Кто из морских офицеров не вспоминает это сладкое слово «Стажировка»? Гражданским людям этого не понять. Стажировку надо пережить. Так что же такое стажировка?
По сложившейся традиции во ВМУЗах после сдачи годовых и государственных экзаменов выпускникам присваивали воинское звание «мичман» и отправляли на несколько месяцев на практику- на корабль или в часть с исполнением первичной офицерской должности.
Прав много, времени свободного уйма, а ответственности никакой. Стажировка от 2 до 4 месяцев. В истории ВМУЗов был эксперимент в 1955, когда стажировка длилась год, а мичмана -стажеры получили прозвища «Длинный мичман».
Итак, 28 июня 1961 г. те, кто захотел служить на флоте, отправились на стажировку на корабли Тихоокеанского Флота. Остальные 35 человек были направлены в - ракетные войска стратегического назначения, которыми в то время командовал главный маршал артиллерии Неделин М. И.
Наша группа из 18 человек была откомандирована в г. Совгавань, где в бухте Постовая базировались подводные лодки 90 обпл. Командовал этой бригадой контр-адмирал Иванов Ю. В., позже много лет руководивший всей военно-морской разведкой.
Это был профессионал, пользующийся необыкновенным уважением и доверием. Во время Великой отечественной войны он был штурманом на подводной лодке «С-56», которой командовал вице-адмирал Щедрин Г. И. (Сейчас эта лодка — музей Тихоокеанского флота, установлена перед входом в штаб ТОФ во Владивостоке.)
В то время в бригаде было только 6 плавающих лодок и поэтому нас разделили на группы по 3 штурмана на пл. Четвертым был минёр. Гуляя и знакомясь с поселком, мы встретили группу мичманов - стажеров из пушкинского инженерного училища, специалистов по дизелям. Узнав, что они только сегодня прибыли и предварительно попали в бригаду ОВРА на мпк пр.122 бис, мы сказали, что у нас, подводников, кормят лучше и 5 человек сагитировали перейти к нам.
Одним из них был Саша Лазаренко ( по прозвищу «дизель»). Он попал на нашу лодку. Пл «С-77» был удивительный корабль, на нем служили в основном офицеры разведенные и беспартийные ( членов партии было трое - командир пл, заместитель по п/части и помощник командира). Мы настолько сдружились с офицерами экипажа, что много лет поддерживали приятельские отношения. Штурманом на пл был Анатолий Аристов, который сегодня живет в Москве. Он постоянно помогал мне по службе, за что я ему очень благодарен.
Выпуск офицеров в ТОВВМУ был намечен на 6 ноября. Мы рассчитывали все 4 месяца провести на этой пл. Но судьба распорядилась иначе. Командование флотом решило освоить манёвренное базирование подводных лодок в бухте Магадан.
Для этого было сформировано соединение, в которое вошли, кажется, пять подводных лодок, два мпк пр.122 бис, плавбаза «Кула», опытовое судно ( бывший легкий японский крейсер), несколько вспомогательных судов ( водолей, танкер, буксир). Командовал этим соединением Ю. В. Иванов, а начальником ПО был капитан 1 ранга Лука Иванович (фамилию не помню).
Переход в Магадан все корабли выполняли самостоятельно. Стажеров разместили в носовом кубрике плавбазы. Все корабли стояли на рейде. Через 3 дня плавбаза и надводные корабли подошли к берегу и ошвартовались в рыбном порту Магадана у причала. Подводные лодки остались на якорях в бухте.
Сход на берег даже на экскурсии, как мы просили, был запрещен. Тогда мичмана отправили меня к нач ПО и сказали, чтобы без разрешения на сход я не возвращался. Зная характер начальника ПО, я решил сыграть на его честолюбии и воспользоваться этой его слабостью — желанием постоянно командовать всеми и требовать докладов об исполнению приказаний. Зайдя в каюту, я обратился к Луке Ивановичу с жалобой: «Почему верхний вахтенный не выполняет Ваше приказание и не пропускает нас на берег?». Лука Иванович, не вникая в ситуацию, рассердился, что его приказание кто-то игнорирует, вызвал дежурного по кораблю к себе и приказал:
«Курсантов мичманов- стажеров немедленно выпустить на берег».
Не прошло и 3 минут, как мы все были на берегу и вернулись только поздно вечером. Мне передали, что нач. ПО приказал прибыть к нему. Войдя в каюту и доложив, я выслушал претензии, т. к. ему попало от комбрига, который лично запретил всем сход на берег. Лука Иванович сказал, что за время стажировки ни я, ни остальные мичмана больше на берег не сойдут. Вернувшись в кубрик, я передал его слова своим товарищам. Возмущению не было предела. Андрей Процан предложил отомстить нач. ПО. На мачте, на которую можно попасть только с ходового мостика, вялились две большие рыбины для Луки Ивановича. Их зорко охраняли матросы — сигнальщики. Пользуясь темнотой, Андрей ползком взобрался на мачту, снял одну из рыбин, а другой вставил в рот записку «Всех не перевялишь!».
Взяв на камбузе две булки черного хлеба, рыбину ( около 2,5 кг весом), мы спустились в кубрик, где нас ждали с нетерпением остальные. Однако, как только понюхали рыбу, все от нее отказались. Вдруг один из мичманов — минер, взял рыбу и пошел в уголок. Никто на него внимания не обращал. Я знал, что он камчадал и знает толк в рыбе, поэтому пошел за ним. Мы начали с брюшков, которые он отрезал опытной рукой. Видя, что съев значительную часть рыбы, мы еще живы, все бросились к нам за остатками. Пир продолжался. Никакой реакции со стороны командования не было.
На следующий день нас расписали по подводным лодкам. Я попал на пл, которой командовал капитан 2 ранга Чисибеев Роман.
Нас, 4-х мичманов, поставили на довольствие в кают — кампанию. Лодка, приписанная к конюшковской бригаде, до этого была в автономном плавании и, не заходя в базу, оказалась в Магадане. Продуктов за поход было сэкономлено очень много, но кормили нас плохо. В обед давали: одному — закуску, другому — первое, третьему -второе, а последнему- компот. С таким харчем, молодой организм долго протянуть не может. Все мои обращения к помощнику командира капитан – лейтенанту Володе Коркину результата не дали.
В один из дней к плавбазе ошвартовался мпк под командованием капитан-лейтенанта Минина. Увидев мичманов — стажеров, он спросил: «Кто хочет ко мне на корабль?». Изъявили желание только трое. Я попал к нему на мпк, Андрей Процан и Володя Мотовилов — на второй мпк. ( Минин командовал сразу двумя кораблями, как старший по воинскому званию). Через 20 минут мы уже были на корабле, который на зависть всем, вскоре ошвартовался у причала магаданского порта Марчекан.
На мпк встретили нас хорошо. Мне выделили каюту и место в кают-компании. Морской паек хоть и хуже автономного, но на корабле были еще дополнительны продукты: селедка, которую Минин взял у рыбаков, и свежая рыба, которую я каждый день ловил.
Кроме того были дары леса и тундры — ягоды. Каждый день мы получали из пекарни свежевыпеченный хлеб. Командир мпк поставил мне задачу — исполнять обязанности командира БЧ-1 и БЧ-4. Через три дня я спросил Минина: «Не взять ли нам еще одного мичмана - штурмана, моего приятеля Колю Фомина?». Минин согласился. На следующий день перед обедом, завернув 11 селедок в кальку и положив в вещь — мешок, на ялике с мотором я отправился к стоящим на рейде подводным лодкам. Успел во-время. До обеда оставалось 15 минут. Командир лодки очень удивился, когда увидел меня на лодке. Он поинтересовался моими делами и пригласил на обед в кают — кампанию. На закуску у них были рыбные консервы, изрядно надоевшие всем. Я угостил командира селедкой. Мгновение и ее не стало.
Аппетит у Чисибеева был прекрасный, да и рыба была чудесная. Тогда, воспользовавшись ситуацией, я изложил просьбу капитан-лейтенанта Минина и предложил «выкуп» 10 селедок за мичмана — стажера. Сделка состоялась. Перед уходом с подводной лодки Чисибеев сказал: «У меня есть еще два мичмана. Может, возьмешь по той же таксе?». Через 40 минут Фомин уже был у нас на мпк и с аппетитом уплетал уху из рыбы, которую я поймал утром.
Наши мпк много плавали. Обеспечивали действия подводных лодок и принимали участие в зачетном учении дальней авиации. Наши надводные корабли изображали АУГ, по которому наносила удар ракетоносная авиация из - под Чернигова. За это от ГК ВВС получили благодарность. На переходе морем в районы БП нам удавалось немного поохотиться на уток, которые при правильном приготовлении совсем не пахнут рыбой.
Вечером 25 сентября вся армада отправилась к месту постоянного базирования. Стояла чудесная тихая осенняя погода. Мы с Фоминым возвращались на головном мпк вместе с Мининым, а Мотовилов и Процан - на другом. Я заступил на вахту, которую сдал в 8 часов утра Коле Фомину. Через несколько часов погода ухудшилась. Холодная вода через вентиляцию залила мою койку, и я проснулся, проспав всего три часа. К этому времени на море был шторм 5-6 баллов. Поднявшись на мостик, понял, что надо менять Фомина, который сильно укачивался.
Вся армада медленно двигалась на юг. Через сутки нас должны были «атаковать» развернутые на позиции подводные лодки. Прошло два часа. Шторм усилился. Надводные корабли с большим трудом удерживали свое место в строю кильватера. Особенно трудно было опытовому судну и плавбазе. Первый, запросив разрешение у командира перехода, развил скорость 24 узла и самостоятельно последовал во Владивосток. Плавбаза, которая использовала уголь для топки котлов, не выгребала против волны и имела отрицательный ход 2 узла. Мпк хорошо держались на волне. Направление волны было в правый борт. Это заставляло корабли почти ложиться на воду и представляло угрозу их безопасности. Капитан-лейтенант Минин запросил у старшего на переходе разрешение двигаться самостоятельно.
Получив «Добро», оба мпк повернули на 90 градусов, встали против волны и последовали на запад. Мы оказались во власти мощного циклона. Скорость ветра достигала 35 м /с. Бортовая качка - более 55 градусов, точно определить её было невозможно, т. к. кренометр зашкаливал. Высота волны была более 18 м. Корабль «ложился на борт» и не было ясно, вернется он в вертикальное положение или нет.
Из навигационных приборов работали только курсоуказатели: гирокомпас «Гиря-М» и магнитный компас. Лаг «ГОМ» марки 3 не работал. Определить пройденное расстояние по тахометру было невозможно из-за постоянного срыва винта, который периодически оголялся.
В результате шторма на вторые сутки с корабля сорвало шлюпку, бочки с провизией, затопило носовой и кормовой кубрики. Матросы не могли оттуда выбраться на палубу ( были бы мгновенно смыты за борт) и находились на верхних койках четверо суток. Корпус корабля получил трещину в районе «мидельшпангоута». Вышли из строя двигатель шпиля якорь - цепи, все антенны и радиопередатчики, кроме УКВ и РЛС. Даже один матрос-моторист, увидев такие высокие волны, сошел с ума.
Ходовую вахту на мостике несли мы с командиром вдвоем. Сигнальщик был пожарным поясом закреплен на ограждении мостика. Меня очень беспокоило то, что в течение всего времени плавания, мы не имели возможности определить свое местоположение. Радиопеленгатор не работал. Тогда я обратился по УКВ к Процану, который был на втором мпк, с просьбой уточнить наше место. Но его командир, убывая в отпуск, завернул селедку в карту, и поэтому Процан надеется только на нас, и просит «не отрываться», т. к. навигационную прокладку они не ведут.
Мои попытки определить место корабля с помощью астрономии в конечном итоге увенчались успехом. Это позволило выйти к островам Ионы днем в хорошую видимость, а не оказаться «на них».
Командование ТОФ, обеспокоенное отсутствием связи с нами, в течение четырех суток вело безуспешный поиск наших кораблей с помощью разведывательной авиации.
После прихода к северной части о-ва Сахалин в б. Екатерины, на корабле силами личного состава сделали ремонт, приборку и впервые за 5 суток поели горячей пищи.
Утром 1 октября корабль возвратился в в Совгавань. Мы тут же попрощались с командиром и убыли на свою пл «С-77» для продолжения стажировки.
В обед Командир ВМБ контр-адмирал Гончар Н. Ф. прибыл на корабль и, объявив всему л/с благодарность, наградил командира корабля орденом Красной Звезды. Когда командир доложил, что просит также поощрить нас, кадровик сказал: «Награждать мичманов-стажеров не в традициях советского ВМФ. У них все впереди — успеют отличиться».
Мне очень хотелось бы взглянуть в глаза этого кадровика, окажись он с нами в штормовом море. Через 3 месяца, когда я уже служил на пл проекта 613 «С-290», в море при обеспечении кораблей ПЛО к нам пришел капитан 3 ранга Минин. Увидел меня, обрадовался и сказал: «Я очень сожалел, что Вас не наградили, хотя за это был и сам командир ВМБ».
За 3 месяца стажировки, которую нам сократили на месяц из-за берлинского кризиса, мы возмужали, почувствовали самостоятельность и ответственность. Возможно, это было лучшее время моей службы.
