Другие берега

Опубликовано в Капитан 1 ранга Апрелев Сергей Вячеславович "Под "шорох" наших "дизелей" Среда, 30 мая 2012 11:31
Оцените материал
(4 голосов)

К 20-летию прибытия  в АНДР первой подводной лодки из СССР

Лето 1983 года. Северная Африка. Экипажи двух советских подводных лодок, образовавшие без отрыва от родных кораблей инструкторскую группу, которую я имел честь возглавить, доблестно выполняют свой интернациональный долг по созданию подводного флота Алжира.

Люди изрядно страдают, причем, не столько от жары и трудностей процесса обучения, сколько от годичной разлуки с семьями. Всем ясно, что последнее вызвано исключительно «совершенством» наших законов, призванных создать место и время для подвига, а также могучим стремлением ответственных лиц это всемерно обеспечить. Явный упрёк московскому начальству, ибо совесть непосредственного «африканского» командования была чиста. Тогдашний глава миссии - генерал-танкист - относился к подводникам с нескрываемой симпатией. Год назад, впервые попав на лодку, ещё не сменившую советское наименование «С-28» на алжирское «010», генерал был настолько поражен чистотой и порядком на борту, что, выбравшись из прочного корпуса, произнес:

- Ну... как в танке, - а затем, сердечно обняв меня, добавил, - порадовал, командир.

Стало ясно, что мы удостоились высочайшего расположения, которым, впоследствии, совершенно не злоупотребляли...

Во время очередного визита с «челобитной» в резиденцию генерала, тот показал мне копию последней телеграммы в Генштаб - восьмой по счету и аналогичной по содержанию предыдущим. «ПРОШУ УСКОРИТЬ ОТПРАВКУ ЖЁН АПРЕЛЕВА ТЧК МОКРОПОЛОВ». Догадываясь о важности происходящего, я не счел возможным даже улыбнуться, отдав должное слогу. Именно эта капля оказалась последней в то время, когда волокитство и наглость чиновников из соответствующего управления Генштаба казались уже безграничными. Не прошло и полгода, как первая группа вышеозначенных жен появилась на африканском побережье. А пока....

Намечался визит друзей, что было определенной отдушиной, так как «выхлопотанный» нам статус не подразумевал свободного передвижения по стране. Абсолютно исключалось владение автотранспортом и т.п. В ту пору наши офицеры жили в живописном тургородке - Les Andalouses на берегу Средиземного моря, построенном французами за пару лет до вынужденного бегства из Алжира. От названия сквозило близостью испанской Андалусии, но местные жители утверждали, что именно обитатели противоположного, северного берега нахально позаимствовали у них оригинальное название. Белоснежные виллы утопали в зелени пальм. А наше бунгало выходило террасой на прекрасный песчаный пляж, до моря было буквально двадцать шагов. Наша «Андалузия» считалась популярнейшим местом отдыха алжирцев и «кооперанов», как величали иностранных специалистов. Последние с удовольствием здесь селились, невзирая на бесследное исчезновение вслед за французами горячей воды. Однако было бы нелепо полагать, что советского офицера можно испугать подобными пустяками. Возможно, что квартировавшего по соседству пакистанского капитана ВВС это трогало сильней. Он обучал алжирских летчиков летать на советских МиГах, которые были весьма распространены у него дома, в китайском исполнении. Получал он примерно в пятнадцать раз больше командира советской подлодки, и вряд ли был ограничен в передвижениях радиусом в 60 км, так как ездил на собственном авто, да ещё в родной пакистанской форме.

Наведалась как-то раз инспекция из Генштаба. На завершающей встрече было предложено задать вопросы. Я сделал это в первый и последний раз:

- А почему нам платят только треть от контрактной суммы?

Ответ мордатого полковника был резок и угрожающ:

- Вы что же, сюда на заработки приехали? Да по сравнению с товарищами на родине вы здесь просто миллионеры.

- Вполне возможно, но перед пакистанцами стыдно. Да и не съездить никуда, а ведь в Алжире есть что посмотреть... от древнеримских городов до Сахары. Живем-то без семей!

Полковник смерил меня уничтожающим взглядом и произнес сквозь зубы:

- О ваших взглядах мы обязательно доложим. Копите деньги, и поменьше контактируйте с кем  попало, а то быстренько загремите на Родину!

В ту пору я ещё не подозревал, что за этой угрозой стоит главное наказание для СВС (Советского Военного Специалиста) - высылка домой с лишением перспективы заработка. Откровенно говоря, многие соотечественники рвались сюда именно за этим. Мы же просто пришли сюда со своим кораблём. И в этом заключалась огромная разница...

Довольно скоро стало ясно, что, практически, все СВС делятся на две категории: те, кто ходит в гости и соответственно приглашает и те, кто не позволяет себе ни того, ни другого, отказывая порой даже в элементарном. Нетрудно догадаться, что «герои-подводники» по определению не могли попасть во вторую категорию. Да и лодочные припасы немало этому способствовали. Количество друзей стремительно возрастало. Слегка насторожил случай, когда тепло встреченный военачальник, представитель отечественного командования с, так называемой, «виллы» (резиденция начальства в столице - г. Алжире),  откушав, накропал бумагу, огульно обвинив всю группу в излишествах. Запомнилось начало одной из фраз этого произведения, всплывшего во время разбирательства. «В то время, как все СВС после работы скромно сидят в своих жилищах...» Спасла хорошая репутация. А ведь его всего лишь угостили «лодочным» токайским, припасенным для особых случаев. Выбор гостей стал более избирательным. Но их приём по-прежнему оставался лучшим способом психологической разгрузки.

Работа была сложной, что и неудивительно, плавать-то по-прежнему приходилось под водой, но уже не с отработанным, сплаванным экипажем, а с людьми, впервые попавшими на подводную лодку. К тому же, на лодке звучало, по меньшей мере, четыре языка. По мере отработки алжирцев наших оставалось всё меньше, причем процесс был далеко не пропорционален успехам. Все подводники в алжирском флоте были добровольцами. Несмотря на это, текучесть кадров, и особенно среди личного состава энергетических отсеков, была весьма ощутимой. Там, где помимо традиционного шума, температура достигала 60 градусов, служба была особенно трудной. Неудивительно, что частенько матросы, да и сержанты (в ВМС АНДР все звания сухопутные) дезертировали. Кто-то бежал во Францию, кто-то в Марокко. Чаще всего это зависело от наличия «родственников за границей». Некоторые скрывались неподалеку. Порой кого-то даже удавалось поймать, после чего срабатывала стандартная схема. Отбыв годичный срок в военной тюрьме, бедолага возвращался на родную субмарину, что зачастую рассматривалось, как высшая мера наказания.

Теперь у вас есть почти полное представление о мерах наказания у обеих сторон - участников процесса становления АНДР как подводной державы. Что касается морских качеств подопечных, то здесь я обязан отдать им должное. Оглядываясь на историю, нельзя отрицать того факта, что костяком османского флота, столетиями наводившего ужас на экипажи европейских судов и население прибрежных городов, были алжирские корсары - умелые моряки и свирепые бойцы. Чего стоит один лишь Хайреддин Барбаросса! Примечательна шутка, прозвучавшая во время одного из официальных и весьма представительных приёмов из уст одного из алжирских командиров: «Ведь вы разгромили турецкий флот при Наварине? Вот  и  помогайте  возрождаться...»

О подавляющем большинстве своих алжирских коллег и учеников я храню самые тёплые воспоминания, не мешающие, впрочем, время от времени рассказывать анекдоты об их непутевых товарищах...

Располагаясь в «Андалузии» - нашей курортной резиденции, мы обзавелись массой знакомых, среди которых были и соотечественники. В Оране работало множество советских врачей, нефтяников, «стекольщиков», как называли специалистов, обслуживавших линии по производству стекла, не говоря уже о военных. Последних было много, ведь Алжир имел на вооружении более 2000 советских танков, а лазурь африканского неба резало изрядное количество наших МиГов, летать на которых учили не только пакистанцы. Много наших проживало в той же «Андалузии», а многие приезжали туда отдохнуть. Не мудрено, пляж считался одним из лучших, плюс явные следы цивилизации и это всего лишь в 37 км от Орана - второго по величине города АНДР.

По этой же причине частыми гостями здесь были и наши дипломаты, прекрасные отношения с которыми сложились у нас со дня появления на алжирской земле - 29 января 1982 года. Именно в этот день подводная лодка «С-28» прибыла в Мерс-эль-Кебир - главную военно-морскую базу Алжира, ознаменовав зарождение подводного флота этой страны. Казалось, что с той поры пролетела вечность...

Стрессы подводники снимали водными процедурами, благо море было в нескольких шагах, но вскоре и это приелось. Оставалось общение. Несмотря на прекрасные взаимоотношения в группе, ряд физиономий успел слегка поднадоесть за долгие годы совместных плаваний и службы на Северном флоте. Поэтому каждый приезд друзей встречался с особым энтузиазмом. Особенно, если гости намеревались отвезти усталых офицеров на пикник и желательно подальше - за пределы злосчастного радиуса. Кстати, нередко спрашивая алжирцев, кем установлены эти рамки, я каждый раз получал ответ: «Да уж конечно не нами!»

Впрочем, не исключаю, что задай я его нашим, ответ был бы таким же...

Чета Шлёминых, Лена и Виктор, с очаровательной семилетней Нинулькой была всегда самой желанной, ибо как никто другой скрашивала жизнь в обители «географических холостяков». Щедрые и веселые, как и подобает одесситам, они шумно вливались в нашу компанию и вскоре воспринимались скорее как родственники, нежели гости. Их рекомендации в отношении наших визитеров носили абсолютный характер, они могли привезти с собой кого угодно, на своё усмотрение. Что и частенько делали ко всеобщему удовольствию. Официально Виктор считался представителем Морского флота на алжирском Западе. В реальной жизни он стал представителем и Военно-морского флота, сделав для нас больше, чем все начальники и уполномоченные вместе взятые. От закупок продовольствия, массовых экскурсий, организации новогодних праздников на вилле Сен-Клотиль (St.Clotilde), где проживала основная часть экипажей, до добычи навигационных карт на советских судах, заходивших в Оран. Последнее, уверяю вас, было далеко не простым делом. Алжирцы весьма подозрительно относились к контактам  почему-то именно с соотечественниками. Как-то раз, убедив местное командование в том, что плавать по картам тридцатых годов для подводных лодок более чем опасно, учитывая несметное количество судов, затопленных здесь в годы войны, я получил разрешение посетить советское судно… в сопровождении автоматчика. Скорее всего, это было лишь нелепой формальностью. Тем не менее, «паренек» с простодушной ухмылкой и «калашниковым» наперевес не отходил от меня ни на шаг. Самое интересное, что карт на сей раз, нам так и не дали, похоже, смутившись странной картиной.

- Говорите, карты нужны? Николай, - обратился капитан к своему штурману с весьма специфической интонацией и ударением на нужном слове, - у нас лишние карты есть?

- Откуда, Иван Петрович? Все строго по перечню.

Виктор добыл карты позже, убедив капитана, что никакого подвоха здесь нет, зато безопасность соотечественников резко возрастет. В недалеком прошлом капитан супертанкера Виктор Шлемин был откровенно родственной душой. Мы познакомились и тут же подружились, пронеся эту дружбу вплоть до его безвременной смерти 10 лет спустя...

И вот пришла весть, что друзья появляются в ближайший мусульманский уикенд, то бишь, с четверга на пятницу. Предстоял выезд на скалы - в направлении марокканской границы. Предвкушая встречу с огромными рыбами, я поинтересовался у подопечных насчет подводного ружья.

- Зря, что ли в Союзе учились? - с деланным возмущением откликнулся штурман Бахрия.  - Пневматическое, советское, на десять выстрелов. Завтра принесу.

Утром Мухаммед вручил мне ружьё со словами:

- Проверил. Не знаю как насчет десяти, но за один выстрел ручаюсь.

«Ничего, - подумал я, - буду тщательней целиться».

Лагерь был разбит на роскошном пляже в бухте Эль-Маддах, лишь слегка подпорченном мазутными шариками. Горя от нетерпения, я натянул снаряжение и, стараясь не наступать на морских ежей, погрузился в лазурные воды моря Альборан. Кстати о ежах. В памяти сохранилась леденящая душу картина, в центре которой располагался, простите, голый зад нашего боцмана Миши Марченко, из которого нежные девичьи руки его супруги и сочувствующей подружки пытались извлечь кончики иголок. Они имеют обыкновение обламываться, особенно если сесть на ежа с размаху. Именно так в тот день боцман и поступил. Надо полагать, без злого умысла...

Преодолевая коралловую отмель, я испытал чувство откровенного страха, когда обнаружил, что тем же курсом, буквально в полуметре от меня, движется двухметровая мурена. Об их свирепом нраве я знал не понаслышке. Неделю назад отважный «гарантийщик» (гражданский специалист по гарантийному обслуживанию техники) Костя, пробавлявшийся промыслом мурен на выходе из нор, где они обитали, промахнулся. Ему повезло: мурена отхватила лишь кусок пасты, причем изумительно ровно...

Ничто не мешало и моей мурене, бегло взглянув наверх, откусить что-нибудь по вкусу. Стараясь не дразнить животину, я завис на поверхности, а мурена благополучно проследовала по своему плану. Следующие два часа прошли в напряженном поиске добычи. То рыба оказывалась мелковатой, то достойная особь не подпускала на выстрел, то внимание отвлекалось на волшебные картины подводного мира. Несколько раз, преследуя цель, я выходил к границе мелководья, где зияющая чернота зловеще напоминала о загадочной бездне, а волна адреналина будоражила разум. Наконец, охотничья удача улыбнулась. Я заметил огромную рыбину под названием меру, которая доверчиво приблизилась и теперь вызывающе смотрела на меня большими темными глазами.

«Ну, держись», - подумал я, подплывая ближе. Выстрелив почти в упор, я с грустью отметил, что гарпун с легким пшиком покинул ружьё и, не достигнув цели, ушёл на глубину. Пока я скитался в пучине, воздух полностью вышел. Вот тебе и гарантированный выстрел. Меру, смерив напоследок горе-охотника презрительным взглядом, гордо и величественно удалилась. А я, подобрав коченеющими руками «смертельное оружие», в расстроенных чувствах направился к берегу - пустынной маленькой бухты. На пляже не было никого, кроме... трёх женщин, беседовавших о чем-то... Когда, подплыв поближе, я услышал тексты, первым желанием было развернуться, однако холод и любопытство взяли своё. Не обращая на меня ни малейшего внимания, женщины продолжали,  всё более входя в раж:

- Да, девки, кто бы мог подумать, что мой Мустафа окажется таким мудаком...

- Твой Мустафа просто золото по сравнению с моим Ахмедом, вот кто полный... - вторила ей  подруга, перебиваемая третьей:

- Эх, подружки, вам с мужьями просто повезло, мой Абдулла - вот кто полное....

По всей видимости, это были, так называемые «совгражданки», соотечественницы, вышедшие замуж за алжирцев, но на всякий «пожарный» случай сохраняющие советское гражданство. Барышни просто обменивались грустным опытом и отводили душу в крепких родных выражениях. Я выбрался на берег, чтобы перевести дух буквально рядом с девицами. Несмотря на некоторую усталость, я не смог удержаться и громко изрёк:

- Поскромнее бы надо себя вести, девушки! Африка всё-таки!

Результат превзошел все ожидания. Как в заключительной сцене «Ревизора», все трое, онемев, застыли. Не желая портить эффекта, и не меняя каменного выражения лица, я упал спиной в воду и начал медленно удаляться от берега. Плавно перебирая ластами, я наблюдал за остолбеневшими соотечественницами, стараясь представить, за кого же они могли меня принять. Вскоре они скрылись за горизонтом, а я настолько согрелся, что благополучно доплыл до лагеря...

Вообще, в то «застойное» время было много курьёзных случаев, связанных со встречей соотечественников. Когда в Андалузии появлялись группы советских туристов, мы поначалу приветливо подходили к ним, искренне желая пообщаться с «нашими», которые тут же шарахались в сторону. Скорее всего, были «заинструктированы». Кто знает, а вдруг их пытаются охмурить потомки белоэмигрантов, функционеры НТС или империалистическая агентура. Как-то раз, в бытность старшим военно-морским начальником, мне позвонил генеральный консул в Оране и милейший человек Борис Васильевич Хлызов.

- Сергей Вячеславович, тут наша лодка боевой службы высадила на берег мичмана с аппендицитом. Шесть часов пытались вырезать, но не смогли найти. Сейчас он в госпитале «Пальмьери». Навестить не хочешь?

- Разумеется, это просто мой священный долг.

И вот с авоськой апельсинов, в светлом костюме, украшенном биркой «Commandant  Арrеlеv», я вхожу в двухместную палату госпиталя. На устах улыбка, мне известно, что проклятый аппендикс наконец удален, предвкушаю встречу с коллегой.

- Ну, как делишки, старина? - бодро начал я, обращаясь к бледному, как и положено, человеку, извлеченному из недр дизельной подлодки.

«Старина» - конопатое создание лет тридцати, побледнело ещё больше и изрекло:

- Ничего вам не скажу, не старайтесь. Предупреждали. А ваши апельсины мне и даром не нужны.

- Да свой я, дурья башка, капитан 2 ранга, командир лодки. Видишь бирку.

- Вот-вот, мало ли чего понавешают. Предупреждали. Ничего вам не скажу.

Не очень похожий на больного араб хитро поглядывал на происходящее с соседней койки. Видя, что дело приобретает тупиковый оборот, я, однако, не сдавался, апеллируя к логике.

- Видишь ли, когда корабль заходит в чужие терводы, всегда сообщается бортовой номер и фамилия командира. Так что это не секрет.

На конопатом лице мелькнула напряженная мысль, после чего раздалось:

- Ну, Виноградов...

- «Слепой» что ли?- бегло спросил я, отметив, что краска начинает возвращаться на лицо собеседника. Несколько лет назад моим однокашником по командирским классам был Толя Виноградов, прозванный «слепым», когда из-за слабого зрения, высокая кадровая комиссия сочла невозможным назначить его научным сотрудником одного из ленинградских институтов ВМФ. Он стал командиром подводной лодки в Полярном. Ведь в перископе есть регулировка резкости...

- Враги не могут этого знать,- шепотом произнес подобревший мичман Коля, выразительно косясь в сторону соседа по палате.

Я чуть было не ляпнул: «Могут», - но вовремя сдержался. Мы мило поболтали, а Коля, наконец, милостиво согласился принять авоську с фруктами. Подлечившись, боцман Бурдочкин оказался в родной базе аж на месяц раньше своей подлодки…

Командир «Б-9» Анатолий Виноградов и его старпом, кстати, тоже мой одноклассник, но по училищу, Владимир Кузьмин, были приятно удивлены, заметив на пирсе в Полярном среди встречающих хрупкую фигурку боцмана, окончательно оправившегося от ран. Особенно приятно было старпому, как непосредственному участнику (в качестве «черного» ассистента) провалившейся операции по поиску боцманского аппендикса.

Дабы у читателя не складывалось иллюзий относительно нашего главного предназначения, приведу несколько примеров, характеризующих серьезность поставленной задачи и возникавших по мере ее выполнения «вводных».

Январь 1983 года. Из основного экипажа первой лодки (С-28) осталось 13 человек - офицеры и мичманы. По мере отработки алжирских экипажей, а за три с половиной года моего пребывания таковых было подготовлено четыре, инструкторский персонал постепенно сокращался. Причем, местное командование старалось максимально ускорить этот процесс. Во-первых, из соображений экономии государственных средств, ну и конечно из-за вполне понятного стремления к самостоятельности.

«С-28» уже под алжирским флагом и с новым наименованием «010» - «зеро-диз», вышла из Мерс-эль-Кебира в ближние полигоны для отработки задач боевой подготовки и, в частности, такого важного маневра, как срочное погружение.

Уровень подготовки алжирского экипажа не вызывал никаких сомнений, хотя, как и прежде, требовал постоянного контроля. Лодка, проведя дифферентовку в базе, благополучно проследовала в полигон. Идти было недалеко - миль пятнадцать, то есть часа полтора ходу. Достаточно времени, чтобы успеть повторить пройденное и при этом не сильно утомиться. Стоял чудесный январский день. Море - штиль. Уточнив с алжирским командиром предстоящие действия, я спустился в центральный пост (ЦП). Из состава инструкторской группы там находились: командир БЧ-5 капитан 3 ранга Юрий Александрович Филиппов и боцман - Михаил Марченко. Вскоре прозвучала команда «Срочное погружение!», и, задраив верхний рубочный люк, в ЦП величественно спустился капитан Хеддам

Зажужжали машинные телеграфы, отработав команду, в шестом привычно дали средний ход, а инженер-механик Бенасер скомандовал открыть клапана вентиляции средней группы. Алжирский боцман переложил рули на погружение и дифферент пополз на нос. Ничто не предвещало ЧП... до тех пор, пока я вдруг не понял, что алжирский боцман не реагирует на команды. Рули оставались переложенными на максимальный угол... на погружение. Дифферент начал стремительно нарастать. 10 - 15 - 20 градусов. Стоит ли говорить, что глубина нарастала не менее стремительно. В голове пронеслись веселенькие перспективы с переходом угла заката и последующего провала вплоть до самого дна, а под килем было целых две с половиной тысячи метров.

- Боцман, - крикнул я Марченко, - отрывай от манипуляторов вместе с руками! Полный назад!

В ЦП царило явное замешательство. Филиппов ринулся к телеграфам и дал реверс. Когда я продул носовую группу, дифферент достиг уже 35 градусов. Положение лодки было таковым, что люди вполне могли бы ходить по носовым переборкам. Дойдя до цифры 39, стрелка дифферентометра остановилась и весело побежала в обратную сторону. Лодка провалилась всего до 80 метров, что было также отрадно, ибо подводникам известно, что эффективность системы аварийного продувания при давлении в магистрали до 200 атмосфер после этой глубины стремительно приближается к нулю...

Наконец Марченко удалось оторвать алжирского коллегу от манипуляторов, что, уверяю вас, было делом нешуточным. Впоследствии Михаил Васильевич утверждал, что преодолеть мертвую хватку ему удалось только с помощью отечественного валенка, в котором был предусмотрительно заключен кирпич, но, несмотря на красочность этой версии, я считаю ее маловероятной.

Надо ли говорить, что, стремительно вылетев на поверхность и успокоившись, лодка замерла... Случившееся нуждалось в оценке. Все длилось считанные минуты, а местный экипаж, на мой взгляд, почти ничего не понял. Даже те, кто был в центральном посту. Подобие легкой истерики наблюдалось несколько часов спустя, после того, как причины и возможные последствия были живо описаны в красках.

Чего стоит только поголовное отравление хлором, после того, как при дифференте свыше 41 градуса, электролит начнет вытекать из аккумуляторов. Хотя какая разница для экипажа, если прочный корпус разрушится еще раньше под воздействием давления где-то на глубине 600-700 метров…

Что же произошло с алжирским боцманом? И где он обрел железную хватку? Дело в том, что в матросской лавке на территории базы совершенно свободно продавалась некая «шима», которую местная публика активно запихивала за щеку, очевидно, получая при этом определенное удовольствие. Боцман явно злоупотребил «зельем», которое в критический момент и привело к известным последствиям. Я всегда считал чувство меры самым главным в человеческой жизни, а в профессии подводника особенно!

Наши люди как всегда оказались на высоте и заслужили самую искреннюю благодарность. Мои действия после доклада были одобрены в целом, но получили критическую оценку свыше в смысле выбора полигонов с «запредельными» глубинами. Слова о том, что если бы мы треснулись о грунт на глубине 100 метров, ждать помощи было бы все равно тщетно, не вызвали понимания.

«Гусарите!» - прозвучало в ответ.

Я прекрасно понимал, что на любое происшествие должна быть соответствующая реакция командования. К примеру, утонул на боевой службе матрос. Запретить купание в Средиземном море на год! Таково было решение тогда... Нам же впоследствии были нарезаны полигоны почти в 100 милях от базы, так как мелководье наблюдалось только у порта Бени-Саф, в сторону марокканской границы.

Прочитано 5069 раз
Другие материалы в этой категории: « Глава II. Северная Африка Нашего полку прибыло »
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь