Продовольственный вопрос и его значение в дисциплинарной практике

Опубликовано в Подполковник м/с Викторов Виталий Львович "Воспоминания врача дизельной подводной лодки" Среда, 06 мая 2015 00:07
Оцените материал
(2 голосов)

В связи с выходами в море мне придется систематически выполнять одни и те же процедуры, сниматься с довольствия, становиться на довольствие, получать продукты и сдавать их остатки, по возвращении с моря. Интендантские обязанности надолго впишутся в мою жизнь. Я буду, ко всему прочему, и отвечать за действия лодочных коков, которые не имеют ко мне никакого отношения, ведь они относятся к службе снабжения, а я все-таки врач. Но никого это не колышет, все ждут от меня подвигов на продовольственном фронте, на всем его протяжении, от получения продуктов до их превращения в завтраки, обеды и ужины. И вот, в этой части программы у меня с первых же дней начались сбои, за что я в кратчайшие сроки успел нахватать кучу выговоров от своего командира. Снятие с довольствия и получение свежих продуктов на выход было худо-бедно мной уже отработано. Алгоритм действий был простой, хотя и требовал затрат времени и сил. Для начала нужно было определиться со сроками выхода в море и продолжительностью плаванья. После этого нужно было рассчитать, согласно установленных норм, требуемое количество свежих продуктов и указать его в заявке. После представления в продчасть береговой базы заявок на снятие с довольствия и  на получение свежих продуктов. В продовольственной части я получал две накладные, одна из которых предназначалась на сдачу из лодочных запасов определенного количества консервированных продуктов, являющихся эквивалентом получаемого продовольствия, а вторая накладная включала в себя заявленное количество свежих продуктов. Для того чтобы получить свежее мясо, нужно было сдать на продовольственный склад береговой базы мясные консервы из расчета 160 грамм консервов на 250 грамм свежего мяса. Сухари менялись на хлеб, яичный порошок – на яйца, сушеные овощи обменивались на свежие. Только после сдачи консервов возможно было получение свежих продуктов. Казалось бы, выполнение взаимоисключающих видов работ, является пустой тратой времени. Однако, в этой кажущейся несуразности был заложен глубокий смысл. Не нарушалось общее количество суточных дач автономного пайка, поэтому было очень удобно проверять его наличие в нормативных объемах. Для обеспечения выхода в море нужно было затратить полдня, а порой и больше. Но этот вид программы был уже неплохо отработан мною, “боевой” опыт уже был приобретен в Таллине и Риге. А вот организация приготовления пищи  в первые месяцы плаванья на пл С-381 доставила мне массу огорчений и серьезно повлияла на характер моих взаимоотношений  с командиром. Пищу на лодке, как известно, готовят коки. От их мастерства, четких и слаженных действий  зависело выполнение всего последующего распорядка дня, ну и, конечно же, боевой настрой личного состава. На голодный желудок не очень-то наработаешь. В первый месяц нашего плаванья приготовление пищи производилось из рук вон плохо. Особенно нервировало командование корабля и личный состав несвоевременность приготовления завтраков. Сложилась ситуация, когда на успех дела было трудно как-то повлиять. Наши лодочные коки являлись полными антиподами друг друга. Старшина 1-й статьи Олев Федорович Казиметс служил уже по третьему году, Это был эстонец, родом из города Пярну. Опыт работы в море у старшего кока был, но после пребывания в ремонтах он оказался частично утрачен. Прекрасный спортсмен, атлет, строевик Казиметс во всех видах подготовки в нашем экипаже  уверенно шел на первом месте.  Воинские уставы, лодочные инструкции и книжку “боевой номер” Олев знал лучше остальных моряков. Лучше всех кок-инструктор действовал и при отработке мероприятий по борьбе за живучесть. Командир и офицеры не уставали восхищаться достижениями “горячего эстонского парня”. С прекрасной фигурой, рыжеволосый, с аккуратными усиками Казиметс всегда имел безупречный внешний вид, к форме одежды он относился очень заботливо. Все на старшине было чистое и отутюженное. По характеру был скромен, честен. В команде он пользовался непререкаемым авторитетом. Казалось бы, чего уж больше желать, но не тут-то было, не так все оказалось просто. Работа по специальности у Казиметса не пошла. Все упиралось в его  помощника. Фамилия младшего кока была Механиков. Это был молодой матрос, белорус по национальности. Для специальности кока он явно не подходил, а, возможно,  специальность ему не подходила, к тому же его фамилия больше подходила к БЧ-5, нежели к продовольственной службе. С первых  же дней пребывания Механикова на нашем корабле всем стало ясно, какой “драгоценный” мы получили подарок. Вечно сонный, заторможенный, неряшливый, он был полностью рассогласован во всех звеньях своего организма. Уж, казалось, что может быть проще, встал утром на полчаса раньше остальных, включил  котлы на камбузе, в одном сварил яйца, а в другом заварил чай, выдай на баки хлеб, масло, колбасу, сыр, консервы, накрой стол в кают-компании – вот и все дела. Но эту работу для умственно-отсталых Механиков осилить не мог. Он, то не мог проснуться, то появлялся на камбузе, но забывал включить электропитание на котлы. Засыпал он порой даже на ходу, однажды поутру он провалился в люк центрального поста. Надежда на перелом костей не оправдалась, чудо-матрос отделался легким ушибом, хотя и пролежал 2 дня к всеобщей радости экипажа лодки. После каждого загубленного на корню завтрака я стоял на ковре, выслушивал критику в свой адрес, получал дисциплинарное взыскание. Что я только ни делал, чтобы коренным образом повлиять на ситуацию, на продовольственном фронте ничего не менялось в лучшую сторону. Казиметс хоть и воспитывал молодого матроса, но сам проявлял принципиальность, выполнял строго свои функциональные обязанности и ни в какую не хотел работать за того белорусского парня. А, между тем, дела шли все хуже и хуже. И каждый раз все повторялось как на заезженной пластинке: загубленный завтрак, разбор “полетов”, очередной выговор от командира. Вскоре я так привык к этим экзекуциям, что не только перестал на них реагировать, но даже скучал, когда оставался без наказания. Однажды после объявления командиром выговора за низкую организацию службы, я ответил:

-Служу Советскому Союзу!


-Доктор! – взревел командир. - Что Вы себе позволяете? Как Вы смеете так себя вести?

-А для меня Ваш выговор, все равно, что спасибо. Без них я уже жизнь свою не представляю.

-Строгий выговор!

-Да хоть тысячу, мне на них, ровным счетом, наплевать и размазать.

Дальше, мы еще говорили друг другу что-то очень «приятное». Я был издевательски  спокоен, чего не скажешь о командире. После этого неприятного случая командир все взыскания в мой адрес записывал в книгу приказов, эту книгу я читал, расписывался. А однажды свою роспись предварил словами «Прочел с удовольствием». И опять шла ругань, вопли, но они уже меня совершенно не трогали. Короче, продовольственный вопрос окончательно разрушил хрупкий мир между мной и командиром. Сказать, что с обедами и ужинами был полный порядок, – значило бы, покривить душой. Они, родимые, тоже не выходили на пять с плюсом. И, казалось бы, все ингредиенты заложены в первое блюдо, а эффект ниже среднего уровня. И вот сидим мы в кают-компании, поедаем это варево, думаем о чем-то своем, но вдруг застольную тишину нарушает голос командира БЧ-5: «Мне кажется, что в этом супе чего-то не хватает». И после небольшой паузы добавляет: «Кажется вкуса». Всем становится весело, улыбается даже командир. Один лишь я сижу хмурый, мне этоът общепит – как кость в горле, надоел хуже горькой редьки. Жаль, что бежать отсюда некуда. Да и куда сбежишь с подводной лодки?

     Однажды, когда очередной завтрак был загублен на корню, меня забыли наказать. Более того, обо мне вообще не подумали, меня даже не заметили. Это было в феврале 1970 года в городе  Балтийске, мы прибыли туда на зимовку и были «расквартированы» на плавказарме «ПКЗ-17». В один из пасмурных промозглых дней нам  предстоял выход в море для обеспечения  боевой подготовки надводных сил флота. В 7 часов утра я спустился в лодку и, очутившись в кают-компании,  обнаружил знакомую до боли картину, – завтраком даже не пахло. Взглянув на мужественные лица наших «вождей», я обнаружил на них следы скорби и печали. Какое же горе на них обрушилось? Я терялся в догадках. Но через некоторое время все тайное стало явным. Оказалось, наш старпом, поднимаясь на мостик по скоб-трапу,  уронил в море  портфель с секретными документами. Парусиновая сумка с секретными документами у него висела на лямке, накинутой через плечо. Неожиданно лямка оборвалась. Вероятно, она за что-то зацепилась, а, быть может, нитки на ней были гнилые, не выдержали тяжести груза. Короче, портфель со всем его содержимым булькнул в воду и утонул. Для того, чтобы поднять секретные документы с морского дна, снарядили наших лодочных легких водолазов, которые обшарили все вокруг, но ничего не обнаружили. О происшествии пришлось докладывать наверх. Из штаба флота прибыла комиссия, которая тут же приступила к расследованию причин происшествия. Была попытка достать портфель со дна силами штатных водолазов, в составе флота таковые в те времена еще водились. Но усилия лучших специалистов-глубоководников оказались тщетны. Пропали документы. Командир и старпом, убитые горем, уже писали объяснительные, предвкушая серьезные последствия для своего продвижения по карьерной лестнице. Для Олега Васильевича эта неприятность могла закончиться очередной отсрочкой в получении воинского звания «капитан 2-го ранга». Когда надежда на спасительный исход уже была почти утрачена, злосчастный портфель неожиданно всплыл на поверхность в пятидесяти метров от кормы неподалеку от польского сторожевого корабля. Произошло это чудо не с бухты-барахты, а по законам физики. Сначала подводное течение отнесло сумку с документами на некоторое расстояние, а затем, когда на польском корабле, выходящем в море для выполнения задачи боевой подготовки, заработали винты, нашу пропажу вынесло на поверхность воды. Обстановка несколько разрядилась, некоторые из документов пострадали незначительно и были вполне читабельны. Но о происшествии на нашей подводной лодке узнали в штабе флота, были приняты меры дисциплинарного воздействия по отношению к командиру и старпому лодки. Звание командира вновь откладывалось на неопределенный срок, а это значило, что он будет еще суровее, чем обычно, крови всем попьет.

     С матросом Механиковым мы все-таки расстались. При очередном бактериологическом обследовании у него была высеяна дизентерийная палочка, наш сонный и несуразный во всех отношениях кок оказался бактерионосителем. К всеобщей радости Механикова списали на берег, где после короткого перерыва он вновь занялся «любимым» поварским делом. Бедная береговая база! Как ошиблась ты в своем выборе! Кого ты пригрела на своей груди?

   На смену белорусскому коку, пришел кок Себов, болгрин по национальности. Интересно, существуют ли в природе русские коки. Несмотря на свою национальность Себов был рыжеволос, вместе с Казиметсом они представляли интересный тандем, оба были рыжие в одной службе. Больше рыжеволосых моряков на нашей лодке не было. С приходом Себова всё в нашей продовольственной службе пошло как по нотам. Сбои в приготовлении пищи прекратились, качество приготовленной пищи улучшалось с каждым очередным выходом. Вскоре слух о наших чудо-коках разнесся по всей бригаде, к нам зачастили офицеры штаба, им очень нравилось с нами выходить в море. Хорошая кухня в их любви к нам  играла не последнюю роль. 

Прочитано 3224 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь