять суток ареста за пререкания, доложите командиру!

- Есть!

Мельхиоров был похож на индейского охотника, только без томагавка. Собственно он ему был и не нужен, адмирал мог «скальпировать» кого угодно голыми руками. К примеру, всех старшин моей лодки он разжаловал буквально в первую неделю после прибытия в Лиепаю. Сидишь, бывало, на «проворачивании», перископ на всякий случай поднят, чтобы быть в курсе происходящего вокруг. На нем висит матрос и докладывает:

- Товарищ командир, на горизонте  появился  комэск. Приближается  к нашему патрулю на корне пирса. О чем-то говорит с боцманом. Размахивает руками. Подходит к старшине 1 статьи Багрянцеву, срывает погоны...

- Все, господа-товарищи, нет у нас больше старшин, - комментирует ситуацию стармех, капитан 3 ранга, Юра Филиппов. - Последний старшина команды!

- Не горюй, мех, будем воспитывать и производить!

Раздается звонок, а затем голос верхнего вахтенного:

- Товарищ командир, адмирал требует вас на пирс.

Все сочувственно смотрят вслед.

Я оборачиваюсь:

- Опустить перископ, продолжить корабельные работы. Старпом, если не вернусь, сходите  на вечерний доклад к комбригу.

Разговор с Мельхиоровым опускаю, как не представляющий особой исторической ценности.  Но, отдавая  должное адмиралу, хочу отметить его кипучую энергию и недюжинную фантазию - неизменную спутницу творчества. Человек, что его сменил,  был  вял и апатичен. Не зря подчиненные вскоре прозвали его Потусторонний. Кстати или некстати, но внешне он  поразительно напоминал  гроссадмирала  Деница.

В эскадре ЧП, начальник патруля мичман Федько потерял пистолет. Тогда это было редкостью, а значит, вызывало бурю, истинную бурю. Одно оргмероприятие сменяло другое. Поисковая операция продолжалась до победного конца. «Конец» определялся находкой, поимкой или разоблачением. Другого было не дано. К поискам активно подключался Особый отдел и весь штат его «нештатных» сотрудников. По степени серьезности, происшествие с потерей оружия соперничало только с утратой секретных  документов.

Увы! Исчерпав все мыслимые и немыслимые методы, к исходу третьих суток на выходе получили чистый «ноль».

- Плохо ищете! - заключил комэск, ведь опальный мичман клялся, что территории части не оставлял.

Чтобы уличить подчиненных  в нерадивости,  по секретному приказу адмирала на плавмастерской  было изготовлено две дюжины деревянных  копий ПМ (пистолетов Макарова). Доверенные лица  из числа флагманских спецов равномерно разбросали  их по территории эскадры. На следующее утро адмирал напряженно ожидал доклада. Доклад, прямо скажем, не порадовал.  Трех «пистолетов» из контрольной партии отыскать не удалось.

- Кабак! - возмущенно начал комэск, - скоро нас с вами вынесут вместе из штаба вместе с сейфами, а мы даже не почувствуем. Все за мной, я вам покажу, как надо искать!

Офицеры штаба и командиры частей с понурыми лицами пристроились в кильватер своему шефу. Последним «экскурсия» не сулила ничего хорошего, кроме оргвыводов. Однако прервалась она так же внезапно, как и началась.  Едва адмирал поравнялся с одной из бочек, окружавших здание штаба в противопожарных целях, его лицо сначала вытянулось, а затем, развернувшись в сторону  сопровождающих, застыло с гримасой презрительного укора. На поверхности воды весело покачивался деревянный «Макаров»...

- Вчера бочки были пустые. Я же не знал, что ночью пойдет дождь, - оправдывался флагмин.

- С кем служим? - адмирал в отчаянии махнул рукой и направился в штаб.

Там его ждала приятная весть - мичман Федько  обнаружил «пропавший» пистолет  в казарме, у себя под подушкой...  Утомленный подготовкой к патрулю мичман принял «допинг» и, по обыкновению, освободил кобуру для пирожков, заботливо испеченных «на вахту» его супругой - Агриппиной Васильевной...

Больше всего досталось комбригу, поскольку  мичман служил  баталером на одной из лодок вверенного ему соединения.

 

На докладе Докин пристально оглядел собравшихся и, выдержав классическую паузу, приступил к монологу:

- Ну что, отцы командиры, Родина мне на грудь ордена вешает, а вы, сукины дети, их срываете, срываете... Капитан 3 ранга Огаев, мичман Федько ваш?

- Так точно!

- Как служит?

- Как  видите.

- Не дерзить!... Пьет?

- Так точно, но... не попадается. Снадобья  знает, гад, от запаха. И других учит.

- Тем более. Готовьте документы на увольнение... Послезавтра атака ОБК. Со мною на лодке Шилова пойдет Мартовский. Пригляжу лично, чтобы ничего больше не сломал. А на вашем месте, Шилов, я бы не улыбался. Коня, трубку и жену не отдам никому! Слышали такое?

А вот своим замом займитесь на пару  с товарищем  Рогачем, чтобы не врал лишнего. Флотоводцы  хреновы!

В море с комбригом отправился не Костя, внезапно вызванный в штаб флота, а я. Должен признаться, что лодка 613 проекта, прозванная за простоту и надежность «велосипедом», не особенно отличалась от нашего проекта 633. «Однотрубные гиганты» были, бесспорно, шагом вперед, но совсем небольшим. Они обладали большей дальностью плавания за счет увеличения водоизмещения и наличия ТБЦ (топливно-балластных цистерн). Однако как раз вследствие меньшего водоизмещения, при практически той же мощности двигателей, лодка  613 проекта была более приёмистой, если этот автомобильный термин применим  к подводному кораблю.

Китайцы 633 проект не просто оценили, а сделали его базовым на долгие годы, как это планировалось на нашем флоте, не приди на флот атомоходы...

Над мостиком на предельно низкой высоте прошел шведский истребитель «Вигген», оставив за собой шлейф керосиновой копоти, тут же осевшей на наши головы. Какая гадость! Мы долго отплевывались. Вот что значит нет договора со шведами! У нас с американцами после 1972-го (год подписания Договора о предотвращении инцидентов на море...) такого уже не бывает, даже скучно порой. А вот с этими ребятами, чей самолет выруливал на очередной  заход,  все не слава богу! То им  мерещатся стаи советских подлодок возле ступенек королевского дворца в Стокгольме, то диверсанты, осаждающие береговые артустановки. Всю рыбу на Балтике извели  глубинными бомбами. То вдруг вспомнят свой разведчик ДС-3, сбитый нашими в 1952 году (понадобилось полвека, чтобы шведы признали, что действительно проводили разведывательные полеты в пользу США). Вот такой активный «нейтралитет» с уклоном на Запад! Шведская истерия  по поводу «агрессивности»  восточного соседа  десятилетиями нежно культивировалась и активно подпитывалась сторонами, заинтересованными в ликвидации даже зыбкого спокойствия  в регионе Балтики, установившегося к началу 80-х.

В районе учений мелькнул их вечный спутник - натовское судно-разведчик, «товарищ и брат» норвежской «Марьяты». Жизнь шла своим чередом. Завтра наступал ответственный момент, отчасти призванный определить, сколько же еще лет можно гонять «старых испытанных лошадок» - лодки 613 проекта.

Как покажет будущее, они  будут верно нести свою службу вплоть до самого развала СССР. Затем  их отправят на «иголки» или на поругание, как в той же Швеции. Шведы установили одну из лодок 613 проекта на берегу, как однотипную печально знаменитой «С-363», продолжая иллюстрировать «коварную сущность русских» в годы «холодной войны». Больше всего поражает, что частый гость там - бывший замполит «Шведского комсомольца» Василий Беседин, который, по сообщениям на сайте, частенько выступает с докладами. Хотелось бы послушать. Наверное, что-нибудь типа: «Некоторые рекомендации по нарушению нейтралитета посредством посадки на мель в территориальных водах нейтральной страны. Взгляд  офицера-политработника».

Ну, да бог ему судья!

Заняв назначенный район, лодка донесла на КП БФ и неспешно готовилась к погружению. Команда «Приготовиться  к погружению» обычно дается за полчаса до этого знакового события в жизни подводника. В отличие от «Срочного погружения», когда все делается  стремительно, ведь этот маневр является мерилом выучки экипажа, обычное погружение предваряют:  выносом мусора, осушением трюмов, объявлением тревоги с обязательными докладами из отсеков о наличии личного состава, наконец.

Это имеет особый смысл, если ты собираешься погружаться надолго, а в данном случае так оно и было. Предстоял длительный поиск в районе, который должен был завершиться торпедной атакой ОБК (отряда боевых кораблей)  с комфлота на борту  флагмана. Именно последнему предназначались две практических торпеды, принятые на борт по такому случаю.

Прохрипел долгий сигнал «ревуном» «Боевая тревога», предваренный тремя короткими, пояснявшим, что она все-таки учебная. В ожидании доклада ЦП, обитатели мостика, на котором в этот поздний час находились командир, комбриг и матрос-сигнальщик, наслаждались последними на сегодня глотками свежего воздуха. Безоблачное небо было совершенно не по-балтийски усыпано звездами. Лепота! Душа сливалась с бесконечностью, а на бренное тело снисходила благодать. Это особенно чувствовалось, когда смолкали дизеля. Нечто подобное ощущаешь на парусном судне. Самый приятный момент, когда останавливается двигатель, и вдруг, в наступившей тишине с шелестом  распускается парус. Корпус напружинивается и, мгновение спустя, яхта, чуть накренившись, начинает свой бесшумный бег по волнам...

Нечто похожее происходит на лодке, ведь электромоторы работают почти бесшумно. В 1979-м  «С-28», направлявшаяся на ремонт в Лиепаю, преодолела  путь из Видяево не вокруг Скандинавии, а по Беломоро-Балтийскому каналу, через Онегу, Свирь, Ладогу и, наконец, по Неве прибыла  в Ленинград в самый разгар белых ночей. В Уткиной заводи лодка  вышла из дока, а мы, тепло распрощавшись с его командиром, терпевшим нас две недели, дожидались разводки мостов. Не потому, что «однотрубный гигант» не вписывался  в пролеты, а скорее, чтобы доставить удовольствие горожанам и гостям Северной Пальмиры. Словно в ожидании диковинного зрелища  они тысячами толпились на набережных. Изящный черный силуэт подлодки, бесшумной тенью пронзивший сумрак белых ночей, не обманул из ожиданий. Тишина  нет-нет, да взрывалась их  восторженными  возгласами. Поверьте, для нас зрелище было не менее чарующим, жаль только, длилось оно совсем недолго. Лодка бежала средними ходами, да еще по течению...

Так и сейчас, казалось, что мы уже не принадлежим этому  миру с его топотом матросских сапог, раздражающе-резкими сигналами,  запахами и прочими, не менее прозаическими, атрибутами. Даже неулыбчивый комбриг невольно поддался обволакивающей неге. С видимым удовольствием и легким скрипом суставов он потянулся...

Отсеки доложили о готовности. Личный состав замер на боевых постах в ожидании вводных.

- Товарищ комбриг, лодка к погружению готова...

Комбриг  кивнул и мечтательно произнес:

- Хорошо-то как. А знаете что, ребята, идите-ка вы все вниз. И ты, командир, тоже. Я сам люк задраю, а то и навык потерять недолго.

- Есть!

Мы с сигнальщиком, не без сожаления простившись с окружавшей нас идиллией, бодро спустились в ЦП. Никто и представить не мог, что именно в этот момент еще одна «жертва» единения с природой недисциплинированный матрос Шуманис, наконец-то собралась покинуть надводный гальюн. Есть такое замечательное устройство в подлодке 613 проекта, располагающееся в ограждении рубки. То есть вне прочного корпуса. Как матрос ухитрился пропустить мимо ушей все сигналы и шумы, столь явственно доносившиеся оттуда, одному богу известно, но вот почему командир отсека доложил, что он находится на боевом посту,  вскоре пришлось разбираться. В кромешной тьме, на ощупь, Шуманис с латышским упорством пробирался к небольшому трапу, ведущему на мостик. Наконец, достигнув его, он левой рукой схватился за поручень, а правую послал вверх и... наткнулся на шершавую  комбриговскую «корму»…

Порфирий Савельич, по всей видимости, решил использовать временное уединение с пользой. О внешнем виде лодки можно было не беспокоиться. Многочасовое погружение  омывало надстройку  гораздо тщательней, чем боцманская команда. Остается только представить эмоции человека, который, на мгновенье расслабившись, был, однако, более чем уверен, что весь экипаж находится внизу в ожидании его приказаний.

Услышав  нечеловеческий рев комбрига, я пулей взметнулся на мостик, теряясь в догадках. Представшая картина вызвала легкую оторопь. Начальник одной рукой спешно застегивал ватные штаны, а второй тряс за шиворот невесть откуда свалившегося  матроса, приговаривая:  «А ведь мог навсегда  за бортом остаться, сукин сын...»

Увидев меня, комбриг  изрек, уже совершенно спокойным голосом:

- Значит так, орлы, о том, что произошло никому ни слова, по крайней мере, лет десять. Понятно? А теперь пойдем разбираться, как на этой лодке людей считают. Срочное погружение!..

Назавтра мы поразили главную цель и с триумфом вернулись в Лиепаю, которую спустя несколько лет оставили, и теперь, похоже, надолго. Комбриг  вскоре стал адмиралом, перевелся в Москву и, как я слышал, недавно умер. Светлая ему память!

С тех пор минуло почти четверть века...

 

Март 2004 г.

Северодвинск                                             

Прочитано 5621 раз
Другие материалы в этой категории: « «Великая сушь» Лиепая »

  • Теренов Александр Иванович
    Теренов Александр Иванович
    Воскресенье, 20 января 2013 21:11

    Рад что прочитал. Здорово, что за перо взялись и командиры, которым есть что рассказать. Надо, чтоб славную подводную историю люди знали не со слов матроса Цусимы, а настоящего командира. Нас многое объединяет: я чуть позже был командиром-инструктором на атомоходе в Индии. Написал свое Хождение за три моря в 2007. да и стиль совпадает, и ностальгия. Отдаю должное таланту, браво! Теренов Александр Иванович командир "К-43" с 1983 по 1991 г.

    Пожаловаться
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь