Это был уже не тот экипаж, которым «пренебрегали» на Севере. Это был грамотный, опытный, отработанный и сплоченный экипаж. Нам было приятно, что идем в поход именно на «К-212», которую мы ремонтировали на Севере в г. Полярном на СРЗ-10. Тогда на Севере у нее был другой тактический номер - «К-87».

При наведении порядка на пла перед длительным плаванием я иногда  повышал голос на неповоротливых и непонятливых  подчиненных. Это дошло до командира дивизии контр-адмирала Берзина А.С., который вызвал меня к себе и «доходчиво» напомнил мне, как надо общаться с л/составом. Он никогда не терпел хамства. Мы очень уважали нашего командира дивизии контр-адмирал Берзина А.С. за его грамотность, спокойствие, терпение, интеллигентность и человечность. Он был уникальным человеком, он мог писать одновременно в 2-х тетрадках то левой, то правой рукой, изучая сразу несколько документов.

В феврале месяце 1980 г. мы убыли в автономку. Старшим на поход был назначен НШ 10 дивизии кап. 1 ранга Алкаев Н.Н. Только в море мы узнали, что боевую службу мы будем нести в Южно-Китайском море с возможным заходом в базу Камрань республики Вьетнам, и что продолжительность боевой службы будет 4 месяца. Это было для нас «приятным» сюрпризом, т.к. ни летней формы одежды, ни плавок, ни темных очков и т.п. мы с собой не взяли.

В то время только дизельные лодки и пла 1-го поколения ходили в южные широты на БС (боевую службу). Пла 2-го поколения, ( а 3-го поколения тем более), как потом оказалось, не были приспособлены к плаванию в теплых морях, т.к. техника, вооружение, да и люди,  нуждались в дополнительном охлаждении. Мы были одними из первых.

В Южно-Китайском море на глубине 100 метров в феврале месяце температура воды была выше 20-и градусов, а на поверхности моря – свыше 26 градусов. При стоянке в порту Камрань у ракетчиков постоянно срабатывали датчики в контейнерах с ракетами по превышению температуры. В турбинном отсеке температура воздуха достигала 40 и более градусов, поэтому  время несения вахты было сокращено до 2-х часов. Но мы как-то приспособились и успешно выполняли поставленные задачи. В качестве района боевой службы нам «нарезали» все Южно-Китайское море. Это была очень интересная и действительно боевая служба. Мы обнаружили и следили за 4-мя АМГ, (авианосными многоцелевыми группировками), и  2-мя боевыми амфибийными группами ВМС США, которые спешили в Индийский океан, где нарастал военный конфликт. Мы выходили по этим кораблям в условные ракетные и торпедные атаки и доносили на ЦКП ВМФ в Москву. Мы всплывали ночью под перископ в центре ордера АМГ, наблюдали за работами на палубе авианосца и полетами его авиации. По данным разведки наша боевая служба прошла скрытно. На ночной командирской вахте меня страховал НШ нашей дивизии кап. 1 ранга Алкаев Н.Н., грамотный, эрудированный  и влюбленный в морскую службу офицер. Он умело, терпеливо и доходчиво обучал нас всем премудростям подводной службы, много рассказывал интересного из жизни подводников и строго спрашивал за наши просчеты на вахте.

Через 2 месяца нашего плавания мы получили приказ всплыть и в обеспечении надводного корабля следовать в п. Камрань. Мы всплыли на рассвете и пошли в бухту Камрань. Перед выходом на мостик для смены командира я по привычке надел меховые штаны, «канадку», (это теплая меховая куртка из овчины), валенки и полез наверх по трапу. Ведь мы уходили в поход с Камчатки зимой и шли до точки погружения в шторм, в пургу и мороз. Но когда я вылез, все грохнули от смеха, так как  на мостике было жарко и нещадно палило солнце, хотя было только утро. На мостике все стояли  в РБ, ( рабочем белье из легкой ткани), и пилотках.

Меня сразу поразила окружающая подводную лодку красота Юго-Восточной Азии. Летающие рыбки, снующие вдоль борта нашей пла джонки вьетнамских рыбаков, на горизонте - гористые берега с пальмами в сиреневой дымке и белоснежный песок вдоль побережья.

Мы пришвартовались к большущему, предназначенному для швартовки авианосцев, пирсу, который мог менять свою высоту с помощью гидравлических опор. Нас встречал штаб 17-й эскадры, которой командовал вице-адмирал Кузьмин. Уже  через несколько часов часть личного состава экипажа с непривычки получила сильные солнечные ожоги, (обгорали уши, нос, открытая часть груди), и обожженный л/состав  немедленно был «спущен» в подводную лодку, где наш врач оказывал им помощь, натирая их мазями, а кок - кефиром. После этого они не выходили наверх несколько суток. Ядерную установку из действия  мы не выводили из-за высокой влажности и высокой температуры за бортом, хотя нам и приказывали это сделать флотские начальники. Мы боялись, что сопротивление изоляции электрических цепей упадет до нуля, и мы не сможем ввести в действие наш реактор. Мы снизили мощность реактора до 12%, на лодке работали холодильные машины, нам было прохладно и комфортно. Мы даже обеспечивали наши боевые надводные корабли, стоящие в Камрани, питательной  водой (дистиллятом).

В Камрани мы простояли около 2-х недель. Экипаж посменно отдыхал, свободный от вахты л/состав купался, загорал, ел свежие фрукты и овощи, которыми нас снабжала береговая база, общались с военными вьетнамскими моряками, ходили на пляж купаться и на экскурсии по полуострову. Мы впервые в жизни увидели берега с белоснежными песками с высокими кокосовыми пальмами, прозрачное до дна море с кораллами, морскими звездами и яркими различных цветов рыбами, не на картинках, а наяву.

При походах на пляж нас постоянно охраняли вьетнамские военные, вооруженные автоматами, потому что полуостров еще не полностью был очищен от сайгоновцев, которые раньше воевали на стороне американцев. В конце нашего отдыха на одном из пляжей, где мы купались, загорали и, как всегда, ловили морских звезд и ломали кораллы на дне залива для сувениров, нас обстреляли из автоматов. Пули летели выше наших голов, справа и слева от нас. Я был старшим на этом купании и приказал всем срочно выйти из воды, надеть кремовые рубашки с погонами, построиться, чтобы с берега видели, что идут советские подводники, и мы строем отправились на свой корабль. Как потом выяснилось, это нас «припугнули» вьетнамские военные, охранявшие нас, чтобы мы не опустошали их морское дно, так как они считают его богатства народным достоянием. Тем не менее, все подводники ушли из Вьетнама с сувенирами для родных и близких. Не забыли мы сувениры и для офицеров штаба.

Вьетнамские военные моряки в то время жили очень бедно, кормили их 1 раз в день, давая им на обед лишь небольшую порцию риса. Почти каждый вьетнамский моряк имел небольшой огород или грядку, где он выращивал овощи для своего дополнительного питания. В качестве братской помощи мы подкармливали вьетнамских военнослужащих, давали им хлеб, консервы, дарили им рубашки, шинели, ботинки и другие личные вещи.

С окончанием отдыха, устав от палящего солнца и жары, мы снова ушли в море и еще месяц несли боевую службу в Южно-Китайском море, но уже без старшего на борту, НШ кап. 1 ранга Алкаева Н.Н. Он вернулся на Камчатку самолетом. С боевой службы мы вернулись весной  1980 г. На Камчатке в это время было еще много снега и морозило по ночам. Нас встретили торжественно и за боевую службу поставили оценку «хорошо». Экипаж кап. 1 ранга Суворова Н.М. еще раз подтвердил свою надежность и высокую боеспособность. Никто еще тогда не мог предположить о трагедии, которая произойдет с 379 экипажем в 1983 году.

После боевой службы я вернулся в свой экипаж на пла «К-212», и мы приняли пла «К-212» от 379 экипажа. Это было еще не последнее расставание с 379 экипажем, судьба еще раз соединит нас вместе, но это будет позже.

Боевая служба закалила меня, я получил  практические навыки в командовании боевым кораблем, она придала мне уверенность в службе и  укрепила в моем сознании мысль, что надо идти до конца и становиться командиром подводной лодки. В 1981 году командование 10-й дивизии направляет меня на учебу на 6-е ВОК ВМФ.