Боевая подготовка в первую декаду 1970 года заключалась не только в отработке различных курсовых задач и проведении целого ряда учений. 22 апреля в стране должна была отмечаться знаменательная дата – 100-летие со дня рождения В.И.Ленина. Вся страна будет отмечать этот праздник. Флот тоже не должен остаться в стороне. Все силы флота будут участвовать в грандиозном учении под названием «Океан». Мы еще не знаем, какая задача будет поставлена перед нами, но догадываемся, что в Атлантике непременно побываем. Командира все чаще вызывают в штаб на различные совещания, откуда он возвращается не всегда в хорошем настроении. Очередное совместное учение с противолодочными силами флота завершилось победой «синих», то есть наша лодка опять проскочила в базу незамеченной. Командиру лодки, естественно, радость, а противолодочникам – сплошные слезы. Получается, что противолодочная оборона флота у нас ни на что не способна. Командование флота пребывало в раздраженном состоянии. Наступал «момент истины». Выполнить поставленную задачу, получить хорошую оценку «красные» были просто обязаны. А поскольку с обнаружением условного противника дела были по-прежнему плохи, то пришлось договариваться. Короче, на очередном этапе учения наша лодка должна будет «сыграть  в поддавки». Командиру лодки этот компромисс был явно не по нраву, ему хотелось бы побеждать всех и дальше, но надо было подумать и о престиже флота. Александр Николаевич на очередном заседании в верхах получил недвусмысленное указание о характере предстоящей совместной работы, намек он понял и обещал оказать содействие в своем «своевременном обнаружении». И вот, промозглым февральским утром, вся могучая армада боевых кораблей Балтийского флота во главе с флагманом крейсером «Октябрьская революция» заняла свои боевые позиции у входа в базу Балтийск. Подводная лодка, следующая в надводном положении, взяла курс на Балтийск. Подойдя к кораблям на расстояние зрительной связи, лодка погрузилась на глубину и пошла на прорыв. Накануне выхода экипаж лодки был проинформирован о некоторых «особенностях» предстоящей работы с противолодочными силами. Курсовые  маршруты нашего движения, глубина погружения были известны нашему противнику. Впервые подводники могли не заботиться о святая-святых, – о скрытности своего пребывания под водой. Шуметь  и греметь можно было по-максимуму.  И вроде бы все шло с начала по сценарию, да вдруг что-то не заладилось у противолодочников. Обнаружив контакт с лодкой, они ее тут же потеряли. А тут еще, как нарочно, на море разыгрался шторм.  Мы из кожи лезли, стараясь показать свое место, а «красные» никак не могли нас услышать. Нависла угроза скандала. Балабанов заметно нервничал, он же обещал…  Весь экипаж ждал контакта с противником, словно манны небесной, пытаясь уловить хоть какие-то признаки работы корабельных гидролокаторов. Время близилось к обеду, а нас все никак не найдут. По приказу командира в ход был пущен весь арсенал шумовых эффектов. И вот, наконец-то, нас, кажется, заметили. Только бы не потеряли снова. Держите же нас крепче, противолодочники! Мы никуда не собираемся от вас убегать. А вот и условный сигнал - взрыв учебной гранаты по корпусу субмарины. Можно всплывать. Учение завершено. «Красные» нас победили. Всеобщее ликование. Обед в кают-компании проходит в замечательной, очень душевной атмосфере. Как бы, в знак солидарности с нами, непогода стихает и можно спокойно предаться чревоугодию. Командир доволен. Сегодня он весел, много шутит. Наконец-то от него все отстанут, не будут больше докучать всякими глупыми просьбами. Он настоящий моряк и честный человек. Сделки и компромиссы – не его удел. Его стихия – море, дом родной – корабль, семья – экипаж. 

     Сегодняшний обед удался на славу. Наши коки - старшина сверхсрочной службы Андрей Глухов и старший матрос Миша Плачинта (он молдованин), нынче, кажется,  превзошли самих себя. Солянка мясная сборная получилась почти как в ресторане. Чего в ней только нет. Но, впрочем, кое-чего в ней все же не хватало. Не хватало сметаны, маслин, каперсов, долек лимона, свежей зелени. Но это все мелочи. У нас ведь все-таки корабль, а не ресторан «Метрополь».  Обслуживает нас сегодня сам кок-инструктор Глухов. В ослепительно-белой накрахмаленной куртке и столь же белом колпаке Андрей священнодействует над тарелками, наполняя их кулинарными яствами. Офицеры у нас любят поесть, к кулинарным изыскам наших коков они относятся с большим уважением. Вот и сейчас они благодарят Глухова за доставленную радость. Андрей смущенно улыбается. С чего это он сегодня вдруг прибежал нас обслуживать? Не иначе как в отпуск захотел, по жене соскучился. 

     Второе блюдо получилось таким же восхитительным, как и первое, – эскалоп из свинины с жареным картофелем. Хорошо, что картошку приготовили на гарнир, а если бы принесли гречневую кашу замполит опять бы развыступался. Гречневую кашу он ненавидит лютой ненавистью. В гневе Владимир Ефимович, обычно распоясывается до неприличия, швыряет эту кашу куда попало и в кого попало, да при этом выкрикивает всякие непотребные слова. Недаром на подводной лодке «С-166» гречневую кашу окрестили не иначе как «смерть зама». Даже в автономных походах, когда появление гречневой каши в качестве гарнира было неизбежно, замполиту отдельно от всех жарили картошку. 

     Обед завершается компотом. В обычном нашем понимании, компот – одно из самых заурядных блюд, подаваемых на десерт. Кто служил в армии, а также некоторых родах сил ВМФ могут на вопрос: что такое компот? Ответить примерно следующее: Компот это вареные сухофрукты. В коричневатом отваре (в котором вечно не хватает сахара) плавают замученные в тяжелой неволе, единичные в поле зрения сухофрукты: кусочки яблок, урюк, изюм. Большим разнообразием сушеных фруктов этот компот, как правило, не отличается. На подводных лодках компот являет собой воплощение  заветных чаяний самых взыскательных гурманов-сладкоежек. Помимо набора сухофруктов (по 35 г на едока), каждому едоку полагается еще по норме 125 г консервированных фруктов. Кроме всего прочего, в компот добавляют различные фруктовые экстракты, а также аскорбиновую кислоту. В морозильной камере холодильника в специальной формочке замораживают консервированные фрукты, которые перед подачей компота на стол добавляют в стакан каждого офицера. Такой компот можно было испробовать только на подводной лодке.

    Описав 3 главных блюда, составлявших основу нашего обеда, я намеренно не стал распыляться на всевозможные закуски, которыми был  уставлен весь стол кают-компании. Консервы рыбные в томате и масле, селедочка в масляно-уксусной заливке, украшенная колечками лука. Здесь были также и овощные консервы. В качестве дополнения к гарниру были поданы соленые огурчики. И все это гастрономическое изобилие под «наркомовские» 50 мл белого сухого вина с превеликим аппетитом поглощалось нашими молодыми здоровыми желудками.

     Читая эти проникновенные строки о достоинствах пищевого рациона на подводном флоте, многие из вас, наверное, подумают: «Да все тут ясно, вечно голодный студент, наконец-то, дорвался до еды и начал писать на эту тему целые оды и поэмы. Не докормили в детстве парня, вот он и воспылал  любовью к автономному пайку».  Я не буду отрицать роль и значение хорошего питания, оно, безусловно, помогло мне по достоинству оценить службу на подводной лодке. Но роль кают-компании важна не только в плане обеспечения хорошего полноценного питания, но и в плане общения офицеров, служба которых не относится к разряду легких. Счастлив тот офицерский коллектив, в котором царит уважение друг к другу, полное взаимопонимание. В кают-компании ПЛ «С-166» дружба, уважение, взаимопонимание, уют и душевный комфорт присутствовали в полной мере. Душой коллектива был, конечно, Александр Николаевич. Вот и сегодня он рассказал свежий анекдот. Все хохочут, а громче всех ржет командир БЧ-5 капитан 3-го ранга Жестков, он вообще очень смешливый. Остальные  офицеры смеются вполсилы, в том числе и те, кто этот анекдот уже слышал, они смеются из вежливости. Старпом Андронников рассказывает какой-то грузинский анекдот, он имеет на это право, отец Игоря Георгиевича – грузин, так что сыну, разумеется, сам бог велел использовать грузинские интонации при повествовании своей байки. Замполит пытается что-то заговорить на служебную тематику, о социалистических обязательствах, о сдаче экзаменов на классность, несколько минут все слушают эту политическую бредятину, проявляя чудеса выдержки и такта. К столу является припоздалый штурман Валера Гарин, он стоял на мостике в роли вахтенного офицера, но сейчас его подменили и он спешит к столу, радостно потирая руки. Появление штурмана прервало занудливые речи нашего политрука. Лодочные офицеры, уже набившие свои утробы, переходят к своим традиционным шуткам и подколкам. Штурман на днях совершил беспримерный полет с мостика в центральный пост. Его работа по определению места лодки в море сопряжена с бесчисленными выскакиваниями на мостик, где он сводит воедино  свои расчеты вкупе с различными ориентирами (солнце, звезды, маяки и т.д.). Работа хоть и  умственная, но бегать приходится много. Вот как-то на днях, в спешке, одна нога соскользнула, и наш штурман полетел вниз, за ступеньки трапа зацепиться не удалось, так и грохнулся в валенках, обутыми в галоши типа «слон». Несмотря на довольно приличную высоту, полет завершился удачно, хотя шума и грохота было много. Даже ушибов никаких не было. В ответ на шутки и подковырки насмешников-офицеров Гарин спокойно парирует все их выпады, нанося свои контрудары. Он ведь не лопух какой-нибудь, он ведь тоже все замечает, а язык на шутки подвешен, будь здоров каждому. Теперь уже все смеются, но уже совсем в другую сторону. Нет, штурмана лучше не трогать, а то сам не рад будешь. Непринужденно и весело обед завершается. Курящая публика довершает торжество обеда перекуром на мостике. Некоторые офицеры не курят, но подышать свежим воздухом они тоже не прочь. Но, вот показался долгожданный берег. Запрашиваем у оперативного дежурного добро на вход в базу. Получаем разрешение. Команда по трансляции: «Боевая тревога! По местам стоять, узкость проходить!» Через час мы уже спускаемся по трапу на плавказарму. Сегодняшнее плаванье успешно завершилось. Командир собирается в штаб на разбор. За ним присылают машину, и он убывает, как всегда, спокойный и уверенный в себе. Часа через 2 он возвращается, рассказывает накоротке о перипетиях, имевших место в ходе совещания. По поводу гордости противолодочников, перекрывших нашей лодке вход в базу, Александр Николаевич повествует с легкой иронией. Оказывается, что многие из «красных» вдохновенно верят в то, что они нас обнаружили и даже плотно держали на крючке. Так или иначе, но свою трудовую, выстраданную «четверку» противолодочники, наконец, заработали. С вышестоящего разрешения нашей лодке разрешили провести ППР (планово-предупредительный ремонт). Наши механики  давно уже о нем слёзно просили, бесконечно пугая всех нас тяжелыми и непоправимыми последствиями. Ну что ж, отдохнем от морей. Пора уже и мне осмотреться в отсеках, написать хотя бы несколько планов работы. Неделю назад на лодку наведался ее законный начальник медицинской службы и сильно журил меня самозванца за ленность в бумаготворчестве. Завидев меня, Валентин Федорович тут же приступил к воспитанию молодого и неразумного.

 – П-п-почему т-т-ты ни хрена не пишешь п-п-планы? – обратился ко мне начмед с таким странным вопросом. – Т-т-ты что, разве не знаешь, что б-б-бумажки – самое главное?  Если их нет, тебя за это так могут в-в-вые….  К-к-короче, тебе ясно или нет? 

Вопросы относились к разряду риторических. Ну что я мог ответить лучшему врачу 157-й бригады?

 – Да, мне, конечно же, все ясно. Виноват. Исправлюсь. 

– А в-в-виноватых, между прочим, у нас на Б-б-балтийском флоте бьют (конечно же, он выразился несколько покрепче).  

Наш столь содержательный диалог с интересом наблюдали некоторые лодочные офицеры.

– Ты зачем, нашего доктора расстроил? - спросил меня после Валиного ухода с корабля минер Юра Косоротов, - Валя очень на тебя сердит. Кстати, он очень хороший парень, большой аккуратист, хоть и зануда. Ты должен постараться и к следующему его визиту, устранить все его замечания, надо написать эти долбаные планы, раз это так важно.

     Вечером, после окончания маневров я отправился на крейсер «Октябрьская революция» в гости к моему институтскому товарищу Вите Городецкому. Я уже давно обещал его навестить, да все как-то было недосуг. Витя был обрадован моему визиту. Он познакомил меня со своими крейсерскими друзьями. В каюте моего приятеля мы слегка отпраздновали нашу встречу, обменялись впечатлениями о службе на флоте. Витя служил в должности хирурга, ему уже довелось оперировать в море. На одном выходе он произвел 4 аппендэктомии (операция по поводу удаления червеобразного отростка слепой кишки). И немудрено, на крейсере экипаж около тысячи человек, Даже и не захочешь, а все равно кто-нибудь да заболеет. Для хирургической работы на корабле есть все условия: операционная, перевязочная, лазарет, изолятор и еще куча всяких помещений. Да и врачей хватает. В штате медицинской службы помимо хирурга есть еще начальник медицинской службы (непременно с хирургическим уклоном), врач-терапевт и врач-стоматолог, которого заблаговременно «тренируют» на анестезиолога. Приняв на грудь «наркомовские 100 грамм»  мы с Виктором Давидовичем отправились в кают-компанию на ужин. Я сначала отказывался, говорил, что неудобно. Я уже был наслышан о крейсерском этикете, где все напоминает о вековых традициях царского флота. Этот лоск сохранился и в советское время. Моя зачуханая, издающая не самые лучшие ароматы форма одежды явно не вписывалась в строгие рамки крейсерского этикета. Я опасался, что меня вообще попросят выйти вон. Но Витя успокоил, что все будет не штяк. И мы отправились ужинать. Крейсерская кают-компания поразила меня своими размерами и каким-то небывалым шиком. Обеденных  столов было немыслимое количество. В кают-компании стояло даже пианино. Офицеры, и впрямь, все были одеты с иголочки, единообразно, форма одежды на ужин была объявлена заблаговременно. Глядя на великолепие офицерского антуража, я на миг пожалел, что отменили эполеты и аксельбанты, эти аксессуары здесь напрашивались подспудно, сами собой. Один я был в своем затертом, промасленном кителе. Но, как ни странно, меня приняли таким, какой я есть. Городецкий объявил господам офицерам о моем дружеском визите, и моряки проявили свое гостеприимство, на мою видавшую виды форму одежды внимания не обратили. Ужин был хоть и не подводницкий, но весьма неплохой, сытный и разнообразный. Как оказалось, на крейсере есть заведующий кают-компанией (выборная должность), который с получки собирает взносы у офицеров и закупает к столу всякие деликатесы. После ужина мы с Витей еще немного посидели у него в каюте, поболтали о разных пустяках. Витя рассказал о своей службе, которая, судя по всему, пока у него складывается неплохо. Во флотской газете «Страж Балтики» о хирургических буднях лейтенанта Городецкого была напечатана заметка. Командир крейсера Петров благоволит молодому офицеру, в неофициальной обстановке, называет его ласково - «сынок». Правда, старпом Городецкого явно не долюбливает, придирается по любому поводу, но командир не дает врача в обиду. Еще Витя рассказал о своих похождениях. Все окрестные рестораны он уже обошел вдоль поперек, имел амурные приключения. Городецкий – холостяк, поэтому он сексуально озабочен, резвится на всю катушку, используя любую возможность. Переходя на служебные темы, мой товарищ высказал свое мнение о подводном флоте и подводниках.  Как выяснилось, подводники оказывают разлагающее воздействие на крейсерскую организацию службы. Мы и впрямь, не раз, стояли ошвартованными к одному причалу. Наш слух приятно ласкали команды, подаваемые по трансляции флагманского корабля Балтийского флота: «На флаг и гюйс смирно! Флаг и гюйс поднять!» Голос офицера, подающего эти команды был мужественным, сочным и красивым по тембру. В нашем кинематографе лишь Вячеславу Шалевичу были под силу такие вершины. В художественном фильме «Красная площадь» артист продемонстрировал, на мой взгляд, блестящее мастерство перевоплощения и, тем самым, очаровал полстраны. Звуки оркестра сопровождали почти все команды, подаваемые по трансляции,  были непременной составляющей частью любого ритуала. Чаще всего в качестве музыкального сигнала можно было услышать мелодию в исполнении одного-единственного инструмента – дудки.  Но иногда и весь оркестр имел возможность показать свое мастерство. Если мне не изменяет память, при подъеме флага оркестр исполнял гимн Советского Союза. Но в эти мгновения, когда весь личный состав крейсера торжественно замирал, проникнутый чувством гордости за державу и ее Военно-Морской Флот, на дизельной подводной лодке, расположенной по соседству, производился ритуал несколько иного содержания. В рабочие дни флаг и гюйс поднимали еще более или менее организованно, команда строилась на палубе, и старпом отдавал рапорт командиру, во время подъема флага все замирали по стойке «смирно», офицеры прикладывали руку к козырьку фуражки, салютуя военно-морскому флагу. Но, если взять субботу или воскресенье, то священный ритуал подъема флага превращался в театрализованное шоу, театр одного актера.  Представьте себе такую картину. Из недр субмарины на палубу вылезает полусонный матрос, немытый и нечесаный, держа руки в карманах он пробирается к кормовому флагштоку для совершения торжественного ритуала. Вытаскивает из кармана брюк флаг, цепляет его к шкерту  и закрепляет на флагштоке. После выполнения ритуала матрос направляется на свой боевой пост, но оборачивается назад и обнаруживает, что допустил некоторую оплошность. Флаг-то он, оказывается, прикрепил вниз головой. Приходится возвращаться на корму и все переделывать заново. На крейсере наблюдают эту сцену с чувством раздражения и досады. Стыдно им за моряков-подводников. Мне тоже стыдно.  Я знаю, что не хватает нам лоска и парадности, многому надо бы поучиться у старших братьев, носителей лучших флотских традиций. Но, несмотря на эти внешние противоречия, наши моряки неплохо дружат между собой. Эта дружба, впрочем, не всегда бескорыстна. Приведение подводной лодки в надлежащий вид требует выполнения большого объема работ, среди которых покрасочные выступают в качестве завершающего аккорда. А где можно достать краску? Неужели вам неясно где? Ну, конечно же, на крейсере. Там этой краски – пруд пруди. Но даром краску никто, конечно же, не даст. Ее можно получить только в обмен на равноценный продукт. И такой продукт, точнее товар, у нас имеется. Называется он регенеративным веществом, а по-простому, - регенерацией. Регенерацией хорошо отмывается палуба крейсера, она у него деревянная. За несколько коробок регенерации мы получаем заветные бидоны с краской. Для крейсера – это пустяк, капля в море, а для лодки – это настоящее богатство, бесценный дар братьев по оружию.

     На следующее утро я,  как обычно, собрал группу захворавших моряков и отправился с ними в гарнизонную поликлинику. Нельзя сказать, что матросы так уж сильно больны, но надо проветриться, сменить обстановку, увидеть людей в белых халатах, поговорить с ними на медицинские темы, а заодно и больных проконсультировать. Наша прогулка в поликлинику и обратно заняла около 3-х часов по времени. По возвращению на корабль мы были изрядно удивлены его преобразившимся видом. Лодка вся сверкала в лучах солнца, блестела черной краской. Оказалось, что нам нанес визит, нагрянул с проверкой сам командир Таллинской военно-морской базы контр-адмирал Севастьянов. Узнав о его прибытии, командир подводной лодки принял решение «пустить пыль в глаза», он дал команду покрасить легкий корпус кузбас-лаком. Вооружившись катками, щетками и кистями личный состав в считанные минуты выполнил поставленную задачу. Конечно, действия командира были авантюрны, носили ярко выраженный чапаевский оттенок, всем известно, что покраска корпуса должна проводиться только после тщательной подготовки (нужно чистить корпус от ржавчины, грязи, ракушек и т.д.). Но, как известно, победителей не судят. К приезду адмирала покраска корпуса лодки была завершена. Севастьянов, при виде лодки сверкающей на солнце свежей краской, пришел в восторг. Бравый вид наших моряков на командира базы также произвел на старого моряка благоприятное впечатление. Перед своим убытием адмирал приказал построить личный состав. Эта команда была незамедлительно выполнена. Севастьянов выступил перед строем с проникновенной речью, в завершение которой объявил всему личному составу благодарность. Так я получил свое первое поощрение на военной службе. Это произошло заочно и весьма неожиданно для меня.

     На следующее утро, после подъема флага и проворачивания оружия и технических средств, командир решил  поохотиться на уток. В 3-м бассейне, где мы находились в пришвартованном состоянии вместе с «ПКЗ», было много дичи. Из иллюминатора плавказармы утки-нырки были хорошо различимы. У Александра Николаевича была с собой взята на зимовку малокалиберная винтовка, вот она и пригодилась. На резиновой надувной лодке наш командир отправился на охоту. Следить за тем, как развиваются события в полынье, мы, естественно, не стали. У каждого была своя работа, хотя, честно сказать, после отъезда Севастьянова наступило состояние какой-то расслабухи. Это сразу же бросилось в глаза нашему старпому Игорю Георгиевичу. Еще на обеде в кают-компании многие из офицеров заметили, что старпом не в духе, ходит хмурый. После традиционного послеобеденного сна (на флоте он называется «адмиральский час») телодвижения многих военнослужащих были излишне плавными, а взгляды томными, точнее, - сонными. Наш старпом не вынес подобной идиллии, и вскоре загнал всех в лодку, якобы, для ухода за материальной частью. Весь личный состав занялся уходом за агрегатами, механизмами, документацией. Я вместе со всем народом также приступил к осмотру своего заведования, но вскоре убедился, что заведование выглядит неплохо, и переключился на документацию. Открыв тетрадь с планами работы начальника медицинской службы, я долго ее перелистывал, пытаясь уловить смысл предстоящей работы. Но как я ни старался, так ничего в тот вечер я и не смог воспроизвести путного. Воспоминание о визите Вали Сафронова еще было свежо, чувство неотвратимости возмездия за свою ленность не раз посещали меня, но, по-прежнему, в бумаготворчестве у меня был полный застой и неразбериха. Я еще продолжал тупо смотреть на месячные планы, когда по трансляции прозвучал чеканный голос старпома. 

- Офицерам и кондукторам (в этом слове ударение ставилось на третий слог, и речь шла о сверхсрочнослужащих) прибыть в центральный пост! 

Мы немедля прибыли в 3-й отсек и приняли выжидательные позы, навострив уши. Старпом дождался прибытия всех приглашенных и начал свой монолог с вопроса.

– Что каждый из вас, должен совершить в 17 часов 30 минут? 

Все молчали. Старпом повторил свой вопрос, на который вновь не получил ответа. И тогда Игорь Георгиевич раскричался. 

– Вы, подводники-хреновы, неужели все забыли корабельную организацию? А ведь в 17 часов 30 минут вы должны мне докладывать о выполнении суточного плана.

 Дальше пошел допрос с пристрастием.

 – Чем Вы занимались сегодня, товарищ минный офицер? – Обратился старпом к командиру БЧ-3, - доложите немедленно. 

Старший лейтенант Юра Косоротов начал вспоминать о всех проделанных за день делах, но четкого доклада не получилось. Затем каждый из командиров боевых частей и начальников служб попытался сформулировать свои доклады. Дошла очередь и до меня. Я что-то промямлил невразумительное, хотя и пытался вложить в свой доклад как можно больше смысла. Старпом резюмировал мое выступление следующим образом: «доктор, что ты мне тут наплел, докладывать нужно четко по-военному, хотя, что с тебя взять, ведь ты же гражданский человек». После этой взбучки мы опять удалились на боевые посты, где еще какое-то время имитировали кипучую деятельность. Я даже, с расстройства, написал заголовок плана работы на декабрь 1969 года, но силы меня быстро покинули. Все, хватит, допишу завтра, решил я и захлопнул тетрадь. А старпом опять припал к «каштану». Что он опять, интересно, затевает?  Игорь Георгиевич, на этот раз, изрек следующую команду: «Офицерскому составу собраться в 19 часов в каюте старшего помощника на плавказарме». Все ясно, решили мы, будет воспитывать и с упавшим настроением отправились на ужин. В назначенное время мы прибыли в назначенное место в ожидании заключительной части воспитательного процесса. Но вопреки ожиданиям  всех нас ждал сюрприз. В каюте старпома уже сидел командир и замполит, нам предложили рассаживаться за столом. Когда мы  заняли места за столом, старпом открыл дверь в коридор и скомандовал: «Глухов, заходи!» Кок-инструктор зашел в каюту, держа в руках огромную кастрюлю, которую он торжественно водрузил на стол. Из кастрюли пахло чем-то вкусным. 

– А хлеб и консервы принес? – спросил Андронников. 

– Принес, - ответил Глухов и пошел за остальной частью продовольствия. Не забыл он захватить с лодки также посуду и столовые приборы – вилки, ложки. Старпом открыл сейф и достал оттуда канистру спирта, после чего воспитательная работа с подчиненным личным составом перешла в новое русло. В кастрюле была, как вы уже догадались, приготовленная на лодочном камбузе дичь. Утки-нырки на вид выглядели очень аппетитно, но на вкус они оказались не столь хороши, поскольку были жестковаты и пахли рыбой. Но под спирт пригодна и не такая закуска. Наевшись утятины, мы перешли затем к рыбным консервам, которые оказались более привычными и съедобными. Вечер прошел замечательно. Игорь Георгиевич на правах хозяина вечера много шутил, ни о каких суточных планах он ни разу не вспомнил. Командир сидел в уголочке и читал книгу, он не слишком предавался чревоугодью, да и пил очень умеренно. Посидев в уютной старпомовской каюте часа полтора-два и приняв на грудь свою дозу горячительной жидкости, я вместе  с отдельными товарищами-офицерами засобирался к убытию. Нас особенно никто не пытался удерживать, поэтому, поблагодарив Игоря Георгиевича,  мы попрощались с гостеприимной компанией и разошлись по своим каютам. Впрочем, некоторые офицеры, как выяснилось потом, на следующий день не спешили угомониться и требовали продолжения банкета. Старший помощник, устав с ними бороться и осознав безнадежность этого занятия, выделил этим любителям Бахуса графин спирта и пару банок рыбных консервов. С этим бесценным даром ребята удалились в одну из кают, где и продолжили свое мероприятие.  Ума не приложу, как удалось этим чудо-богатырям опустошить целый графин спирта емкостью не менее полутора литров, но они справились с этой задачей (консервы, правда, остались почти нетронутыми). Свершив столь славный подвиг, вырубились наши подводники внезапно, один заснул прямо за столом, а второй дополз до койки, где и отключился в нелепой позе. Наутро  разбудить этих молодцов было просто невозможно, весь утренний распорядок дня проходил без их участия. После проворачивания оружия и технических средств, старпом послал меня проведать офицеров, справиться об их самочувствии. Когда я открыл каюту, то сначала даже испугался, мне показалось, что мужики умерли, настолько картинными и безжизненными были их позы. Табачно-перегарный смрад дополнял эту сцену еще более мрачными предчувствиями. Но, слава богу! Оба «бухарика» были живы, просто оказались мертвецки пьяны. В интересах сохранения их жизни и здоровья  мне пришлось предпринять некоторые профилактические меры, расстегнуть пуговицы на кителях, придать телам физиологически удобные позы, открыть иллюминатор для лучшего доступа воздуха.  Через какое-то время подводники очухались, но приходили в себя еще долго. Их никто не ругал, не наказывал. Выпив графин спирта, они сами чуть себя не наказали. Читая в различных медицинских изданиях информацию о смертельных дозах алкоголя, я не переставал удивляться и сомневаться в их правдивости. Каким же образом определили эти дозы? И кто же были эти подопытные кролики, павшие жертвою 7 грамм чистого этанола на 1 килограмм веса?  Опыты, очевидно, проводились над американцами, англичанами или итальянцами. Но русские моряки, это уж точно, не участвовали в столь важном научно-исследовательском эксперименте. А, жаль! Если бы они приняли участие в этой работе, то все итоговые выводы научных изысканий пришлось бы подвергнуть сомнению и выкинуть их коту под хвост. Из другого теста слеплены русские моряки-подводники.

     В последующие дни наш командир еще неоднократно успешно охотился на уток, а кок-инструктор Глухов учился готовить из этих летающих морепродуктов съедобную пищу. С каждым очередным поварским экспериментом запах рыбы в утинном мясе чувствовался все меньше и меньше и, наконец, почти сошел на нет. Что кок делал с этими птицами? Какие специи и маринады использовал для отбития неприятного запаха? Это так и осталось его профессиональной тайной. За свои успехи в кулинарии Глухов получил от командира неделю отпуска, чего, собственно говоря, и добивался. 

     Планово-предупредительный ремонт закончился без эксцессов, на день раньше срока. Вновь потянулась череда выходов в море вперемежку с кратковременными передышками. С кронштадтскими коллегами-подводниками мы наладили тесные связи, освоили даже взаимозаменяемость личного состава. Офицеры и мичманы нашей лодки вздохнули с облегчением, появилась возможность без ущерба для боеготовности съездить домой на побывку. К празднику, Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота меня вновь отпустили к жене, прикрывать мое «опустевшее кресло» поручено врачу с кронштадтской лодки майору медицинской службы Игорю Ракову. Какая же радость была на лице у моей жены, когда я появился на пороге дома. Явления токсикоза у нее отступили на задний план, животик уже чуть обозначился, но в целом вид у будущей матери был вполне приличный. 23 февраля мы вдвоем отправились в Дом офицеров, где и поучаствовали в праздничной программе, посмотрели неплохой концерт и потанцевали. Офицеры-летчики с восхищением смотрели на мою жену, некоторые из них пытались пригласить ее на танец, но я не особенно был щедр на «благородные» поступки и чаще всего не отпускал ее от себя, делая это не из ревности, а, прежде всего, из опасения за ее здоровье. Я танцевал с Аллочкой весь вечер, наслаждаясь этими завораживающими мгновениями счастья. Среди офицеров гарнизона были представители разных народов, населяющих нашу страну. Несколько обособленно держался молодой лейтенант с ярко выраженной кавказской внешностью. Он был невысок ростом, строен, черноволос, на худощавом лице красовались аккуратные усы стреловидной формы. Это был лейтенант Дудаев. В гарнизоне Шайковка началось восхождение по ступеням карьерной лестницы будущего генерала, будущего президента Чеченской республики. Жена Дудаева, ее звали Алла, была из местных кадров, до замужества жила в Шайковке. Супруги Дудаевы были красивой парой. В молодом лейтенанте не просматривалось ничего выдающегося, для того чтобы спрогнозировать его великое будущее. Не было у него яркой харизмы. Он был самый обыкновенный офицер, каких у нас в Советском Союзе десятки, а может и сотни тысяч. В танцевальном зале в тот праздничный вечер было много красивых, статных офицеров, но «маршальский жезл», оказывается, был в ранце только у одного, скромного и незаметного лейтенанта Джахара Дудаева. Как обманчива бывает наружность. Как неисповедимы бывают пути господни. Спустя лет 20 с небольшим о Дудаеве заговорит весь мир.

     Дни отпуска пролетели как одно мгновение и вот я снова на лодке среди своих собратьев по прочному корпусу. Опять выходы в море на 2-3 дня, опять кратковременные затишья. Я все больше становлюсь похожим на офицера-подводника. Мое недавнее студенческое прошлое кажется мне малозначимым и пустяковым по сравнению с сегодняшним моим статусом. Но я понимаю, что обольщаться рано, что настоящей службы я еще не видел. Мое нынешнее пребывание на ПЛ «С-166» – это лишь подарок судьбы, миг, который может растаять безвозвратно, не оставив никакой надежды на повторение чего-либо подобного. А служить до окончания положенного срока еще ох как долго! Всякое еще может встретиться на пути. А пока все идет замечательно, даже порой хочется, чтобы эта зимовка никогда не кончалась. В Таллин мне что-то не хочется возвращаться, слишком серые и малоприятные воспоминания с ним связаны. 

     Снова выходим в море. С убытием в отпуск кока-инструктора Андрея Глухова питание на лодке стало еще лучше. В отсутствие своего шефа Миша Плачинта кормит просто на убой, не придерживаясь никаких норм, порции становятся такими  громадными, что даже самые отъявленные  гурманы не могут их осилить. После приема пищи все пребывают в состоянии полного отупения. Но проходит какое-то время и вот опять по трансляции доносится из 4-го отсека доклад младшего кока: «Централный! Гатов абэт». После этого простодушного доклада всем становится весело. Миша плохо говорит по-русски, потому что вырос в глухом молдавском селе. Но пищу готовит он замечательно. Матросы восхищаются мастерством своего товарища, во время обеда они приговаривают, Молодец Миша, хлеба для нас не жалеет!

Между тем, старания молдавского паренька не столь уж и бескорыстны. Недавно он получил из родного села телеграмму, с известием об очередном прибавлении в семействе. У Миши родилась вторая дочь. Детей мастерить он, кажется, большой мастак. Дважды он успел побывать в отпуске, и каждый раз результативно. В конце первого года службы Миша поехал к себе на родину, нашел себе невесту и женился. Спустя 9 месяцев, как и положено, жена родила девочку. Счастливого отца вновь отпустили в отпуск, где он опять зря время не терял. Короче, пока у моряка шла служба на Балтийском флоте, поголовье Плачинт в Молдавии увеличилось на две единицы. И мужичок-то вроде неказистый, а, глянь, какой плодовитый оказался. Командование корабля озадачено, поставлено перед фактом, телеграмма – подлинный документ, заверенный военным комиссаром. Хоть и не положено давать третий отпуск, но случай то особый. Шутка ли сказать, матросу всего 20 лет, а он уже дважды отец. Всем нос утер. - Да пусть едет,  - решает командир, - Миша хороший парень, ну а если третьего ребенка заделает, то пусть сам все и расхлёбывает после окончания службы, четвертый отпуск у нас ему уже не грозит, служить-то осталось совсем ничего. 

    Внимание командования бригады к нашей лодке самое пристальное, ведь только она одна представляет наше соединение по полной программе, остальные лодки стоят у причалов Палдиски и ждут у моря погоды. А там море сковано льдом  и все скучают. На днях у нас успел побывать наш новый комбриг капитан 1-го ранга Башкевич, на плавказарме он объявился в 7 часов утра. Несмотря на раннее утро и поздний отход ко сну, связанный с некоторыми нарушениями спортивного режима, наш командир вновь оказался на высоте, не дал застигнуть себя врасплох. Мощным и басовитым голосом он гаркнул: «Смирно!» Отрапортовал четко, как положено. Новый бригадир аж зашелся от восторга. Вникать во все детали нашего базирования Башкевич не захотел, он даже не заглянул на лодку, обедать тоже не пожелал. В 11 часов утра командир соединения убыл в обратном направлении, пребывание его в Балтийске было  слишком мимолетным. Многие офицеры даже не узнали, что новый комбриг побывал в расположении нашей части. После Бутузова наблюдать столь непонятное и аморфное явление, как новый комбриг Башкевич, было истинным потрясением для большей части палдиских подводников. Евгений Васильевич  Бутузов со всем его бешеным темпераментом и непредсказуемостью везде лез, во все вникал, но он был настоящий военачальник. Он был всегда на своем месте. Да, с ним было непросто служить, многим доставалось по шее, но Евгений Васильевич, бесспорно, был человек неординарный и неравнодушный. Новый же командир соединения представлял собой полную противоположность своему предшественнику, он никуда не лез и ни во что не вникал, ему все было до фонаря. Никто его и не запомнил, да и был ли он вообще. Через полгода Башкевича отправят на пенсию. Нет, не такой комбриг был нам нужен. 

    Но был в нашем соединении еще один военачальник – Волков Борис Анатольевич. Он служил в должности начальника штаба, а звание имел капитан 1-го ранга. Вот однажды и до него очередь дошла. Появился он у нас в Балтийске столь же внезапно, как и комбриг, но пребывание на «С-166» у Волкова получилось более продолжительным. С нами он и в море выходил и на плавказарме успел  поучаствовать в разных видах специальной подготовки, проведя семинар и тактическую летучку с офицерским составом. В заключительный период своего пребывания в Балтийске Волков принимал зачеты по допуску офицеров к несению вахтенной службы. Борис Анатольевич– мужчина лет 43-х – 45-и, среднего роста, крепкого телосложения, с красным обветренным лицом и низким хрипловатым голосом. Он бывал порой резок, даже груб. Если кого-то отчитывал за провинность, то выражений не выбирал. Но, справедливости ради, Волков не был злопамятным, после учиненного разноса, он тут же все забывал и никогда никого не преследовал. Мелочность и мстительность были чужды его натуре. Начальник штаба обладал своеобразным чувством юмора. Принимая зачеты у молодых офицеров и, слушая их невнятное блеянье, Волков мог неожиданно изменить тему беседы и обратиться к офицеру с чисто бытовым вопросом.

Сколько в магазине стоит докторская колбаса?

Если офицер отвечал на этот вопрос правильно, то начштаба изрекал фразу: «Вот это Вы знаете!» Когда же соискатель на звание вахтенного офицера проявлял некомпетентность, не имел элементарных представлений о ценах на колбасную продукцию, Волков бросал ему в лицо свое убийственное резюме: «Вы даже этого не знаете! О чем с Вами тогда вообще можно говорить?» В этой заключительной части диалога обыкновенно наступала разрядка, все смеялись и расставались на веселой ноте. Были в репертуаре Бориса Анатольевича и другие шутки-прибаутки, но запомнилась мне почему-то именно эта, про докторскую колбасу. 

После  принятия на грудь энного количества спирта лицо начальника штаба еще больше краснело, голос его грубел, число матерных выражений увеличивалось на несколько порядков. В эти минуты Волков своим обликом очень походил на серого хищника, оправдывал происхождение своей фамилии. Эффект еще больше усиливался, когда начальник штаба водружал на свое переносье очки. Сразу же вспоминалась сказка про красную шапочку, в той части произведения,  когда волк уже съел бабушку и готовился к встрече с ее внучкой. Мультфильм «Ну погоди!» в ту пору еще не был снят, но после его выхода на телеэкраны в 1971 году популярность капитана 1-го ранга Волкова еще больше возросла, потому что его голос был очень похож на папановский, только чуточку  грубее.

      К Балабанову и его подводной лодке у Бориса Анатольевича  было самое теплое и нежное отношение, ведь именно на «С-166» начальник штаба ходил недавно в автономку. В этом походе Волков реабилитировал себя за прежнюю неудачу, связанную с плаваньем на подводной лодке «С-295» в феврале-марте 1968 года. Вся эта история была на слуху у многих подводников, проходящих службу в 157-й отдельной бригаде подводных лодок. Среди членов экипажа «С-166» были участники той памятной боевой службы. Их воспоминания довольно интересны.