Глава 18. Про гонки на ледоколах (шутка, но быль)

Опубликовано в Санитарный Врач Васильев Анатолий Александрович "Записки санитарного врача" Четверг, 24 сентября 2020 11:32
Оцените материал
(0 голосов)

Довольно давно в 1990 году случилось мне быть на совмещенном испытании ледоколов: атомного «Таймыр» и дизельного «Капитан Николаев».  Тому предшествовали совместные испытания с верфью «Вяртсиля» на Балтике, построившей практически весь наш северный лёдоплавательный транспортный и дизельно-ледокольный флот. А кроме того, в 80-х годах еще и два атомных ледокола: «Таймыр» и «Вайгач». Строительство последних - это отдельная тема, суть которой в том, что «финники» изладили совершенно готовые посудины с ходом по чистой воде 18 узлов за счет отдельного котла, размещенного на вертолетной площадке, и провели испытания на Балтике. А вот затем «Балтийский завод» вставил к ним атомные установки, и мы еще раз совместно с финнами, подлетевшими на вертолете, гонялись   у острова Гогланд, распугивая мирных рыболовов.

 

Ледоколы по мере готовности перебрались в Арктику, и тут подоспела еще одна новинка.  К давно плавающему дизельному ледоколу пристроили новую носовую оконечность в виде большой столовой ложки. Прекрасный повод совместно их и испытать. За этим ещё пряталась давняя вражда атомщиков и дизелистов.  Последние, надеялись на очередное чудо, которое позволит задвинуть ненасытных атомщиков.

 

Из Мурманска выходили на «Николаеве» большой компанией: «финники» с полным транспортным контейнером испытательной аппаратуры, наше начальство в лице Кучиева и Данилова, а также представители НИИ Арктики и Антарктики, не отягощенные хоть чем -то похожим на приборы. У меня с собой был вполне приличный чемоданчик шумо-вибро измерительных приборов датской фирмы. А вот по части   измерений показателей микроклимата и настройки вентиляции был спец по тем делам Владимир Лапидевский.  Мы с ним уже были хорошо знакомы по приемке в Финляндии. А в Ленинграде я устроил ему экскурсию в училище им. Фрунзе, где когда - то преподавал его двоюродный брат. Так случилось, что во время революции семьи оказались по разные стороны границы. Отец его, офицер   флота, ушел в 1918 г.  из Мурманска в Финляндию, а он в 1932 г. там и родился.  Семья русская, и пользовали его как переводчика.  По сему, приучился он   есть быстро, используя микропаузы в неуемной трепотне за общим столом.

 

По выходу в нейтральные воды нас активно обследовали НАТОвские вертолеты. Протащили над ледоколом вдоль и поперек какую-то колбасу. Что уж там измеряли -неведомо. Может, магнитные поля, или спутали с атомным и пытались что-либо измерить.

 

Спокойно дошли до хороших льдов в устье Енисея. Тут финны и развернулись, опутав весь ледокол датчиками вибрации, и свели все провода к могучему регистратору. 

 

Высаживались на лед и снимали движение ледокола по льду во всех ракурсах, внимательно поглядывая на бродивших вдоль прорубленного   канала белого медведя.  Запомнилось, что, кроме видеокамеры, ответственный сдатчик Кимо Юрмаа использовал швейцарскую 16 мм кинокамеру марки «Болекс». Когда я ее увидел, непроизвольно всплеснул руками - ибо эта камера у нас была большой редкостью и предметом вожделения.  Производилась она еще с довоенных времен и отличалась абсолютной надежностью. Кимо тоже с уважением отнесся к моей осведомленности. У нас повторяли эту модель под маркой «Киев 1», но с заметно худшим качеством.

 

Я тоже вместе с «финниками» выполнил измерения по программе обитаемости и  поглядывал на их  творчество. В принципе, подобные исследования я видел в 1979 г., когда вибрационщики из НИИ им. Крылова вибромашиной растрясали ледокол «Сибирь». Конечно, поколение аппаратуры в 1979 г. было иным.

 

В какой-то момент, страшно смущаясь, ко мне обратился Владимир Лапидевский с вопросом, что я знаю об этих двух спецах из арктического НИИ. Я не знал ничего и видел их впервые.  Действительно, было странно видеть, как они бросали палку с носа и секундомером засекали время продвижения корпуса ледокола вдоль этой палки. К посту регистрации финны их не звали, а самим им было подходить неудобно. Мне было проще, ибо еще в Финляндии на приемке мой статус был уже выяснен.

 

Как это делалось, Лапидевский знал, и знал, что и я это знаю. А делалось это так. К каждому впервые приезжающему в составе приемной комиссии приставляли переводчика Вейко Яскилайнена, который любезно помогал и исполнял все просьбы и еще щедро одаривал оргтехникой в виде всяких фломастеров и цанговых карандашей. Он чутко уловил мою слабость к сему.  А вот интерес к организации работ в эллинге, обеспеченность ручным инструментом, сварочные технологии и прочие аспекты жизни цеха его как-то настораживали.  После очередной просьбы устроить посещение здравпункта верфи и перевода моего общения с врачом на тему медосмотров и показателей заболеваемости, все изменилось.  Стало ясно, что я - действительно по санитарной части, а вопросы по размагничиванию    или протекторам защиты корпуса судна - просто попутный интерес. Вейко потом пояснил, что другие суда, строившиеся на верфи, принимали   министерские чиновники или директор московского НИИ гигиены водного транспорта. С ними было проще.

 

Да и все первые контакты бывали приняты настороженно, пока не убеждались, что я сам могу пользоваться приборами и провести измерения.  Так и вышло с инженером, сдававшим шум и вибрацию, и с Лапидевским, спецом по вентиляции и кондиционированию.

 

 По-видимому, Вейко доложил о результатах своих  наблюдений    высокому начальству. Это выявилось в сауне, когда «финники»  обильно  обставили всяким пивом подписание акта приемки этого блока. Рядом сидел   Блумквист, один из директоров фирмы, и он на немецком тихо спросил, где я работал в Архангельске или Комсомольске. Видимо, мой интерес в здравпункте и цехе к сварке в среде аргона подсказал ему такой вопрос.  Когда отработали программу на «Николаеве», перегрузились на «Таймыр» предстояло повторить все заново.

 

Но вот тут и началось!  Из Москвы от Минморфлота пришла категоричная погонялка: провести сравнительные испытания   в равных условиях льда и времени. Короче - гонки. 

 

Напряжение   достигло критической массы. Уж какими только словами крыли московских чиновников! Завели тотализатор: один лист - на мостике, другой - в ЦПУ.   Сие происходит в дельте Енисея. Льда во все стороны немерено. Разошлись на полмили, согласовали курс и дистанцию, помнится - 5 миль. Старт. Из трубы у «Николаева» облако черного дыма. Но сложилось так, что наискосок дистанции - торос на месте прошлой трещины. Нам он попался раньше. Уперлись. Кэп вцепился в пульты двигателей на все 100 %. А «Николаев» попер, и вот он уже на курсовом 30 справа. Кто-то шепнул: «Хорошо, что пистолетов нет».  Но тут и к нему сморозь подошла.  Мы, все-таки, без реверсов с ходом 0,0.. сколько-то, переползли и  поперли, так что вскоре «Николаев»  смотрелся далеко сзади. Вот тут атомщики понесли на московскую власть все непотребное. Когда я глянул, что капитан Кучиев в листке, что был на мостике, тоже поставил 15 мин., спросил, как же так: дилетант и мастер, и оба в прогаре.  Гонка ведь не состоялась. Так по яхтенным правилам.  Вот он мне и пояснил: Да, Анатолий, это - лед. Действительно, когда шли на «Николаеве», я ловил себя на ощущении, что всего достаточно и все равно куда надо дойдем.

 

У меня с Кучиевым как-то сложились добрые отношения. На одном из еще заводских испытаний, когда кормежку делала заводская столовка с традиционными щами и липкими макаронами, был у нас такой диалог:

 

- Юрий Сергеевич как мне вас жалко!

 

 - Почему, Анатолий? !!!  Рука тянется к поясу, там, где у осетина кинжал.

 

- Вы - южный человек, а что на столе? Где брынза, помидор, который ломаешь, и ничего не течет, лепешка, кинза, синенький, перец? 

 

- Ты откуда знаешь?

 

- Так я ведь полуармянин. Детство и оккупация в армянской семье матери. В Ростове на Дону. И в доме осталась эта кухня.

 

Закончились испытания в Диксоне. Стоим на рейде вблизи берега.  Обещанный экскурсовод не явился. Кэп предложил мне прогулять «финников» по берегу. Дело не хитрое.  Там всего- то 2 бетонных памятника и «универсам». После финских магазинов туда и заходить позорно, да и еще хоть что-то памятное только для сдатчиков клюквы.

 

 С трудом уговорил местную завшу отделом на карманные электронные часы с орденом победы на крышке для Кимо Юрмаа.  Подарил Ляпидевскому на память висюльку на стеночку из оленей шкуры. Хоть и крайний север, но конец мая и помойки пригрело. Зрелище дохлых собак ну никак не способствовало моему энтузиазму отстаивать замечания по кондишен.  Какие-то проколы вылезли. Но по сравнению с нашими ледоколами прогресс был существенный.   Конечно, здесь излагать не место, а теперь и некому.

 

Далее «финников» предполагалось пересадить на попутку до Мурманска, а мы с Кучиевым переночевали в штабе морских операций, где правил его приятель, в прошлом капитан дизельного ледокола, и подались на Красноярск. Там ему под геройскую звезду тут же нашли место на Москву. Все его яростные усилия прихватить и меня не сработали. Но на другой день отправили.

 

Потом еще на «Вайгаче» побывали мы с Лапидевским и в Дудинке. Я его вызвал по некоторым новым замечаниям. Он был страшно доволен, ибо платили им командировочные 300 марок в день без налога, а нам в Финляндии - 110. Тогда марка   была по курсу 0,3 руб., а по-народному 1 рупь. Это так, для истории.

Прочитано 1890 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь