Подготовка лодки к дальнему плаванию

Опубликовано в Подполковник м/с Викторов Виталий Львович "Воспоминания врача дизельной подводной лодки" Среда, 06 мая 2015 00:28
Оцените материал
(3 голосов)

В конце июня 1971 года нашей подводной лодке предстояло участвовать в дальнем походе. «Автономка» или боевая служба представляет собой боевую задачу, несмотря на то, что она выполняется в мирное время. Наряду с современными атомоходами-ракетоносцами средняя дизельная подводная лодка 613-го проекта выглядела очень забавно, но, тем не менее, входила в состав сил, находящихся на 1-м рубеже атаки. Десятки надводных кораблей и подводных лодок круглый год, днем и ночью бороздили просторы мирового океана вдали от родных границ. Противостояние с военно-морскими силами США и НАТО происходило в самом близком контакте. Та и другая сторона внимательно наблюдала друг за другом, пытаясь уловить момент, когда надо применять свое оружие отнюдь не с учебными целями. Основное, что ожидало командование флота от лодок нашего проекта, обеспечение скрытности своего присутствия вблизи расположения сил вероятного противника. В случае начала войны наши дизельные лодки способны нанести урон боеготовности противника, осуществив минные постановки на его морских коммуникациях. Как и любые боевые средства флота, подводные силы и средства уязвимы в случае развязывания ядерной войны, они могут быть отнесены к боевым средствам одноразового использования. Трудно сказать, кто более подвергается опасности уничтожения, средняя дизельная подводная лодка, скрытно поставившая мины вблизи недружественных берегов, или атомный ракетоносец, выпустивший свои ракеты из подводного положения. Разумеется, удар он нанесет и огромный ущерб противнику причинит, но и место свое в момент старта ракет он раскроет, а это означает, что судьба такой могучей и грозной махины, практически, предрешена.


     Я уже был поставлен в известность, что к походу меня не допустят. Без специализации по хирургии путь в дальние моря и океаны для меня закрыт. Но готовить лодку к походу я должен со всей ответственностью, не важно, какой врач отправится на ней в море. Помимо изрядно надоевших продовольственных вопросов, теперь я имел возможность побыть немного и начальником медицинской службы. Предпоходовый осмотр личного состава, флюорография органов грудной клетки, санация полости рта, решение санитарно-гигиенических вопросов – вот далеко не полный перечень проводимых мной мероприятий по специальности. Работал я с радостью, так как соскучился по настоящему делу. Предварительные проверки состояния медицинской службы флагманским врачом бригады показали, что все идет по плану и никаких срывов в подготовке по линии медицинской службы быть не должно.


     Но выходы в море вынуждают меня отвлекаться от медицинской работы. И опять, начинается «сказка про белого бычка», когда с удручающей последовательностью приходится выполнять чуждые моей натуре функции продовольственного снабженца.  Казалось, что все вопросы обеспечения лодки продовольствием накануне  выхода в море отработаны до мелочей, но простота эта лишь кажущаяся. С удивительным постоянством мне приходится преодолевать упрямство командира, который зациклился на организации службы и не желает мириться ни с малейшими отклонениями от уставного порядка. Вот один из примеров нашего «плодотворного» сотрудничества. Получив известие о предстоящем выходе в море, я уточняю день выхода и длительность пребывания в море. На основании сбора этой информации я составляю заявки на снятие с котлового довольствия с береговой базы и на получение свежих продуктов. Работа моя требует оперативности, промедление чревато пагубными последствиями. Не успеешь своевременно подать заявки, значит, работники продовольственной части не смогут ничем помочь со своей стороны, в 17 часов они разойдутся по домам и, тогда, ищи-свищи ветра в поле. С заявками я появляюсь в кабинете командира лодки. Кабинет моего начальника расположен в одном из помещений береговой базы, по соседству с помещениями для отдыха офицеров и кубриком личного состава. В здании казарменного типа весь личный состав подводных лодок распределен по экипажам.


-Товарищ командир, - обращаюсь я к своему начальнику, который явно не имеет удовольствия видеть меня в своем кабинете, когда попало, - подпишите заявки.

-Доктор, - начинает командир свою нравоучительную беседу, - сколько раз тебе нужно повторять, что любые документы, в том числе и заявки, я подписываю в 17 часов, а ты врываешься ко мне во время обеденного перерыва.

-Хорошо, я уйду, но не обессудьте, что завтра в море мы выйдем без свежих продуктов, и будем там грызть сухари. С Вашим нездоровым желудком и кишечником я бы не рисковал подвергаться таким опасностям. Если Вас устраивает такая перспектива, то я ухожу.

С этими словами я разворачиваюсь на 180 градусов и направляюсь к выходу.

-Доктор, вернись! – слышу я вдогонку недовольный голос Олега Васильевича, - давай подпишу твои бумажки.

Волошин расписывается, ставит печати, после чего я ухожу готовить лодку к выходу в море. Эта сцена продолжалась постоянно. Я врывался в неположенное время в покои командира, он меня воспитывал, я уходил, он меня возвращал назад, ставил печати и подписи.  А в следующий раз все повторялось по заведенному сценарию. Каждый из нас уставал от такого «плодотворного» сотрудничества, но жить друг без друга мы не могли, так как были связаны одной цепью. За время службы на пл «С-381» я ни разу не проявил мягкотелости, всегда шел на нарушение установленного командиром регламента, доводя вопросы продовольственного снабжения до логического завершения. Я ни разу не бросил на произвол судьбы экипаж лодки, на каждом выходе в море на борту корабля всегда были свежие продукты. Так вот и сосуществовали мы с командиром, тихо ненавидя друг друга. Он меня не любил за неорганизованность, отсутствие желания стать военным человеком, а также за ленность. Я замечал в своем начальнике лишь  грубость и солдафонство. Эти стереотипы прочно закрепились в нашем сознании, вели к дальнейшему ухудшению отношений. Однажды, выполняя распоряжение старпома, я проверял выполнение личным составом утреннего распорядка дня. К моему неудовольствию Волошин возник откуда-то, как привидение. Он заночевал в своей каюте, а сейчас, выспавшись, решил проверить действия офицера, обеспечивающего распорядок. Я наблюдал за действиями личного состава, а командир – за моими. После подъема флага командир собрал офицеров, чтобы сообщить им о своих наблюдениях.

-Сегодня лейтенант Викторов, - начал командир свое выступление, - контролировал организацию проведения личным составом утреннего распорядка дня. Я внимательно наблюдал за его действиям и считаю, что наш доктор  выполнял эту  работу очень хорошо.

Вот и все, что смог выдавить из себя Олег Васильевич, только скупую похвалу. А был бы нормальным мужиком, мог бы и поощрить меня, снять с меня хотя бы  одно из ранее наложенных взысканий он не догадался. Зачем он народ собирал, я так и не понял. Видимо, хотел еще раз поглумиться надо мной. Его полудоброе слово, полублагодарность еще раз убедили меня в правоте своих выводов относительно личности этого человека.

     Я не желал обращаться к Олегу Васильевичу по личным вопросам, даже отпрашиваться у него домой по окончании рабочего дня не считал нужным, покидая расположение части после ухода командира. Но однажды обратиться к своему начальнику мне все же пришлось. Причина моего обращения была вполне обоснованная. У меня 31-го мая выходил срок для получения очередного воинского звания, а каких-либо шагов со стороны командира лодки по оформлению документов на присвоение мне звания старшего лейтенанта  не просматривалось. Преодолев свои предубеждения, я попросил Волошина принять меня по личному вопросу. Командир принял меня в установленное время, выслушав мои рассуждения по поводу перспектив дальнейшего роста, он молвил следующие слова.

Я знаю, что твой срок на получение воинского звания подошел. Когда сочту нужным, тогда и представление на тебя напишу. А вообще, доктор, обращаться к командиру с такими вопросами не этично.

Я не стал возражать, пререкаться, я просто повернулся и пошел прочь из кабинета. Мой визит к начальнику оставил в моей душе горький осадок. Зря я к нему ходил, реакция командира была мне заранее известна, а сейчас, испытав очередное унижение, я ругал себя, на чем свет стоит. И хватило же ума, сунуться к командиру со своими проблемами. Ничего страшного, успокаивал я себя, ДМБ уже не за горами, не велика разница, в каком воинском звании я уйду на гражданку. Моя мама всю войну проходила в звании старшего лейтенанта и ничего, пережила. Значит, так судьбе было угодно.

     В перерывах между выходами в море бывали и счастливые минуты, когда я оказывался в выходной день в кругу своей семьи. Это было крайне редко. Наверное, по этой причине один из таких дней врезался в мою память, как что-то необыкновенно теплое и радостное. Когда редко бываешь дома, начинаешь как-то по-особому относиться к этим счастливым мгновениям своей жизни. В то воскресное утро я проснулся в прекрасном настроении. На улице теплая, солнечная погода, а главное, не надо бежать на службу. Жена и сын снуют вокруг меня, не веря своему счастью. Многие подробности этого воскресного дня у меня уже выветрились из головы, но один эпизод отчетливо запомнился. После обеда мы всей семьей, состоящей из трех человек,  вышли на прогулку в ближайшие окрестности Палдиски, направляясь по шоссе в сторону пожарной части. Саша сидел в своей детской коляске летнего типа и с удовольствием наблюдал за нами. Ему  совсем недавно исполнился год. Ходить самостоятельно на большие расстояния наш сын еще не мог. И вот, когда мы добрались до пожарной команды, мне с Аллой захотелось провести небольшой эксперимент. Дорога была пустынна, машины по ней проезжали очень редко. Отчего ж не поразвлечься.  Мы высадили Сашу из коляски и убежали от него на расстояние 20 метров, а сами стали наблюдать, что он будет делать. И наш мальчик пошел навстречу нам. Он шел на своих кривеньких ножках, протягивая к нам свои детские ручонки. Лицо Саши было таким счастливым и радостным, что мы с Аллочкой испытали чувство истинного умиления. Когда сыночек почти добрался до нас, мы снова отбежали на некоторое расстояние, Так повторялось несколько раз. Нам было необыкновенно приятно и радостно от полученных ощущений. Смеялись мы от всей души. Прошло уже много лет после этого эпизода, который может кому-то показаться незначительным и даже пустяковым, но я и сегодня помню до мельчайших подробностей восхитительные мгновения того воскресного дня. Мы с женой молоды, полны сил, мы любим друг друга, и наш годовалый сын спешит на встречу к нам, семеня на своих кривульках по асфальтовой дороге. Он смеется и всем своим существом тянется к нам.  Ради таких минут, ей богу, стоит жить на этом свете.

     Срок начала автономки приближался с неумолимой быстротой. В личном составе появились перестановки, для усиления боевой мощи нашей «грозе морей» были приданы свежие силы, в бригаде имелось немало опытных моряков, имеющих опыт дальних походов. За неделю до выхода на боевую службу мы попрощались с нашим замполитом, он увольнялся в запас по выслуге лет и по достижению предельного возраста. Прощание было теплым, Александр Александрович оставил о себе хорошее воспоминание. Героических поступков он не совершал, зато был безупречно порядочным и честным, а это дорогого стоит. Рыболовный спиннинг мы подарили нашему комиссару на построении всего личного состава. Воскобович смотрел на нас своими голубыми глазами, полными слез. Неужели и я когда-то буду так переживать, прощаясь с военной службой. Нет уж. Дудки. От меня вы этого не дождетесь. Обещаю. На смену Воскобовичу пришел новый замполит капитан-лейтенант Лебедев П.П. С первых минут нашего знакомства стало ясно, кто пришел на смену нашему лодочному политработнику. Новый замполит был легкомысленным и порочным, не отличался высокими моральными качествами, я не хочу о нем ничего рассказывать, потому что ничем хорошим он мне не запомнился.

    Но были и хорошие замены. На место уволенного в запас по окончании службы Мамбетова, старшиной команды СПС был назначен мичман Демиденко. Это был уникальный человек. Среди коллег-мичманов Демиденко выглядел белой вороной. Он не пил, не курил, был всегда опрятен, по бабам не ходил. Перечислив эти добродетели, я представляю кислые мины на лицах читателей. Но, не торопитесь с выводами. У этого человека имелось хобби, которое выделяло его из общей массы, делая его известным не только в бригаде, но и на флоте. Евгений Демиденко был судомоделистом, судомоделистом от бога. Любовь к моделированию кораблей и судов передалась ему от отца, который посвятил этому занятию лучшие годы своей жизни, и заразил этой страстью своего сына. Свои модели Демиденко конструировал годами, тщательно соблюдая все размеры и пропорции, указанные в чертежах и схемах. Учебный материал судомоделист черпал в английских журналах, только в них он находил все детали и подробности своего будущего творения. Помимо необходимых строительных материалов (эбонит, плексиглаз, дерево, проволока и т.д.) для их превращения в детали своего макета использовались удивительные по своей уникальности инструменты, - надфели, пилочки, пинцетики, тисочки, фиксаторы деталей, увеличительные стекла. Столь миниатюрных надфелей я не видал никогда. Для  продуктивной работы Демиденко отрастил длинные ногти на руках, которые были неотъемлемой частью производственного процесса. Корабли, которые мастерил Демиденко, были непростые, а исторические, самые легендарные. Свое предпочтение он отдавал парусникам, хотя на его послужном счету были и современные корабли. Наблюдать за действиями судомоделиста было подлинным удовольствием. На создаваемом корабле исполнялись самые тонкие подробности его устройства. Каюты, в которых имеется полное оснащение, койки, баночки (сиденья), рундучки, стол, над которым была укреплена подставка с графином и стаканами. Набор мачт и парусов был точен до мельчайших нюансов. Даже шлюпки были полностью укомплектованы своим такелажем. В каждой такой шлюпочке были изготовлены и весла и уключины для них. Мне было непонятно, зачем Демиденко так тщательно совершает конструирование тех фрагментов корабля, которые после завершения работы будут недоступны для обозрения. Но для Евгения такая скрупулезность была делом принципа. Его макеты были точной, но уменьшенной в масштабе копией знаменитых кораблей. Работа по моделированию кораблей доставляла мичману Демиденко огромное удовольствие. За эти плоды своего труда и вдохновения конструктору моделей предлагали огромные деньги различные музеи, а также частные лица, понимающие толк в искусстве. Но Демиденко на все предложения отвечал отказом. Свои модели он дарил людям, которых уважал. Впрочем, мичман мог прославиться в любом ремесле. Когда пришла мода на ювелирные изделия из янтаря, наш умелец мгновенно освоил этот промысел, изготовив несколько великолепных украшений, которые уверенно могли претендовать на место в музее. Но вскоре янтарь надоел ему, уж слишком легко он ему давался, творческого удовлетворения не приносил. Вот такой у нас на лодке появился удивительный человек. Свою работу по военной специальности мичман Демиденко также знал прекрасно. Доброжелательный, улыбчивый, скромный парень. Надеюсь, рассказ о мичмане Демиденко, произвел и на вас благоприятное впечатление.

     За неделю до выхода на боевую службу  у нас состоялся контрольный выход в море с участием флагманских специалистов штаба соединения. По результатам нашей работы был проведен разбор «полетов», прозвучало много критики по различным направлениям нашей деятельности. Особенно много нареканий вызвала штурманская боевая часть. Флагманскому штурману капитану 3-го ранга Мучкину Е.Н. было поручено принять участие в походе. О том, как комбриг разносил в щепки нашего командира я уже рассказывал в предыдущих главах этой книги. Последние дни перед выходом каждый из офицеров метался по складам, кабинетам, проверочным лабораториям, стараясь привести свои заведования в образцовое состояние. Предпоходовый отдых, как и предполагалось, накрылся «медным тазом». По медицинской части у меня было минимум замечаний. Все внимание теперь пришлось сосредоточить на пополнении запасов продовольствия. Я старался подобрать разнообразный ассортимент продуктов. Мне казалось, что с этой задачей я справился. Но я ошибался. В походе некоторые нюансы вылезли наружу. Автономное плаванье – серьезное испытание на совместимость. Любая мелочь может сыграть роль детонатора и повлиять на душевное состояние экипажа. При наличии такого разнообразия продуктов автономного пайка овощные консервы занимают скромное положение. И так уж вышло, что по неопытности, или по недомыслию, для похода мной была получена из овощных консервов лишь кабачковая икра. К  окончанию плаванья личный состав уже ненавидел икру всеми фибрами души. Евгений Николаевич Мучкин, участвовавший в походе, изложил мне свои мысли относительно продуктов питания. Я сам напросился на его признание, мне очень хотелось услышать слова одобрения в свой адрес, но старый морской волк, прошедший множество автономок, весьма скептически отозвался об ассортименте продуктов питания. 

-Доктор, - сказал флагманский штурман, - что за овощные консервы ты получил на поход? Ведь была сплошь одна кабачковая икра и больше ничего. Я эти «детские какашки» к концу похода уже видеть не мог. Я думал, что ты серьезный человек, но видимо, поторопился с выводами. Серьезнее надо быть, уважаемый офицер-подводник. Вот сходишь на боевую службу, тогда поймешь, что к чему.

Не задолго до выхода лодки в море начались поиски врача, который должен был принять участие в походе. Из моих коллег никто не горел желанием «проветрить» свои мозги океанским ветром. Из последних сил каждый из докторов искал лазейки для  ухода в сторону. Некоторые пытались спрятаться в госпитале, другие сетовали на тяжелые семейные обстоятельства. Командование бригады и флагманский врач, в частности, проявили характер и несокрушимую волю в поисках кандидата на поход. Этим «счастливчиком» стал лейтенант Садеков Рашид Насибулович, начальник медицинской службы пл «С-283». Я не предполагал, что волею судьбы наши пути будут пересекаться в недалеком будущем. В первых числах июля  мы провожали лодку в поход. Лодка едва успела отойти на несколько метров от причала, как вдруг, снова стала возвращаться обратно. Причина возвращения заключалась в том, что на  пирсе появился Жильцов. На него уже был подписан приказ о назначении на новую должность. Волошин захотел проститься с Львом Михайловичем. Все по достоинству оценили благородный порыв командира лодки. Я обратил внимание, что наш Волошин уже научился швартоваться, его страхи и неуверенность при выполнении данного маневра остались позади.  Там, в зимнем Балтийске. 

     Врача Садекова отправили в море, а врач Викторов поехал вместе со своей семьей в очередной отпуск. Я понимал, что все происходящее не очень справедливо, но отказываться от отпуска я не стал. К тому же было неизвестно, удастся ли еще когда-нибудь поехать в отпуск летом. Да и будет ли тот отпуск в 1972 году? Ведь через год я должен проститься с военной службой. Оставаться в кадрах ВМФ я не намерен, воевать с командиром больше не могу и не хочу, устал. Наверное, я не приспособлен для военной службы. Не мое это призвание.

Прочитано 3344 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь