Часть четвертая. Авария

Опубликовано в Капитан 3 ранга Нейман Игорь Алексеевич "Кто видел в море корабли..." Понедельник, 30 мая 2011 17:35
Оцените материал
(7 голосов)
В учебном центре. Командир  Гиви Капанадзе

. Какой красивый небосвод…
/ Песня о Тбилиси /



С новым командиром Капанадзе /в быту - князь Гиви/ всем экипажем поехали в учебный центр.    Гиви - интеллигент и аристократ. Отутюженный и подтянутый. Крахмальная рубашка с золотыми запонками. Голова густо в серебре, которое выгодно оттеняется восточной смуглостью лица. Кавказский выдающийся нос. Приятный грузинский акцент:
- Ты чьто тут мне городышь, да-а?

На службе крут, но справедлив. Любимец женщин. Дома под каблуком.

У командования дивизии не в чести за прямоту суждений, гордыню, короче - ножкой на штабном паркете не шаркал.

Четверо офицеров с экипажа в ресторане, скромно оценив свои финансовые возможности, послали с официантом на командиров стол бутылку шампанского. В ответ получили - две. Пересчитав мятые рубли, сообразили... только на бутылку водки. Тотчас же получили с командирского стола бутылку коньяка и записку:

- Бросьте свои купеческие замашки - засажу в долговую яму! - молодежь сдалась.

За столом в ресторане командир Гиви, как правило, расплачивался за всю компанию сам и не признавал складчины. Рассказывал, как друзья детства в Тбилиси интересовались подводным флотом:

- Гиви, ты командыр, да-а? Подводной лодки? И сколько ты имеешь?

Гиви :

- Семьсот рублей...

- Ето чьто? За день? Или за неделю?

- За месяц!

- Гиви, ты чьто?  За ети деньги спускаешься под воду?!

- Ну конечно.

- Гиви! За семьсо-о-от /!/ рублей в месяц спускаешься под воду /! /? Гиви, ты чьто – самашечий, да-а???

- Гиви, кацо, давай мы тебе шашлычную в Тбилиси купим – за семьсот рублей будешь дома сидет, да-а?! - но Гиви не согласился.
Рассказывал, как в Тбилиси запускали первую линию метро.

- С утра, как только открыли, весь город был там, внизу. И никто не хотел выходить - понравилось…, - чисто кавказский темперамент!

В учебном центре на Большой земле, в Прибалтике. Закрытый городок. Май. Цветет сирень. Солнечно. Настроение хорошее, поскольку предстоит учеба на действующем борту, но без тягот и лишений. С 9.00 до 18-00, как все белые люди. И с двумя выходными. Совсем недалеко областной центр со всеми прелестями и на все вкусы -  театрами, музеями, варьете, ресторанами и... женщинами, которые буквально вокруг и на каждом шагу.

И – лето. Командир на инструктаже у командующего гарнизоном адмирала Пенюка. Городок в обиходе называется на эстонский манер в комбинации с фамилией адмирала – Пенюк-кюля. Кроме типичных и неизменных гарнизонных правил – безукоризненной формы одежды с категорическим запретом мятых погон, фуражек флотским „грибом”, застиранных до белизны матросских воротников и тельняшек в три полоски, действуют правила, установленные супругой командующего – абсолютная трезвость и запрет ношения обтягивающих спортивных трико с видом выступающих частей.

За исполнением всех  этих писаных и неписаных правил  внимательно следят бесчисленные патрули, гуляющие по военному городку с утра до вечера. В чем причина особой нелюбви супруги командующего к спортивному наряду, моряки так никогда и не узнали. Зато матросское радио донесло, что Пенюк отбил супругу у мичмана с прежнего места службы, и что бывший муж в пылу дележа едва не откусил обидчику ухо.

Офицеры и мичманы во дворе учебного центра в ожидании командира. Помощник командира Сапрыкин на плацу отрабатывает с экипажем строевые приемы в движении. Чтобы матросы не скучали... Настроение приподнятое в предвкушении цивилизованных житейских благ. После двухчасового инструктажа у адмирала явился мрачный, как туча, Гиви - командир и начался пересказ всего того, чего нельзя /но обычно очень хочется! / в гарнизоне. А нельзя оказывается так много, что синусоида настроения офицеров и мичманов неудержимо покатилась в минус. Гиви:

- И последнээ, товарищи офицеры. В гарнизонэ зафиксировано 8 случаев сифилиса и очень много других… нэприятных вэщей. Нэ рэкомендую за минутное удовольствие получить в нагрузку... э-э-э, триппер, или там ...еще чэго...

По плацу, придерживая солидный живот, бежит, припоздавший на инструктаж, замполит. Командир:

- Я правильно говорю, комиссар, да-а?

Заместитель командира по политической части сходу поинтересовался:

- Вы о чем,  товарищ командир?

- Да о бабах же, о чем еще? - Илин вспомнил свою недавнюю комсомольскую молодость в автобате, когда он еще не был политработником и мог позволить себе житейские радости:

- Так точно, товарищ командир! Сумел - и будь доволен!

- Комиссар!!!

Синусоида настроения командиров всех ступеней ползет вверх.

- Комиссар! Ты мне всю пропаганду испортил!

Учеба прошла хорошо, с многими удовольствиями цивилизации и, как ни странно, без происшествий и нежелательных приобретений... Одним словом, достойно!
В поезде по возвращении.

Офицерский состав в купейном вагоне. Матросы в плацкартном - рядом. Организована служба и дежурный офицер каждый час проверяет наличие, состояние личного состава и порядок в вагоне. Посещение смежных вагонов строго запрещено, чтобы чего не вышло, не говоря уже о распитии спиртных напитков. В 22-00 дежурный капитан – лейтенант Лисицын не обнаружил матроса Карасика. Маленького, ни в каких безобразиях не замеченного матросика, Лени Карасика. Ищут коллективно. Заглянули в тамбур. Темно, вроде – никого нет. Приходит командир Капанадзе и сразу в тамбур, а Леня там! Оказывается, из-за темноты и спешки его не заметили, а он сидит в открытой двери и болтает за бортом ногами. Летний вечер, теплый ветерок. Мчится поезд, мелькают дорожные огоньки и жизнь хороша. И Лене хорошо. Ясно – выпил, мерзавец! Побелевший Гиви на секунду представил себе Леню, вылетающего из поезда на полном ходу, и, не удержавшись, влепил каскадеру по шее, добавив еще и коленом под зад, заталкивая в вагон.
Оскорбленный Ленечка поплакал на верхней полке горькими пьяными слезами от унижения своего драгоценного достоинства, но по окончании службы вернулся к маме целым и невредимым.



Приказ

Все, что нам нужно на этом свете –
Глоточек воздуха и приказ…
/ А. Городницкий.//



-  Нам приказано принять лодку Н-ского и выйти в море на флотские учения,- объявил Гиви Капанадзе на собрании офицеров. Экипаж прибыл из учебного центра и  отпуска, правда, еще не в полном составе.

- А наша?

- Наша пока в море и нам придется… Таков план боевой подготовки, - командир только не сказал, что план десять раз менялся и в первоначальном варианте экипаж должен был уча-ствовать на своем корабле, - через три дня мы должны выйти в море!

- Какие три дня? На прием корабля положено десять суток! - взвился механик Малых.

Приказ Министра обороны регламентировал прием - передачу атомных подводных лодок экипажами в течение десяти суток с вводом в действие ядерных реакторов и главной энергетической установки.

- Повторяю, - посуровел командир, - на прием нам выдэляется трое суток, послэ чего хозяева убывают в отпуск, а мы – в море.

- Товарищ командир, но это же не корабль. Это – гроб плавучий! Лодка должна быть в текущем ремонте еще пять лет тому назад! Не могу даже представить себе в каком состоянии у них техника.

- Отставить разговоры, Малых! И не паникуй. Ты что, первый раз замужем?

- Так это их техника, они ее знают! Знают все тонкости и хитрости. Лодка и вся ее начинка -это живой организм со своим характером и привычками. С нею нужно сродниться, чтобы управлять, - упирался механик. - Пойду  к флагмеху!

-  Не торопись! Флагмэх Хапов в отпускэ, за нэго Калисатов. А с этим – бэсполезно! Этот будэт дэлат все, что ему скажет Караваев. А комдив на стрэльбах в Бэлом море. Все! Отставить разговоры, механик! За работу!

- Владимир Константинович! - вмешался замполит Илин, - мы люди военные и должны вы-полнять приказы, а не подвергать их сомнению!

- Тебя, долбо…ба, тут еще не спросили! - подумал механик, но хмуро промолчал.

После обеда экипаж строем прибыл на подводную лодку для приема материальной части.

Время пошло. Матросы разбрелись по заведованиям, знакомясь со своими сдающими – хозяевами техники и оружия. Офицеры принимали документацию и впитывали информацию по техническим нюансам своего оборудования. Командир дивизиона живучести Андрей Шарый осмотрел на палубе аварийно - спасательные устройства и глянул за борт. Кто бы сомневался? За бортом по периметру пузырило и лодка кренилась на левый борт, наваливаясь на причал. Сдающий комдив Глеб Нилов подтвердил:

-Валимся, Андрей! А ты как думал? У всех одна беда. Продуваемся, чтобы стать на ровный киль. Воздушные компрессора тоже хвалить не буду. Гонят масло, потому что компрес-сионных колец нет, а работать ими приходится много. Продувайся осторожно, чтобы не соз-дать в трубах “дизель – эффект”, как на 166-й.  Помнишь?

- Что-то… не  очень. Меня тогда в дивизии не было, мы были в море.

- Ну как же! У них тоже цистерны дырявые и они продували цистерны по одной. Закрывали бортовые клапана  других и дули одну. Стояли на СБР и работали компрессорами на попол-нение запаса ВВД. А компрессионные кольца на компрессорах плохие и смазочное масло гнало в трубы ВВД. При продувании в изгибе трубы пиково поднялось давление, ну и температура, естественно. И рвануло. Взорвались масляные пары, разорвало колонку аварийного продувания и весь запас ВВД выдуло в центральный пост. Командира Косаря швырнуло на станцию торпедной стрельбы, его контузило.. Механик Лукашенко получил осколок в бедро и полгода валялся в госпитале. Хорошо, что люк центрального был открыт и все выдуло в атмосферу. Да ты должен помнить – мы же изучали аварию.

- Припоминаю, но от этого снабжение запчастями не стало лучше!

- И на моих компрессорах кольца плохие и они тоже гонят масло! Чтоб ты знал. А разве у тебя лучше? - и Глеб ввел Андрея в курс всех неисправностей, ничего не скрывая, потому что не чувствовал себя в них виноватым. Конечно все, что успел вспомнить.

Вечером на совещании у Пергамента офицеры по подразделениям перечислили все кора-бельные замечания, которые собрали за полдня. Их количество впечатлило даже видавшего виды старпома. Малых доложил, что энергозапас реакторов на исходе. 85% - выработка активной зоны на правом борту и 90% на левом. Пытался ознакомить и еще  с двумястами замечаний по обрывкам бумажек, поданных ему матросами и офицерами электромеханической боевой части, но Пергамент его прервал:

- Отставить, Владимир Константинович! Это мне пока не нужно. Вот когда соберешь все, тог-да огласишь весь список. В двух экземплярах, пожалуйста. Один своему флагманскому, другой – командиру! - помощник командира Сапрыкин подсчитал, что по подразделениям не хватает 32% штатного личного состава. Иными словами, экипажа-то пока еще нет! С кем в море идти? Первые впечатления были хуже ожидаемых. А что будет дальше?



На Большой земле

Роскошный вид, блеск золотых погон,
И кортик с золоченой рукояткой,
Казалось ей, что предназначен он
Для праздной жизни…Служба для порядка.
/ Вадим Валунский /



В отпуске на Большой земле Настя познакомила Андрея с Борисом Бобровским. Зачем она это сделала? Маленькие женские хитрости… Андрей знал о школьном романе своей жены, но преодолеть натянутость и неестественность этой встречи не смог и общего разговора не получилось. Теща, Елизавета Ивановна, относилась к Андрею настороженно и недоверчиво. Вероятно, она была изначально против их с Настей брака, отдавая предпочтение однокласснику Борису, который сегодня занимал солидное положение в НИИ, где работал и готовился к защите кандидатской диссертации. А эти моряки… Во- первых – пьет! Это она про Андрея. А Шарый действительно мог, обладая крепким здоровьем, в охотку и в компании, крепко выпить, что и делал, не смущаясь, даже будучи в гостях у тещи. Ну и Настя рассказывала – эти моряки! В родительской семье Насти не пили вовсе. Исключением был новогодний праздник, когда торжественно открывали бутылку сухого вина, выпивали по маленькой рюмочке, после чего бутылку закрывали и хранили для случайных гостей в холодильнике неопределенное время. Во-вторых, опять – моряки. В представлении глубоко сухопутной Елизаветы Ивановны и из прочитанных ею книг рисовался образ эдаких пройдох, у которых - в каждом порту… Форма, правда, красивая! Рубашка белая, крахмальная, якоря на лацканах и кортик! В-третьих - Настины сомнения, которые обострялись в период ссор, естественно, становясь маминым достоянием. Мамина же дочка. Правда, Настя иногда сожалела об этом. А сомнения одолевали. Бобровский был настойчив и целеустремлен. Эдакий устойчивый, состоятельный, непьющий и надежный. Как глыба. И мама его хвалила.

Так или иначе, в отпуске отношения с Андреем похолодали, к тому же внезапно подо-шедший вызов на службу раньше времени был воспринят Настей в штыки. И, вероятно, не столько оттого, что вновь наступало расставание, сколько от этого вечного, нескончаемого “надо”, которое портило все впечатления от совместной жизни и от жизни вообще.

Андрей звал Настю с собой на Север, но она, вся в сомнениях и раздраженная текущими событиями и этим досрочным вызовом, ехать отказалась. И Шарый улетел.



Прием

Корабль к бою и походу приготовить!
/ Команда командира /



Утром при проворачивании механизмов не захотели отваливаться носовые горизон-тальные рули. Что за черт? Сдающий комдив Нилов и принимающий боцман Гучкас полезли в надстройку. Давно не отваливали? Ковырялись, ковырялись, и давление в системе гидравлики поддерживали 100 атмосфер, и  впятером пытались их подтолкнуть. Безрезультатно. Боцман выпросил у Пергамента бутылку спирта и через полчаса пригнал откуда-то трактор “Беларусь”. Рули зацепили тросом и трактор, поднатужившись, вытянул - таки их наружу.

- Если мы здесь все будем оживлять трактором “Беларусь”, то далеко не уедем, - выругался старпом Пергамент.

- Боюсь, наоборот, можем уехать далеко-далеко. Подальше от нашей земли, - хмуро заметил фольклорист Кулишин. Командир дивизиона движения Слава Соломин разбирался с отчетами физиков по их замерам остатков активной зоны реакторов, или, как их еще называли для конс-пирации, “аппаратов”. А что можно понять в этой технике, когда она не работает? Только по рассказам хозяев. А им что? У них уже чемоданное настроение.

- Ничего, введете установку и сами разберетесь, - успокаивал сдающий механик Дубинский.

- Что мы знаем о вашем железе? Только с ваших слов, - сокрушался Малых.

- Володя, знания умножают печаль, зачем тебе заранее портить настроение, - шутил Дубин-ский. К вечеру третьего дня приемки зафиксировали около тысячи замечаний по матери-альной части - серьезных и по мелочам. С их полным перечнем командир пошел на доклад к заместителю командира дивизии Устинову, а механик Малых к заместителю флагманского механика Калисатову. Борис Апполинарьевич брезгливо и насмешливо пошелестел меха-никовыми бумажками, бегло пробежал глазами замечания и охладил Малых:

- Володя, ну я - что, не знаю этого всего? Знаю! И знаю, что после отпуска вам не хочется идти в море! Брось ты эти вы…ньки.! В море вы все равно пойдете! Караваеву уже все доло-жили и он с Белого моря передал – “если этот чернож…й не выйдет в море, я ему матку наизнанку выверну!” Это он про вашего Капанадзе. Видишь, его только назначили, а он уже здесь права качает! И ты – туда же.

- Он не права качает, а положено принимать атомную лодку в течение 10 суток с вводом главной энергетической установки! Это приказ Министра обороны, Борис Апполинарьевич!

- А на войне ты тоже будешь 10 суток сопли на колено наматывать?

- Не путайте войну и мир, Борис Апполинарьевич! Это одно. А второе - на войну эта лодка не годится. Она должна была пройти ремонт лет пять тому назад и только после этого быть го-товой к войне, если на то пошло!

- Иди, Малых! Больно принципиальный стал! И забери свои каракули! - Калисатов подопнул пальцами по столу механиковы бумаги и они посыпались. - Мне они не нужны.


Пока Малых собирал их на полу, Борис Апполинарьевич уже направился к двери.

- Иду к Устинову! А ты и не надейся! С утра вводите ГЭУ и – вперед! - механик сунул скомканные бумажки с перечнем замечаний в карман репсовой робы и, подталкиваемый Калисатовым, вышел. Борис Апполинарьевич запер дверь своей каюты и деловито направился в кабинет заместителя командира дивизии Устинова.
- Боится, чтобы я не оставил бумаги на его столе, - подумал Малых.



Крапивины

Офицерам и…, уволенным в запас или отставку, в течение
3-х месяцев предоставляется  жилплощадь, вне
зависимости от ведомственной принадлежности…
/ Из Постановления №.. ЦККПСС и Совета Министров СССР /


В городке Шарый навестил Крапивиных. Как он и ожидал, дела там были невеселые. Наталья вынуждена была отвезти мужа к своим родителям в Краснодар и Саша, прописавшись у них, оформлял свою копеечную, за 20 лет выслуги, пенсию. Поскольку жить в двухкомнатной хрущевке таким табором было невозможно, Наталья уехала на Север, где работала и откуда ее до поры до времени, еще не выселили. Вот именно - до поры до времени! Уезжать все равно придется. Не век же ей здесь быть! Военного пенсионера Крапивина в Краснодарском военкомате в очередь на квартиру не поставили.

- Я их спросила – почему? - рассказывала Наталья. - Они говорят, что для постановки на очередь семья должна быть прописана в городе по действующей санитарной норме – 8 ква-дратных метров на человека! То-есть на нас троих -24! Получается абракадабра – чтобы по-лучить квартиру, мы должны ее иметь! А у отца с матерью 36 и прописано 6 человек, вместе с нами. Так что, оказалось, мы не имеем права на постановку на очередь.

- Как же так? Есть же постановление ЦК партии и Кабинета министров, что увольняющимся в запас офицерам квартира предоставляется в течение 3-х месяцев вне зависимости от ведом-ственной принадлежности! – напомнил Андрей.

- Я им сказала об этом, а они смеются, говорят – постановление-то есть, квартир нету!

Юрист меня просветил, что, поскольку мы прописались у родителей, то имеем право только на расширение жилплощади. А право на расширение имеет пол-Краснодара! На 20 лет впе-ред!

- Но это же невозможно! – возмутился Андрей. - А мы -то здесь ничего этого и не знаем! Нас уверяют, что все наше будущее учтено могучим валом законов и постановлений, пока мы бороздим моря и океаны... А на самом деле…

- А на самом деле есть подзаконные акты, которые все эти возможности сводят почти к нулю... Где нам взять двадцать четыре квадратных метра? Кто тебя пропишет? Сашка бегал по всему району, стучался в двери к чужим людям и просил, чтобы кто-нибудь нас прописал. На него смотрели, как на идиота! Ну, представь, открывается дверь и какой-то мужик просит тебя прописать его в твоей квартире! - Наталья всхлипнула. - Да он и есть сумасшедший! Ему с каждым днем все хуже. Он остался там дооформляться в военкомате и провожал меня в аэропорт в тужурке с погонами и пижамных брюках. Не могли остановить!

- Наташа, теперь ты видишь, что была не права? Диагноз все равно уже не скроешь. Я тебе советую положить его там в госпиталь и квалифицировать инвалидность. С ней вам будет легче претендовать на квартиру.

- Наверное, я так и сделаю. Как вы? Настя еще у мамы?

Дома Андрей вытер на мебели пыль, вымыл полы, заглянул в последние известия на теле-экране и, пошарив в почтовом ящике и ничего там не обнаружив, уехал на корабль.


Уходим завтра в море…

Центральный! Реактор вышел на МКУ.*(*МКУ – минимально- контролируемый уровень мощности ядерного реактора/Примеч. авт /  )
/ Доклад вахтенного КГДУ с пульта ГЭУ /



Ввели главную энергетическую установку. Компенсирующая решетка**(**Компенсирующая решетка – металлическая конструкция в активной зоне реактора, поглощающая нейтроны  /Примеч. авт), стержни аварийной защиты и автоматического регулирования вышли на самый верх, почти до концевиков. Активная зона “аппаратов” на исходе, да и вводили реакторы совсем недавно для замеров физиков, поэтому оба еще и в “йодной яме”***(*** иодная яма – графическое изображение степени отравления ативной зоны реактора   /Примеч. авт./) Но Донцов не ошибся в расчетах пускового положения и реактор вышел на МКУ в расчетное время и расчетном положении компенсирующей решетки. Да и вычислял он пусковое положение вместе со Славой Соломиным, бывшим управленцем, а теперь командиром дивизиона движения. Приняли пар на  турбину и веселый матрос Ваня Шаповалов, сделав пробные обороты, раскрутил ее манев-ровым устройством до 300 оборотов в минуту, а электрики приняли нагрузку на турбогене-ратор. Алексашин со своей командой убрал кабели питания с берега и теперь корабль был автономен. С землей его связывали только швартовы. Выход в море завтра. Полдня и ночь на то, чтобы экипаж понял, что и как на лодке работает. С выходом реакторов на МКУ личному составу механиков сход на берег уже запрещен. До вечера грузили учебную торпеду в носовой торпедный аппарат. Для этого заполнили четыре кормовые цистерны главного балласта и сдифферентовали лодку на корму на 4 градуса. Потом cдиферентовали на нос и вставили торпеду в кормовой аппарат... Как говорят подводники, поставили лодку раком. Зрелище впечатляющее – стодвадцатиметровый корпус -  кормой  к небу! После погрузки продули цистерны воздухом высокого давления и до утра работали компрессорами для пополнения ВВД до 100%. Ночью Шарого разбудил старшина команды Гудимов.

- Андрей Викторович, вышел из строя циркуляционный насос кормовой холодильной машины. Кондиционирования воздуха нет. Отсеки начали запариваться. В турбинном на Шаповалова уже забортный душ пустили. Жарко.

- Началось, будь оно все неладно! – выругался Шарый. Малых был уже в центральном посту и приказал включить вентиляцию в атмосферу. Обстановка слегка улучшилась. По команде   Калисатова, который остался на службе для контроля выхода лодки, сняли насос с соседнего корабля, и, ввиду того, что он не подходил на новое место, просто приварили к станине.

Насос издавал в работе жуткий вой и отчаянно дребезжал без амортизаторов, но делать было нечего. Калисатов торопил, ему поставлена задача – во что бы то ни стало отправить лодку в море, чтобы не сорвать учения Северного флота. К утру срочный  ремонт был закончен, холодильную машину ввели в действие и с кондиционированием воздуха ситуация в прочном корпусе улучшилась до нормальной. На пирс привели матросов - недокомплект до штатного трасписания и построили перед экипажем. Пергамент приказал командирам подразделений разобрать их по принадлежности. В составе пополнения - около половины выходцев из Закавказья и среднеазиатских республик, человек пятнадцать магомадовых, и никто не знал – бывал ли кто-нибудь из них в море и кто на что способен в деле. Веселая картина!

- Ну, нации и народности! Равня-а-айсь! – прищурив глаз, скомандовал Пергамент, завидев командира. – Смирна-а-а!

- Вольно! Старпом, у меня здэс нэт наций и народностэй! У меня здэс экипаж! – поправил “Шмагу” Гиви Капанадзе. - У меня здэс всэ – подводники! Боевая трэвога! Корабль к бою и походу приготовить!



Кто видел в море корабли…

Кто видел в море кораблм
не на конфетном фантике…
/Из флотского фольклора/



В целях экономии энергозапаса работали на реакторе правого борта в перекрестном режиме – один реактор на две турбины. Продолжали разбираться с материальной частью и заметили солидные утечки питательной воды для подпитки второго контура Места течей пока не обнаружены. Запас воды стремительно сокращался, а испарительную установку для его пополнения никак не могли вывести на режим производства воды необходимого качества. Там обнаружились свои неисправности. Паропроводы в нескольких местах потравливали пар и атмосфера в энергетических отсеках была влажной, что могло привести к образованию коротких  замыканий. Механики крутились среди всех этих неисправностей, пытаясь привести состояние  оборудования к приемлемой для плавания норме.

-По местам стоять, к погружению! – скомандовал Капанадзе. – Задраен верхний рубочный люк! Поднять перископ! – трюмный Шлыков перевел рукоятку гидравлического манипуля-тора в положение “Подъем” и перископ, шурша тросами, пошел вверх. Капанадзе прильнул к окулярам. Боцман Гучкас замер в готовности, положив волосатые руки на рукоятки управления горизонтальными рулями. Шарый открыл манипуляторами аварийные захлопки* (* аварийные захлопки - запоры для заполнения или продувания цистерн главного балласта - / Примеч. авт./ ) цистерн главного балласта и отметил давление в системах гидравлики. Стрелки манометров замерли на показании – 100 атмосфер.

- Срочное погружение! Выдвижные, кроме перископа - вниз! Боцман, ныряй на глубину 40 метров! - боцман переложил горизонтальные рули на погружение. Выдвижные устройства начали опускаться.

- Заполнить главный балласт! – скомандовал механик Малых. Шарый с Гудимовым открыли

клапана вентиляции балластных цистерн и воздух из них, ухнув, вышел наружу, уступая место забортной воде. Подводная лодка стала погружаться вдруг со стремительно нараста-ющим дифферентом на нос -3, 5,10, 15, 20, 25 градусов

- Боцман, одерживай! – видя, что корабль  уже проскочил заданную глубину, предупредил Гучкаса  Малых. Но опытный  мичман  уже  переложил  горизонтальные рули на всплытие.

- Не открылись клапана вентиляции 10-го номера! – доложил Гудимов, глядя на табло сигнализации положения клапанов вентиляции и аварийных захлопок. Понятно - в десятой цис-терне пузырь воздуха, а нос лодки тяжелый, потому что там все заполнено!

- Рули - на всплытие, но лодка погружается! – тревожно доложил  Гучкас.

- Открыть клапана с местного поста! - скомандовал механик в десятый отсек. Из микрофона громкоговорящей связи “Каштан” из десятого слышались треск, шум работающих механизмов, металлический лязг и русский мат. В центральном отсеке матрос – радиометрист, не успевший ухватиться за поручень, покатился по палубе. Поймали только у носовой переборки. Шарый краем глаза отметил манометры системы гидравлики. На них - 0! Давления гидравалики нет! Дифферент на нос уже более 20 градусов! Что за черт? Андрей, карабкаясь вверх по скользкому линолеуму к переборочной двери, метнулся в смежный отсек, к блоку насосов гидравлики. Манометры на блоке показывали 100 атмосфер! Загадка! Лихорадочно сообразил – это же сработал клапан - отсекатель и перекрыл подачу гидравлики от насосов в систему. Мигом открыл обводной клапан и давление в системе поднялось. Клапана вентиляции десятой цистерны открылись и дифферент быстро отошел к нулю… Весь эпизод занял минуты полторы, а показался вечностью. Командир не успел даже скомандовать противоаварийный маневр – пузырь в нос* и реверс турбине. Стоял на перископной площадке, вцепившись в перископ.

– Механик, что это было?

- Три дня на прием корабля, товарищ командир! - хмуро отозвался Малых. Это большая удача, что Шарый вспомнил о клапане - отсекателе. У себя  на корабле он давно заглушил его, вопреки действующей инструкции, поскольку уже имел с ним неприятности. По замыслу конструктора клапан должен отсекать насосы от системы при разрыве трубопровода и аварий- ной утечке рабочей жидкости. Сегодня он сработал от мгновенного увеличения расхода при одновременной работе гидравлических механизмов. Чуть не въехали в грунт…


Сигнал  аварийной тревоги

Аварийная тревога – 25-30 коротких звуков звонком,
передается один раз, одновремено с сигналом включаются
ходовые огни и аварийные буи на мигание.
/ приложение 2 к ст. 34 Корабельного Устава ВМФ /


На сорока метрах глубины сборный экипаж атомного корабля начал отрабатывать свои учебные задачи. Меняли ход, мощность реактора, глубину и курсы. Кое-как запустили испа-рительную установку и довели качество питательной воды до необходимых для бидистиллята показателей. Как будто все входило в привычную норму. Коки приготовили обед и командир объявил готовность номер два. Одна смена вахтенных осталась у механизмов и в отсеках.

- Подвахтенным от мест отойти! Приготовиться к обеду!

- Центральный! Акустик, шум винтов, пеленг 30 градусов, дистанция пятнадцать ка-бельтовых**

- Акустик! Классифицировать цель! - скомандовал Пергамент.

- Центральный! Акустик, цель надводная, предполагаю рыболовный траулер.

- Акустик! Докладывать элементы движения цели! - через пятнадцать минут на рабочей карте штурмана появилась загогулина в виде незаконченного эллипса.- Что за черт! Как он идет? Или рыбаки опять по пьянке штурвал веревкой привязали? - старпом запросил в центральный командира. Капанадзе долго изучал элементы  движегия цели, переспрашивал акустика. Нет- цель именно так и движется, но почему? И каковы будут ее последующие маневры? Подходит время всплытия на сеанс связи.

- Капитан- лейтенанта Соломина – в центральный пост!

- Соломин, ты в тюлькином флоте плавал?

- Так точно, товарищ командир! Еще до армии…

- А ну, глянь на карту, посмотри, как он идет! Что за круги он нарэзает? Как это понять?

- Товарищ командир! Скорее всего это рыболовный траулер кормового траления, - определил Соломин, разглядев кривую на штурманской карте.- Он делает циркуляцию для лова трески или окуня, с тралом за кормой. Трал на ваерах метров 200 и надо держаться от него подальше,чтобы не зацепить снасти!  Я так думаю.

- В жизни бы не догадался, - ругнулся  Шмага, - век живи - век учись! Ну откуда мне знать эти тюлькины дела? Я не рыбак. И сколько он будет еще вертеться в этом полигоне? Неужели тресколовы не получили оповещение, что полигон закрыт? - отвернули кабельтов на сорок. В кают- компании вестовые накрыли обед и старпом пригласил офицеров к столу.

- Эскулап, ты уже набросал в компот таблеток от баб, или проспал? – поддел доктора Ревегу ракетчик Боря Цыбешко.

- Набросаю, не волнуйся! Ты же свои регламенты по ракетному комплексу делаешь? Не делал бы – взгрели! А я свои документы исполняю, - беззлобно огрызнулся Николай Иванович.

За командирским столом Капанадзе рассказывал анекдот. Обед по автономному пайку в море был неплохой. Успели даже сухое вино погрузить и с удовольствием выпили по пятьдесят граммов. Сокрушался только Лисицын, которому эти пятьдесят были, как слону дробина. Внезапно среди обеденной тишины кают-компании, вина и временного расслабления слух резанул прерывистый и тревожный перезвон аварийной тревоги. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь! Началось!

- Аварийная тревога! Пожар в первом отсеке! - офицеры вскочили с мест, проверяя наличие у себя ПДУ* и ожидая дальнейших сообщений. Благодушное настроение слетело в один миг. Вахтенные немедленно задраили переборочные двери в первый и третий отсеки, но командир Капанадзе рванул в центральный пост, оттолкнув вахтенного на переборке.

- Горит ветошь в трюме первого отсека! - и через минуту. - Пожар потушен, отбой аварийной тревоги! – отпустило. Из первого отсека вывели пострадавшего, рулевого - сигнальщика матроса Сизича с обожженными руками и повели к доктору. Ревега уже разложил комплект экстренной медицинской помощи. У этого всегда все, как книжка пишет! Доктор обработал
обожженные руки Сизича и сделал перевязку. Старпом Пергамент и механик Малых обследовали место возгорания. В трюме, в умывальнике возле гальюна, чистоплотный матрос Сизич пытался отстирать свою замасленную робу. Для большей надежности использовал пластину регенерации, которая, как только попала в воду и на промасленную ткань, немедленно вспыхнула, а матрос с перепугу пытался затушить костер голыми руками. Отсек в дыму. Надо всплывать, чтобы провентилировать. Хорошо, что через несколько минут сеанс связи.

Сизич родом из прикарпатского села под украинским Ивано-Франковском. Сослуживцы иногда беззлобно подкалывали матроса:

- Сизич, а автомат под стрехой маешь, чи не маешь? – намекая на бандеровское прошлое этих мест, на что рулевой - сигнальщик с хитрой улыбкой отвечал:

- Город полываю олиею! - что в переводе с украинского означало, что оружие он закопал в огороде и  поливает его маслом, чтобы не поржавело. Такие шутки.

- Ну что, воин? Как ты сподобился стирать рэгэнэрацией? – допрашивал Капанадзе Сизича,-Ну, я бы понял, если бы это сдэлал Магомадов, он до сих пор мыло от рэгэнэрции не отличает.Но ты же нэ Магомадов! Ты вэд нэ первый год на лодке и знаешь, что такое рэгэнэрация…

- Я думал – визьму трошечки, тыщ командир!

- Значит, вдвойне виноват – знал и дэлал! Старпом, провести Сизича с забинтованными клэ-шнями по отсекам, пусть матросы полюбуются, чем кончается разгильдяйство! - и Сизича, как музейный экспонат, повели по отсекам.



Август на Большой земле.

В годы холодной войны экипажи 675 проекта почти не бывали дома.
Наплаванность доходила до 150-160 суток в год. Северный флот нес
дежурство в Атлантике и в Средиземном море, а лодки Тихоокеанского
флота ходили в Тихий и Индийский океаны.
/ Сюжет программы Смотр НТВ, март 2007г./


Они сидели с мороженым и бокалами шампанского в летнем кафе на открытом воздухе под акациями. Бульвар большого южного города был наполнен деловитыми прохожими и беззаботными курортниками. Шелестя шинами,  бежали городские троллейбусы с веселыми пассажирами. Звеня проносились трамваи. Солнце блестело в витринах магазинов и лужах недавнего скоротечного летнего дождя. Веяло ласковым ветром близкой бархатной осени и на душе было спокойно и умиротворенно. Южный Буг плескался теплой, нагретой южным солнцем, водой.

- Настя, ты хорошо подумай, умоляю! Я остался прежний и отношение у меня к тебе то же,что и раньше. Даже несмотря на то, что ты уже шесть лет замужем. И мое предложение - в силе! Я пока не устал ждать и надеюсь, что с тебя спадет этот розовый романтический туман. Зачем тебе все это?

- Что – это, Борис? У меня сын!

- Ну, я имею в виду этот Север и твою заполярную жизнь. Эти бесконечные тревоги, какая-то лихорадочная жизнь, беспокойство за мужа, за свое будущее, за будущее своего ребенка… Разве все это помогает тебе жить? Ты ведь не живешь, ты – вечно ждешь! В конце концов, там для тебя и работы-то нет. Ты деградируешь, как специалист. А ведь ты закончила институт по экономической кибернетике! Еще пару лет и на тебе, как инженере, можно будет поставить крест!.

- Уже сейчас можно! - грустно отозвалась Настя.

- Ну вот, я и говорю – зачем это все тебе?

- Все не так просто, Борис, разве ты не понимаешь!

- Понимаю и знаю, что не просто. В жизни мало что бывает просто, но если захотеть… Ты же молодая женщина! Зачем запирать себя в четырех стенах, отказыватьcя от нормальной жизни, интересной работы, большого города с театрами. От всех этих простых человеческих радостей. Даже просто от этого кафе, где мы сидим, в конце концов…

- А Андрей?

- А что Андрей? Ты же видишь, как он к тебе относится. Для него вся жизнь в службе, а ты с Алешкой - бесплатное приложение. Нужно было жениться, он и женился. А зачем им семья, скажи мне, Настя? Они же дома не бывают. Дома они в гостях! Зачем им жены, зачем им дети…

- Не бывают, но они не виноваты. Такая у них служба!

- Это у них… А тебе это зачем?

- Убедительно, - подумала Настя. Бобровские доводы удивительно ловко ложились на собст-венные сомнения. - И мама… А в Николаеве-то как хорошо. – Настя любила родной город.

- Ну, сколько он бывает дома? У тебя сын растет без отца! Он его практически не видит и не
знает, а мальчишке нужен мужчина. Что он там на службе-то делает, ты хоть знаешь?

- Ничего я не знаю и никто из жен этого не знает. Они служат на атомных лодках, но это так засекречено, что даже  территория, где стоят их корабли, обнесена двумя рядами колючей проволоки с часовыми на вышках. Домой они приходят редко, а когда приходят и собираются вместе - много пьют и говорят только о своей работе. А мы в ней ничего не понимаем. Что они делают там, на своих лодках, мы тоже не знаем… И знать нам не положено! Плавают в море…,- долго гуляли в парке и только под вечер Настя в задумчивости рассталась с Борисом.

- А может он прав? - и в душе снова пробежал холодок к Андрею.




Торпедная атака


Давненько шторма не было такого,
Не ходишь, а летаешь кувырком…
/ Валерий Белозеров /



Четверо суток спать приходилось урывками. По 20 – 30 минут. Или в центральном пос-ту - сидя, на всплытии на сеанс связи, когда непосредственно работой не занят, но вынужден быть на посту по боевой тревоге. Впрочем, ситуация типичная для начала плавания после длительной стоянки корабля в базе. Техника расслабляется в бездействии и пока налажива-ется в рабочем режиме человеческую норму сна получить никогда не удается. Только уснул и уже опять слышно по корабельной трансляции:

-Механика в центральный пост! – это командир. Где-то что-то не заладилось и Капанадзе требует быть. Иногда по мелочам. Вошли в полигон учений и нащупали акустикой “врага” – крейсер Северного флота, который нужно атаковать учебной торпедой. На крейсере - штаб учений и заместитель командующего. Всплыли под перископ на сеанс связи. Подняли выд-вижные устройства. Волны пятибалльного шторма Баренцевого моря ложили подводный ракетоносец в крен с борта на борт до 30 градусов. Появились укачавшиеся. В отсеках посы-палось все, что не успели или забыли закрепить. Корабль ухал и стонал, как живое существо и подводники передвигались в отсеках с трудом, цепляясь за трубопроводы и поручни. Сизича сняли с вахты на вертикальных рулях, где он двигал манипуляторы своими забинтованными руками, патриотично отказавшись от замены. Теперь он позеленел и взгляд его стал беспомощно- бессмысленным. Впрочем, не только у него. Заменили вменяемым матросом Верховских. Капанадзе крутился на перископе, визуально определяя элементы движения цели.

- Боевая тревога! Торпедная атака! Четвертый торпедный аппарат к выстрелу приготовить! Акустик, штурман! Докладывать пеленг на цель! Минер! Кулишин! Стреляем воздухом! В этой кутерьме они торпеду не найдут! - автомат вычислял элементы движения цели.

- Четвертый торпедный аппарат к выстрелу готов! – лодка выходила в точку залпа.

- Торпедный аппарат –товсь!... Пли! - упругий толчок и гигантский корпус содрогнулся. Это означало, что залп воздухом произведен. Штурман нанес на карту координаты, время тор-педной атаки и начал набрасывать отчетную кальку.

- Торпеда вышла! - привычно доложил Кулишин, хотя стреляли воздухом. Так положено.

- Боцман ! Ныряй на сорок метров! Опустить выдвижные! - боцман переложил горизонтальные рули на погружение и дифферент подводной лодки приближался к десяти градусов на нос, а стрелка глубиномера отсчитывала метры. 10, 15, 20, 25 метров. Турбины на малом ходу упрямо загоняли корабль на глубину. Качка начала стихать.

- Заклинило горизонтальные рули! – вдруг негромко и спокойно доложил боцман Гучкас.

-  Опять! – чертыхнулся Шарый. Командир Капанадзе еще держался за ручки перископа, когда он начал опускаться, а глубина погружения стремительно нарастала. 30, 35, 40, 50 метров.

- Не могу держать глубину, горизонтальные рули заклинило, - опять негромкий доклад Гучкаса. Давление в системе гидравлики 75 атмосфер.

- Что это? Мэханик! - 60, 65,70, 75 метров. Рули не управляются. На глубиномере 75 метров Капанадзе спохватился и энергично скомандовал:

- Продуть балласт! - в эти секунды еще никто ничего не понял. Шарый даже не слышал  всех докладов боцмана, наблюдая за давлением в системе гидравлики.

- Продуть балласт! - мичман Гудимов на станции аварийного продувания балласта отчаянно кричал Андрею:

- Помогите! - ему не хватало двух рук на четыре вентиля колонки аварийного продувания, чтобы выполнить команду. Шарый прыжком через механика бросился к вентилям, отметив про себя показания глубиномера - 75 метров /!/, и они с Гудимовым на раз, два, три - одновременно открыли быстродействующие клапана аварийного продувания главного балласта. Воздух высокого давления загудел в трубах, с натужным шумом выжимая воду из балластных цистерн. Инерция погружения нехотя стала замедляться и 90 метров были последней точкой аварийного провала подводной лодки.

- Горизонтальные рули работают! - доложил боцман. На манометрах вновь было 100 атмосфер. Гучкас переложил рули на погружение и пытался выполнить команду – держаться на со-рока метрах. Поздно! Огромный корпус субмарины с одновременным продуванием всех балластных цистерн получил положительную плавучесть и, набирая инерцию, летел к повер-хности, подгоняемый винтами гребных валов на ходу обеих турбин. Куда мы летим? Что там наверху? Мысли вихрем несутся в голове. Шарый с Гудимовым вцепились в маховики аварийного продувания до боли в руках, бисерины пота катились по их лицам, заливая глаза.

- Глубина места - сто сорок метров! - высунулся из штурманской рубки Петров. Спохватился, едрена корень! Чуть не влепились в дно!

- У-у-у-х-х-х! – это громадный, в шесть тысяч тонн, подводный корабль вынырнул на поверхность Баренцева моря среди шестибалльных волн и ветра.

- Пошел перископ! - в окуляры Капанадзе увидел отряд кораблей Северного флота, участво-вавших в учении и флагмана учения, крейсер! Они застопорили ход “все вдруг” и подняли на стеньгах черные шары* (*Шары ходовые - сигнальные фигуры, поднимаемые на обоих ноках нижнего рея фок-мачты и показывающие скорость корабля при совместном плавании. Шары, поднятые до нока, - машины застопорены; приспущены на 1-2 диаметра от нока - самый малый ход; поднятые на ѕ высоты от мостика до нока рея - малый ход; поднятые до Ѕ высоты между мостиком и ноком рея - средний ход; спущенные - полный ход /Примеч. авт./) до места. Лодка всплыла, нет – вырвалась из глубины моря в середине конвоя кораблей, как пробка из бутылки шампанского.

- Стоп машина! - скомандовал командир. Турбины – на “стоп” и лодка отчаянно завалилась на правый борт, поскольку всплыла лагом к волне. Опять все, что еще раньше не успело сва-литься, посыпалось на палубы отсеков с грохотом и перекатом.

- Почему он не применил противоаварийный маневр - пузырь в нос и реверс турбинами? А если бы мы всплыли под крейсер? Хана обоим! - подумал Шарый и лихорадочно пробежался глазами по манометрам ВВД. Запас всего - то 25%. Это просто ничего! Если сейчас погрузиться, то всплыть уже не удасться! Воздуха не хватит! Надо пускать компрессора!

- Тыщ командир! Флагман учений запрашивает по УКВ – что случилось? - высунулся из рубки радистов Могилевич.

- Передай - неисправность  горизонтальных рулей и гидравлики!

- Есть! – передали. В центральном посту появился заспанный, с землистым от качки лицом, заместитель командира по политической части Илин.

- А что здесь происходит? - ему никто не ответил. Все заняты своим делом и было не до рассказов обстановки любопытствующему заместителю. Покрутившись в центральном посту и не найдя себе применения, Илин снова  исчез. Наверное во второй отсек. На койку.

- Флагман запрашивает – что с реакторами и радиационной обстановкой? - из своей рубки высунулся связист Могилевич. Механик Малых выматерился:

- В Бога, в душу! У них по любому поводу – что с радиационной обстановкой? Вам же русским языком говорят – что-то с гидравликой, при чем здесь радиационная обстановка? Неучи, прости господи!

- Могилевич! Передай – радиационная обстановка в норме!

- Тыщ командир! Зам. командующего приказал – следовать в базу в надводном положении! Конец связи! – Капанадзе выругался.
Отдраили верхний рубочный люк и командир, вахтенный офицер Сапрыкин и боцман, одев-шись по- штормовому, вылезли наверх.

- Управление вертикальными рулями – на мостик! - корабль падал в бездну штормовых волн и судорожно, с дрожью карабкался на их вершины. Потом снова ухал  вниз и эти качели вывели из строя многих неопытных, не бывавших в море матросов. И даже некоторых офицеров. Передвигаться внутри можно было с трудом и только с акробатическими приемами, цепляясь за поручни, трубопроводы и за все, что под рукой.

Но это еще можно было пережить – обычное дело для моря! Хуже всего то, что не успокаивался шторм и гигантские валы захлестывали корпус корабля, рубку и мостик. Через шахту рубочного люка сверху в центральный отсек скатывались водопадом потоки воды и она уже гуляла по палубе, грозя залить электродвигатели, приборные щитки, аппаратуру и вызвать короткое замыкание.


В базу

В базу, в базу, в базу, шепчет море за кормой,
Подмигнув зеленым глазом, в рубку плещется волной.
С берега по связи, получив приказ,
Лодки возвращаются домой…
/ Н. Лактионов “В базу”/



С мостика спустился, согнутый пополам, боцман Гучкас. Его сломал налетевший на рубку водяной вал, а он не успел увернуться. Вацлава отвели во второй отсек к Ревеге. Доктор осмотрел, как будто ничего страшного - позвоночник цел. В базе проверят. Боцмана уложили на койку и привязали, чтобы его с ушибленной спиной не шевелило в этой болтанке. Командир Капанадзе, вахтенный офицер Кулишин и рулевой - сигнальщик Верховских одели прорезиненные химкомплекты и на мостике зацепились карабинами ремней за поручени. Шторм достиг уже семи баллов и лодка зарывалась в волну по самую рубку.

- Черт бы их побрал! - рычал Пергамент. - Дали переход надводным ходом, думали – безопаснее для нас, а нам разве легче? Нам бы на глубину и без этих качелей! – и он был прав.

Подводникам привычнее на глубине. Они там лучше соображают.

- Центральный! - вызывал пятый отсек. - В трюме полно воды, почти под самые под пайолы!

- Трюм! - Шарый включил тумблер связи с трюмом. Никто не отозвался. Не дождавшись от-вета, Андрей спустился вниз. Приписной трюмный специалист матрос Билялетдинов, сын казахских степей, сидел на средней палубе, привалившись спиной к щиту, и дремал с закрытыми глазами.

- Ты почему не в трюме?

- Там крыса, товарища командир! Я боюс!

- А ну – марш вниз! Запустить помпу на осушение пятого! – Билялетдинов неохотно и бояз-ливо спустился в трюм.

- Ну, прислали бойцов, мама моя родная! Повоюешь тут! - выругался Шарый. Он передал вахту комдиву два Алексашину и ушел во второй отсек, чтобы перекимарить хотя бы полча-са. Едва голова коснулась подушки - вырубился. Но вздремнуть опять не удалось.

- Капитану 3 ранга Шарому прибыть в центральный пост! - раздалось из громкоговорителя и вахтенный второго отсека уже тряс Андрея за плечо.

Снова неприятности - в центральном отсеке подорвали цистерну пресной воды, как раз под рубкой радистов.

- Как же так? Я ведь приказал не ставить на расход эту цистерну, даже вентиль опломби-ровал! - возмутился Шарый.

- Понимаете, Андрей, в системе не было пресной воды и коки пожаловались. Старпом матерился, что на корабле вечно нет воды, приказал немедленно дать и я сказал Билялетдинову…, - оправдывался “черный Алекс”.

- Все ясно! Цистерна с водой под завязку, а там нет редуктора, понижающего давление воз-духа. Сын степей открыл маховик и дал туда воздух давлением 35 килограмм! Еще бы, мать вашу за ногу!

- Билялетдинов! Тебе же, мудаку, сказали - эту цистерну на расход не ставить ни в коем слу-чае! Говорили?

- Говорили мичмана Гудимова, да-а, - подтвердил Билялетдинов.

- Так почему ты дал туда воздух, сатана казахская?

- Мне приказала товарища вахтенный механика! - ну вот что с ним делать?  И с Алексом? Убить? И когда всему этому кошмару придет конец? Или что? Учить казахский? Добраться бы до базы. Радисты Могилевича хлопотали с передатчиком, замятым обшивкой цистерны.

- Хоть вообще не уходи из центрального поста, - сокрушался Шарый. Спустившийся с мос-тика командир неприязненно покосился на Андрея, но ничего не сказал и полез смотреть раз-руху. Передатчик, слава Богу, оказался цел, и Пашкины “маркони” через полчаса ввели его в строй. Цистерну придется заваривать в базе. Время 19.30.
В 20.00 Шарый заступил на вахту.



22.05

…Кого-то там клянут и в мать и в бога.
Тревога!  Аварийная тревога!
/ Е. Гулидов /



Поговорили с механиком и тот ушел по отсекам проверять вахту. Качка расслабила половину экипажа. Свободные от вахты завалились по койкам, углам и шхерам, безучастные к происходящему. На постах матросы стояли в раскоряку с мутными глазами, ухватившись обеими руками за поручни и трубопроводы - у кого что оказалось под рукой.

Капанадзе ни за что не хотел уходить с мостика. Верхний рубочный люк прикрыли, чтобы не заливать центральный отсек. Менялись вахтенные офицеры. На ходовую вахту заступал капитан 2 ранга Цыбешко.

- Боб, смотри, чтобы тебя там не сдуло! – напутствовал его Шарый, намекая на худощавое телосложение ракетчика.

- А ты  не закатись под щиты, - хохотнул всегда жизнерадостный Борис и, напялив поверх канадки прорезиненный химкомплект, полез по трапу наверх. Кулишин сменился, спустился вниз, мокрый с головы до пят, и ушел в свой первый отсек. Старшина команды трюмных мичман Гудимов собирал тряпкой потоки воды на палубе отсека. Старший помощник Пергамент маялся в центральном посту в неловкости перед бессменным на мостике командиром.

- Товарищ командир, давайте я вас сменю! Отдохните хотя бы пару часов!

- Отстань, старпом, я скажу, когда надо будэт! Смотри, чтобы внизу все было в порядке.Постоянно провэряй с мэхаником вахту, чтобы никто нэ заснул в этой болтанке. У нас пол-команды таких морэманов, что только дэржис!!! - в штурманской рубке с картой работал Петров. Штурманенок Рашников, утомившийся и укачавшийся, дрых тут же на диванчике. Штурман щадил своего молодого коллегу. В центральный пост пришел выспавшийся доктор Ревега.

- Николай Иванович, пройди тоже по отсекам, взбодри народ. Может у тебя есть таблетки от качки, раздай особо нуждающимся, - тут же приспособил доктора старпом.

- Это мысль! - и Ревега, прихватив картонную коробку с таблетками аэрона, пошел по отсекам. Сказать – “пошел” можно с трудом, скорее – полез, занимаясь эквилибристикой.

Из рубки химика высунулся новый начальник службы вместо Сашки Крапивина – Арменак Саркисян. Смуглое лицо с национальной грустью в глазах, кудрявые, барашком, волосы. Ну прямо - Советский союз в миниатюре, а не экипаж!

- Ну ты там как, Арменак? – подмигнул ему Шарый.

- Терпимо, - отозвался химик. Давно не видели только “артиллериста”. Наверное, давит подушку, наевшись по уши морской романтики с качелями пополам.

В 22.00 вахтенные из отсеков доложили, как обычно – отсек осмотрен, замечаний нет!

В 22 часа ноль 5 минут, среди относительной тишины, скороговоркой тревожно замигала лампочка на переговорном устройстве!  Срывающийся на фальцет голос из восьмого отсека по “Каштану” донес:

- Центральный! Аварийная тревога! Пожар в восьмом отсеке, горит станция турбогенератора правого борта!!! – и отсек отключился.

- Восьмой! Восьмой! – восьмой молчал. - Мостик! Пожар в восьмом отсеке, горит станция турбогенератора правого борта!

- Есть! Объявить аварийную тревогу! Докладывать обстановку!

Тангеткой звонка Гудимов подавал по кораблю сигнал аварийной тревоги – дзинь, дзинь, дзинь, дзинь, дзинь! Сколько эмоций он вызывает у всех, кто на корабле слышит его не первый раз. В сознание мгновенно проникают тревога и ожидание. Пока не объявят что случилось и пока не разберутся! С первого раза этого состояния не понять !

- Пульт! Донцов, доложи, что там? - Шарый запрашивал пульт ГЭУ  в восьмомают, но она еще горит и дыма много, дышать нечем, включаемся в средства! - и далее звуки речи стали невнятными. Наверное Донцов включился в дыхательный аппарат. Что-то пытался кричать с пульта командир дивизиона движения Слава Соломин. Но что именно разоборать не удалось Электрическая нагрузка с турбогенератора “упала” на аккумуляторную батарею, мигнули лампы освещения. Из восьмого по включенному “Каштану” были слышны звуки, похожие на гудение электродуговой сварки, шипение и крики. Вахтенные не откликались. Они боролись с пожаром. Боролись за свою жизнь и за жизнь корабля. А всего три минуты назад ничего не предвещало беды… Воздушные компрессора пришлось остановить – не хватало электрической мощности. Запас воздуха высокого давления всего-то тридцать процентов! А подводная лодка без воздуха высокого давления – груда металла. С мостика кричали:

- Центральный! Доложить обстановку! – неизвестность хуже всего. Но докладывать было нечего. Восьмой не отзывался. Из девятого  матрос Фархудинов через маску дыхательного аппарата сообщил, что отсек сильно задымлен, поскольку оказался открытым клинкет вытяжной вентиляции в сторону аварийного. Есть пострадавшие. С ними врач Ревега Едва разобрали, скорее –догадались.. Он тоже оказался в девятом. А где механик?

- Центральный! Пожар в шестом отсеке, горит электродвигатель циркуляционного насоса! –доложил из шестого Гриша Миронюк. Шестой отсек – реакторный! - Ничего - потушим! - заверил опытный старшина.

- Центральный! Я бросаю аварийную защиту реактора! – наверное сорвал с себя маску управленец Донцов, чтобы доклад его был услышен. Зачем ты снял маску, Коля?

- Кончается кислород! Прощайте, ребята! Не поминайте ли...,.- и все оборвалось. Это кто-то с пульта. Но кто – не разобрать. В центральном посту оцепенели. Как прощайте?

- Мы остались без хода! Мостик! Сбросили аварийную защиту реактора!

В центральный с мостика спустился командир Капанадзе. Он пытался сам связаться с восьмым, но у него ничего не получилось. Пергамент, напялив на себя штормовку, полез на мостик. Пока для него открывали рубочный люк, сверху хлынул поток воды и в центральном отсеке опять загуляла река.

- Потушен пожар в шестом отсеке! - доложил из реакторного Гриша Миронюк. Слава Богу!

Корабль, оставшийся без хода, бешено и беспорядочно мотало гигантскими волнами.Кораблю нужен ход! Нужно держать носом на волну !

- Ну что там у вас? - кричал Капанадзе в восьмой отсек. Оттуда что-то отвечали, но разобрать
было невозможно.

- Может дать туда ЛОХ*? – спросил командир. Старший на вахте, командир группы электриков, лейтенант Творожин через маску дыхательного аппарата что-то пытался сказать, но  неразборчиво – сплошное мычание.

- Фреон в восьмой давать нельзя! Мы не знаем все ли там включились в дыхательные аппараты и можем погубить людей! – доложил Шарый. Но если кто-то не включился, он погибнет от угарного газа, подумал Андрей. Алексашин был в десятом, но переборки задраены и попасть в восьмой он уже не мог.  Вот и делай что хочешь, пока нет доклада из аварийного отсека. Запрашивали с мостика:

- Центральный, обстановку докладывайте постоянно! - что докладывать-то? Что? То, что там, скорее всего, погибли  Соломин с Донцовым, а может и еще кто-то?  На пульте, правда, есть еще Лисицын, но он почему-то молчит. Или он – тоже… Хода нет, а шторм крепчает. Несколько минут прошло в томительном ожидании докладов из восьмого отсека. Шарый опросил по связи все остальные. Кроме восьмого, девятого и шестого обстановка была нормальной. Седьмой, турбинный, запаривало. Тумблер “Каштана” был постоянно включен на восьмой, оттуда были слышны приглушенные крики и стук. Наконец, удалось разобрать:

- Потушен пожар в восьмом отсеке! Станция обесточена! - надо вентилировать, чтобы спасти людей, которые, возможно, не успели включиться в дыхательные аппараты. Собрали систему вентиляции и запустили вдувной и вытяжной вентиляторы. В центральном посту появился запах гари. Минут через двадцать снарядили аварийную партию для обследования восьмого
отсека.В нее вошли Адрей Шарый, как старший, химик Саркися с прибором измерения газового состава, матросы Верховских и трюмный Шмаков.  На пульте энергетической установки капитан- лейтенант Донцов и  Соломин были в масках, но без признаков жизни. Их перенесли во второй отсек и пытались делать искусственное дыхание. Но  тщетно...Они были мертвы…
В течение двадцати минут вентиляции удалось кое-как нормализовать атмосферу в восьмом отсеке. В пятом запустили дизель и Алексашин с электриками, приняв в электросеть питание с дизель-генератора, включили гребной электродвигатель левого борта на винт. Корабль стал управляемым и начал движение. Но отсеки запарены и на оборудовании и электроприборах появились потеки воды, угрожая вновь короткими замыканиями в электросетях. С выводом реактора, холодильная машина и кондиционирование воздуха стали. Обстановка в энергетиических отсеках ухудшалась - их запаривало.

- Доктора не удается привести в сознание! – кричал из девятого отсека механик.

- Выносите его в центральный!  Осмотреться в отсеках ! – командовал Капанадзе, может еще кто-то не успел включиться в  дыхательный аппарат.




На Большой земле

Ей стало ясно, что не мужа ждет,
А лишь конца скитаньям и разлукам…
/ Вадим Валунский /


- Нужно собираться и ехать на Север, - размышляла Настя, - закончился август. Пора. От Андрея никаких известий. Опять началась игра в молчанку!

Нужно решить, что делать с Алешкой. В сентябре ему в первый класс. Пожалуй, лучше его оставить у мамы. Она и сама просила, потому что вышла на пенсию и страшилась вы-нужденного теперь безделья. Отец, Владимир Петрович еще работал в НИИ, где и Бобров-ский. К тому же Елизавета Ивановна преподаватель и ей будет интересно заняться первоклассником. Своим любимым внуком. И сыну лучше в южном городе с хорошим климатом – меньше болеть будет. Осень здесь прекрасная – в разгаре фруктовые базары, а с фруктами - витамины. Маме не будет скучно. Она очень любит мальчишку! А вот Андрей относится к сыну не так, как хотелось бы Насте. Ей казалось - равнодушно. И это обстоя-тельство тоже укладовалось в ее сомнения и являлось предметом бесконечных споров и ссор.

Впрочем, Настя хитрила сама с собой. На самом деле ей хотелось оставить за собой моральное право в любое время вырваться с Севера проведать ребенка.

Свои внутренние сомнения, на уровне подсознания, и навеянные после разговоров с Борисом убедительные доводы, складывались. Мамино красноречивое молчание и частое упоминание имени Бобровского. Чаще, чем Шарого. Наступил классический кризис семейных отношений, какой бывает на шестой - седьмой год совместной жизни, как утверждают психологи и социологи. Не наступило пока только ясное его осознание.

Борис бывал часто. Неизменно внимательный и галантный, он приносил цветы и мелкие сувениры Елизавете Ивановне. И ей это было приятно.

Наконец, решение принято – ребенок остается у бабушки и идет в первый класс. Благо –школа напротив. Выезд на Север Настя запланировала на 10 сентября и взяла билеты.

Никаких известий от мужа она так и не получила. Какой невнимательный!


22.05 /продолжение/

Какая бы волна их не качала,
В какой бы ни брели они дали,
Все корабли прикованы к причалу,
Сердцами тех, кто водит корабли…
/ Е. Гулидов /


Командир Капанадзе, механик Малых, старпом Пергамент и Андрей Шарый в центральном посту обсудили обстановку силой.Высунулся из своей рубки штурман Петров:

- Тыщ командир! Дистанция до берега двадцать кабельтовых. Ветер и волна с моря нас сно-сят на скалы. Нашего хода одним гребным электродвигателем не хватает, чтобы оттолкнуться!

- Этого нам еще нэдоставало! Гребаные мэханики, вы дадите мнэ ход?

- Монтируем кабельную перемычку на правом борту, чтобы запустить второй гребной элек-тродвигатель на винт! - доложил Малых.

- Нужно вводить реактор левого борта и дать ход турбинами! – предложил Шарый.

- Вводите, - приказал командир

- Командуй, Андрей, ты же бывший управленец, - поручил механик, а я займусь перемычкой.

- Пульт! Ввести реактор левого борта! -.на пульте управления был капитан-лейтенант Лисицын. Ему, на его счастье, в этой аварийной ситуации достался дыхательный аппарат с полными баллонами дыхательной смеси. И он остался в живых, но от стресса никак не хотел снимать с себя маску. Содрали силой.

- Ввести реактор левого борта не могу. Реактор в йодной яме! Энергозапас выработан на 90%.  ИП-46. ИП- 46…- взгляд его ошалелых глаз шарил по приборам ,- не могу… не могу…, -бормотал он.

- Можешь, Тимоша, можешь! Командуй Миронюку в шестой, чтобы снял конечные выключатели компенсирующей решетки, там еще 130 миллиметров хода до верху. Тяните решетку и реактор пойдет! - бывший опытный управленец Шарый знал что подсказать.

– Реактор не пойдет, не пойдет.! А чтобы снять концевикуи нужно посылать Гришку в аппаратную выгородку, а там - радиация! – , но Миронюк  все-таки отключил концевики, реактор  пошел и ход кораблю дали обеими турбинами. На душе временно полегчало. Лодка стала медленно уходить от опасной близости берега.


Ревегу вынесли из задымленного девятого отсека, пена была  на его губах и лицо почернело от дымной сажи горевшей резины и пластика. Он судорожно дышал. Спасти медика могла  только кислородная барокамера. А ее-то и не было! И до базы еще сто пятьдесят миль. Майор медицинской службы Николай Иванович Ревега отдал свой дыхательный аппарат рулевому-сигнальщику Сизичу, который не смог натянуть маску обожженными руками. Разве доктор  хотел погибать? Он, как врач, спасал своего больного, потому что чувство профессионального долга оказалось сильнее чувства самосохранения. А Ревега всегда  был служакой и настоящим мужиком. Но в дыхательном аппарате, который он потом нашел для себя, не было дыхательной смеси!  Все оказалось так неожиданно - ужасно  и… просто.

Сначала доктор, с пеной на губах и синюшным лицом, еще подавал слабые признаки жизни,прерывисто дыша и ловя воздух посиневшим ртом. Химик Саркисян делал ему искусственное дыхание и массаж сердца, а Сизич направлял в лицо струю кислорода из дыхательного аппарата,  но, несмотря на  все  усилия, судорожное дыхание доктора становилось все реже и реже. Вскоре оно прекратилось вовсе и он затих. Доложили командиру. Обычно смуглое лицо  Капанадзе стало серым.  А матроса от пережитого стресса бил потрясающий озноб. Он сидел рядом с бездыханным телом врача и судорожно рыдал, размазывая слезы по закопченым щекам руками в грязных бинтах. Рядом с ним лежали бездыханные  Соломин и Донцов.

Кулишин накрыл их одеялами.

В восьмом отсеке в закутке между механизмами по правому борту обнаружили еще одного бездыханного - матроса Большакова. Этот  - из прикомандированных. Свободный от вахты, он спал там и погиб, так и не успев  окончательно проснуться. Рядом с ним лежал дыхательный аппарат, которым он пытался воспользоваться, но баллоны его тоже оказались пусты. Тяжелый угарный газ, опустившись вниз, до самого трюма, сделал свое смертоносное дело раньше, чем моряк успел что-нибудь со сна сообразить…
Тимофея Лисицина привели в чувство с большим трудом. Он был в ступоре, но реактор все же ввел.

- Я пытался…,  дыхательный аппарат - без кислорода… Но потом – повезло, начал дышать. .Донцову не… у него…, а где Соломин? - бомотал управленец/ А было ли время проверять спасательное снаряжение и пополнять баллоны дыхательной смесью? Трое суток… на авось…

- Центральный! Аварийная тревога, пожар в реакторном отсеке! Горит электродвигатель цируляционного насоса! – жизнерадостно доложил из реакторного отсека старшина команды Миронюк. - Даже не пожар – возгорание. Короткое замыкание, в отсеке влажно! Потушим!-  оптимистично заверил центральный пост Григорий.

- Центральный! Заглушил реактор левого борта! –  это опять с пульта ГЭУ Лисицын .

Снова потеряли ход. И опять огромный корпус атомного корабля начало сносить на отвесный скалистый берег Кольского полуострова. Мыс Харлов, мыс Харлов наша могила… Белую пелену гигантского прибоя видно в окуляры поднятого перископа.

- Командир! До берега пятнадцать кабельтовых! – тревожный доклад  из штурманской рубки.

- Лис! Вводи реактор левого борта! Дай кораблю ход! Мы лезем на берег! - хрипел Шарый в Каштан, пытаясь убедить управленца.

- Я не буду вводить реактор! - истерично откликался с пульта Лисицын. - Реактор в йодной яме! Мы погубим людей! – Лисицын из восьмого отсека не мог видеть мыс Харлов и белую пену прибоя. Он сосредоточился на своих проблемах. Командир и механик кинулись в восьмой отсек. Через минуту Капанадзе сообщил оттуда в центральный пост:

- Поддерживаю решение Лисицына, реактор вводить не будем!

- Почему? - вырвалось у Шарого. - Владимир Константинович, - кричал он механику, - нам же будет еще хуже! - отсеки опять начали запариваться. Там стало влажно и жарко.

- Надеть спасательные жилеты! - скомандовал командир. - Штурман, доложишь, когда останется десять кабельтовых, я брошу якорь!

- Товарищ командир! Грунт скальный и наш двухтонный  не возьмет!

- Останется пять кабельтовых - лягу на грунт!

- Глубина семдесят метров! – уточнил Петров.

- Товарищ командир! - встрепенулся Шарый. - Мы же не всплывем! У нас воздуха не хватит! У нас его просто нету! - под ложечкой засосало.

- Нас поднимут!

- На моей памяти еще никого не подняли, товарищ командир! - но Капанадзе не слушал.

- Зама и шифровальщика в центральный пост! - в центральный прибыли заспанные замести-тель командира по политической части Илин и шифровальщик Осередько.

- А что случилось? – виновато спросил “артиллерист”, цепляясь за поручень и разглаживая ладонями мятое лицо.

- Даю СОС   в эфир! - сказал командир. - Зашифруйте! Могилевич, наберешь сигнал!

- Товарищ командир, но ведь это же…, - Илин хотел сказать – конец вашей карьере, но запнулся.

- Не вижу другого выхода! Нужно спасать экипаж! – сказал Капанадзе. Все молчали.

Скалистый берег с бешеным прибоем медленно, но неумолимо приближался. Шарый представил себе на секунду возможный удар, когда расстояние между кораблем и скалой станет равным нулю, но додумать дальнейшее не смог… Подсознательно не хотелось додумывать…

Через два часа в районе появилась атомная лодка. Еще через час – плавбаза и крейсер, бывшая учебная цель. Правда, реально помочь они вряд ли могли – буксир в этом шторме завести невозможно. Разве что… Потом собирать по морю фигуры в оранжевых жилетах. Да и то! Но на некоторое время морально стало легче. Рядом свои! Подошедшая лодка ходила кругами. Командир по УКВ доложил флагману обстановку и потери.

- Почему не вводите реакторы? – запросили с крейсера.

- Аппараты в йодной ямэ, активная зона выработана и ввэсти их нэвозможно! - ответил Капанадзе.

- Ой, как ты не прав, Гиви Васильевич! - подумал Шарый, но промолчал.

- Мне бы сюда этого х – я  Калисатова! – пробормотал Капанадзе.

Еще тридцать минут томительного и тревожного ожидания и, наконец, механик Малых из восьмого доложил, что кабельную перемычку смонтировали и запустили второй гребной электродвигатель на винт. Корабль начал уверенно и помалу отходить от коварного берега.

Двое суток перехода до базы ходом в пять узлов прошли относительно спокойно.

Кроме необходимых докладов, других разговоров на лодке не было. Только хмурое молчание. Старались не встречаться друг с другом взглядами, будто каждый чувствовал  свою долю вины в гибели товарищей. Поднялись укачавшиеся и, кажется, больше не чувствовали качки. Притупилось ее проявление. Никто не спал и никто не вспоминал о пище...Это - стресс! В базе ошвартовались к стационарному причалу. В стороне от остальных лодок дивизии. Первыми на корабль прибежали встревоженные физики. Как это вы не могли ввести реакторы? А мы вам сейчас докажем! Вместе с ними на борт торопливо спустился заместитель флагманского механика Калисатов. Причал был оцеплен автоматчиками и личному составу сход на берег запрещен.

- До прибытия из Москвы комиссии Особого отдела и Технического управления флота! -уточнил заместитель командира дивизии Устинов. Прибежал начальник штаба дивизии Марков. Это же его родной экипаж. Он вызвал на причал Шарого и, отведя его в сторону, попросил  рассказать все, как было, быстро и кратко. Он ему доверял  и по службе и  по дружбе.

В машины скорой помощи, стоявшие прямо у трапа, на носилках вынесли доктора Ревегу, Колю Донцова, Славу Соломина. За ними матроса Большакова. Из-под накинутой на тело простыни были видны желтые пятки его больших крестьянских ног. Построенный на причале экипаж замер в молчании. Моряки оцепенели и сердца их щемила невыносимая боль.

На соседних причалах стояли экипажи кораблей дивизии. Удивительно тихо и жутковато было в это прохладное и ясное сентябрьское утро. Как хрустальный колпак, повисло над бухтой равнодушное полярное небо. И даже белокрылые чайки, как души погибших моряков, пролетая над самой водой, сегодня не кричали.



Снова Север

Здесь от природы не дождешься ласки…
/ В. Матвеев/



В иллюминатор уже видны сопки и озера. Бескрайняя тундра. Настя поежилась – каким неприветливым  кажется этот край! Самолет снижался для посадки. Вот уже под ним знакомое озеро. Сейчас оно кончится и начнется посадочная полоса. Интересно- встретит или не встретит? Телеграмму она все-таки дала! Андрей уже не лейтенант и может отпроситься. Ему должны пойти навстречу. Приятно, когда тебя встречают, особенно если возвращаться не очень хочется – снова длинная полярная зима, снега, метели. Снова в четырех стенах и – ожидание, ожидание… И о чем говорить, как разрешить этот душевный разлад?

Cамолет мягко приземлился на единственную взлетно - посадочную полосу военного аэро-дрома и вырулил к аэропортовскому бараку. Видно небольшую группу встречающих за ог-радой, но Андрея там, кажется, нет. Настроение упало. Как ни бодрилась на перелете, как ни поднимала его сама себе, а оно все равно вдруг резко испортилось. Как будто было какое-то ожидание чего-то. Из Мурманска два с половиной часа на “Икарусе” и вот уже мост через реку Лицу, вертолетная площадка, пушка, огоньки жилых домов Уже темно и немного прохладно. Удивляться нечему - это Север и уже сентябрь. Короткое полярное лето закончи-лось. Дома – никого! Легкая пыльца на полировке мебели, столах, но в общем - чисто. Проверила - бутылок нет, значит не пьянствовал. Постучала к соседке.

- Ой, ну наконец-то, - открыла дверь Анжела с вечной сигаретой в зубах, - а Андрея нет уже недели две-три, - сообщила она. - Заходи. Знаешь, по-моему они сегодня пришли, но какие-то слухи ходят. Вроде у них там что-то случилось. Только ты не волнуйся, ничего страшного. И Андрей, наверное, завтра появится.

- Боже, как это все надоело! - подумала Настя. - Неужели вот так – всю жизнь? – и она начала названивать женам сослуживцев Андрея, выясняя кто из них был уже в городке.

Прибежала Наталья.

- Ты не волнуйся, Настя! У них там, правда, не все в порядке. Но твой Шарый жив и здоров!
Это уж я знаю точно!

- А кто же не здоров? - окаменела Шарая.

- Кажется, доктор! Ну, этот – Ревега. И еще кто-то, но я не знаю – кто. Но это под большим секретом! Никому ничего не говори, пока начальники сами не скажут. Особисты уже пресекают все разговоры на эту тему!
Поговорили о Натальиных делах. Сашку в Краснодаре положили в госпиталь. Ему все хужеи хуже и, наверное, дадут инвалидность.

- Тогда квартиру быстрее получим, а то мои там в этой тесноте, да с больным Сашкой, уже намаялись…, - пожаловалась Наташа. - Вот так, Настена. Такие наши невеселые дела. А твоего Андрея я видела перед самым его уходом в море. Они как-то быстро - только приехали и сразу…

Засыпала Настя с трудом. С мыслями обо всем – о себе, о сыне, об Андрее. Вообще о жизни.




Разбор “полетов”

Я не помню мерзавцев, в штабах оглупевших от лени,
Я не помню кричащих от страха – до рвот,
Но я помню парней, что не стали в беде на колени…
/ С. Шабовта “Песнь ветеранов”/



К обеду на лодке была уже толпа посетителей. Прибежали флагманские специалисты дивизии, за ними повыше – штабные с флотилии. Последними спешно прибыли офицеры из штаба флота и Технического управления. Каждому, по принадлежности к боевой части или службе, нужно было все рассказать, предъявить документацию для проверки и немедленного устранения выявленных замечаний. В ожидании Московской комиссии, им нужно было успеть подчистить и свои хвосты, чтобы не попасть под раздачу. Все они были пре-дупредительны, вежливы и даже ласковы. Толи от сочувствия, толи от желания предотвра-тить нежелательные для них доклады наверх. Приехали без обычных при инспекторских проверках фляг за пазухой и спирта не просили.
К концу дня, не спавшие несколько суток, корабельные офицеры вообще ошалели от наплы-ва гостей, бесконечных объяснений, предъявлений и наставлений – что и как говорить москвичам. Физики доказали, что реакторы в рабочем состоянии, что их можно было ввести, и, довольные собой, убыли с корабля.

Командир дивизии Караваев был еще в Белом море и, похоже, возвращаться не торопился.

- Володя, ну ты как? – опекал Калисатов механика, черного от копоти и с красными, от бессоницы, глазами.

- Пошел ты…, Борис Апполинарьевич, знаешь куда! - хмуро огрызнулся Малых, затягиваясь “Беломором”. Папироса, сломанная у мундштука, не хотела затягиваться, механик  всердцах швырнул  ее за борт и пытался грязными от копоти пальцами выковырить из мятой пачки новую. Командир ушел в штаб дивизии на совещание к Устинову.

К вечеру, когда гости, наконец, покинули корабль, офицеры  повалились спать.

Назавтра, когда прибыли москвичи, целый день пришлось давать показания и им - комиссии Особого отдела и Технического управления ВМФ.  Заместитель флагманского механика Борис Апполинарьевич Калисатов, вызванный на собеседование вместе с механиком Малых, заявил, что рапорта с полным перечнем замечаний от последнего он не получал и никаких документов на этот счет не имеет.

- Есть акт о приеме подводной лодки и в нем подпись Малых. В акте серьезных замечаний,как вы видите нет, иначе мы бы в море их не выпустили.

- Да как же, Борис Апполинарьевич, вот эти замечания. Они же были у вас на столе! - Малых вынул из кармана репсовой робы скомканные бумажки с замечаниями. - Вы же их сами…

- У меня их не было и нет! – отрезал зам флагмеха. - Володя, ну ты что? Разве  там есть моя подпись? - Малых молчал. Подписи Калисатова на перечне замечаний не было.



Встреча

Мне все надоело - разлука, быт неустроенный наш,
Тоска – безысходная мука, что гложет меня каждый час.
/ Юрий Диаментов /


- Ну, наконец-то! - Настя поднялась навстречу Андрею, когда он открыл дверь. - Ну что там у вас? Впрочем, я уже все знаю. Это трагедия! И что же теперь будет?

Обнять Андрея она так и не решилась, потому что он не успел отмыться, как следует, от копоти на лице и руках и от него веяло запахом гари. Андрей был еще в ступоре после всех событий последних дней и бессоницы.

- Знаешь, я Алешку оставила у мамы. 1-го сентября он пошел в школу, там, рядом с нашим домом. Мы все были! Все было так торжественно и красиво- этот первый звонок на ленточке, музыка! Правильно я сделала?

- Погоди, Настя, дай мне раздеться… Я сейчас… помоюсь… Потом…

- Ну вот, я приехала, а ты даже не хочешь меня слушать. И так - всегда!

- Я хочу, но не могу пока прийти в себя. Извини!

- Ну, вот опять – твои дела, твоя служба, твои проблемы, а семья для тебя…

- Семья для меня, Настя, - все…

- Где же все? Я тебе о сыне, а ты мне о своих делах. Ты к сыну относишься, как к чужому…

- Настя, перестань, пожалуйста…

- А разве не так? Мы тут с сыном для тебя бесплатное приложение. Для тебя - чтобы было, как у всех! Но другие к своим детям относятся…

- Настя, я устал… Дай мне…

- Что? Не нравится? Герои-подводники, тоже мне! Угробили доктора!

- Настя!

- Какие вы  герои? Мне особисты рассказывали…, - женщина распалялась.

- Что тебе рассказали особисты и с каких пор ты черпаешь сведения у них? - но Настя уже поняла, что под злую руку наговорила лишнего.

- Говори, что ты знаешь…,

- Андрей достал из холодильника бутылку водки, налил полный стакан и выпил залпом, не закусывая.

- Нам с тобой давно нужно поговорить! Вот – опять пьешь! - пыталась перейти на другую тему Настя.

- О чем?

- О нашей жизни, о перспективах .

- Что? Прямо сейчас? Какие перспективы? Ты что, не понимаешь?

- А почему бы и нет?

- Знаешь что…?

- Что? Ты хочешь, чтобы я уехала? - запальчиво спросила Настя.

- Я этого не сказал! Но если ты…

- Мне надоело, Андрей! Это не жизнь, а сплошное ожидание жизни, вперемешку с твоими
неприятностями…

- Надоело? Уезжай! Я тебя не держу… Вообще, я очень устал!

- И уеду! - на другой день Настя  все - таки уехала. Все сомнения, мучившие ее так долго, сошлись в этом отъезде. Казалось, нужен был только повод. Искра. И она возникла!



Выводы

Без комментариев…
/ Автор /

Догадывались, что всю вину, как обычно, свалят на экипаж, но такого финала все - равно не ожидали. С должностей сняли заместителя командира дивизии Устинова, командира корабля Гиви Капанадзе, механика Малых и… гулявшего в отпуске у самого синего Черного моря флагманского механика Хапова. Капитана 2 ранга Владимира Константиновича Малых за …”непринципиальность при приеме материальной части корабля”. Анатолия Федоровича Хапова за …“плохую организацию электромеханической службы  дивизии”.

Шарого командующий Северным флотом в приказе предупредил о “неполном служебном соответствии” и Калисатов сказал Андрею:

- Это тебе, как медаль на грудь! Гордись! За одного битого - двух небитых дают! - и хохотнул. Другой сослуживец взбодрил еще проще:

- Ты, дурак, остался жив, а вы все были на волоске! Ты забыл, как все это совсем недавно было с другими? Живи и радуйся! - но радоваться было трудно. Доктора Ревегу, Колю Донцова и Славу Соломина родственники забрали хоронить на материк. Большакова приняла  полярная земля. Старуха мать из костромского села не смогла приехать… Дорога дальняя и нездоровье… Неизгладимый след оставили в душах моряков эти утраты. Наверное, после трагедии, случившейся прямо на их глазах, многие в экипаже стали совсем другими. Какими?

И вот только теперь на свет появились злополучные замечания по материальной части, которые “халатно не заметил” механик Владимир Константинович Малых. Экипажу было приказано составить график их устранения, начать ремонт и о его выполнении докладывать ежедневно. По каждому пункту! Теперь уже без командира Гиви Капанадзе и механика Владимира Малых. Ответственным по контролю за ходом ремонта назначен Борис Апполинарьевич Калисатов. И начался ремонт с помощью плавреммастерской и  известных приемов по добыванию запчастей. Впрочем, разве этим кого-нибудь удивишь? Шарый, и не только он, мучился сомнениями – он что-то не сумел, не успел, не предотвратил! Илин поручил Андрею, как другу Ревеги, оповестить семью доктора и проинструктировал что и как говорить.

- Скажете, что погиб при исполнении служебных обязанностей! И все! Больше ни слова! Вы меня поняли, Шарый?  Больше – ни слова! Это требование оттуда, -  и он выразительно под-нял указательный палец вверх.Такой же инструктаж получили и другие оповестители. Но как показаться Ларисе на глаза? Как выдать ей этот бездушный набор  слов, как успокоить, когда и свое сердце разрывается на части?…

Начальник политотдела Каретников доложил наверх, что в семьях известие о гибели офицеров и матроса воспринята родственниками  “с пониманием“, переносится “мужественно” и что “неправильных настроений и нездоровых разговоров” на эту тему в военном поселке не отмечено”…

А Настины слова точили душу Андрея сильнее ее отъезда. Он не понимал, что ее экспромт – это обычное проявление женского характера – всердцах, под злую руку свалить в одну кучу все проблемы. Он не догадывался что это, не осознанный  до конца, отзвук ее внутренних переживаний, о которых он, занятый службой, никогда даже не подозревал.



Дорогой мой…

ЖЕНАМ ПОДВОДНИКОВ                               
Там в туманы кутаются скалы,
Там с тревогой ждут у берегов,
Женщины особого закала –
Верные подруги моряков…
/ Г. Цветков Женам подводников./



“Икарус” увозил Настю из городка. Навсегда или как? Мелькали знакомые до боли пейзажи - порыжевшие сопки, тундра, наверное еще с грибами и ягодами. В городке оставались подруги – Тамара Маркова со своей Дашкой, Наталья с Инночкой, Соня Рашникова, Катя Лисицына, Анжела…  Докторова жена, а теперь вдова, Лариса с дочкой. Со своими проблемами. Они никуда не уехали. И Андрей…  Обида еще остро давала себя знать – не успокоил, не остановил. - “Так я ему нужна. Была бы нужна – побежал бы следом. Но он остался. А я уехала.” Тяжелое чувство не давало покоя… и мысли, мысли. Пассажиры в автобусе весело переговаривались, два лейтенанта  открыли бутылку водки и украдкой, стесняясь, разливали в раскладные стаканчики.  Наверное отпускники. Отпуск здесь всегда был событием  долгожданным и потому радостным. На Севере уже дождливая осень, а на Юге бархатный сезон.  Лупоглазый карапуз с колен  соседки тянулся к яркой пуговице настиного плаща, норовясь открутить ее. Что же будет дальше, мучила Настю мысль, так и не дав за все сто километров пути до аэродрома в Килп - Ярве вздремнуть.

Билет с трудом, но удалось приобрести. До вылета оставалось еще три часа. Неуютный барак  эаропорта  на военном аэродроме, мелкий моросящий осенний дождь усугубляли настроение. Вскоре от мучительных размышлений стало совсем невыносимо.
- Боже, что я делаю? Зачем все это? Что я скажу Алешке, он же спросит – гда папа, пришел ли он с моря, сколько шоколадок привез? Он ведь большой уже, Алешка. А мама… Что мама?  Мама многого не понимает. А я ведь ей фактически ябедничала. Зачем? – возбуждение нарастало, мучили сомнения и вдруг появилась мысль – “Ведь я его, практически, бросила! Бросила в беде. Одного! Как же я? Как я могла?” - Настя, бросив свою дорожную сумку, ходила кругами по аэропортовской площадке со своими мыслями среди веселых отпускников.  Наконец, решение пришло. Она решительно сдала  свой билет к радости очередного безбилетника, схватила сумку  и бросилась на  стоянку такси. Рыжий парень, таксист, согласился подкинуть в Западную Лицу за пятьдесят рублей – за туда и обратно – “А кого я из вашего захолустья, да еще вечером,  возьму?” - и болтал всю дорогу. Если бы Настя отвлеклась от своих тяжелых мыслей, она многое бы узнала из тяжелой и опасной жизни таксистов.  Сколько нужно за смену сдать выручки и сколько отстегнуть слесарям за ремонт. Но Настя не слушала его,  занятая своими мыслями, а потому так ничего и не узнала.


Дверь квартиры Настя открыла своим ключом и застала Андрея лежащим, не раздеваясь, на диване. На полу перед диваном стояла початая бутылка водки. Он вскочил и она увидела его небритые щеки, воспаленные от бессоницы глаза, его недоумевающий взгляд и слегка дрожащие руки.

- Андрюша, милый, прости! – Настя заметила его повлажневшие глаза, слезы  неожиданно брызнули градом и она порывисто бросилась к нему на шею.

- Родной мой, я тебя никому не отдам, никому! Слышишь? Ты мой и прости меня, прости! –  слезы ее катились по его небритым щекам и скатывались  за шиворот кителя, еще пахнувшего корабельным пожаром.

- Я сейчас что-нибудь приготовлю, - суетилась она - Я сейчас! Сейчас… А китель сними, я его проверну в машине, - когда Настя перед стиркой освобождала карманы андреева кителя, она нашла в нагрудном  слегка помятую свою еще студенческую  фотографию, где она снята с капризно вздернутыми губами, но с детским  открытым и наивным  вопросом в глазах. И надписью на обороте: - “Родной мой, я всегда с тобой во всех твоих штормах! И с тобой, любовь моя, никогда ничего не случится!”



Эпилог

Постигая законы помалу
Спотыкаюсь порой на бегу:
Понимать вроде все понимаю,
А простить – ну никак не могу!
/ Е. Гулидов /



Случилась беда, а лодка была у причала. Погиб матрос. Сидел над открытой аккуму-ляторной ямой, вдруг - искра и взрыв! И готов! Конечно, гремучая смесь - воздух с водо-родом!  Рано утром дежурный по живучести капитан - лейтенант Алексашин доложил заместителю флагманского механика Калисатову, что на корабле не работает прибор контроля содержания водорода в этой яме. А аккумуляторная батарея старая и “газует”.


И запись в журнал дежурного по живучести о неисправном приборе, как назло, сделал. Утром заместитель флагманского механика поставил свою подпись в журнале А к обеду – уже труп! Борис Апполинарьевич, еще до разбора происшествия компетентными органами, вызвал “черного Алекса” к себе и, подмигнув по-свойски, предложил ему заменить лист в вахтенном журнале, где была запись о неисправном приборе и его, Калисатова, подпись на другой, где его подписи не было! Вместе и заменили. Но Алексашин не мог соврать компетентным органам, где он был негласным сотрудником. На этот раз Борису Апполинарьевичу не поверили, несмотря на то, что его подписи не было нигде. Доказательством был сам “черный Алекс“. Калисатова сняли с должности и определили в штаб флотилии сверх штатного расписания. А он считал, что должность флагманского механика дивизии у него уже в кармане!


Командир дивизии, капитан 1 ранга Караваев, получил, наконец, звание контр-адмирала.

Жертвоприношениями к погонам с зигзагами были снятые с должностей капитан 1 ранга Устинов, командир Гиви Капанадзе, механик Владимир Малых и флагмех Анатолий Хапов.

И четыре жизни - доктора Ревеги, командира дивизиона Соломина, управленца Донцова и матроса Большакова…                                                                
. . .
Шарого вызвал к себе начальник политотдела дивизии Каретников. С чего бы это? Редкий случай! Обычно вызывают тогда, когда готовился крупный “фитиль”. На ковер!

- Андрей Викторович, - начал начПО, когда Андрей сел на стул напротив через стол, -  я слышал, что вам не нравятся порядки в нашем флоте?

-  Не нравятся беспорядки, -   сказал Андрей и подумал, – наверняка “артиллерист” накатил.

Каретников слегка опешил. Спросить – какие, нарвешься на правду - матку. Тогда что? Помолчал.

-  Мы тут подумали насчет вашего продвижения, товарищ Шарый, аттестации у вас хорошие и вы уже опытный инженер - подводник, но…, -  Андрей молчал.

- Знаете, не совсем все от нас зависит.  Некоторые сведения из вашей биографии… вы знаете, как у нас строго с мандатной комиссией. Вот ваши дед и прадед…

- Да, насколько я знаю, дед был офицером царской армии и  командовал ротой на фронте до 1917 года. А в гражданскую, с 1919 он в Красной Армии, был полковым командиром. А прадед…  Но это их биографии.  Не моя. А в чем дело? Начинается гражданская война?

- И репрессирован в 38-м? - не заметил шпильки Каретников. Или сделал вид, что не заметил.

- Да, но реабилитирован в 56-м!

- А его отец, полковник Иван Шарый, служил в Белой армии, кажется у Врангеля?

- Да, но я знаю это очень смутно, - Каретников в продолжительной паузе барабанил пальцами по столу.

- Знаете, Андрей Викторович, вам нужно подумать, где бы вы хотели служить. Может быть,где-нибудь на берегу? Выслуга у вас есть, вы  на лодках-то  уже 12 лет!

- А почему вдруг возник этот вопрос? Я хочу служить на подводных лодках, -  и он подумал - теперь более, чем когда-либо, - я моряк и подводник, я выбрал эту жизнь сознательно и об этом не жалею. И еще, Аркадий Борисович, я считаю, что флот – это те, кто командуют кораблями, а армия - те, кто командуют батальонами, - дерзко заявил Шарый и про себя подумал – ну я и нахал. - Каретников глубоко задумался, догоревшая сигарета жгла ему пальцы и пауза затянулась.

- Времена сейчас такие, товарищ Шарый, времена! - наконец сказал он. - Вы свободны!

Начальнику политотдела Каретникову нечего было больше сказать капитану 3 ранга Шарому.
. . .
5 мая 1975 год на Большой земле, вдали от Заполярья, умер военный пенсионер, инвалид первой группы Александр Владимирович Крапивин. В квартире, которую капитан 3 ранга запаса получил через два года мыканья, он прожил один месяц и два дня. Через год Наталья вышла замуж за флотского офицера.  Механик Владимир Константинович Малых развелся с ленинградской женой, женился на зубном докторе Людмиле Васильевне и обрел, наконец, домашний уют и семейное счастье. Этому способствовало и его назначение в военную приемку на один из северных заводов.

Заместитель командира Илин, как ветеран - подводник, пошел на повышение  и учил теперь уму - разуму офицеров бригады ремонтирующихся кораблей! Может быть сегодня  он уже в Государственной думе!  Зам комдива Устинов позже командовал дивизией и флотилией подводных лодок. Так сложилось. Начальник штаба дивизии Леонид Васильевич Марков не был назначен командиром дивизии, несмотря на весь свой опыт и послужной список и перевелся  в военную приемку в один из южных приморских городов. На адмиральскую должность нашли своего, перспективного и женатого на ком нужно. Командир Гиви Капанадзе получил должность в штабе флота и обзавелся собственным  служебным столом. Бывший старпом Пергамент /Шмага/ командирствовал. Паша Могилевич списался с флота и заведовал   городской телефонной станцией. Командир БЧ-2 Борис Цыбешко поступил в академию. Невозмутимый минер Кулишин стал командиром роты в училище. Остальные члены экипажа, и Шарый вместе с ними, служили на подводных лодках еще долго-долго. Кому сколько пришлось. Плавали много – до 160-ти суток в году.


Это они на своих “китятах”, “горбатых” и “раскладушках”* самоотверженно утюжили океаны, осваивали новую технику, гибли на боевых постах, горели, облучались радиацией, но, в противостоянии, сохранили мир в этой холодной войне на море. Они не выиграли ее у вероятного противника, но и не проиграли!  Через много лет появится памятная медаль
(правда, не правительственная) с надписью на аверсе* - “За верность и мужество”, а на реверсе* - “Ветерану холодной войны на море”.  Это  о них!

2008-2010гг     Североморск- Черновцы- Киев
Прочитано 7364 раз
Другие материалы в этой категории: « Часть третья. Некапитальный ремонт

  • Самофал Николай Николаевич.
    Самофал Николай Николаевич.
    Среда, 08 июня 2011 16:15

    Читать то, что прожил САМ в молодости в двойне приятно! Не смотря на все "нездоровые" взаимоотношения на БЕРЕГУ в морях и автономных плаваниях всё было наоборот! ПЛАРК и наши гарнизоны были частью той БОЛЬШОЙ и ДРУЖНОЙ СЕМЬИ, которую по праву можно назвать РОДИНОЙ! За неё и отдавали здоровье, молодость и ЖИЗНЬ! СПАСИБО! С уважением Самофал Н.Н., мичман, старшина команды ОСНАЗ ПЛАРК "К-1", участник 9 автономных плаваний на ПЛАРК 675 проекта 7 и 50 ДиАПЛ АРА-ГУБА 9 ЭскПЛ КСФ п.Видяево 1982 - 1991 года.

    Пожаловаться
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь