Глава 3. 32 августа. Захват!

Опубликовано в День в жизни. Часть 2. Свобода, как она есть Вторник, 28 сентября 2010 12:09
Оцените материал
(1 Голосовать)

(август-сентябрь 1996 года, Россия – полуостров Камчатка, посёлок Рыбачий)

Лето на Камчатке и мундштук у лошади.

В июле, вернувшись из очередного двухнедельного выхода в районы боевой подготовки, мы начали готовиться к постановке лодки в плавучий док для чистки корпуса и проведения планового ремонта. Отпуск «корячился» где-то осенью, поэтому «отпускного настроения» и быть не могло! Его и не было! «Погруженность» в службу была полная, без всяких вариантов.
Всё, как всегда, – размеренно, не торопясь, не забегая вперёд….
И, вместе с тем, – чётко, планово, основательно! По-военному…. По военно-морскому, точнее!
Пятидневная рабочая неделя – от построения на подъём флага в семь сорок пять и до подведения итогов в семнадцать сорок. Ежедневно! Суббота – парково-хозяйственный день….
ПХД! Это – просто….
Сбор в девять утра на берегу, в казарме. Гражданская «форма одежды». Мётлы, скребки и лопаты из боцманской «кандейки». И – в посёлок – мести, скрести и копать! Итак, до двенадцати тридцати, а потом….
Потом, начинались выходные!
Вернее, продолжался первый из них!
И, сдав свою метлу, – а, может, скребок или лопату – боцману, уже можно расслабленно-свободно, неторопливой устало-вальяжной походкой идти по пыльной дороге из казармы домой.
Здороваться и болтать с какими-нибудь знакомыми, кто попадётся на встречу.
Соглашаться выпить шильца с кем-нибудь вечером – «А, что ещё делать-то»?
Или не соглашаться! Что, тоже, верно – «Здоровей буду! Да, и дела всякие з…ли уже»!
А вокруг лето!
Летом на службе, кажется, что лучшее время ты проводишь отвратительно бездарно!
Почему-то, принято, именно, лето считать лучшим временем!
Не весну, не осень и, даже, почему-то, не зиму.
А, именно, лето!
Летом, конечно, хорошо бы ничего не делать!
Лежать где-нибудь на берегу тёплого моря….
А, ещё хорошо – пиво в холодильнике и два-три месяца в запасе.
Но всё – не так!
«Судьба играет человеком, а человек играет… на трубе»!
И тёплого моря – нет!
И пиво – только после службы! И оно всегда тёплое, потому что выпивается сразу же, как приносится домой!
И в работе – как правило, «по уши»!
И проводишь ты это «лучшее время» «чёрт знает где» – на Камчатке!
Отвратительно бездарно и на краю земли!
Без тёплого моря!
Без холодного пива!
В трудах, как ишак!
Да, уж….
Но лето – есть лето!
Даже, на Камчатке!
Даже, в трудах-заботах!
И, даже, с… тёплым пивом!
Летом на Камчатке красиво! Первобытно-красиво!
Во-первых, очень тепло…. Даже, жарко! По-отпускному, жарко! До тридцати градусов! Солнце, кажется, – в зените!
Во-вторых, – небывалых размеров, сочности и буйности – растительность! А растёт на Камчатке всё! Клубника, смородина, земляника, грибы, съедобный папоротник, черемша… – всего и не перечислишь. А лопухи, метра два высотой! А непролазные кусты на сопках!
В-третьих, – абсолютная, «глаз выколи» темнота ночью! Чернота! Что делает Камчатские ночи похожими на южные.
Правда, доставала пыль…. Асфальтированных дорог мало! Тем более, утренним разбрызгиванием воды не занимается, естественно, никто. И, кажется, что пыль – просто везде! Она сопровождает каждую проезжающую машину, она вьётся маленькими облачками за каждым пешеходом, она скрипит на зубах и набивается в папиросы….
Но, всё-таки, согласен!
Лето – лучшее время года везде!
Можно вполне наслаждаться жизнью! Жизнь – прекрасна!
И жарко!
И океан рядом…. Правда, холодный!
И пиво…. Кстати, пиво, если его употреблять с шилом, уже не то отвратительно-тёплое пойло, которое стоит в ларьке летом, на солнце! С пивом шило становится нежным, ласковым! Даже, с тёплым пивом! Оно «помогает протолкнуть» порцию шила в организм, и усиливает его физиологический эффект! И его, пиво, уже не обязательно ставить в холодильник и ждать полчаса момента остывания и охлаждения….
Короче, при достаточно развитом воображении, лето на Камчатке – вполне сносно! Приспособиться можно! И, даже, можно почувствовать разницу…. Например, с зимой, или осенью.
Правда, деньги!
Это было единственное, что занимало мысли, буквально всего населения нашего посёлка, и мешало по-настоящему наслаждаться лучшим временем года!
Деньги….
Со времён развала Советского союза, с «чёрного вторника» или «пятницы – уж и не помню, – денег, в пересчёте на их покупательную способность, нам платили всё меньше и меньше!
И, как мне казалось…. Да, и всем так казалось! Казалось, что боеспособность подводников, до сих пор оставшихся на службе и не уволившихся в поисках лучшей доли, всё повышалась и повышалась! И, казалось, что денег за это платили всё меньше и меньше….
И можно было делать всё, что угодно!
Можно было мучиться, страдать, искать работу грузчиком или сторожем…. Что хочешь!
Можно было «выпрыгивать из штанов»!
А денег, всё-равно, не было!
Требовалось хорошо служить! Защищать границы нашей Родины на Камчатском направлении, повышать свой профессиональный уровень….
А денег – не было и не будет!
Просто, не будет!
А, когда будут, х… его знает!
Это было Мерзко! Гадко! Липко-противно! Бр-р-р-р….
Но денег не было….
Конкретно, сейчас, в самом конце августа, исполнялось уже пять месяцев нашей службы «в сухую», без каких-либо зарплат, получек и жалований….
Вообще!
То есть, не то, чтобы чего-то чуть-чуть….
А вообще! Ничего!
Короче, без денег!
Были у меня, конечно, какие-то небольшие накопления. Ещё к весне что-то отложилось, но…. Эти накопления «таяли» как прошлогодний снег, заставляя мучительно думать о будущем!
Деньги!
Порвал бы!
Только кого? Не понятно….
Я мечтал стать подводником, практически, всегда! Наверно, с первого класса школы! С тех пор, как я вообще узнал, что есть такие – подводные лодки! Когда узнал, что родной брат у меня стал подводником! С тех пор, как я вообще стал о чём-то мечтать, я мечтал только об одном! Стать морским офицером и служить на подводной лодке! Стать блестящим морским офицером! Именно, блестящим! Чёрная форма с золотым шитьём, золотые погоны, кортик…. И подводная лодка!
И вот она…. Мечта сбылась!
Я уже старший офицер, то есть, капитан третьего ранга!
И служу я там, где хотели бы служить многие – на Камчатке!
И служу я на новейшей, по нашим временам, атомной подводной лодке!
И – всё хорошо!
Вроде бы, хорошо….
Примерно, уже с месяц, при воспоминании о деньгах, появился у меня какой-то металлический привкус во рту. Даже, утром, проснувшись…. И проснувшись, например, в хорошем настроении! И, даже, беззаботно мурлыкая себе что-то под нос, но, вспоминая про деньги…. Я опять чувствовал этот металл во рту!
Как мундштук у лошади!
Лошадь бежит, бежит…. Куда-нибудь!
Быстро бежит!
И, вдруг, её – раз….
И мундштук по губам – раз….
И не остановиться, потому что бежать надо, а иначе – шпоры в бок!
И ей больно…. Я точно уверен – ей больно! Но она бежит….
И металл во рту…. А она бежит!
Вот так и я….
Металл во рту, а я бегу!
Как лошадь, честное слово!
И все, кого ни встретишь, все – думали, говорили, рассказывали последние слухи, спорили…. Всё – о деньгах!
Какое-то нематериальное воплощение денег!
Воплощение жажды денег!
Желания денег!
Это что-то из курса философии военно-морского училища – какие-то соображения идеалистов…. Я, даже, давал этому нематериальному воплощению своё объяснение. В нашем посёлке, где на сравнительно небольшой территории все думают о деньгах, атмосфера, воздух и прочие природные субстанции просто «носят» эту мысль…. Мысль о деньгах, заставляя думать о них даже тех, у кого деньги были! Помнится, опять же из философии, это называлось эфир….
Эфир, состоящий из мыслей, желаний, знаний, чувств, идей, воспоминаний… всех живущих и умерших людей. Эфир, который окружает землю!
То есть, информация – не умирает, а остаётся в каком-то виде в, так называемом, эфире!
Наиболее талантливые «черпают» из него – эфира, очень много. Их иногда, даже, называют провидцами! Менее талантливые или просто неталантливые «черпают» мало или очень мало, но, всё-равно, что-то «берут»!
И, просто, даже, физически чувствовалась заполненность эфира в районе нашего посёлка мыслями о деньгах!
И разговоры, если они впрямую не касались службы, как-то, может быть, незаметно переходили на деньги….

 

Шура Шастун.


Сдав свою парково-хозяйственную лопату боцману, я пошёл домой и, пройдя уже, примерно, километр, думая о своём, о «шкурном», я, буквально, столкнулся с моим давним дружком Шурой Шастуном, который служил в двадцать пятой дивизии.
Я шёл по верхней дороге, из казармы, а он поднимался снизу, с лодки. Пути наши не были параллельными и, согласно законам математики, они, совершенно естественным образом, пересеклись. По времени, тоже! Чудесным образом, мы добрались до точки пересечения одновременно, и радости нашей не было конца.
Шуру я не видел уже два года, а, ведь, раньше мы были соседями! Да, ещё и год выпуска из училища у нас совпадал! Да, ещё и развёлся я тогда с первой женой.
Господи! Если вспомнить….
Сколько совместно выпито?
Сколько съедено всякой дряни?
Сколько прослушано песен Queen, до которых Шура был большой охотник? Особенно, когда «зальёт свой выпуклый военно-морской…»!
Я два года назад переехал в центр посёлка…. Да, и женился тоже! И ребёночек уже… от второй жены!
Сейчас я не пью! Почти….
Дрянь не ем!
Queen слушаю редко!
Короче, «белый и пушистый» примерный семьянин!
Почти….
– Иваныч, ё… твою мать! Сколько зим, сколько лет! Привет! – Шура был в форме с погонами капитана третьего ранга. По виду он был настоящим подводником! Невысокий, коренастый, лысоватый, с широким коричневым лицом, с мешками под глазами и губами неестественного сероватого цвета! Кстати, цвет лица и губ, мешки под глазами – это было следствием большого количества автономок на лодках первого поколения, а также большого количества шила, потребляемого от тоски….
– Привет, Шура, привет! Рад тебя видеть! Не утонул ещё на «пароходах» своих? Тоскуешь всё?
– Ха! Не дождётесь, господа хорошие! Мы ещё повоюем! А, тосковать-то? Есть, немного…, – Но Шура тут же лукаво поджал губы и протянул мне руку с короткими толстыми пальцами. Толщину своих пальцев он объяснял просто: «для жены на пенсии», – говорил он и поднимал вверх средний палец. Жена его, ленинградка, так ни разу на Камчатку за девять лет и не приехала!
– Ну, что? – сказал я и сразу понял, что в наших кругах вопрос «Ну, что?» может быть истолкован только либо как тост, когда стаканы уже наполнены, либо как предложение выпить, когда, например, встретились два старых приятеля и стаканы ещё не наполнены! Вот, как сейчас!
– Да, что? Сам знаешь, – что! У тебя варианты на сегодня есть?
– Вообще-то, нет! Да, и жену с дочкой я на «большую землю» отправил! – Мы, как-то, поняли друг друга с полуслова…. Я, даже, думаю, что, если бы мы не говорили, то поняли бы один другого с полувзгляда, – а, у тебя с вариантами, как?
– Ну, как-как! По-старому, «как»! Хочешь – ко мне, хочешь – у тебя…. Времени у нас – «вагон и маленькая тележка»!
– А продукт! – это я про шило, – У тебя есть чего-нибудь?
– Иваныч! Обижаешь! Я, ведь, сейчас, за механика на «бэдээре»…. Шило есть всегда! И, даже, когда его нет, то оно, вдруг, сразу опять есть! Понял?
– Понял, понял! Товарищ майор!
– Да, ладно, тебе! Чего так официально?
– Да, это так…. В шутку! Хорошо! Тогда, продукт – с тебя, закусь – с меня! Договорились?
– Годится! Пошли!
– O’key, только сначала через меня. Я банку рыбы возьму в погребе и – к тебе, на восемь ветров!
– «Замётано», согласен!
«Через меня», это значит, сначала ко мне домой! На улицу 50-лет ВЛКСМ. Я должен взять ключи от погреба, затем взять в нём трёхлитровую банку с засоленной месяц назад чавычей и, собственно, всё….
Чавыча метра полтора длиной на Камчатке не была каким-нибудь деликатесом или редкостью. А стоила вообще…. Достаточно было в день рыбака появиться на берегу с пол-литровой бутылкой шила и рыбы можно было забирать столько, сколько сможешь за один раз донести до машины. Или вообще, просто унести в руках! Три, четыре чавычи – это нормальных размеров чугунная ванна. То есть, за один только день можно было заполнить свежей красной рыбой ванну в квартире! И стоить это будет всего пол-литра шила!
Минут через двадцать мы уже двинулись к Шуре, на «восемь ветров».
– Иваныч, слушай, а ты обедал сегодня?
– Да, нет, Шура! Как-то, не «срослось»! Да, и ты нарисовался как раз к обеду. Вот и пообедаем, – и я немного приподнял полиэтиленовый пакет с трёхлитровой банкой.
– Слушай, боевой товарищ! А, ведь, нам одной рыбы-то на обед не хватит! Ещё чего-то хорошо бы. Как думаешь?
– Да! Думаю, хорошо бы, конечно! Но, вот, понимаешь…. С деньгами как-то не того. Не густо, честно говоря. Сам знаешь, не дают-с! Пидоры!
– Да, уж! Знаю! И что пидоры – знаю, и что не дают! Сам сижу, х… сосу!
– Ну, и вот! Что мы можем к рыбе и шилу сообразить в условиях усиливающейся пидерастии?
– Да, ничего не можем! Может, хоть, хлебушка, тогда? А?
– А, что? Хоть, хлебушка! «Чёренького»…. Да?
– Ага! «Чёренького»!
– Я куплю – с меня же закусь.
Минут через пятнадцать мы уже расположились с Шурой на кухне за ободранным и поцарапанным во многих местах столом.
Об этот стол когда-то, – я, даже, примерно, помню когда, – мы разбили две бутылки с красным вином. Следы остались до сих пор! Стол стоял у окна, которое могло быть только в холостяцкой квартире! Мутное стекло с жёлтыми и коричневыми подтёками от различных напитков, выплеснутых на него в разное время. Абсолютно чёрный подоконник, на котором пальцем было написано «Саша – козёл»!
В углу, между всегда отключенным холодильником и электрической плитой, стояло, вечно заваленное целой горой мусора, ведро. Вокруг ведра, постепенно вытесняя хозяина в комнату, аккуратно составлялись пустые бутылки…. Накопилась уже целая куча – штук триста! Или пятьсот…. Очень много! По ним, даже, можно было вспомнить и рассказать всю историю проживания Шуры в этой квартире! С кем пил, когда пил, сколько пил, почему пил? Если, конечно, кому-нибудь нужно было знать такие истории! Если бы, конечно, кто нибудь, вообще, хотел про это знать….
Знать про одинокую Шурину жизнь на Камчатке при живых жене и сыне, живущих в Питере – жизнь «соломенного холостяка».
Знать, как он при очень ограниченных доходах умудрялся ещё и семье чего-то высылать.
Знать про то, что единственным светлым и осязаемым у него была только служба! И интересен он был только своему механику и отделу кадров, да, и то, только как механическая единица, «замещающая» должность командира второго дивизиона подводной лодки 667-БДР проекта.
Знать, как он проводил свободное время, заглушая свою соломенно-холостяцкую тоску целыми реками шила….
Про Шуру никто не хотел знать!
И истории его никому были не нужны! Не интересны!
Таких историй у нас в посёлке можно было насобирать очень много! И, почти, про каждую холостяцкую или соломенно-холостяцкую квартиру.
Пили, закусывали, похмелялись, радовались, курили, блевали, дрались, били бутылки….
Очень многие. Почти, все!
От тоски….
От пахнущей спиртным перегаром, нестиранными носками и мусорным ведром недельной выдержки… тоски!
И от непролазной, безысходной нищеты, в которой жили все!
Офицеры, мичмана, контрактники….
В общем – кухня, как кухня!
Обычная рыбачинская холостяцкая кухня!
– Иваныч, рыбу открыл? Открывай, я хлеб порежу! – Шура уже переоделся в комнате, сменив форменную куртку и рубашку с галстуком на толстый махровый, засаленный во многих местах, халат, постиранный последний раз года три назад. Сейчас он подходил к столу, перешагивая через пустые бутылки и оставляя на пыльном полу следы, – Иваныч, а, вот, ножичек. Вот, тот, вот…, – он показал рукой, – Дай, пожалста….
– Шура, хлеб, ладно…. Шило-то у тебя где?
– А-а-а-а-а! Не нашёл ещё? То-то! Это, чтобы и враги не нашли! – И Шура, прежде чем приступить к нарезанию хлеба, вытащил из-за холодильника трёхлитровую банку с техническим спиртом.
– О! Нормальный расклад! – открыв рыбу, я посмотрел на банку со спиртом, – Это ж, сколько мы у тебя тут жить сможем?
– Да, пока не выпьем! – Шура чуть приподнял банку, – А, когда выпьем, я ж тебе говорил! Шило появится опять! «Вот его нет, и оно сразу есть»!
– Да! Ну, давай, садись! Надо, всё-таки, что-то уже делать…. Начинать пора! А то, всё разговоры, да разговоры!
– Погодь! Погодь! Я разведу сейчас. Дай ка мне бутыленьку, какую-нибудь! – и рукой – на пустые бутылки.
– А ты как разводить-то будешь? По-хитрому? Или просто один к одному?
– Что значит «по-хитрому»?
– Ну, это… сахар туда, или уксус…. Чайную ложечку. Чтоб помягче!
– А-а-а-а! Ну, сахар-то, ложечку я, конечно, положу! А, уксус? Х… знает, где он? Да, и был ли он вообще здесь когда-нибудь?
– Ладно, ладно! Готов к свершениям?
– «Усегда готоу»! – это Шура произнёс, подражая тону Папанова и заканчивая мудрить над бутылкой разведённого шила.
– Да, ещё, вот что! Ты, кстати, совершенно случайно, бутылку-то мыл? А?
– А, зачем её мыть? Мы же туда… чистейший продукт! Всё и продезинфицируется! Правильно?
– Да, правильно-то, правильно, конечно…. Но, всё-таки, как-то стремновато!
– А, чего тут стремноватого-то? Абсолютно, ничего! После третьей станет уже всё-равно! Отравиться – не отравишься! И эстетический момент будет уже не важен!
– Ну, ладно! Поехали! Начисляй!
В этот момент кто-то постучал в дверь явно условным стуком и Шура, наполнив разбавленным шилом в две стопки, сразу же потянулся к тумбовому столу, чтобы взять третью!
– А-а-а-а-а! Это – доктор Клюев! Иваныч, открой, а! Ты – ближе….
– Yes, сэр! – на пороге и, правда, стоял улыбающийся оттого, что пришёл как раз к началу мероприятия, майор медицинской службы Витя Клюев. Витя был соседом и жил на два этажа ниже. Будучи таким же, как Шура, соломенным холостяком, – с женой и сыном, живущими всё там же, в Питере, – «посидеть с шилом» Витя не отказывался никогда! Шура это знал, поэтому, как только Витя снял фуражку в коридоре, его стопка уже была наполнена….
– Мсье, Клюёв! Здравия желаю! Проходьте, проходьте! – вообще-то, по национальности Шура был украинцем, но мы вспоминали об этом только тогда, когда он, коверкая слова на псевдоукраинский манер, произносил что-нибудь такое-этакое. Сейчас к его украинскому добавилось ещё и что-то французское.
– Привет, Шурик! Привет, Иваныч! Да…. Это я хорошо зашёл! И, даже, шильцо уже разлито! И рыбка на тарелочке! И хлебушек нарезан! Да! Молодцы, подготовились!
– К чему подготовились? – Шура спросил, накалывая вилкой кусок рыбы и уже поднимая стопку.
– Как к чему? К моему приходу, конечно! И ты, Иваныч, тут объявился, наверно, не спроста! Давно, давно ты в наши края не забредал!
– Да, нет! Что значит «объявился не спроста»? Просто, я сегодня с ПХД шёл верхней дорогой, а по нижней – с лодки шёл Шурик! Ну, мы у «Нептуна» и встретились. А дальше – как положено!
– Ну, ладно, ладно! Не будем продукт греть, а то, вон, сколько уже ментов родилось! Ну, со свиданьицем! – И Витя, ловко раздвинув губы и запрокинув голову, влил в себя первую стопку! Мы с Шуриком сидели, как оплёванные! Витя так быстро и много всего наговорил, что забыл, даже, чокнуться, залпом выпив шило!
– Ну, ты чего? За покойников, что ли «со свиданьицем»? С нами что, уже и чокнуться западло? Пустили его, налили ему, закуску дали, а он в душу на…л! И, вроде, так и надо! – Шура, не опуская стопку, обиженно выговорил доктору….
– Да, нет! Извините! Фу-у-у-у…. Просто, весь день так хотелось, так хотелось, что зубы сводило! Вот я и…. Извините, больше не буду! А я вам за это хорошую вещь скажу! Хотите?
– Это какую? Нас всех увольняют без выходного пособия, простив все зарплаты за последний год? – это я с иронией! Какую ещё Витя мог сказать хорошую вещь? Может, наконец, деньги дадут? Это – маловероятно….
– Да, нет! Никто, никого не увольняет! А, вот, деньги обещают начать давать с четверга!
– Это, какие же деньги? В смысле, за какой месяц? – Шура в своей двадцать пятой дивизии тоже сидел без денег и, тоже, с весны….
– За какой – да, х… его знает! Но какие-то деньги дадут! Это уж, точно!
– Ты знаешь, Витя! Нам уже «точно» давали раз десять! Ты бы чего-нибудь пооригинальнее придумал, что ли, – Шуре явно надоел этот пустой трёп о деньгах, который повторялся на каждой пьянке, на каждом построении. Сейчас он сосредоточенно наливал доктору вторую стопку, – Смотри, доктор, ты уже вторую сейчас будешь, а мы, как лохи последние на тебя смотрим! Давай-ка, Иваныч, по-быстрому, «пока не началось».
Мы с Шурой чокнулись и под самый известный в России тост – «Ну, давай!», быстро выпили, закусив красной солёной рыбой.
– А, я? А, меня забыли! – расстроено начал доктор….
– Да, ты, доктор, сиди, пока! С деньгами своими! Ты эту пропускаешь! – Шура шумно выдохнул, пока говорил, – А, вот, доктор Клюёв, что там, в штабах слышно о перспективе? Ты же часто там бываешь, слышишь, там, всякое. Мы что, так и будем, всё-таки, без денег сидеть, х… сосать?
– Шура, да, не Клюёв я, а Клюев! Сколько раз говорить!
– Ладно, ладно! А, что, всё-таки, в штабах слышно? – И Шурик, закусывая рыбкой, наливал уже третью….
– Хорошо, я скажу! Но, прошу заметить, что я, всё-таки Клюев, а не Клюёв!
– Ладно, доктор! Ну, какая тебе разница, Клюев, Клюёв? Всё-равно, доктор! Хорошо, пусть будет Клюев!
– Стоп, господа-товарищи! А мы, кстати, кто? Господа или товарищи? – и я поднял стопку.
– Не известно! Вот он – доктор! Это – точно! – и Шура показал на доктора налитой стопкой, – я, наверно, господин! Это, если на погоны смотреть! А, если на это, – и он сделал стопкой круговое движение, показывая на окно, бутылки, мусорное ведро и поцарапанный стол, – товарищ! Товарищ нашего рабоче-крестьянского Красного флота!
– Ну, хорошо, хорошо! Получается, что – товарищи? Итак, товарищи, давайте выпьем за тех, кто в море! – я приподнял стопку и чокнулся с Шурой и доктором.
– Давай, Иваныч! Как положено – третий…, – Шура с удовольствием выпил и закусил рыбой, – Итак, доктор Клюев, что у нас в штабах говорят?
– В штабах говорят, что скоро всё будет! На флот деньги уже перевели! И, завтра….
– Доктор, слушай, опять «завтра», опять «скоро»! Это уже было! – я снял с куска рыбы горошинку чёрного перца и с удовольствием положил этот кусок в рот, – мне, вот, завтра дежурным по кораблю заступать! И что? Пидоров этих защищать? А, может, мне ботинки почистить нечем! Сигареты купить не на что! Может, мне подворотничок постирать нечем, мыла нет! Это что? Это как понимать? Я – старший офицер, который служит на атомной подводной лодке, а денег у меня нет! И ты говоришь «завтра», «скоро»! Я должен быть блестящим! Я же – лучшая часть советской молодёжи!
– Да, нет…. Это же не я говорю. «За что купил, за то и продаю»! Это же в штабах…. Вы хотели узнать – я ответил! А, «лучшей частью», это мы при коммунистах были! Сейчас, судя по деньгам, мы не лучшая, а самая худшая и глупая часть! И не социалистической, а капиталистической молодёжи! И государство не знает, как прокормить такую ораву блестящих, но глупых офицеров!
– Ладно, доктор, – Шура разлил по четвёртой и вступил в разговор, – почему это мы, вдруг, глупые офицеры? Я, например, лучший комдив-два в двадцать пятой дивизии! А ты – «глупые»….
– Да, я не про это…. Вот ты – свободный человек? Лучший специалист! Тебе не платят денег! А ты можешь послать всех на х… и уволиться? Ты можешь устроиться работать там, где эти самые деньги платят? Или ты – никто? «Х… в кожаном пальто»! Сидишь и ждёшь – «дадут, не дадут»!
– Да…. А, знаешь, Витя! Не знаю…. Вот так сразу-то я, наверно, уволиться не смогу! – Шура покрутил стопкой раздумчиво, – пока приказ на флоте, пока то, да сё…. И выходное пособие, тоже, подождать придётся. Выходит, я – крепостной, что ли? Мы все – крепостные? – он посмотрел в своё мутное окно тяжёлым безнадёжным взглядом, – выходит, мы все – глупые? Крепостные? Хорошо ещё, что шило дают! Если бы и шила ещё не давали, п…ц бы пришёл нашему военно-морскому флоту!
– Да, Шурик, выходит! И куда-то сдристнуть отсюда мы не сможем…, – я тоже посмотрел в окно, но сквозь мутный слой пыли и подтёков смог только понять, что уже вечер, – Грустно, всё это! Крепостные с золотыми погонами и кортиками…. Плохо всё закончилось! А я, ведь, всю жизнь мечтал офицером-подводником стать!
– Да, все здесь, Иваныч «всю жизнь» мечтали. А, теперь, все дружно, «как один» сосём…. Правда, не известно, у кого! И, что делать, не понятно! – доктор поднял свою стопку, – А, вот, ты сам-то, что можешь сейчас сделать? Ну, с деньгами? И что вообще делать? Служишь, служишь, а денег – х…. «Жизнь дала трещину»? Можно, вот, с шилом побрататься, – и Витя показал, почему-то, на Шурика, – Можно, ещё чего-нибудь. А, вот, что? А без шила – точно, флота не будет! У моряка можно отнять всё, но шило…. Без шила ни одна лодка в море не выйдет! А делать-то что? Деньги-то нужны, всё-таки!
– Не знаю, не знаю, доктор! Не знаю! А, что тут можно сделать? Выходит, мы – не господа! Да, и до товарищей мы тоже не дотягиваем! – я немного помолчал, – Есть, правда, одна мыслишка. Не знаю, подумать надо…. Ладно, господа-товарищи, я – последнюю. Завтра – на вахту.
– Хорошо, Иваныч! Давай! – Шурик чокнулся со всеми и без тоста выпил. Говорить не хотелось никому. Да, и шило радости не принесло!
Я попрощался со всеми. Ботинки одевать не надо было, потому что я их, с разрешения Шурика, и не снимал. И, даже, думаю, они были чище, чем Шурин пол на кухне. Начатую банку с рыбой я оставил Шурику и доктору на закусь. В погребе было ещё штук двадцать….
Выйдя из загаженной парадной я почувствовал резкую смену запахов! Мгновенный прилив свежего воздуха! Без запахов гнили от недельных мусорных вёдер, грязного, накопленного за несколько месяцев, белья, винного запаха от сотен пустых бутылок….
Было восемь часов вечера.
Сумеречное небо, которое ещё недавно имело молочно-серый оттенок, потемнело. Оно стало чёрно-серым с синим отливом. Появились неяркие звезды…. Солнце уже исчезло за сопками, и лишь узкая красная полоска на западе говорила о том, что день заканчивается.
Обойдя дом и начав спускаться по пыльной дороге, огибавшей сопку, я, даже, залюбовался, – в который уже раз, – прекрасным видом на посёлок и бухту Крашенинникова. Редкие машины, которые двигались по двум главным улицам, множество светящихся окон, спокойно идущие в гости прохожие. На подводной лодке, стоящей на бочках, сняли флаг и включили якорные огни….
Всё это вселяло спокойствие, умиротворённость.
И ничего не говорило о том, что, практически, все жители посёлка переживают сейчас не самые лучшие времена, пытаясь свести концы с концами, считая оставшиеся рубли и надеясь на зарплату, которая, – может быть, всё-таки, вдруг, внезапно – будет выдана «аж за два…», а, если повезёт, то и за три месяца….
И мысли, как-то, незаметно вернулись к Шуре.
Эх, Шурик, Шурик! Товарищ капитан третьего ранга!
И повезло-то тебе в жизни только в одном!
Единственное, что у тебя есть, это – работа!
Любимая и ненавистная!
Мечта всей жизни и дело, от которого хотелось бы «сдристнуть»!
Предмет гордости! И – стыда, при упоминании о том, что служишь…. А, особенно, где служишь!
И семья-то у тебя только… в отпуске, а так… – «пишите письма, шлите деньги»!
И денег-то, естественно, никаких!
И убежать бы от всего этого, да….
Только банка с шилом, да рыба!
Много банок с шилом и много рыбы!
Невесело это всё….

Внутренняя несвобода.


Не могу сказать, что утро было мрачным!
Радость, ощущение свежести, первые, ещё не сильно греющие лучи солнца, которые пробивались через занавеску в моей комнате….
Хорошо-то как!
А, ещё было ощущение, что я, наконец-то, выспался за всю неделю!
Вчерашняя дружеская пьянка у Шурика оставила неприятное чувство какой-то заброшенности, затхлости, беспросветности отдельно взятой человеческой жизни.
Беспросветность и безнадёжность были во всём!
Мрачная квартира с грязными обоями и мутным стеклом, лестница в загаженной парадной с погнутыми перилами и отбитой во многих местах штукатуркой, запах тлена, разложения и прокисшего вина, засаленный Шурин халат….
Я, вдруг, остро почувствовал, что так выглядит и так пахнет нищета!
И беспробудно пьёт шило… нищета!
И нищета, в данном случае, не была обусловлена деньгами, вернее, их отсутствием!
Шурик был поставлен в определённые рамки! Какие-то границы!
Он мог только ходить на службу, заступать на вахту, а потом возвращаться домой и пить, пить, пить… шило, которое ему выдавалось в немереных количествах.
Также, он мог пить шило и на корабле, запершись в каюте! Командование на это смотрело сквозь пальцы!
Он был зависим!
И зависим не от того, что кто-то его к чему-то принуждал! Или не платил денег!
Нет!
Он был зависим от всех этих тяжёлых, неприятных, удручающих обстоятельств, потому что сам внутренне был несвободен! Он зависел от обстоятельств и, даже, не пытался что-то изменить! Нравилась ли ему такая несвободная, зависимая жизнь? Не знаю! Наверно, нет!
Но….
От внутренней несвободы он никогда не стирал свой шикарный махровый халат!
От внутренней несвободы он очень редко выносил мусор! И никогда не выносил пустые бутылки!
От внутренней несвободы он после службы пил шило! И вообще пил «всё, что горит»!
Получается, что от внутренней несвободы он, просто, себя не любил?
Противен был сам себе?
Несвободный человек не любит себя?
Несвободный человек от нелюбви к себе ленится?
Он не любит себя и, поэтому, сам не моется, не стирает бельё, не выносит мусор и постоянно пьёт!
Пьёт и опускается всё ниже и ниже….
Он несвободен!
Он не может уже так жить!
Он полностью зависим!
И он бежит от действительности! От зависимости! От своей внутренней несвободы!
Его «побег» – только в банку с шилом!
Он не смог….
Он сломался!
Да! Свобода у Шурика, точно, не являлась физиологической потребностью! Вернее, от несвободы он страдал, но сделать ничего не мог…. Или не хотел!
Ко всем этим разнообразным чувствам, ко всей брезгливости примешивалась ещё и неловкость. Неудобство, какое-то….
Мне, как будто, стыдно было за то, что я не погружаюсь в «шильное море с головой»!
И что в квартире у меня регулярно выносится мусор и, потому, не пахнет «помойкой»!
И что бутылки, если, конечно, они бывают, – а, у кого их не бывает, – выбрасываются сразу!
И засаленного махрового халата у меня тоже нет, а то, что есть, регулярно, – раз в неделю, – стирается!
Немного стыдно…..
Не очень сильно. Меня это, конечно, не «напрягало»!
Но было за что-то немного стыдно….
Стыдно. Даже, не перед Шурой, а за него! За то, что он «сломался», «не смог»….
Ладно, Шурик!
Бог тебе судья!
А, вот, нищета….
Про деньги я вспомнил сразу!
Что-то там вчера доктор говорил… – «скоро», «завтра»?
Посмотрим!
А деньги, всё-таки, были нужны!
И ещё как!
Ну, на неделю-две у меня ещё хватит, а потом….
А, потом, х… его знает!

Подготовка к заступлению на вахту.


До заступления ещё часа четыре!
Почти всё готово, конечно, но так….
Восстановить в памяти, конечно, не помешает!
С головы до ног – для порядка.
Первое – фуражка!
Фуражка – это предмет гордости любого, любящего свою службу и уважающего свой внешний вид, военнослужащего! Она венчает… голову, является её логическим завершением! И, конечно, на умной голове должна находиться красивая фуражка! И, мало того, что красивая…. Она должна быть самой красивой из всех красивых фуражек! А самые красивые фуражки в наших вооружённых силах были, есть и, наверняка, всегда будут, только, в Военно-морском флоте! У нас, то есть!
Это ни в коем случае не нарциссизм! Но я «делал» себя…. Делал свой внешний вид постепенно и с любовью!
Я любил свою службу! Я любил всё, что к ней относилось! Я старался всё делать на «отлично» и форма, которая была на мне, тоже должна была выглядеть на «отлично»!
И фуражку я «делал»!
Уставное…. То есть то, что давалось со склада, имело совершенно неприемлемый вид! Поэтому, чтобы фуражка, действительно, была красивой, её надо было шить!
Дело осложнялось ещё тем, что в восьмидесятых в Советском союзе сшить красивую белую фуражку на заказ было нелёгким делом – на всё огромное наше государство существовало всего четыре или пять мест, где это можно было сделать! Это были, даже, не места, а центры по пошиву…. И пошиву, именно, белых фуражек! Самые главные из них, это Севастополь, Североморск и Владивосток! В каждом таком центре белые фуражки шились совершенно особенным образом и знающий человек всегда мог отличить Севастопольский пошив от, например, Североморского!
По случаю, свою я заказал в Североморске, находясь там на практике. Всего-то, пять дней – и я стал обладателем настоящего произведения искусства!
Она была удивительной!
С небольшими, острыми, как бритва, полями! Стремительной и солидной, одновременно! С коротким, «шитым» козырьком!
Да уж! На такой фуражке не мог не красоваться шитой «краб»! Именно, сшитый вручную! И сшитый из светло-жёлтой золотой нити….
Короче, с фуражкой – всё ясно!
Дальше, – кремовая рубашка!
Ну, тут думать, тоже, много не надо! В шкафу всегда висели три, четыре чистых и отглаженных – на всякий случай!
Погоны?
Погоны могли быть грязными, мятыми, с затёртыми кривыми звёздочками и торчащими в разные стороны нитками. Погоны никто не проверяет!
Но….
Я же уважал себя и свой внешний вид! Я же – блестящий офицер! У меня же всё – на «отлично»!
И конечно, погоны…. Совершенно новые погоны! И «звёзды» литые с острыми лучами! В своё время, кстати, они были куплены по пять долларов за штуку на Крестовском острове в Питере!
И, кстати, в погонах была ещё одна незаметная для непосвящённого «фишка»! Изнутри, вдоль каждого погона были вшиты по две металлических спицы. Это для того, чтобы погон никогда не смотрелся мятым!
Галстук!
С ним тоже не просто!
Уставной – это, который выдавался на вещевом складе, крепился на шее тесёмкой. Он был коротким с незамысловатым и не красивым узлом! Поэтому престижно было иметь завязывающийся чёрный галстук! Это – красиво и элегантно! И завязать его надо было так, чтобы, даже, непосвящённый видел, что галстук, именно, неуставной! И завязан он, именно, своим хозяином, поэтому узел немножко…. Например, скошен на одну сторону!
Брюки! О-о-о!
Я, совершенно, естественно начал сверху, с фуражки!
Но брюки….
Они должны обязательно быть неуставными, облегающими, расклешёнными и, ни в коем случае, не короткими!
А ещё, они должны быть всегда выглажены, и иметь убедительно-острую стрелку!
Брюки, это, конечно, не фуражка и не погоны! Но красивые, неуставные и, обязательно, немного расклешённые, они составляли собой… половину внешнего вида!
Остались ботинки!
Это, пожалуй, единственное, что могло быть уставным! По неписанным правилам морского офицерского корпуса это допускалось! Правда, ботинки должны были быть всегда начищены до блеска, ну или, просто, до черного цвета, а иначе…. Они могли испортить весь внешний вид!
И чистить ботинки надо было в два приёма – это, чтобы блестели!
Если на службу надо выходить утром, то вечером на них надо нанести тонкий слой хорошего обувного крема и слегка растереть щёткой, чтобы впитался. А, утром, специальной бархоточкой, чуть касаясь, «пройтись» до достижения желаемого блеска!
Вот, вроде, всё….
Мне надо только второй раз «пройтись» по ботинкам, отпарить брюки и сменить рубашку!
И я готов!
Ладно! Навести на себя «блестящесть» я успеваю!
Ещё, даже, успеваю позавтракать, а потом, после «блестящести» пообедать!
На завтрак….
Кофейку бы, конечно, но….
Кофе нет! Закончился ещё, примерно, месяц назад. А новую банку купить – дороговато. Деньги строго – под расчёт! Распланировано всё до рубля и кофе в расходах не значится! Ну, хорошо! Чай, тоже – ничего! Здоровей буду! Да, и пижонство это – кофе по утрам лакать!
Что ещё?
Колбаса, сыр, яйца… и прочие буржуазные извращения, даже, не рассматривались! И не рассматривались уже давно! Всё это стоило безумно дорого и, поэтому, относилось к разряду извращений!
Сахар к чаю, как ни странно, был!
И для офицера рабоче-крестьянского красного флота ещё была прекрасная молодая, только вчера днём сваренная, картошечка! И, естественно, в холодильнике была замечательная, красная солёная чавыча! Точь-в-точь, как вчера.
Завтрак представителя лучшей части советской молодёжи!
Вот, блин!
Колбасы хочу!
Сыра!
Яичницу!
Ладно, всё это потом!
В следующей жизни колбасу с сыром будем жрать!
По крайней мере, это не для офицера РККФ….

 

Развод заступающей вахты.


К 14.00. я был полностью готов!
Начищен, настиран, наглажен, побрит и, даже, обрызган одеколоном!
Успел съесть свой рабоче-крестьянский завтрак и, после наведения на себя глянца, – рабоче-крестьянский обед…. Конечно, всё это – без каких-либо изысков и особенных вкусностей, но, зато, просто, быстро и, что самое главное, – «по деньгам»!
После бритья, которое всегда доставляло удовольствие, пришлось, правда, освежаться одеколоном, а не лосьоном «после бритья», но…. Всё-равно, приятно!
Ну, что? Пора!
Правда триста метров пыльной дороги придётся обходить, давая приличный крюк, но блеск на ботинках того стоит!
Выйдя на улицу, я, в который уже раз за лето, порадовался погоде…. Тёплой и ласковой погоде последнего дня лета!
Какая-то грузовая машина, недовольно урча от напряжения, поднималась от ДОФа на «семь ветров» по дороге. Прохожие на улице никуда не торопились, так как была суббота. Только редкие, одетые в форму, офицеры и мичмана, опять же не торопясь, направлялись в сторону базы, на развод заступающей вахты….
– Иваныч, приветствую, категорически! – именно так, «категорически», говорил только один человек из всех моих знакомых. Это был, просто, Витя! Витя Чибисов, наш комдив два. Витя шёл по тротуару так же, как и я, в форме, готовый к разводу. Мы служили в одном экипаже, и заступал Витя вместе со мной вахтенным инженер-механиком, короче, ВИМом! Дружбы мы «не водили»…. Витя был всегда «себе на уме», но и не ссорились – спокойные, ровные отношения.
– Привет, Вить, привет! Как дела? Что у нас на фронте борьбы с короткими замыканиями? – Витя был электриком, и я, в шутку, всегда его встречал подобными смешными глупостями. Он, правда, в долгу не оставался и умел складно и также глупо-смешно ответить. Что называется – «за словом в карман не лез».
– Да, всё тоже! Враги замыкают, а мы размыкаем! Помнишь, – «на западном фронте без перемен»?
– Помню, помню, конечно! Ну, кто ж не знает старика Ремарка?
– Ну, и вот! Правда, одну «залипуху» не разомкнуть до сих пор! «А в остальном, прекрасная маркиза…».
– Ну, ты это чего, Вить? Какую такую «залипуху» не разомкнуть? Уж, не хочешь ли ты сказать, что мы не готовы отойти от пирса за десять минут и отразить внезапную ядерную атаку?
– Да, нет, Саш! И от пирса отойдём, и ядерную атаку отразим! Я, про личное, «шкурное»! Тут, понимаешь, такое дело…. В общем, сам знаешь.
– Какое «дело»? Ничего не знаю! А, что?
– Ну, как! Сам же знаешь! Денег-то нет! А они, суки, нужны! Без денег-то как? И, делать-то что?
– Что, что? Не знаю – что! – мы уже давно миновали КПП и подходили к зданию штаба дивизии, где в соседней парадной размещалась наша казарма. Развод должен был состояться перед штабом и народ уже «подтягивался», идя вальяжно-медленно, по причине выходного дня, – Жить как-то дальше надо! Но, пока, надо жить без денег!
– А как – без денег? Вот, ты как живёшь? У тебя семья что ест?
– Ну, семья, слава богу, не голодает. Семья – на западе. Да, и у родителей жены есть дом с огородом! Не голодают, короче! Денег, конечно, у них нет, но картошка-капуста, по крайней мере, есть! А ты как? Семья-то у тебя где?
– Семья-то? Семья здесь! И питаемся мы так…. Х… знает, как! На что живём, не знаю! Жена экономит как-то. И что делать, не знаю! Родителей-то с огородом нет!
– Хм…. Знаешь, Витя, есть тут одна мыслишка!
– Какая, Саш, мыслишка?
– Да, такая…. Ладно, давай «разведёмся», примем вахту, потом поговорим!
Суточная вахта дивизии уже строилась. Первая шеренга равнялась по белой линии, нарисованной на асфальте.
Помощник дежурного по дивизии, – капитан-лейтенант с какого-то РТМа, – фамилии не помню, – громко прокричал: «Наряд и суточная вахта сорок пятой дивизии становись!», и всё, как всегда….
И, как-то, даже, стабильностью «пахнуло»!
Что-то давно забытое!
Это, когда тебя кроме службы, вообще ничего не заботит и не интересует. И деньги, в первую очередь! И сама служба, что называется, «течёт». «Течёт» незыблемо, железобетонно, прочно и несворачиваемо! И ничего, никакие обстоятельства не могут изменить этого «течения».
И главное, что, конечно, на подводных лодках немного странно, это – спокойствие! Ты не думаешь ни о чём, а, просто, служишь, служишь, служишь….
И каждый день ты совершаешь свой маленький подвиг, не думая ни о чём!
Служба опасна? Да!
Рабочий день не нормирован? Да!
Ты должен много знать и уметь? Да!
Ты должен отвечать своей жизнью и жизнью своих товарищей за ошибки? Да!
Ну…. Видишь ли, – «твои яйца в твоих собственных руках»!
Да! Надо знать! Надо уметь! Надо отвечать за свои действия!
Да!
Ну, так, знай, умей и отвечай….
Но! Есть одно большое «НО»!
Денег же хватает и, даже, остаётся? Да!
И тебя ждёт обеспеченная и почётная старость? Да!
И ты хорошо проводишь время в отпуске? Да!
Да, и, разве, тебя может что-нибудь заботить, кроме образцового исполнения своих служебных обязанностей? Ну, конечно, НЕТ!
Вот, то-то и оно….
Это и есть наша военная «уверенность в завтрашнем дне»!
А, сейчас, что?
Сейчас….
И стало немного грустно. Какая-то ностальгия по ТЕМ ЕЩЁ временам….
И что же? Я сам себе должен сказать, что ВОТ ТОГДА было лучше, А, ВОТ, СЕЙЧАС….
Нет! И так тоже, что-то не то….
Ну, так что?
Если честно?
А как же ещё?
Да, х… его знает!
Денег охота! Или «надо»?
До сих пор не понимаю, какая же, к чёрту, разница «хочется денег» или «надо денег»? Просто, уже пора! Пора, чтобы они были! Пора уже, чтобы они ласково отягощали…, или наполняли, мой карман!
Именно мой карман….
И, даже, не о кармане я волновался!
Если бы сейчас наши военно-морские начальники, вдруг, сказали, что зарплата наша со следующего месяца уменьшается вдвое, по причине тяжёлого финансового положения страны, но будет платиться регулярно! Например, пятого числа каждого месяца. Я бы, конечно, «побухтел» бы как и все, но, в конце-то концов, воспринял бы всё это с пониманием.
Но, вот, так….
Когда, вообще ничего….
Хоть что-нибудь!
Деньги!
Где же их взять?
Откуда они берутся?
И как вернуть ТЕ ЕЩЁ времена?
А, никак….
«Поезд ушёл»!
Стало грустно….
Даже, нет! Какая-то задумчивость….
– Первая шеренга, для осмотра внешнего вида – два шага вперёд, шаго-о-о-м марш! – новая команда помощника дежурного вернула меня на землю.
Осмотр внешнего вида, опрос знаний обязанностей и различных инструкций, информирование дежурных по подводным лодкам о текущей ситуации в дивизии и на флотилии….
После развода, я уже, забыв про деньги, начал чувствовать некоторую ответственность за сохранность не принятой ещё лодки в исправном состоянии, за жизнь и здоровье вахты.
Спускаясь с сопки в «Зону строгого режима радиационной безопасности», или «зону», как её коротко у нас называли, я постоянно «дёргал» то своего помощника, то какого-нибудь мичмана, что-то у них выспрашивал, что-то кому-то командовал…. Одним словом, руководил!
Поруководить мне хватило десяти минут, ровно на половину дороги до КПП в «зону» – всё и так ясно.
Блин! А, ведь, сегодня же последний день лета!
Я, даже, и забыл об этом! Всё дела, дела….
Вахта, вот! Покомандовать надо.
Да, и деньги, …твою мать!
Деньги!
Потребность, всё-таки, или желание?
Начав уже, было, наслаждаться разнообразием буйной камчатской растительности, запахами лета и прекрасным видом на бухту, при мысли о главной проблеме и, даже, проблеме не только моей, а общей, я, как будто, со всего размаха «шмякнулся» о землю!
Такое бывает….
Это, когда человек «плавает» в океане своих иллюзий. Или, когда, например, достаточно харизматичный человек заставляет группу людей «плавать» в океане иллюзий, которые «рожает» именно он! В океане ЕГО иллюзий!
И вдруг – «шмяк»….
Дубиной по голове!
Да….
А денег-то…. Хоть, «плавай», хоть, не «плавай»! Не будет денег!
А, пока, – лето!
Тепло….
Сегодня двадцать градусов.
Последний день лета, завтра первое сентября и осень….
Правда, Камчатская осень такая…. Своеобразная!
На Камчатке осени, практически, не бывает! И весны, тоже….
В основном, на Камчатке – полгода длится лето и полгода – зима!
Ещё в октябре местные фанаты-любители клубнику снимают!
Весна и осень – примерно, продолжительностью с неделю….
Знаковые, «переломные» месяцы – ноябрь и июнь!
В ноябре всё желтеет-краснеет-чернеет-опадает дней за семь-десять. И тут же – снег! Снег лежит до июня! По крайней мере, последний дотаивает на сопках, именно, в июне! Одну неделю в июне можно считать весной! Последний снег умирает уже при температуре пятнадцать-двадцать градусов! После исчезновения снега на ближайших к посёлку сопках, в течение этой одной недели прорастает-распускается и наполняется сочностью вся зелёная растительность, какая есть, и наступает лето! Лето – с жарой до тридцати градусов, тёплыми дождями и пылью на грунтовых дорогах….
Короче, летней погоды ещё месяца на полтора!
И ещё летом – запахи!
Много запахов! Целый букет запахов!
В этом букете есть всё – запах огромного количества всяких деревьев, кустарников, травы и цветов в их лучший период! В период цветения и благоухания…. Запах близкого океана с обязательной «приправой» из гниющих водорослей и разных умерших организмов – запах моря, как говорится!
Одним словом, лето!
И, конечно, вся эта прелесть под постоянные крики чаек! Крики эти раздражают, когда настроение – «не очень», радуют и успокаивают, когда всё – о’key!
Сейчас они, как раз, раздражали!
Я, даже, наконец, понял, почему именно ближе к пирсам чайки кричат особенно пронзительно! Всё – очень просто! Ближе к пирсам, у самого «зоновского» забора, находилась огромная помойка. Отвечал за неё штаб тыла. И, совершенно естественно, что все тыловые работники сваливали туда всякие свои ненужности, гадости и мерзости! Всё это разлагалось, бродило, воняло. А, чайкам-то – это «то, что надо»! Вот, и паслись они здесь целым стадом! Стадами, даже! И по-своему кричали и ругались, вырывая друг у друга гниющие и воняющие куски….
Когда шли мимо помойки, запахи моря, цветов, травы уступили место нестерпимой вони от гниющих пищевых отходов и крикам дерущихся за это «богатство» чаек.
Захотелось, не думая ни о чём, задержать дыхание и проскочить это место побыстрее.
Минут через десять, пройдя КПП в «зону…», мы уже, подходили к десятому пирсу. Наша триста двадцать вторая, как раз, была пришвартована правым бортом к десятому. И была она:
Чёрно-пузатой и стремительной,
Воинственно-секретной и до-мельчайших-деталей-изученной,
Родной и любимой
МОЕЙ ПОДВОДНОЙ ЛОДКОЙ!

 

Моя лодка.


– Вась, привет! – сменяющимся верхним вахтенным был Вася Цаплин, наш секретчик. Изнывая от вечерней жары, считая минуты до смены, Вася сидел на выступе пирса, бросая чайкам кусочки хлеба, оставшиеся от обеда, – Ну, как оно «ничего»?
– Приветствую, Иваныч! Да, нормально! Вот, только б денег ещё…. А, так – всё хорошо!
Да, уж! Получается, что буквально все – о деньгах!
Все и всегда – о деньгах!
Мысли, желания, надежды….
Метафизика какая-то.
Ну, не могут же, действительно, все и всегда думать и говорить только о деньгах!
– Да, понятно, Вася! Я-то тебя понимаю…. Только помочь ничем не могу! А, вообще, «граница на замке»?
– На замке, Иваныч! На замке! А, куда она денется? – и Вася показал рукой на бухту, – Вот, только, денег бы….
– Ясно, Вася! Чего-нибудь надо думать, конечно! Так жить нельзя! З…ло уже в доску! Мы же – элита флота! А ты, вот, знаешь, что я сегодня к чаю взял?
– Что?
– Да, ничего! Хлебушек от ужина останется, вот я и буду с ним чай пить. Как говорится, «дёшево и сердито»!
– Да, Иваныч! Говорила мне мама – «учи английский»! А я, как последний мудак, мол, «Не нужен он мне будет! Подводником буду!»
– То-то и оно, Вася…. Все мы здесь – последние чудаки на букву «м»! – я подождал, когда вся вахта спустится в рубочный люк и, махнув Васе рукой, ступил на трап.
Да уж, точно! Все мы здесь… чудаки на букву «м»!
Войдя в ограждение рубки, я, в тысячный раз, наверно, вдохнул такой родной и любимый запах СВОЕЙ лодки!
Запахи резины, краски, новых, сплетённых боцманом, матов и кранцев чудесным образом перемешивались и образовывали что-то своё, особенное….
А ведь каждая лодка пахнет по-разному!
Чуть свежее резина, или чуть больше свежеокрашенных поверхностей и запах, например, один. Чуть меньше всего этого, и – другой.
Смешно, конечно, но, мне кажется, свою лодку я мог бы отличить от любой другой, прежде всего, по запаху….

 

Смена вахты.


В центральном, за командирским столом, на командирском кресле сидел Олег Снегов, наш штурман. Он был сменяющимся дежурным по кораблю и сейчас быстро-быстро заполнял вахтенный журнал – «вахту сдал, вахту принял».
– Олег, привет! Ну, как дела? Враг не прошёл?
– Привет, Иваныч! Всё нормально! Сейчас допишу, и… «гуд бай, Америка»! Верхний у тебя готов? Давай его сюда, менять уже пора! Да, кстати, третья холодилка не работает, трюмные там чего-то в пятницу начали ковырять, да не закончили! Ну, она тебе на выходные, в принципе, и не нужна! Это я так…. Кстати. На всякий случай! По третьей холодилке все забортные закрыты! Так что, всё нормально!
– А-а-а-а! Выходит, враг, всё-таки, прошёл? И дошёл до третьей холодилки? – мы вместе поулыбались. Немножко корявая, а, всё же, какая-никакая, а шутка, – ладно, за предупреждение – спасибо! Хотя, конечно, на выходные она и на х… не нужна. А, вот, в понедельник? А в понедельник четвёртую пустят! Ерунда! Ну, как дела, штурман, вообще?
– Вообще? Вообще-то дела – сам знаешь!
– То есть, чего знаю? Что ещё случилось, кроме врагов в третьем отсеке?
– Да ты не смейся! Враги в третьем…. С деньгами-то что? Продолжаем сосать?
– Да, с деньгами, Олег, сосать продолжаем! Ничего не поделаешь! Сосём все вместе строго по плану!
– Ну, по плану-то, ещё ладно. А, как ты думаешь, план-то есть, вообще? Или мы сосём без плана? До победы?
– Да, х… их, начальников, знает! Есть ли у них план или нет его? Докуда сосём, сколько сосём – не известно! Без денег уже, просто, вилы…. Хоть вешайся! З…ли, короче!
– Да уж, согласен! Как жить? Не понятно! Ну, ладно, меняй верхних, проверяйся на герметичность, да я пойду. Пойду домой продолжать сосать, – и Олег, заполнив все полагающиеся журналы, улыбнувшись, пошёл в каюту переодеваться.
Сначала – «герметичность».
– По местам стоять, к проверке прочного корпуса на герметичность! – я проговорил всё это по корабельной трансляции – громко и уверенно.
Проверка на герметичность заняла минут пять. Времени, конечно, «ушло» не много, но это «не много» повторяется каждый день! И должно повторяться!
Дело в том, что этой проверкой экипаж лишний раз убеждается в самом главном качестве своей лодки – герметичности прочного корпуса!
Всё просто!
Останавливаются все вентиляторы, закрывается рубочный люк, отдраиваются все переборочные двери и ставятся на крюк. Вытяжным вентилятором на лодке создаётся вакуум до двадцати миллиметров. Затем, две минуты дежурный смотрит на стрелку барометра, – контролирует перепад давления во всей лодке, – она не должна отклониться, даже на миллиметр. Дальше, закрываются люки, переборочные двери, клапана сравнивания давления между отсеками и, по команде «слушать в отсеках», все «слушают»! Затем – доклады «первый герметичен»… и так, до шестого. Дальше, все переборочные двери опять отдраиваются и ставятся на крюк – «Подводная лодка герметична, сравнивается давление с атмосферным»!
Менять верхних – ещё прощё! Можно, даже, покурить успеть!
На конце пирса Вася отцепил от автомата магазин и передал его мне. Я проверил наличие в этом магазине всех тридцати патронов. Затем – отсутствие у него патрона в патроннике. Дальше, контрольный выстрел, – просто щелчок, – в небо над бухтой. Потом, контрольный щелчок… у заступающего, магазин – заступающему.
И….
Враг не пройдёт! Это уж, точно!
Вася свободен….
Домаялся!
Заступающий, вернее, уже заступивший старший мичман Свириденко, по привычке оглядев пирс и бухту и, тем самым, полностью приняв вахту, посмотрел на меня и кивнул. Кивок обозначал доклад о заступлении и, что – «всё нормально»!
Вот, собственно, и всё. Служба «потекла» дальше. И на «течение» это не могли повлиять ни цунами, ни тайфуны, ни чья-нибудь болезнь, ни отсутствие денег, ни… вообще ничего!
И опять, как-то, «пахнуло стабильностью»….

 

Идея.


– Иваныч, а что за мыслишка-то у тебя была по поводу денег? – это Витя, вахтенный инженер-механик. Войдя в центральный пост, он достал ручку и принялся что-то записывать в своём механическом журнале.
– Мыслишка-то? Сейчас, подожди, – я проследил, пока Михалыч и Игорь Столяров, громыхая бачками, поднялись по трапу наверх, за ужином. Ужин для вахты, приготовленный на береговом камбузе, развозили по кораблям, – Ну, как тебе сказать? Значит, тебе такой вопрос: ты, вот, можешь меня поддержать, если я как-то выступлю перед командованием с какими-нибудь требованиями? Допустим, с требованием зарплату заплатить! Можешь?
– Ну-у-у, Иваныч…. Как это ты возьмёшь и выступишь? Как ты сделаешь так, чтобы тебя кто-нибудь вообще стал слушать? Хм…. Выйдешь на площадь перед ДОФом и крикнешь? – мы вместе улыбнулись, представив себе моё «выступление».
– А, вот, и нет, Витя! Зачем? Зачем голосовые связки надрывать без толку? Мы сделаем грамотнее! Вот смотри: у нас под жопой почти двенадцать тысяч тонн подводного водоизмещения, – и я легонько ударил рукой по командирскому столу, – Согласен?
– Ну, насчёт двенадцати тысяч, согласен! И что?
– А то! У нас, кстати, ещё сорок единиц торпед и ракет! Сейчас, правда, перед доком мы выгружаемся, но, всё-таки…. Ну, допустим, двадцать единиц! Согласен?
– Ну, согласен, согласен! А, дальше-то что?
– Ну, а, дальше – всё элементарно! Нам не надо кричать перед ДОФом! Нас, действительно, никто не услышит! Но, мы, ведь, можем просто сказать, что нам надо, сидя на лодке! С лодки! И тот, кто нас должен услышать – услышит!
Витя молчал, водя глазами из стороны в сторону. То ли он не понял моего предложения, то ли принял мои слова за шутку….
– И как это «сказать, что надо, сидя на лодке»? Говорить-то ты что ли будешь? То есть, ты на свою жопу всё это готов взять? И не боишься?
– Ну, как не боюсь? Немного есть, конечно. Но, вот так, вот, мы вечно будем без денег сидеть! Нельзя же так! Нас дрючат, нам не платят денег, гоняют в море, а мы как бараны? «Народ ликует», что ли?
– Ну, ты смотри! Не платят-то, конечно, не платят, но…. Карьера там, звания всякие, всё это по п…е пойдёт! Ты – в курсе?
– В курсе, Витя, в курсе! Не могу я больше так…. Я что, раб, что ли? Не могу я больше за бурду, которую на камбузе делают, как собачка на службу бегать! Получается, что я крепостной, какой-то? Вот, просто, взять и уйти…. Я ж не могу! А я ж, наверно, всё-таки, свободный человек?
– Ну, может, и раб! Свободой-то у нас тут, конечно, не пахнет! Но, смотри, могут и уголовное дело завести! Измену какую-нибудь пришьют и…. «Таганка, все ночи полные огня»! Здесь же, даже, не уголовщина, а измена…. ФСБ разбираться будет!
– Может быть! Конечно, подумать надо. Продумать всё! Чтобы изменой и не «пахло»! А, всё-таки, ты-то меня поддержишь?
– Ну-у-у-у, я не знаю, Иваныч! Надо подумать! Ты это как-то неожиданно предложил! Надо подумать!
– Я, чего-то, Витя, не совсем понял! О чём ты хочешь подумать? Тебя это не з…ло ещё? Ссышь, что ли?
– Да, нет, Иваныч! Чего мне бояться? Но подумать надо!
– Ладно, Витя! В общем, ты мою мыслишку слышал! Я предложил, ты отказался! Всё понятно! Забыли….
– Да, нет, Иваныч! Что значит – отказался? Я же не отказывался! Просто, я говорю, подумать надо!
– Хорошо, Витя, думай! На «всё про всё» у тебя часов пять-шесть…. Дальше, смотри сам! Я помощника вызову, а сам пойду, поужинаю.
Помощником дежурного заступил прекрасный молодой офицер, лейтенант-штурманец Саня Ребров. Его можно было представить кому-нибудь или охарактеризовать, как просто красивого человека во всех смыслах! Причём, он был недурён собой внешне и характер он имел спокойный, уравновешенный, дружелюбный! Зачётные листы он сдавал быстро, вопросы все изучал въедливо и досконально, «работая» по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Чем-то он был похож на меня образца восемьдесят восьмого года….
– Саш, слушай, я спущусь, поужинаю, потом буду в каюте. Учения – по плану, я буду! Ты, пока, с ВИМом определись, что у нас в ремонте? Есть ли на что-нибудь ограничения по использованию…. Хорошо?
– Хорошо, Александр Иваныч! Понял!
– Ну, по ограничениям потом доложишь! Я – на камбуз. Что там, кстати, на ужин?
– На ужин, Александр Иваныч, суп рыбный, в котором плавают редкие картошины с кусочками рыбы. И перловая каша с мясом. Ещё – компот.
– Сдаётся мне, дерьмо полное! Правильно?
– Так точно, Александр Иваныч…. Воняет страшно!
– Что воняет, уже чувствую! Запашок-то такой…. Соответствующий! Ладно, пойду дерьмеца отведаю! А ты, Витя, подумай, конечно! «Мы не рабы – рабы не мы»!
Ужин, конечно, полностью соответствовал запаху и описанию Саши.
На столе стояли два бачка. Один с рыбным супом, или с супом, похожим на рыбный. Второй, соответственно, с перловкой и крупными кусками мяса. Причём, на вахту из одиннадцати человек в бачке лежало четыре куска мяса и три куска жира. Четыре куска, – естественно, мяса, – были уже съедены! Жир пока не тронул никто….
Компот был налит в большую алюминиевую миску с болтающимся в ней половником. Каждый желающий мог зачерпнуть и налить себе в кружку.
– Иваныч, на второе тебе – мясо! – Михалыч, хороший человек, старшина команды гидроакустиков и, между прочим, мой подчинённый, сейчас занимался ужином.
– Спасибо, Анатолий Михалыч! Спасибо! Мне мясо что…. Как дежурному, что ли? А жир-то кому?
– Ну, жир, не знаю! Кому уж достанется! А, мясо – это, как уважение….
– Спасибо, конечно! А, например, матрос Кононов позже всех сменится, ему, значит, жир? Так что ли? Я тут немного не согласен! Знаешь…. Давай так сделаем – раздели эти четыре куска мяса и три куска жира на всех поровну, кто ещё не ел. Поровну! Сможешь?
– Да, смогу, Иваныч!
– Мы ж, не скоты, какие-нибудь! Ну, и вот! А, те, кто уже съел мясо, тот, значит, съел! Ничего не поделаешь!
– Ну, Иваныч, правильно! Разделю, конечно! Народ оценит, Иваныч!
– Да, ладно, «оценит»…. Если б я ещё смог людям зарплату выдать…. Вот, тогда, да! А мясо с жиром, это так…. Ерунда всё!
– Всё понял, Иваныч! Сделаем!
Есть ужин, в нормальном понимании этого слова, было нельзя! Можно было только «поклевать» суп и «поковырять» вилкой мясо из каши. Тем более, что остывшая перловка аппетита никогда не прибавляет, поэтому, совершенно естественно, всегда остаётся для чаек!
Хлеб, вот…. Пару кусочков, конечно, возьму – чаю попить в каюте.

 

Роба – друг!


Перекур после ужина проходил в каком-то минорном настроении! На конце пирса собралось человек семь вахты. Редкие слова и реплики были невесёлыми или, даже, можно сказать, настороженными. В основном – безнадёжно-понурое молчание…. Молчание о деньгах!
А ужин….
Бр-р-р! Фу, гадость, какая…. Разве можно так над продуктами издеваться!
Да уж, ужин радости не добавил!
– О-о-о-о! Какие люди и без охраны! Роберт, привет! Это ж, сколько я тебя не видел? Два дня целых! – Роберт Фетисов, а для друзей, просто, роба – человек! Человечище!
Роберт заступил дежурным по ГЭУ, нашей главной энергетической установке. Дежурные по ГЭУ, также, как и ВИМы на развод не ходили.
Роберт был на четыре года меня младше и являлся моим хорошим знакомым…. И, даже, другом! Секретов между нами не было. Любой вопрос мы обсуждали предельно откровенно! Что называется, «без дураков».
По характеру Роберт был отчаянным парнем! Про таких в народе говорят «бедовый». Наверно, действительно, – бедовый. Только беды он никому никакой не приносил. Скорее всего, беду он приносил только себе….
Наверно, среди ста человек найдётся один, способный на поступок!
Даже, так – ПОСТУПОК! С большой буквы!
Остальные девяносто девять – не способны!
И, даже, на поступок с маленькой буквы – не способны!
Очень немногие восхищаются и восторгаются! Основная же масса завидует! Завидуют, что не они! Что ума не хватило! Или смелости! Они, даже, не только не способны на поступок. Многие ещё и вредят исподтишка…. От зависти, от страха!
Роба мог совершить поступок! Он был одним из ста! Он был избранным! Избранным судьбой для чего-то….
В обычной рутине он жить не мог. Это было серо и не интересно!
После вопроса – «как дела?», Роба обычно вяло-безнадёжно взмахивал рукой и кривился, мол, – «Войны нет! Подвигов нет! Да и вообще…. О чём говорить?»
– Привет, Иваныч! Охраны, пока, нет! Это точно! Ну, как у тебя дела?
– Да, «как сажа бела»! Чего спрашиваешь? Сам знаешь! Денег нет – жизнь не в радость! А так – граница, что называется, «на замке»!
– Да, Иваныч! Денег-то точно…. Чего дальше-то будет?
– Дальше? А, дальше, если мы такие бараны, как о нас думают начальники, то денег не будет никогда! Согласен?
– Да, согласен-то согласен! А что делать-то? Ну, не бараны мы, и что?
– Что? Хотел, вот, с тобой как раз поговорить! Есть тут одна идейка – я думаю, тебе понравится!
– А ну ка, Иваныч, излагай! – Роберт подошёл ближе и заинтересованно на меня посмотрел.
Я предложил Роберту отойти немного в сторону от скучно-курящей группы моряков с нашей вахты.
– Вот смотри – чтобы нас кто-то услышал, надо об этом просто сказать! Правильно?
– Правильно! И что?
– А то! Начальники наши нас не слышат и, поэтому, денег пока х...й! А не слышат они нас, потому что никто им говорить об этом, даже, не пытался! Да, и слушать они нас не хотят! Правильно?
– Ну, вообще, правильно! И что ты предлагаешь?
– Подожди! Дай мысль развить! Значит, начальники нас не слышат, и слышать не хотят! Допустим, мы решили про деньги, всё-таки, сказать. Собираемся на кухне у тебя или у меня, разводим бутылочку шильца и я тебе…, или ты мне…. В общем, друг другу мы говорим, что деньги нужны! В этом случае начальники нас опять не услышат! Да! Да, на кухне народ и собирается поболтать, чтобы начальники ничего не слышали! А, вот, допустим, решили мы об этом прокричать у ДОФа! Тогда…. Тогда, они нас «за милую душу» могут и в психушку упечь! Это ж, только идиот будет на улице кричать что-нибудь! А моя идея такая! – я перевёл дух и закурил вторую сигарету, – Чтобы начальники нас услышали – мало того услышали, чтобы ещё и прислушались, – надо воспользоваться своим служебным положением! Всем, чем мы можем воспользоваться! У нас в активе атомная подводная лодка, подводным водоизмещением почти двенадцать тысяч тонн! Правильно?
– Правильно!
– Дальше, у нас есть штук двадцать торпед и ракет! Правильно?
– Правильно!
– Мы, в случае чего, можем запустить дизель и отойти от пирса?
– Можем, конечно! Это – «как два пальца…».
– Ну, а ввестись мы сможем, хотя бы теоретически?
– Да, и не теоретически…. Сможем, конечно!
– Вот! Теперь понимаешь?
– Не-а! Не понимаю!
– Ну, как не понимаешь! Это, вот, всё – и про дизель, и про ввод ГЭУ, и про торпеды…. Обо всём об этом начальники ДОЛЖНЫ подумать, когда мы им об этом негромким голосом скажем по телефону…. Только, телефон должен стоять на нашей лодке! И сейчас, вот, на выходных у нас самый удобный случай позвонить и сказать!
– Как это позвонить? Кому позвонить?
– Вот! – я затянулся в очередной раз и поднял вверх сигарету, – а теперь мы про подробности можем поговорить! Ты готов?
– Иваныч! Чего спрашиваешь? Конечно, готов! Всегда готов! – у Роберта, даже, глаза заблестели. Сигарету, которая давно погасла, он до сих пор сжимал пальцами, забыв её выбросить. Вот оно! Настоящее…. Настоящее дело!
– Держи сигаретку-то.
– А, – Роберт выбросил в воду то, что осталось от первой сигареты, – Давай, Иваныч, спасибо!
– Ну, так вот! Подробности такие! Завтра, часов в пятнадцать перед самой сменой с вахты, поднимаем трап на борт. Изображаем, то есть, что проход на лодку закрыт! Дальше, я звоню оперативному дежурному по флотилии и говорю…. Ну, например, говорю, что трап убран, и мы отказываемся меняться с вахты, пока нам не заплатят за последние пять месяцев! То есть, мы всё изображаем, начальство представляет самое страшное – работает дизель, лодка отходит от пирса, попутно вводится реактор, торпеды или ракеты готовятся к стрельбе…. Ну, и так далее. Понимаешь?
– Ну, уже что-то вырисовывается….
– Вот! Я звоню, начальство живо всё это себе представляет и быстро бежит за мешком с деньгами! И всё – «ключик у нас в кармане»!
– Ну, хорошо! Допустим, всё так и произойдёт…. Так ты что? Хочешь их пошантажировать, что ли?
– Да! Хочу! А что мы ещё можем сделать? Совершить акт самосожжения перед штабом флотилии? Я не готов! Как говорил Остап Бендер – «моя жизнь мне дорога, как память»! Выпить шила и походить по посёлку, покричать, что «дэнги давай»? Смешно! Психушкой попахивает! Что нам ещё остаётся? Только, слегка их пошантажировать….
– А если расстреляют?
– Кто расстреляет? У нас мораторий! В тюрьму, тоже, не посадят! Мы же ничего не нарушаем! От вахты не отказываемся, а, даже, наоборот! Предательства никакого! Мы же лодку не собираемся к американцам угонять! Всего и делов-то, что трап поднимем!
– Вообще-то, да! Всё разумно! Согласен. Слушай…. А-а-а, давай! – Роберт махнул рукой, решаясь, – Давай! Действительно, ничего тут такого нет! Попугаем немного. А может и, действительно, деньги дадут? А?
– Дадут, дадут! Куда денутся! Правда…. Разборки будут! И крайних назначат! Тут просто так не обойдётся! Кто-то должен на амбразуру лечь!
– А что сделают? И сколько крайних им надо будет?
– Что сделают-то? Могут, например, в звании понизить, могут в должности. Могут уволить по-плохому. Что-нибудь, вроде, «дискредитации высокого воинского звания»…. Без пенсии! Я думаю, что им достаточно будет одного человека! Это, если этим человеком будет дежурный по кораблю! Сейчас же, на выходных дежурный за всё отвечает! Без ведома дежурного ничего произойти не может! А, если он сам…. Того! То и крайний – он! Остальные – «выполняли приказания»!
– Ну, Иваныч…. А ты-то как сам? Тебя же понизят или уволят? Готов сам-то? Готов на свою жопу всё взять?
– Да, как тебе сказать? Думал я, конечно, долго! Знаю, что запихают меня в задницу, и никто вынимать потом не будет! Не могу я больше так! Терпение уже…. За…ло всё! И, чем вот так вот, лучше вообще никак! Я, получается, как раб! Полностью везде и от всего зависим! Не могу больше…. Ты-то как? Ты-то готов?
– Иваныч, спрашиваешь! Конечно, готов! А чего тут такого, ты же на свою жопу всё берёшь!
– Беру, Роба! Ничью жопу я подставлять не собираюсь! Просто, хотя бы, моральная поддержка…. А?
– Иваныч, какой разговор? Конечно!
– Ну, всё, Роба! Тогда, делаем! Витю я уже ждать не буду, чего-то он долго думает!
– Это, какой Витя?
– Ну, какой…. Естественно, Чибисов наш! Он же ВИМом стоит! А, кто же ещё?
– Чибисов? Хм…. Да, ты, Иваныч, его не жди! Не скажет он тебе ничего! Сидит, небось, сейчас у себя в каюте и думает – «как бы не «вмазаться» в это дело?» Пошли ты его на х…. Чего-нибудь ему скажешь, так он тебя первый и сдаст ещё! Ты, смотри, осторожней с ним!
– Как «осторожней»? Он же офицер? Старший офицер? И что? Вот так вот, запросто, сдаст?
– Иваныч, да х… его знает! Может и не сдаст! «Левый» он какой-то товарищ! Лучше, от него подальше! Смотри….
– Хорошо, Роба, учту! Ну, что? Осталось с вахтой поговорить!
– Да! Давай! Как будешь?
– Ну, как? Сейчас учения по БЗЖ, так я, вот, перед учениями….
– O’key! Зови вахту, объявляй! Я тебя всегда поддержу!
– Спасибо, Роба! Спасибо!
В центральном посту сидели Саша Ребров и мичман Илья Скуридин, дежурный специалист по общекорабельным системам, то есть, говоря человеческим языком, дежурный трюмный. Саша пил чай и неторопливо изучал мнемосхемы на пульте общекорабельных систем «Молибден», иногда консультируясь со Скуридиным
Вот оно! Наше «слабое звено»! Саша-то! А, ведь, Саша – лейтенант! И лейтенанту в самом начале службы участвовать в таком «мероприятии»…. Не очень! Я, ведь, могу ему всю карьеру обгадить! Как же быть-то? Куда его? Надо подумать….
– Саш, давай – «учебно-аварийная тревога, пожар в третьем, горит щит шестьдесят четыре», потом давай в третий, – я снял пилотку и канадку, положив их на командирское кресло. Ладно, сейчас, на первой тревоге народ побегает, а после, на разборе…. После первой тревоги….
– Есть! Александр Иваныч! – три длинных звонка и множество коротких….
Всё, как «по нотам» – как положено и когда положено всё закрывается, останавливается, герметизируется, докладывается и условно тушится.
Какой-то, прямо, праздник по борьбе за живучесть!
Условно потушили – «погибших» нет, «раненых» нет!
Пока, отбой учебно-аварийной тревоги….
– Личному составу вахты прибыть в центральный пост, на разбор!
Вахта, в основном, старшие мичмана. Матросов всего двое! И матросы тоже – «слабое звено»! Мичмана…. Хорошо, что в основном старшие мичмана! Уже все звёздочки на погоны получены! Карьера…. Да, какая, к чёрту, карьера у мичмана?
– Ну, что? Саша, давай, говори, какие замечания? Что там в третьем!
– Отрабатывалась вводная по учебно-аварийной тревоге «пожар в третьем отсеке»! К очагу пожара все прибыли вовремя. Действия личного состава грамотные, цель достигнута, учебный пожар потушен! Замечаний нет!
– Точно, нет?
– Так точно! Нет! Ну…. Единственное, старший мичман Бирюков не стал разматывать катушку ВПЛ. Ну, ещё медленно включались в ИДАшки! Всё!
– Да…. Саша! Лейтенант, Ребров! Это уже интересно! Как долго включались в ИДАшки?
– Ну…. Минуту, где-то…. Может, чуть-чуть больше.
– А ВПЛ почему не разматывали?
– Ну…. Тревога же учебная. Вот, и решили….
– Так! Хорошо! Сейчас, значит, все в отсеки, приводить всё в исходное…. А, лейтенант Ребров остаётся в центральном! Всё! Все «по норам»! Когда будем продолжать, я всех вызову!
– Саша, …твою мать, – когда в центральном посту мы остались одни, я уже мог поговорить нормальным языком, – во-первых, человека…. Просто, человека от жизни и смерти отделяют не минуты! И, даже, не одна минута! И не десятки секунд! А, всего лишь, секунды! Понимаешь? Иногда доли секунд! Не успеете вовремя включиться в ИДАшки – считайте, что тот, кто не успел, перейдёт в иное, так сказать, измерение! Понятно?
– Но….
– Саша, б…ть, без всяких «но»! Трупом он станет! Понял? Анекдот помнишь по ёжика?
– Нет! А какой анекдот, Александр Иваныч?
– Ну, какой- какой? Простой – «жил-был ёжик, забыл, как дышать и умер»! Вот, и весь анекдот! Трупом он станет, потому что дышать не сможет! Понял? Сейчас на учениях, конечно, ничего не будет! Но, для того, чтобы трупов не было, надо учиться сейчас! Понятно?
– Понятно….
– До автоматизма всё отработать надо! Иначе, п…ц всем! Дальше! Почему Бирюков катушку ВПЛ решил не разматывать? Они что, ох…ли все в атаке, что ли? Оборзели в конец? Ты что, потребовать не можешь? Наорать на него, в конце-то концов! Ты же офицер! А он – мичман! Пусть и старший! Будет п…ть что-нибудь, скажи мне! Я ему объясню, «как Родину любить»! На учениях надо выполнять всё, как в реальности! Это обязательно! Иначе, ведь, сдохнете все, когда настоящий «жареный петух клюнет»! Один в ИДАшку не включился, другой ВПЛ не размотал…. А мне что потом в тюрьму из-за вас? Короче, я в вахтенный журнал ничего такого писать, конечно, не буду, но ты смотри! Здесь не санаторий, Саша, понятно? А боевая подводная лодка!
– Александр Иваныч, понятно! Вы извините….
– Слушай, Саш, на х… мне твои извинения? Ты, лучше, перед мамой своей заранее извинись, письмо напиши и мне дай – «прощай дорогая мама, потому что я был мудаком и РБЖ не учил»!
– Понял, Александр Иваныч! Я исправлюсь! Я так больше не буду!
– «Больше не буду»…. П…ц какой-то, детский сад, в самом деле! Ладно, зови всех в центральный для отработки по борьбе за живучесть!
– Есть, Александр Иваныч! – и по громкоговорящей связи, – Личному составу вахты прибыть в центральный пост для отработки по борьбе за живучесть!

 

«Лебединая песня».


Минут через пять, когда все собрались, я начал свою «лебединую песню»:
– Ну, народ, рассаживайтесь поудобнее, надо мне кое что вам сказать. Значит, что я хочу вам сказать? С деньгами, сами знаете – полный п…ц! Я так понимаю, что денег нет, и не будет! И когда будут, х… его знает!
– Да, уж….
– За…ли уже, сколько можно!
Реакция оказалась ожидаемой и чрезвычайно бурной. Заговорили сразу все. Это было общей болью, и общей проблемой. Я никогда не думал, что всего десять человек могут стать источником такого шума….
Деньги, всё-таки!
– Подождите, – я поднял руку, чтобы как-то утихомирить народ, – я, примерно, знаю, как сделать так, чтобы деньги нам дали. Ну, хотя бы часть!
– Иваныч, как?
– А это вообще возможно?
– Вообще, думаю, возможно, но…, – я немного помедлил, выбирая нужное слово, – надо осторожно!
– А что надо делать?
– Ты только скажи! А мы… осторожно!
– Ну, «осторожно» – это шутка. Так, к слову…. Нужно, чтобы вы меня немного поддержали! Хотя бы морально!
– Иваныч! Ну, не томи! Говори!
– Поддержим, конечно!
– Поддержите? Что ж…. Значит, так! Завтра, примерно, в пятнадцать часов мы поднимаем на борт сходню, и я звоню оперативному дежурному по флотилии, что мы всей вахтой отказываемся меняться, пока нам не выплатят всю зарплату за пять месяцев…. Ну, сколько задолжали! А дальше…. Ждём! Зарплату, – даже, может, и не всю, – нам должны дать! Вот, собственно, и всё!
– Хм…. Толково!
– А, не боишься?
– Иваныч, а почему в пятнадцать? Может, сейчас трап поднимем?
– Нет, парни! Сейчас ничего делать не будем! Время не пришло! Видите ли…. Как только мы кому-нибудь позвоним, тем более, оперативному дежурному по флотилии со своими, такими вот, требованиями…. Как только, кто-то из начальников что-то такое узнает, нас тут же захотят сменить! Всех вместе! Всю вахту! От греха подальше! А, ведь, сейчас выходные! У людей какие-то свои планы! И вы представляете, КАК будут искать нам замену? И представляете, ЧТО о нас будут говорить в экипаже? К тому же, и дежурных у нас только три – начхим, штурман и я…. Сами понимаете! Штурман только сегодня сменился, а Андрюхи сейчас точно нет в посёлке! Я-то знаю! В Паратуньке он, в бассейне откисает! Нет! Мы спокойно, по плану…. Завтра, перед сменой с вахты, часа за полтора перед разводом. Всё-равно, ведь, нас захотят сменить, так пусть меняют на заступающую вахту! Как раз, час будут думать, минут десять доводить решение до наших командиров-начальников, а тут, как раз, и вахта заступающая…. Им ещё, может быть, и повезёт – от развода освободят! А…. Где, кстати, ВИМ? Чибисов где?
– Да, в каюте он…. Чай, наверно, пьёт!
– Чай? Ну…. Пусть пьёт, – я вспомнил предупреждение Роберта: сдаст, не сдаст? – Да, кстати, отдельно обращаю внимание! Вернее, сначала хочу узнать, в тюрьму кто-нибудь хочет?
– Нет, Иваныч, чего спрашиваешь? Кто ж хочет?
– Отлично! Раз никто не хочет, то обращаю ваше отдельное внимание! Самое главное – это оружие! Так получается, что мы как-будто на некоторое время захватываем корабль! То есть, в наши руки попадает оружие! Много оружия! Это и автоматы верхней вахты, мой пистолет, торпеды и ракеты в первом отсеке, да и сама лодка! Она, тоже, в некоторых обстоятельствах, может быть оружием! Так вот, обращаю ваше внимание, ни один автомат, ни один пистолет или, даже, рогатка…. Ничто не должно быть использовано по прямому назначению, то есть для стрельбы по людям! Никаких раненых или убитых! А верхним…. Михалыч, ты стоишь с четырнадцати?
– Я, Иваныч! Так точно!
– Ну, так вот, только для верхних! Оружие применять строго в соответствии с уставом гарнизонной и караульной службы! Понятно?
– Понятно!
– Ещё для верхних! Если есть возможность не стрелять, значит, не стрелять! Категорически! Дальше, первый отсек…. Ну, ладно, с первым всё ясно! Роберт, – я нашёл глазами Роберта и продолжил, – пульт закрыть на замок, ключ от замка принести мне, и никаких вводов-выводов! Мы сыграем спектакль…. Почти, по-настоящему! Наши главковерхи по одному моему завтрашнему звонку должны представить себе ужасную картину: лодка с вооружённой до зубов вахтой отходит от пирса, реактор вводится, торпеды-ракеты готовятся к стрельбе, люди, – то есть, вы, – доведены отсутствием денег до предела…. Вот, если мы такой спектакль завтра устроим, то деньги будут! Но…, – я обвёл взглядом вахту, – Ещё раз «но»! Всё – строго по уставу, особенно оружие! Никаких эксцессов! Никаких незапланированных нервных срывов! Начальникам не грубить и не хамить! Всё – строго по уставу! Понятно?
– Да, Иваныч! Понятней некуда!
– Так! Ну, что, парни, а сейчас – продолжаем! Учебно-аварийная тревога, поступление воды в шестой отсек через фильтр шестой холодилки! Поехали!
Вахта – молодцы!
Забегали…. Даже, как-то, весело забегали!
Как будто на какой-нибудь проверке, в присутствии командира лодки или командира дивизии! Добросовестная беготня по отсекам, безукоризненные доклады, фактическое выполнение всех мероприятий…. Очень быстро и слаженно! На подъёме!
Просто, праздник, какой-то!
– Оружие и технические средства – в исходное положение!
После разбора учений, я поднялся на пирс, покурить!
Верхний вахтенный, очевидно, был уже в курсе моего революционного выступления. По крайней мере, когда я шёл по трапу с надстройки на пирс, он смотрел на меня, как-то, не так….
Верхний на дежурного так не смотрит!
Неотрывно!
С уважением!
Ещё, наверно, чуть-чуть, и прозвучала бы команда «смирно»…. Как командиру!
Приятно, конечно!
Но и ответственно!
Сказал «а», надо говорить «б»!
А смогу ли я?
А в последний момент смелости у меня хватит?
«Слабинки» не дам?

 

Всё будет завтра….


Курили весело!
Можно, даже, сказать – «на подъёме»! «С огоньком»!
И металлический привкус во рту прошёл!
Ну, не было его, и всё тут! Не появлялся!
Деньги!
И про деньги…. Про эту скотскую проблему, я уже думал как-то легко! Без страданий и обречённости! Я уже чувствовал, знал, что какие-то деньги, хоть чуть-чуть, нам дадут всё-равно!
И появилось ещё ощущение…. Даже, может, сначала, не вполне ясное и чёткое!
Ощущение, что я, уже решив что-то сделать, стал свободным….
Или, даже, нет! Не свободным! Свободным-то я был и так! Я считал…, чувствовал себя внутренне свободным! У меня была физиологическая потребность быть свободным. Но, вот, зависимость….
Моя внутренняя свобода мучилась, билась в истерике, требовала….
Требовала независимости!
И, даже, независимости не от командиров и начальников! Я вполне осознанно подчинялся, например, командиру лодки, старпому или командиру дивизии…. И никаких мучений от этого не испытывал! Это было нужно для дела!
Нет!
Меня, буквально, выводила из себя зависимость от этих скотских обстоятельств, в которых я вынужден был жить!
Зависимость от того, что сыр, колбаса и масло – это дорого!
Зависимость от того, что у меня дешёвый и не очень качественный крем для ботинок!
Зависимость от того, что мне приходится экономить на мыле и зубной пасте!
Зависимость от того, что я сейчас курю папиросы «Беломорканал», а не «офицерские» сигареты «Bond Street»! «Беломор», тоже, конечно, курево. Но….
Зависимость от того, что вечером просто нечего делать. И причиной этому «нечего делать», отчасти, были тоже деньги! И кроме как, выпить шильца после работы – так…, не много, по какому-нибудь поводу, с друзьями… – ничего придумать было нельзя!
И получается….
Я, даже, на минуту остановился. Интересный вывод напрашивается.
Получается, что деньги могут дать независимость?
Получается, что деньги могут наполнить жизнь смыслом, интересным содержанием…. Даже, придать жизни какую-то красоту? И, получается, что свободному человеку деньги необходимы для независимости?
Что ж, это, наверно, правильно!
Но….
Но, тогда получается, что свободный человек начинает зависеть от источника получения денег?
Фу….
Ладно, надоела мне вся эта философия! Потом, как-нибудь, додумаю!
Сейчас, с десяти до двух ночи Саше – спать. Я «стою» в центральном до двух, затем, сплю до шести, и… начнётся новый, очень важный день!
Вода медленно, тихо – десять сантиметров вверх, десять сантиметров вниз – скользила по резиновому корпусу, оставляя мокрый след. Чайки, всё также, дрались за куски гнили на тыловой помойке. В вечерней тишине их крики были какими-то особенно громкими и отчётливыми. Солнце садилось за сопки и подсвечивало нижний край редких облаков красным цветом. Дневные звуки сменились тишиной. И было не понятно – тишиной ожидания или тишиной покоя…. Ожидания чего-то…, какого-то события или покоя. И покоя уже до наступления утра.
А завтра….
Завтра – очень важный день!
И как-то оно всё завтра повернётся?
Вспомнилось из «Бриллиантовой руки»: «Может быть, меня наградят… посмертно!» и чтобы со слезой….
Хм…. Смешно всё! «Судьба играет человеком, а человек играет… на трубе»!
Вообще-то мне прекрасно было понятно, что я не являлся каким-то инициатором или «застрельщиком» завтрашнего…. Ну, то есть, того, что задумано сделать завтра. Этого, может, подсознательно, и хотели все! Но, так получилось, что именно я просто оказался «в нужное время, в нужном месте». И, просто, именно я оказался выразителем какой-то не высказанной коллективной идеи! Почувствовал её, что ли? И, просто, именно я стал лидером нашего маленького коллектива в размере вахты! И лидером конкретно для совершения вот этого завтрашнего действия!
И после действия, хорошо оно закончится или нет, я уже не буду ни лидером, ни выразителем….
Я, наверняка, буду «огребать по полной схеме»! Буду «нести заслуженное наказание»!
И ловить молчаливые взгляды!
На меня будут смотреть, как на тяжелобольного! И жалеть….
И уже никто с размаху и крепко не сожмёт мою руку, а, напротив, осторожно, мягкой сочувствующей ладонью….
И уже….
Что, «уже»?
А – всё!
Море, подводные лодки, автономки, давно спланированные внезапные тревоги, всплытия и погружения… уйдут из моей жизни вместе с вероятным понижением в должности, а, может, даже, в звании, и последующим увольнением.
И запах подводной лодки, как запах любимой женщины уже никогда не будет меня волновать….
И я уже никогда не буду ждать новых должностей и званий! И последнее моё звание – капитан третьего ранга, станет, действительно, последним….
И, вероятно, уже очень скоро я сдам дела по должности, сдам квартиру, «поставлю отходную» друзьям и уеду к родителям в Питер….
И уже никогда….
В том-то и дело – НИКОГДА!
А, всё-таки….
Всё-таки, мне было хорошо здесь!
Хорошо и спокойно с моей любимой… чёрно-пузатой подводной лодкой!
Хорошо и спокойно заниматься настоящей мужской работой!
А уже – НИКОГДА!
Уже – ВСЁ!
Эта трудная, беспокойная, опасная, но такая, всё-таки, счастливая жизнь завтра должна закончиться….
И начнётся….
Что начнётся?
Да, х… его знает! Начнётся ли что-нибудь?
И «что мы имеем»?
А «что имеем», то всё потеряем!
Не будет НИЧЕГО!
Всё, что сейчас «имеем», будет потеряно! Всё, что есть сейчас, будет отдано в обмен на независимость! Независимость от кого? И от чего?
Ведь, не будет ни работы, ни денег, ни жилья….
Всё надо будет начинать «с чистого листа»!
И, получается, что я, всё-равно, буду зависеть от источника получения денег? Буду зависеть от будущего источника….
Тьфу, ты! Опять философия!
А завтра….
А завтра – будь, что будет!
И что-нибудь, всё-равно, будет! Ведь, не расстреляют же….
А, всё-таки прошло…. Куда-то делось гадостное, душно-липкое ощущение сплошной непрошибаемой безнадёги! Невозможности жить дальше вот так вот, в режиме бессловесной «скотинки»….
И дышится по-другому!

 

Ночь перед….


В центральном я нашёл только Сашу Реброва, который сидел в кресле вахтенного офицера и кивал носом в вахтенный журнал, раскрытый на развороте с надписью «Тридцать первое августа». Саша героически боролся со сном. По нормальной лейтенантской традиции, он выкраивал время для изучения лодки, её систем и устройств всеми возможными способами. В том числе, и за счёт сна. По этой причине, главное качество молодого моряка – способность засыпать всегда, везде и в любой позе – была для Саши давно освоена и принята на вооружение, как единственная защита от постоянного недосыпа!
Вахтенного центрального поста нигде не было видно – вероятно, Саша его отпустил спать, а новый вахтенный пока не пришёл.
Сашу я уважал! Настоящий лейтенант! Даже, можно сказать, хороший лейтенант! Его маниакальная тяга к знаниям, упорство в сдаче зачётов, доводимое, порой, до самоотвержения. Его толковость и исполнительность…. Всё это было чрезвычайно похвально! Оставалось, как говорится, только «снять шляпу»! А, кроме того, он, просто, был хорошим, компанейским парнем!
Чтобы поделикатнее разбудить Сашу, я просто тронул его за плечо:
– Давай, Саш, спать! Жду тебя в два….
Быстро подняв голову, сохраняя остатки сна и только чуть-чуть приоткрыв один глаз, он просто молча кивнул и начал спускаться по наклонному трапу, ведущему на вторую палубу, к каютам.
А у меня впереди целых четыре часа! Пол ночи! Хорошее время – никого нет, никто не мешает и не отвлекает разговорами! Нужно только обязательно осмотреть отсеки и хорошо бы, конечно, заполнить все журналы, которые должен вести дежурный по кораблю.
А вот и Андрюха Воробьёв! Мичман Андрюха Воробьёв, вахтенный центрального поста.
– Иваныч, схожу покурить? – Андрюха разминал в пальцах «беломорину» и искал в своих карманах спички.
– Да, да, Андрюха! Я попишу пока! – и я пододвинул к себе «Вахтенный журнал».
Да, уж….
Это у меня всегда так – «нахожу на ж… приключения»! Это я умею! А, вообще-то, сказал «А», говори «Б»! На самом-то деле, неужели я два часа назад воздух в центральном просто так сотрясал? Народ-то уже надеется. Поверили! Я уже взял ответственность за всё, что будет сделано, на себя! И это «всё» должно быть сделано! Я это сделаю! И взять ответственность за «всё» я не боюсь! Честное слово, не боюсь! В принципе, я же буду «биться» за себя! За свою независимость! Просто, вахта мне поможет, хотя бы, морально! Поддержат!
Да, всё правильно получается, «биться» буду за себя и «огребать…» буду только я!
А Витя Чибисов?
ВИМ, всё-таки!
Х… его знает! Делся куда-то! Не видно его и не слышно! Действительно, «левый» он какой-то…. Вообще-то, надо с ним поговорить! Да и ненормально это, ВИМ где-то, как будто прячется! Мне же, всё-таки, и по службе надо с ним поговорить!
– Вахтенному инженер-механику прибыть в центральный пост! – это я по трансляции. Негоже, всё-таки, ВИМу от дежурного прятаться.
– Да, Иваныч! Чего шумишь? – Витина голова появилась на уровне палубы, и потому, голос раздался снизу. Витя стоял на второй или третьей ступеньке наклонного трапа в центральный пост и говорил, выглядывая из-под ящика со вторым комплектом ключей.
– Да, собственно, ничего! А, как дела?
– Да, ничего, так…. А, что?
– Это хорошо, что «ничего»! А, вообще?
– Что «вообще»?
– Ну, вообще…. Как здоровье? Может, беспокоит что-нибудь? Как настроение?
– Да, всё нормально, Иваныч! Ты это чего выспрашиваешь-то?
– Да, ничего не выспрашиваю! Это хорошо, что всё хорошо! Хотел поговорить с тобой как механик с механиком! – это я, конечно, в шутку сказал. Механик из меня был как из слесаря балерина!
– Ну, Иваныч, говори! «Как механик с механиком», я готов! Так о чём хотел спросить?
– Спросить-то? Во-первых, какие у нас ограничения по использованию технических средств? Где какие работы ведутся? Где ремонты, там, какие-нибудь? Разгерметизации, например, чего-нибудь? Ну, и вообще…. Что включать нельзя? И так далее….
– Ну, это просто! – было отчётливо видно, что Витя, уже предчувствуя исходящую от меня опасность, просто боится моих вопросов. А вдруг я спрошу чего-нибудь такое…. Он, даже, вздохнул с улыбкой и облегчением, – стоим у пирса, с берега принимаем постоянку и переменку, ЦГБ все продуты, всё закрыто, реактор на нуле, герметичность – сам проверял. Да…. Ещё для люксов. Если надо будет, то все – на четвёртую холодилку. Батарея заряжена вчера. Ну, что ещё? Никаких ремонтов нигде нет. Всё нормально!
– Ну, это хорошо, что «всё нормально»! Значит, всё – супер?
– Да, всё – супер!
– А, вот, часа два назад я тут говорил вахте…. Ты слышал чего-нибудь?
– Нет! Ничего не слышал! А что?
– Да, собственно, Вить, ничего. Ладно, давай до завтра. Завтра скажу! Это хорошо, что «всё хорошо»! Точно, хорошо! Ну, давай, до завтра!
– Давай! Пока! – и Витя с очень уж заметным облегчением исчез в люке.
Я открыл «Вахтенный журнал» на новой странице и приготовился написать крупно в центре дату нового дня….
Анекдот какой-то!
Как будто, время остановилось!
Последняя «получка» была пять месяцев назад, а мы как-то живём…. Непонятно как, но живём.
Всё непонятно как!
И еда непонятная. Но, всё-таки, какая-то еда….
И сигареты, которые уже давно не сигареты, а папиросы, но….
И, даже, мыло…. Самое дешёвое, «хозяйственное», но, всё-таки, мыло!
Действительно, время остановилось!
Я машинально вывел посередине страницы, крупно – «32 августа»!
Ах, б…ть! Сегодня же первое сентября!
Ладно, стирать-убирать ничего не буду!
Пусть всё идет так, как идёт….
Даже, как знак какой-то…. Время остановилось.
После заполнения различных журналов, осмотра отсеков с записью его результатов, я посмотрел на часы, висящие в центральном….
Час пятьдесят. Как раз, пора!
– Андрюха, ну что? Давай буди смену, нам-то уже спать пора….

 

32-е августа.


– Та-щщ…. Та-щщ…. – дверь в каюту открылась и матрос …, блин, забыл фамилию, тряс меня за плечо и шипел в самое ухо – Та-щщ! Саша прислал своего вахтенного центрального поста. Сам он, думаю, сейчас заполняет журнал.
– Та-щщ! – На флоте хорошее, официальное обращение «товарищ» давно переродилось в – «та-щщ»! Так короче. И ещё в этом есть какая-то разновидность фамильярности. Какая-то разновидность уважительной фамильярности. Вроде как, почтительное «товарищ», но звание не говорится…. Как будто, матрос спешит доложить и не успевает проговорить звание. Ругать не за что, и ничего с этим не поделаешь! По – быдляцки, конечно! По – хамски, даже! Но, зато очень коротко и понятно! А, представляете, если бы было «Ваше высокоблагородие»?
Проснулся я быстро – как будто и не спал. И бодрость, и предельная сосредоточенность! Ответственность, которая, буквально физически, навалилась вчера, всё-таки, позволила мне полностью выспаться. Я бы даже сказал – «сна ни в одном глазу»!
Быстро одевшись, умывшись, нацепив кобуру с пистолетом и взяв ПДУ, вышел из каюты и поднялся в центральный пост.
Лодка просыпалась….
Во втором, жилом отсеке, появились люди – заступающие на вахту и сменяющиеся с вахты. Саша Ребров открыл штурманскую рубку, взял чайник и пошёл на вторую палубу, в каюту, за водой. Заверещала сигнализация оружейного ящика – это я выдавал автомат заступающему верхнему вахтенному….
Поднявшись наверх, чтобы сменить верхних, я просто, на некоторое время, лишился способности объективно воспринимать события. От нахлынувшей свежести морского ветра, от встающего из-за сопок солнца, от привычных за многие годы запахов, которые сейчас, после пяти или шести часов, проведённых в прочном корпусе лодки, были какими-то особенно отчётливыми, резкими, вкусными…. От всего этого меня охватил какой-то безудержный восторг!
И чайки…. Крики чаек! Они, как и положено, сражались на помойке! Кричали, хаотично летали, дрались…. Но шум, который они создавали, уже не раздражал.
Ну вот, собственно, и всё! Морально вахта закончилась!
Все положенные учения отыграны, вся нужная документация заполнена, всё тёмное, самое напряжённое, время кончилось….
Светало….
Осталось всего-ничего! Позавтракать, пообедать; заступить, смениться и ….
Самое-то главное! Осталось сделать то, что было задумано и обговорено с вечера.
Может быть, я ждал этого с рождения, готовился к этому в детском саду, школе, военно-морском училище. Читал нужные книжки, смотрел хорошие фильмы!
Это, конечно, не «всего-ничего»!
Для меня это было что-то большое! Важное! По времени, наверно, это займёт минут пять-десять, а эмоционально…. Бог знает, сколько эмоционально! Пол-жизни, наверно!
Началось 32 августа!
Время уже не «текло» как-всегда! Время уже летело, бежало…. Уже началось состояние ожидания и какой-то, пусть даже, моральной, подготовки!
Появилось небольшое волнение, «мандраж», как говорится.
И никакого страха!
Я боялся лишь по какой-нибудь причине НЕ СДЕЛАТЬ то, что задумано.
А вдруг в последний момент что-нибудь помешает?
А вдруг в последний момент я не решусь? Испугаюсь?
Нет!
Я, как нормальный свободный человек, уже не могу испугаться или не решиться….
Я не могу НЕ СДЕЛАТЬ!
И мне уже никто и ничего не сможет помешать!
Я уже счастлив, мне уже легко и хорошо просто от того, что я для себя всё решил!

 

Захват.


«14.00. – отсеки осмотрены. Замечания:…» - просто запись в вахтенном журнале. Замечания-то.… Так…. Ерунда! На живучесть не влияют. Но я, как всегда, добросовестно осмотрев отсеки, пунктуально описал все замеченные недостатки – где-то пломба сорвана с аварийной захлопки, где-то валялся кусок ветоши, испачканный маслом, где-то стояла начатая банка с краской. Мелочь, а – непорядок!
Пообедали, посуда вымыта и убрана на камбуз….
– Приготовить отсеки к сдаче вахты! – всё должно быть чисто, всё должно лежать на своих местах. Прокручиваю в голове план, который я сейчас претворю в жизнь….
– Помощнику дежурного, матросам … приготовиться к сходу на берег! – как задумано, «молодых и перспективных» – в казарму!
Саша, вошёл в центральный с удивлённым лицом:
– Александр Иваныч, а что случилось-то? Почему – на берег? Вахта же ещё….
– Так надо, Саша! Надо! Берёшь сейчас матросов и go, go в казарму! Нечего тебе тут делать! Ты же слышал вчера? Мы решили…. Ну…, некоторое мероприятие провести. Ты в курсе?
– В курсе, Александр Иваныч! Но мы же тоже нужны…. Хотя бы, для количества! Мы же тоже можем….
– Нет! Не надо, Саша! Народа нам и так хватит! Не надо! Тебе ещё служить и служить! Карьеру делать! Не хочу тебя во всё это вплетать! Давай лучше иди на базу…. И матросов бери!
– Александр Иваныч! Ну, чего нам будет? Наказывать-то вас только будут!
– Нет, Саш! Всё-равно, иди! От греха подальше! Мало ли….
– Ну, так что? Мы собираемся, тогда?
– Да, да! Давайте, собирайтесь! Вам двадцать минут хватит?
– Хватит, Александр Иваныч! Мы сейчас! Мы быстро!
– Давайте….
Попрощались с помощником, как-всегда, – «пока-пока», – он повёл матросов в казарму.
– Верхний, доложить обстановку! – это я по связи…. Что там наверху?
– Горизонт чист! – да, с юмором у Михалыча всё в порядке, как-никак старшина команды гидроакустиков.
– Михалыч…, – я немного помедлил. Надо уже начинать, – Михалыч, слушай, на лодку никого чужих не пускай! Ну, кроме начальников! А лучше и на пирс тоже! Хотя…. Если кто пойдёт, докладывай сразу же! Да, Михалыч, ещё! Сейчас кто-нибудь вылезет. Ну, Серёга с Васей или ещё кто…. Трап на борт поднимите! Энерготрапы оставьте на месте, всё – как положено! А трап – на борт! И поперёк положите! Понял?
– Понял, Иваныч! Понял! Вы Васька-то вызовите тогда. И мы – быстренько!
– O’key, Михалыч!
Спустившись в центральный, я решительно, не оставляя сомнений никому, даже, себе, откинул крышку, закрывающую береговой телефон и взял трубку. Надо прямо сейчас позвонить оперативному:
– Дежурный по кораблю объекта Кривоноса капитан третьего ранга Оболенский! Докладываю! Корабельная вахта отказывается меняться! Мы остаёмся на вторые сутки…. И, может, на третьи, если потребуется! Пока нам не выдадут денежное довольствие с апреля по август!
– Это как это? Вы что, серьёзно? А, как ваша фамилия, ещё раз скажите, товарищ капитан третьего ранга? Говорите, я запишу, – это первая, очень быстрая реакция оперативного дежурного.
– Капитан третьего ранга Оболенский, командир боевой части семь объекта Кривоноса, – я опять представился…. Кстати, получилось неплохо! Чётко и уверенно!
– Я доложу командующему о том, что вы отказываетесь меняться! Это по причине денег? Я правильно понял? – ну, что ж, это его обязанность – «докладывать командующему»!
– Михалыч, слышишь меня, а? – верхнему по связи.
– Есть верхний, на месте!
– Михалыч! Опять напоминаю, оружие применять только по уставу! Никаких стрельб! Войну мы не начинали! Как начнём, скажу сразу!
– Всё понял, Иваныч!
И всего-то, двадцать минут – быстро!
Для смеха – «готовишься, готовишься всю жизнь, и раз…»!
Ну, теперь осталось только ждать….

 

Разбор «полётов».


И долго ждать не пришлось!
Вот, блин, оперативность! Как петух жареный в ж… клюнул, так подсуетились! Это они молодцы, конечно! Начальники наши…. Лучше б деньги так выдавали!
Минут через двадцать, после своего доклада оперативному дежурному, я поднялся на надстройку и с удовлетворением увидел Сашу Реброва и двух матросов, которые уже подходили к восьмому пирсу и скоро, миновав плац, выйдут из «Зоны строгого режима радиационной безопасности». К нашему, десятому быстро подъезжал УАЗик из штаба дивизии.
– Иваныч…, – начал, было, Михалыч. Вероятно, он думал, что я смотрю на бухту и УАЗика не вижу. Правда, обернувшись ко мне, он сочувственно замолчал.
Так мы и молчали эти двадцать-тридцать секунд, пока УАЗик с каким-то недовольно-осуждающим видом, миновав переходной мостик на пирс, подъезжал к лодке. Михалыч молчал сочувственно, я – уверенно!
«Мосты сожжены»! Дело сделано, теперь – будь, что будет!
И, ведь, по большому счёту, я был прав!
Я чувствовал, что прав! И эта правота прибавляла уверенности! Никакого страха или робости не было!
Вот, сейчас эта небольшая штабная машинка, по-военному раскрашенная в защитный цвет, остановится. У машинки откроются дверцы и из салона вылезут адмиралы, капитаны первых или вторых рангов…. И что? Что будет-то? Да, ничего! С вахты снимут – это уж точно! А дальше? А дальше, я доиграю свой спектакль, они – свой. Будут сказаны обязательные, положенные при этом, фразы! Сделаны положенные действия….
Первым из машины вылез наш командир, капитан первого ранга Кривонос Александр Владимирович. За ним, немного помедлив, начальник штаба флотилии Сидоренко Константин Семёнович.
Вероятно, все руководящие указания были даны им ещё в машине. Выбравшись на пирс, он неторопливо подошёл к его краю и стал смотреть на проходящий мимо буксир.
Командир не был толстым, но и худым его назвать было нельзя! Короче, солидный человек, капитан первого ранга, очень ловко, ввиду отсутствия нормального трапа, залез на надстройку подводной лодки по энерготрапу шириной около пятнадцати сантиметров!
Я молча ждал его на надстройке….
Конечно, как любой командир, в подразделении у которого начались подобные «беспорядки», наш командир был просто обязан, во-первых, устранить из эпицентра событий любое стрелковое оружие, во-вторых, заменить вахту, которая осмелилась на такой поступок, ну и, в-третьих, конечно, осмотреть отсеки. Всё это, разумеется, надо было делать, быстро! Это была его роль – роль командира лодки! Тут ничего «ни убавить, ни прибавить»!
– Сдать оружие! – ни раздражения, ни злобы у командира в голосе не было. Просто, он уже начал играть свою роль, я же продолжал играть свою….
Я просто отдал пистолет вместе с портупеей. Момент был не тот, чтобы требовать с него роспись в книге выдачи оружия. Да, на самом деле, и человек-то был не тот, чтобы ему не доверять. Я уважал его как хорошего человека – настоящего мужика, и как хорошего, мудрого командира!
В море, в разных, иногда опасных ситуациях мы понимали друг друга с полуслова, иногда, даже, с полувзгляда! Вот и сейчас…. Наши взгляды встретились, и, по крайней мере, я понял всё, что хотел сказать, но не сказал командир.
– Александр Иваныч, сейчас с развода придёт новая вахта…. Кто там, начхим, по-моему, заступает! Значит, вахту сдадите начхиму, и соберёте всех в центральном посту. Контр-адмирал Сидоренко хочет со всеми поговорить.
– Есть, товарищ командир!
– Так! А пока – все вниз!
– Есть!
Хорошо, что сменяющая нас корабельная вахта сейчас как раз должна быть уже на разводе – мой расчёт, по времени проведения «мероприятия», оказался верен.
В центальном вахта собралась минуты за три…. Быстро.
Почти все, кроме верхнего, который ещё не сменился. Девять человек собрались в кучку, напоминающую строй, за командирским столом. Я занял место на правом фланге. Перед столом, между перископами, командирским и зенитным, расставив широко ноги, стоял начальник штаба флотилии контр-адмирал Сидоренко. Командир вошёл последним и, протиснувшись за спиной Сидоренко, встал у ракетного пульта.
Сидоренко молчал….
Молчала, естественно, и вся вахта.
И уже, когда пауза слишком уж затянулась, Сидоренко начал, наконец, подняв глаза и обведя взглядом всех.
– Товарищи! Ну, и что вы сделали? Это что, коллективное выступление? – взгляд на меня, затем на каждого поочерёдно, – или дежурный сам решил… за всех? Как? А? Если дежурный сам…, то тогда все свободны, и будем разбираться с дежурным отдельно! А если вы – все вместе, то... наказан будет каждый! Понимаете? Каждый! А ведь это ещё выходит и групповое нарушение! Вы понимаете, чем это грозит? Это что, бунт?
– Товарищ контр-адмирал…, – я, как старший в строю, попробовал что-то ответить….
– Молчите, Оболенский! Я вас пока не спрашивал! Вы все, – он опять обвёл строй своими расширившимися от благородного гнева глазами, – вы хоть понимаете, что это бунт! Это вооружённый захват корабля! Это…. Хорошо ещё, что ЯБП на борту нет! Ну и что вы скажете? Кто-нибудь вообще хоть что-то может сказать?
– Я, товарищ контр-адмирал! Разрешите, я скажу? – Роберт-друг! Молодец! Настоящий мужик! Поддержал…, – Ну, во-первых, товарищ адмирал, вооружённого захвата никакого не было! И вы это сами прекрасно видите! Всё оружие на месте, лодка на месте…. Во-вторых….
– Фетисов, вы, конечно, ещё молодой офицер…. Видите ли, вооружённые захваты бывают, ведь, разные! Можно и не уносить оружие отсюда куда-нибудь в другое место! Можно просто, как вы это сделали, позвонить и сказать, что лодка захвачена….
– Но, товарищ контр-адмирал, никто же не говорил, что лодка захвачена! – и Роберт посмотрел сначала на меня, потом на Сидоренко. И, всё-таки, во-вторых…. Во-вторых, нам же надо как-то вообще жить! Без денег, ведь, никак не получается! И почему вы думаете, что мичмана и офицеры это такая скотина, которой деньги не нужны? А, вот вы…. Вы зарплату получаете? Можете сейчас всем ответить?
– Фетисов, причём здесь моя зарплата? Вы сами то…. Вот вы поддерживаете Оболенского? Вы вместе с ним?
Роберт посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на Сидоренко и очень чётко ответил:
– Конечно, товарищ адмирал! Мы здесь все поддерживаем Оболенского! Нам всем нужны деньги! Нужны, чтобы жить! И никто здесь лодку, как вы говорите, не «захватывал»!
– Ну, ладно, Фетисов! И что? Так, действительно, все считают! Ну…, – Сидоренко немного помолчал, наверно, не зная как реагировать на коллективное выступление, – хорошо! А ВИМ где? Кто у вас сегодня ВИМ?
– Чибисов, товарищ контр-адмирал! – я, всё-таки, смог вставить реплику.
– Оболенский, хорошо! В смысле, Оболенский…, – адмирал сердито посмотрел на меня и продолжил, – где Чибисов? Он же мог….
– Товарищ контр-адмирал! Три часа назад капитан третьего ранга Чибисов сказал, что ему срочно надо в ЭМС дивизии…, – это старший мичман Беркович спокойным уважительным тоном без тени фамильярности.
– В ЭМС, говорите? Три часа назад? А ну ка, спросите верхнего, уходил ли Чибисов на базу? Спросите, спросите….
– Верхний-центральному, Чибисов уходил? – Беркович по связи.
– Нет! Не уходил!
– Михалыч ты что ли? Михалыч точно не уходил?
– Петрович, ты за кого меня принимаешь? Говорю «не уходил», значит, не уходил!
– Михалыч, понял, спасибо, конец связи! – Беркович поднял лицо от «Лиственницы» и опять спокойным, ровным голосом, – товарищ контр-адмирал, Чибисов с лодки не выходил!
– Товарищ контр-адмирал…, – начал было докладывать Беркович.
– Да, Беркович, я всё слышал…. То есть, Чибисов где-то на лодке? Так я понимаю?
Никто из вахты никак не ответил на его вопрос.
Сосредоточенное молчание.
Молчали все….
Молчал Сидоренко….
– Ладно…. Фетисов, сходите ка, посмотрите, Чибисов в каюте или нет?
– Есть, товарищ…, – Роберт быстро подошёл к люку на вторую палубу и спустился к каюте Чибисова. От трапа её отделяло, примерно, полтора метра. Секунд через тридцать голова Роберта появилась в проёме люка.
– Товарищ, контр-адмирал! – Сидоренко опустил взгляд на пол и посмотрел на Роберта, – каюта Чибисова закрыта, на стук никто не отвечает.
– Так…. А где помощник дежурного? – Сидоренко опять обвёл глазами всю вахту, – Кто у вас помощник?
– Ребров, товарищ контр-адмирал, – я опять вклинился в разговор с ответом, – так как, сейчас выходной день, он пять минут назад, по моему приказу, повёл матросов на берег.
– Это, почему вы их всех отпустили? Причём здесь выходной? – я молчал. Придумывать какую-то «отмазку» не хотелось, а говорить правду…. Да, боже упаси, «правду»!
– В общем, Оболенский, чёрт знает что, у вас на вахте! Где народ – не понятно! Даже ВИМ пропал! И вы ещё матросов с помощником отпустили! Чёрт знает что! Бардак! И вы ещё лодку захватить пытались! Фетисов, объявите ка по кораблю: «Вахтенному инженер-механику прибыть в центральный пост»!
Роберт объявил и пару минут все стояли молча, ожидая появления Чибисова. Но чуда не произошло! Витя куда-то делся! И «делся» прямо на лодке! Чудеса…. Действительно, «левый» он какой-то! Думать, куда «делся» Витя не хотелось. Не до него сейчас!
– Товарищ контр-адмирал! На самом деле пропал только Чибисов, но, я думаю, он найдётся! Не тот человек, чтобы вот так вот…. А лодку захватить…. Если бы мы хотели захватить лодку…, – я приготовился уже, было развить тему, но Сидоренко махнул на меня рукой.
– Молчите Оболенский! С вами потом другие люди разбираться будут! И вообще….
– Товарищ контр-адмирал! – Роберт влез в разговор. Вероятно, он как-то хотел «прикрыть» меня, – а как это, по-вашему, можно без денег служить? Это что? Нормально, что ли? Как вы думаете? Вот вы, служили когда-нибудь без денег? А?
– Фетисов, вы…. Вы много говорите, Фетисов! Вы что, тоже зачинщик?
– А мы все здесь зачинщики, товарищ контр-адмирал! Все!
– Не надо за всех, Фетисов! С каждым будут потом отдельно разбираться! Ну, причём здесь деньги? Вы служите на атомной подводной лодке! На защите интересов страны! Страны! Понимаете? И что? Из-за какой-то зарплаты вы готовы Родину продать? Так, что ли? А, Фетисов?
– Товарищ, контр-адмирал…, – я опять решил вступить в разговор.
– Оболенский! Вы, наверно, не совсем понимаете? С вами-то разговор будет потом! И в другом месте! Потом, Оболенский! Вы поняли?
– Понял, товарищ контр-адмирал! Понял! Товарищ контр-адмирал, я хотел лишь сказать, что деньги, которые, по вашему мнению, «не причём», на самом деле нужны всем! И нужны они просто для жизни! Надо семьи кормить, детей….
– Для жизни, говорите…. Семьи, дети…. Ладно! Сейчас вами будет командовать командир, – при этих словах Александр Владимирович Кривонос сделал шаг вперёд и встал плечом к плечу с Сидоренко, – а вы, Оболенский готовьтесь! Считайте, что уголовное дело на вас уже заведено! Александр Владимирович, – Сидоренко повернулся к нашему командиру, – командуйте своим… броненосцем «Потёмкин», если что, я в штабе флотилии.
Сидоренко, ни с кем не прощаясь, вышел из центрального поста и полез по вертикальному трапу наверх.
– Так, господа-товарищи, или как вас теперь…. Устроили вы, конечно…, – Кривонос покачал своей большой головой и продолжил, – сейчас, значит, все на базу, в казарму! Там проведём собрание экипажа! Кто есть, конечно! А, кстати, где Чибисов? А? Оболенский, где Чибисов? Это же ваш ВИМ? Так? Так, где он?
– Не знаю, товарищ командир! Я его никуда не отпускал. Про ЭМС он мне ничего не говорил. Не знаю….
– Ладно, бог с ним, найдётся! Александр Иваныч, значит, всех – на базу, я подойду минут через сорок!
– Есть, товарищ командир!

 

Дело сделано.


Лето!
Вернее, конечно, первый день осени!
А, всё-равно, жарко….
Волшебные запахи приморского посёлка, буйство зелени, крики чаек и… огромное облегчение!
Всё, что задумано, сделано! До развязки осталось совсем немного! Теперь, только ждать!
Какая-то, прямо, глыба ответственности свалилась с плеч. Стало легко….
Пока шли до казармы, никто не говорил! Так…. Что называется, перекидывались ничего не значащими словами – говорить не хотелось.
А мне осталось просто доиграть свою роль. Та предельная сосредоточенность, которая не отпускала последние восемь-десять часов, понемногу уходила….
В казарме уже были извещены о «захвате» – здоровались и смотрели на нас как на тяжелобольных. Никто, кроме нашей вахты, не шутил и не смеялся. Да и, шутки и смех, исходящие от нас, были какими-то нервными, не очень радостными. Глаза – не смеялись….
Было такое впечатление, что члены экипажа, которые не входили в состав нашей вахты и оставались на берегу, переживали за нас, наше будущее, больше, чем мы сами! Нами гордились, нам завидовали…. И боялись за нас! И, примеряя на себя наш поступок, боялись ещё больше….

И уже за себя.
А металлический привкус во рту исчез….
Я, даже, пробовал его «вспомнить» – не получалось!
Да, деньги были нужны, конечно!
Просто, необходимы!
Но металлический привкус во рту исчез….
И в эфире, который я «спинным мозгом» чувствовал, та предельная заполненность мыслями о деньгах сменилась ярким, очень добрым, светом. Какой-то всеобъемлющей радостью….

«Вот и вся любовь»!

Минут через двадцать пять после нашего сдержанно-триумфального прибытия в казарму, вошёл командир лодки.
– Сменившейся вахте собраться в комнате отдыха! – прокричал бодрым голосом дежурный по части.
Собрались….
Наша неулыбчиво-настороженная человеческая масса, как единый организм, не проронив ни слова, вся – в ожидании!
– Ну, что, товарищи бунтовщики-революционеры? – командир немного улыбнулся и посмотрел в окно, – что теперь? Вот, лодку нашу начальник штаба флотилии уже окрестил «броненосец Потёмкин»! Да уж…. На броненосце я ещё не служил! Ваше «выступление» Сидоренко уже обозвал «захватом»! Что дальше? – командир опять улыбнулся.
Вахта сидела тихо.
– Вы, Оболенский Александр Иваныч, что? Выходит, вы – лейтенант Шмидт? Что ли? Или нет! Вы, наверно, капитан третьего ранга Саблин?
– Я, товарищ командир….
– Да, знаю, знаю! – Кривонос поднял руку, останавливая мою «правозащитную» речь, – знаю, что без денег уже «никак», что «за…ли в конец» знаю! Всё знаю! Спасибо хоть, что, в самом деле, ничего не захватывали! Что оружие всё на месте до последнего патрона! Спасибо! Ну, значит так! Поскольку, поступила команда всех наказать, то всем объявляю выговор! Все поняли?
– Так точно, товарищ командир! Понятно!
– Так…. А вы, Оболенский, что ж…. Готовьтесь! Служебная проверка в штабе дивизии – считайте, что уже началась! Это «раз»! Очень вероятно, завтра подключатся ещё ФСБ и прокуратура! Это «два»! Понятно? – и, не дожидаясь ответа, продолжил, – Что ж, пока, – командир сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, – все свободны! Это пока! А завтра, всё по плану – политзанятия в казарме! Ладно, всем – до свиданья!

 

«День в жизни».


«Вот и вся любовь»!
Я сделал ЭТО!
Смог сделать!
Не струсил!
Придя домой и раздевшись по пояс, я сначала долго мылся в ванной, фыркал и плескал воду на пол…. Холодная вода, почему-то, именно сейчас, доставляла мне какое-то, просто, первобытное наслаждение!
А «благая весть» о нашем «захвате» уже «пошла гулять» по посёлку! И, даже, не пошла…. Она разнеслась по посёлку с невиданной скоростью. Так могут распространяться только самые ожидаемые новости! О которых говорят и спорят! Новости, на которые надеются!
В дверь уже кто-то стучал….
На пороге стоял Серёга Сёмин, контрагент, занимающийся обслуживанием и ремонтом нашего радиолокационного комплекса. Был он гражданским человеком, ведущим инженером предприятия-изготовителя. По работе мы настолько часто с ним общались, что со временем стали друзьями. Серёга, в свои сорок шесть, казался мне уже стариком. Но стариком с авантюрной и бесшабашной натурой молодого человека.
– Слышал, слышал! Ну, вы, ребята, п…ц! Ну, вы даёте! Это чего ж, теперь? А? Лодку захватить! Ну, п..ц! Теперь, наверно, эти суки в штабах задумаются, как народ на службу гонять без денег! Да…. Такого ещё не было! Лодку захватить! Молодцы! – Серёга, как говорится, «веселился до безобразия». Он буквально хохотал, снимая ботинки.
– Серёга, стой! Что значит, «захватить»? Это тебе кто сказал?
– Да, кто-кто…. В посёлке все говорят: «в сорок пятой дивизии лодку захватили, зарплату требовали»! А уж, кто захватил, я уже по своим каналам узнал!
– Хм…. Интересно! Каналы какие-то….
– Да, что интересно-то! Каналы, есть каналы! – он лукаво улыбнулся, – А что? Ты лучше, давай, накрывай! Закусь-то есть какая-нибудь? А?
– Да, есть, конечно! Сам знаешь, рыба…. Ну, хлеба ещё немного….
– Да, гидроколбаса в кране, ха-ха-ха! Я, вот, тут, зашёл «лейтенанта Шмидта» утешить, а то вдруг человек горюет-тоскует, слёзы льёт? А? – Серёга уже доставал из кармана своей потрёпанной кожаной куртки пивную бутылку без этикетки, в которой угадывалось разведённое водой шило.
– Ну, давай, Сашок…. Где рыба-то твоя? Доставай! И хлеб тоже. А рюмочки-стопочки-стаканчики?
– Да, вон, на мойке! Как раз две и стоят чистенькие и свеженькие.
– Э-э-э-э…. Да ты, видать, бухал тут с кем-то недавно? Стопочки-то, того…. Только-только использованные!
– Ну…. Как тебе сказать? Понимаешь, может, и бухал! Но это вопрос такой же интимный как…. Ну, допустим, я же тебя не спрашиваю, с кем ты сегодня спал! Хотя, кровать у тебя всегда немножко не заправлена…. То есть, говоря твоим языком, только-только использована! Я бы, даже, сказал, кровать твоя всегда не заправлена…. И….
– Ну, ладно-ладно углубляться-то! Ну, бухал и бухал! Что теперь? Согласен, вопрос закрыли! Давай, по первой! – и Серёга, аккуратно наклонив бутылку разлил шило в стопки.
По первой «проскочило» на «ура»! Самый распространённый среди подводников тост: «Ну, давай», с аварийным втягиванием воздуха носом, с быстрым закусыванием рыбой и кусочком хлеба….
– Ух…. Хорошо пошла! – Серёга, даже, перестал улыбаться, закусывая рыбой.
– Да, уж! Шильцо-то ничего! Зачёт! Хорошо развёл! – шило, действительно, было разведено по всей науке! И сахарку, вероятно, ложечка есть, и уксуса, и ещё – бог знает что там, но что-то вкусное.
– Ну…. Поздно налитая вторая – навсегда упущенная первая! – Серега уже разливал по второй, а я покатился со смеху от этой, не известной мне ранее, поговорки.
– Ладно, рассказывай – как ты до жизни такой дошёл? Как тебе в голову такое взбрело – лодку захватить?
– Серёга, ну, чего тут говорить? – я ещё досмеивался, – сам знаешь, как мы до жизни такой «доходим»? «Лодку захватил» – это, конечно, сильно сказано! Так…. Попугал маненько!
– Да…. Вот и будет тебе теперь «маненько»! Так «маненько», что мало не покажется!
– А чего «мало не покажется»? Ссылать меня дальше Камчатки некуда, в тюрьму не посадят и уж, конечно, не расстреляют…. Вот разжаловать, конечно, могут. Ну, что ж, может и так. И что теперь? Самому из-за этого застрелиться что ли?
– Да уж, положение твоё – просто п…ц!
– А чего п…ц-то? Понимаешь…. Как бы тебе это объяснить?
– Слушай, может, давай, «пока не началось» по второй! А?
– Ну, давай! Мёртвого уболтаешь, чёрт языкастый! Давай! – опять, под «давай», опять под рыбку с хлебушком…. Красота!
– Ух…. Хорошо, Сашок! А? Хорошо же?
– Хорошо, Серёга! Хорошо прошло!
– Ну, «поздно налитая третья…».
– Серёга! Да, подожди ты! Не гони лошадей! – я, даже, протянул руку, закрывая рюмку, – вот я тебе попробую объяснить.
– Чего объяснить? Чего тут непонятного – наливай, да пей! Да и всё тут!
– Ну, подожди немного! Понимаешь, на самом деле-то…. Моё положение стало гораздо лучше, чем было! Ты это можешь понять?
– Ну, как тебе сказать, чтобы не обидеть? Если, честно…. То я не понимаю, как «лучше». Чем это тебе лучше стало? – Серёга перестал наклонять бутылку, чтобы налить по третьей…, – Ты что? О чем это ты?
– А – всё просто! Просто – я стал свободным! Понимаешь? Перестал зависеть от этой скотской жизни, в которую нас пытаются загнать наши начальники! Понимаешь? Ну не могу я так больше! Зае…ло всё! И когда я принял такое решение, ну, «лодку захватить», сразу как-то легче стало! Боялся только не сделать! Людей подвести! Не сделать того, что обещал!
– И что, так уж и обещал? Кому обещал-то?
– Ну, не обещал, конечно! Сказал, просто! Понимаешь? И когда сделал, как сказал, сразу такая лёгкость во всём организме…. Не передать просто! Понимаешь? Это, наверно, счастье!
– Да…. Понимаю-то, конечно, понимаю, но…. Тебе-то теперь за всех п…ц будет! Ты это-то понимаешь?
– Ну…. Понимаю! Да и не п…ц это…. Так…. Выживу как-нибудь! Делать-то нечего, выживать только!
– Да уж, ну и ну, – Серёга покачал головой и, всё-таки, налил третью, – Ладно, что уж – «пролетарии всех стран соединяйтесь»?
– Да, давай, соединимся! Как там ещё говорилось – «нам нечего терять, кроме своих цепей»? А ещё – за тех, кто в море! Да?
– Да уж, это точно! «Нечего терять…»! И «за тех, кто в море» – тоже! Это – святое! Давай, – и Серёга опрокинул стопку, закинув голову назад, – а, может, музон какой-нибудь поставим? Есть чего-нибудь послушать? – он с шумом выдохнул воздух и забарабанил по столу пальцами.
– Да, да, я сейчас! Что слушать-то будем?
– А чего есть, то и будем! А чего вообще есть-то?
– Есть-то? Ну, Биттлз есть, ещё….
– Во! Давай Биттлз! Потянет! Как говорится – «с вазелинчиком пройдёт»! – и Серёга двумя руками показал на бутылку с шилом.
– Хорошо…. Тогда, послушаем…, – самой верхней в стопке лежала кассета «The Beatles-67», – шестьдесят седьмой год, «Клуб одиноких сердец…». Годится?
– Чего, чего?
– Ну, «Sergeant Pepper’s Lonely Hearts Club Band», если по ихнему.
– А-а-а…. Ну, ладно, давай! Всё-равно….
Вставив кассету и включив громче магнитофон, который находился в комнате, я вернулся на кухню, где Серёга уже успел налить очередную стопку.
– Во, слушай! – плёнка в кассете не была перемотана в начало и зазвучала сразу последняя песня, – Ах, блин! Надо было бы перемотать! Может….
– Да, ладно…, – Серега махнул рукой и поднял стопку для тоста, – Что хоть за песня-то такая несуразная?
– Почему несуразная? Очень, даже…. Это – «День в жизни», «A Day In The Life».
– А, чего она какая-то… неровная, что ли?
– Да, нет! Всё там нормально! Вот он спешит куда-то сосредоточенно; вот какая-то неразбериха или в голове, или в делах, вот…. Да, и, бывают же такие дни? Дни, когда ты терпеливо чего-то делаешь-делаешь, потом какой-то маленький п…ц, потом опять чего-то делаешь и в конце – триумф, победа! Слышишь? Один аккорд! Гениально, по-моему! Правда?
– Ну…. Если бы каждую песню слушать с твоими объяснениями…. Всё понятно, тогда….
– А вообще, говорили тогда, что эта песня написана на смерть Маккартни, что он вроде бы умер….
– Ну и что?
– Что – что?
– Ну, умер он, в конце-то концов?
– Серёга, ну ты даёшь! Это же – Биттлз! Это же – всемирная история!
– Ну, пусть Биттлз, пусть история! А он умер, что ли?
– Да, нет же, не умер, к счастью! Так… болтали всякое! Всё враньём оказалось! Жив он! Жив до сих пор! – я, даже, рассмеялся такому Серёгиному незнанию истории Биттлз, – Ну, давай, за здоровье Пола Маккартни! – я поднял стопку и чокнулся с Серёгой….

Старший оперуполномоченный Баринов.

(1 сентября 2004 года, Россия, от Торжка, 20 км. до деревни Будово)

– Василий, молодое дарование, ты труп-то осмотрел? – капитан милиции, старший оперуполномоченный уголовного розыска Торжковского РОВД Тверской области Баринов Александр Петрович медленно ходил вокруг разбитой и смятой дорогой иномарки с озабоченным лицом и руководил своим стажёром Василием.
– Да! То есть, не совсем, Александр Петрович!
– Как это «не совсем»? Ты знаешь, что надо делать по осмотру места происшествия?
– Знаю! Конечно, знаю, Александр Петрович! Но…. Осмотреть его можно только, так сказать, дистанционно! Да, и…, вроде, не труп он пока….
– Это, как понимать – «дистанционно»? Что значит – «не труп»? После такого…, – Баринов рукой показал на остатки машины, – «не трупов» не бывает!
– Да, вроде, кровь у него течёт из уха. И, вроде, дышит он. Правда, редко. И, вроде, он улыбается….
– Кто улыбается? Труп улыбается? Ну, ты, Василий, даёшь! Ты когда сегодня с дискотеки пришёл? А, может уже «на грудь» с утра принял? – Баринов был явно раздосадован. Раздосадован тем, что первого сентября вместо праздника у дочки в школе, пришлось ехать на это ДТП. Раздосадован какой-то, как ему казалось, лёгкой невменяемостью стажёра, который вчера был прислан на стажировку аж из самой Московской Юридической академии и приставлен почему-то именно к нему. Было, даже, не очень приятно, что, действительно, в чём-то стажёр был прав, и труп осмотреть пока было нельзя. Надо его сначала вынуть из машины, а как вынуть, пока не понятно! Да и, вроде, действительно, кровь текла…, – Так…. А, знаете ли, коллега, в чём состоит первое правило любого милиционера при осмотре места происшествия? – Баринов подошёл к машине вплотную и, упёршись в кузов машины ногой, попробовал открыть правую переднюю дверь, которая была вдавлена в салон сильнейшим ударом машины о дерево. Дверь не поддавалась и Баринов, чертыхнувшись и в сердцах пнув её ногой, отошёл и наконец-то взглянул на своего стажёра, – Итак первое правило при осмотре места происшествия: надо грамотно, по всем правилам составить бумажку – протокол осмотра места происшествия! Правильно, Василий Альбертович?
– Так точно, правильно, Александр Петрович!
– Далее, Василий Альбертович, вступает в действие второе правило! Какое?
– Какое, Александр Петрович?
– Какое? – Баринов принялся разглядывать сидящего на правом переднем сиденье человека, тело которого было прижато дверью и приборной доской к креслу. В разбитое дверное окно была видна только правая сторона головы. Из уха тонкой густой струёй медленно вытекала кровь и, проделав свой короткий путь по шее, тяжело капала на воротник пиджака и белую рубашку. Вид у человека, действительно был странным – запрокинутая на подголовник кресла голова, измазанная кровью шея и часть щеки и, вместе с тем, умиротворённое выражение лица с гримасой, явно похожей на улыбку, – Какое…. А такое! Нужно своевременно и, главное, грамотно доложить о происшествии и о составленной бумажке! Кому положено, доложить! И, третье….
– И третье, Александр Петрович?
– Итак, вот, третье правило…, – Баринов, всё-таки, выбил локтём остатки дверного стекла и просунул руку, чтобы потрогать у пострадавшего шейную артерию, – А, третье правило, такое: по команде начальника, которому ты доложил о происшествии и о составленной тобой бумажке, нужно приступить к устранению мелких замечаний, которые ты грамотно, в своей бумажке предусмотрел и расставил в тексте в правильных местах! Это, чтобы замечания, действительно, были устранимыми! Так, Вася, ёб…, а ну-ка! Он же живой! У него же пульс есть! Давай быстрее! Скорую вызвали?
– Да, Александр Петрович, водитель вызвал! Слышите? – со стороны Торжка доносилась надоедливая сирена скорой помощи.
– Да…. А, хотя, вряд ли он долго протянет! Да и пульс такой…. Ударов десять в минуту, – Баринов осторожно высунул руку обратно через разбитое стекло дверного окна, – Ты представляешь, Василий, какой удар у него по голове получился! Тонны полторы, не меньше! Нет! Долго не протянет! Или дураком навсегда станет!
– Александр Петрович, так МЧС вызывать?
– МЧС? Да, да! Конечно! И знаешь что…. Вызывай-ка МЧС сразу из Твери, а то наши здесь, скорее всего, ничего не сделают. Да, давай вызывай МЧС из Твери и потом сразу – ко мне! Попробуем водилу разговорить!

 

Наверно, он счастлив?


– Здравствуйте! Вы водитель? – Баринов перестал осматривать машину и подошёл к сидящему недалеко от машины на какой-то кочке молодому человеку в разорванных брюках. Короткие стриженные волосы у него были взъерошены, лицо было испачкано кровью.
– Я? Да, я водитель!
– Очень хорошо! Капитан Баринов – уголовный розыск! Вы – ранены?
– Н-н-нет…. Вроде, нет!
– Очень хорошо! А кровь тогда на вас чья?
– Кровь? Да, это его, – и водитель рукой показал на зажатого в машине пассажира.
– М-да, ну что же, давайте начнём, – и Баринов вопросительно посмотрел на подошедшего стажёра, тот утвердительно кивнул и сказал только одно слово: «вызвал», – Оч-ч-ч-чень хорошо! Да! Итак! Ваши фамилия, имя и отчество?
– Мои? Мои…, – было видно, что водитель ещё не совсем пришёл в себя и, вероятно, поэтому каждый раз переспрашивал, словно боясь ошибиться и ответить что-то не то, – Старостин Михаил Владимирович ….
– Т-а-а-к! Число, месяц и год рождения? Василий Альбертович, бланк протокола с собой? Пишите, пишите, тогда!
– Десятого мая восемьдесят второго года. То есть десятого мая тысяча девятьсот восемьдесят второго года! А, товарищ капитан…, – водитель хотел что-то спросить.
– Сначала мы спрашиваем, Михаил Владимирович! Сначала мы! Это вы вызвали милицию и скорую помощь?
– Да…. Да, я!
– Кем работаете?
– Я? Водителем в фирме «Адмирал».
– Что за фирма? ООО, ЗАО…. Или что-нибудь ещё? Где зарегистрирована фирма?
– Фирма – ООО, находится в Санкт-Петербурге.
– Кем является пассажир? Как его зовут? – Баринов рукой показал на пассажира.
– Пассажир-то? Генеральным директором фирмы. Зовут его – Оболенский Александр Иванович.
– Хорошо! Откуда и куда вы ехали, как здесь оказались?
– Мы…. Из Москвы. Ехали в Питер. В Москве была выставка, ехали с выставки. Возвращались домой.
– Очень хорошо! А чья машина?
– Машина-то? Машина его, – и Миша кивком головы опять показал на пассажира.
– Т-а-а-к! А кто был за рулём? Я так понимаю, вы!
– За рулём-то…. Я, конечно!
– Т-а-а-к! Очень хорошо! Теперь давайте ваши документы! Паспорт, водительское удостоверение, доверенность, если есть, конечно! Василий Альбертович, пишите, пишите! Документы на машину, тоже, давайте, – Миша достал из нагрудного кармана куртки свой паспорт, права и какую-то справку. Всё это он отдал Баринову. Затем встал, подошёл к машине, открыл водительскую дверь и достал из кармашка в солнцезащитном козырьке над сиденьем ещё документы. – Василий, пока он за документами ходит, сходи-ка, встреть скорую! Т-а-а-к, документики! – Баринов открыл паспорт водителя на первой странице и принялся разглядывать фотографию Старостина, на которой он почему-то улыбался. Улыбка водителя на паспорте что-то ему напомнила.
Когда водитель подошёл, Баринов задал ему очередной вопрос, – И как, кстати, расскажите-ка, всё произошло?
– Да…. Мы ехали… обычно, в колонне фур. Вон, видите, сплошным потоком идут, – и Миша показал рукой на трассу.
– Да-а-а-а-а…. Ладно, потом расскажете! А, вот, почему, интересно, пассажир улыбается? А? Интересно, просто! Что он такое делал перед аварией? А? – и Баринов посмотрел на Мишу, который протягивал документы на машину.
– Пассажир? Александр Иваныч, что ли?
– Да, Оболенский Александр Иванович, – называя фамилию, имя и отчество пассажира, Баринов для верности посмотрел в протокол.
– Почему улыбается, говорите? Ну…. Мы перед аварией говорили, там, про всякие вещи…, – Миша достал сигарету, задумчиво покатал её пальцами и закурил, – Как бы это сказать? Ну, говорили…. Не знаю! Может…. Наверно, он счастлив? Счастливый человек и всё тут….
28.05.09г.

Прочитано 4471 раз
Другие материалы в этой категории: « Глава 2. Свободные бараны.
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь