Училище курсанты называли «Системой». Автор этого определения наш курсант Борис Виноградов. Курсы каждого факультета были сведены в роты. Командиры рот – капитаны 3-го ранга. Наш командир: Коваленко Иван Петрович.
От строителей нашей роте досталось замечательное сооружение: сушилка. Это была большая – метров 30 квадратных комната, а в ней установлены штук 80 батарей центрального отопления: и в центре комнаты и укреплены на стенах. Циклопическое сооружение! Курсанты назвали его модным в то время словом: «Циклотрон». Командирам рот и в голову не могло придти, что такое громадное сооружение может называться как-нибудь иначе. Курсанты других рот стали приставать к своим командирам, чтобы и им сделали циклотроны, как у Коваленко. На совещании у начальника факультета капитана 1-го ранга Свердлова А. Г. командир роты капитан 3-го ранга Репа попросил начальника факультета напрячь строителей, чтобы те сделали в каждой роте такую замечательную вещь, как циклотрон у Коваленко.
-Что такое, Коваленко, почему не знаю?
-А, так это сушилка такая. Курсанты назвали циклотроном.
При случае Шеф сушилку осмотрел, улыбнулся.
А наш поэт Виктор Тарарыков увековечил это событие в стенгазете:
«И стоял в «Системе» стон: каждой роте – циклотрон».
А командир одной из рот капитан 3-го ранга Коноплев говорил о себе так:
- Я Сталинград защищал, в ягодицу ранен. У меня пол жопы нет!
Звучало весьма двусмысленно. Курсанты только улыбались.
За редким исключением курсанты любили своих отцов-командиров. Курсанты роты, командир которых имел фамилию Репа, на вечерних прогулках пели песню собственного сочинения, в которой были такие слова: «Все мы корнеплоды и Репа наш отец!» Мы любили своего командира роты капитана 3-го ранга Коваленко Ивана Петровича, кажется, больше всех. Начальство его не жаловало, мы это чувствовали и старались поддержать его изо всех сил. В увольнении старались не получить замечаний, лучше всех сдать экзамены. И даже особую «систему» сдачи экзаменов изобрели. Утащить из секретной части чемодан начальника кафедры и вскрыть его - не проблема. Этим занимались многие роты в училище. Курсанты сотнями снуют в чемоданную и обратно. Навешать на уши лапши девочкам в чемоданной - какие проблемы! Технология вскрытия чемоданов была отработана и доведена до совершенства. Ни один из начальников кафедр ни разу не заподозрил (а, может быть, сделал вид), что его секретный чемодан был вскрыт. Один сообразительный курсант обратил внимание на следующее обстоятельство. На обратной стороне экзаменационных билетов пробивались точки: следы работы пишущих машинок. В те времена не существовало принтеров. А так как тексты билетов различны, то и точки, печатавшиеся в конце предложений, пробивались в разных местах. При вскрытии чемодана с экзаменационными билетами переписывался не только текст билета, но и составлялся эскиз обратной стороны этого билета: места расположения точек. Во время экзамена дежурный по классу - вытереть доску, вымыть тряпку, сменить воду в графине - подходил к столу, запоминал расположение точек на верхнем билете и, закрыв глаза, чтобы не потерять образ, быстро выходил из класса. Перед ним тут же расстилалась карта с эскизами обратных сторон билетов. «Этот» уверенно тыкал он в один из эскизов, и очередной курсант получал минут двадцать на подготовку к сдаче экзамена по уже известному билету. Первые четверо такой роскоши не имели и потому в первом броске - на амбразуру - шли самые подготовленные. Всегда в этой великолепной четверке был отважный парень Володя Соловьев. Это ему принадлежит афоризм: «курсант на экзамене как собака: глаза у него ясные, ясные, он все понимает, только сказать не может!» Из него получился отличный специалист по ракетным противолодочным комплексам. А если бы он стал торпедистом, то и торпедистом он был бы лучшим. Жаль, злоупотреблял спиртным.
Такой порядок сдачи экзаменов назывался «сдачей по системе». Система была хороша, что и говорить! Но все же некоторое количество извилин в голове нужно было иметь: иначе можно было засыпаться на дополнительных вопросах. У одного из наших курсантов – Олега Надзинского – видимо, извилин для Училища инженеров оружия было маловато. Даже «по системе» не мог сдать экзамены за второй курс. А так как парень он был дисциплинированный, то начальники решили перевести его туда, где учиться полегче: из нашего высшего да в среднее техническое училище в Кронштадт. А так как изучение устройства мин и торпед начиналось там с того, что «такая-то гайка наворачивается на такую-то шпильку непременно с «шайбой Гровера», то и определили Олега…на первый курс! Учи матчасть, служивый! Мы, таким образом, пришили на рукава своих форменок по три золотых шеврона, а Олег только один серебряный. Проходит еще два года. Мы переходим на пятый курс, а всех курсантов первого и второго курсов Кронштадского училища направляют в наше Училище: техники флоту больше не нужны, даешь инженеров! Само собой, на первый курс. Училище-то высшее! Грызи гранит науки, служивый! Мы пришиваем на рукава по пять золотых шевронов, а Олег снова один, правда, золотой. Это о таких, как Олег, курсанты пели шуточную песенку с такими словами:
«Окончили Училище семидесяти лет!…
Вот моя смена: дед Архип идет
Веселый старикашка, приятель старый мой
Он тоже из Училища с седою бородой…и т. д.
Под новый год пришел Олег к начальнику санитарной части Училища полковнику Чернию и взмолился: «Товарищ полковник! Пятый год служу за компот, а дальше первого курса не продвинулся, помогите уволиться в запас». Полковник вник в суть дела и назначил Олегу какую-то подходящую болезнь. Впрочем, Олег все же стал торпедистом, благополучно закончив Корабелку. развеселились и защита дипломного проекта прошла «на ура». И даже рассказывал при встречах, как учились «там». Один из студентов в дипломном проекте написал следующее «а так как дипломных проектов никто не читает, то торпеду делаем деревянную, а чтобы была покрепче, то из дуба». А один из членов приемной комиссии случайно прочитал это, показал другим членам комиссии, все развеселились и защита проекта прошла успешно. А одна студентка написала следующее: «завидев на горизонте корабль противника, личный состав выбрасывает торпеду за борт». И т.д.
Мораль: милость начальства впрок не пойдет. Бойся ее, аки гнева начальственного!
…Начальство все же «достало» нашего командира. Наши усилия, вплоть до уголовных, не помогли. Против начальства идти, как против ветра…Перевели его служить в Северодвинск. А мы подарили ему золотые часы. На память. Теперь уж вечную.
Ах, юность, юность удалая! Такими были юные торпедисты в конце 50-ых годов.
