Среди личного состава иногда встречались не совсем здоровые люди, возникали ситуации, когда без дополнительных лабораторных и рентгенологических исследований было трудно поставить диагноз. Я взял себе за правило, во всех неясных случаях обращаться за консультацией в гарнизонную поликлинику. С утра пораньше я разбирался с больными, выделял среди них нуждающихся в консультации врачей-специалистов, докладывал о своем решении старшему помощнику командира, после чего убывал вместе с личным составом в медицинское учреждение. Расстояние до поликлиники составляло около 2-х километров. Своими походами на консультации я «убивал двух зайцев», - и опыта набирался, и аппетит нагуливал перед обедом. Наряду со всякого рода пустяковыми заболеваниями, лечение которых не требовало госпитализации, иногда выявлялись случаи весьма серьезные, которые заканчивались увольнением военнослужащих в запас. Приведу один пример. Матрос К. постоянно жаловался на повышенную зябкость рук. Поначалу я не придал значения его жалобам. Матрос был молодой и я посчитал, что у него происходит адаптация к новым климатическим условиям (парень был призван с южных районов Украины), к тому же зима в Прибалтике в тот год выдалась необычайно суровая, не только одним южанам было холодно. Через какое-то время я все же проникся доверием к матросу и повел его консультировать. Не сразу, ни с первой попытки специалисты поликлиники и главного госпиталя флота заподозрили неладное, они долго «футболили» парня с одной инстанции в другую, но, в конце концов, разобрались и поставили точку в этом деле. Диагноз: болезнь Рейно (сосудистое заболевание) и увольнение в запас по болезни. Все это прозвучало для меня как гром среди ясного неба. Я считал, что на подводном флоте служат исключительно здоровые люди, здоровее которых могут быть только космонавты. Оказалось, что это не так.
Обидно было еще и то, что во время учебы в институте именно сосудистым заболеваниям я посвятил много времени, обследовал больных с облитерирующим эндартериитом и другими очень похожими по симптоматике заболеваниями, вел истории болезни, выступал с небольшими докладами на утренних врачебных совещаниях-пятиминутках. На экзамене по госпитальной хирургии мне попался билет, в котором один из вопросов был связан с облитерирующими поражениями артерий. Я так хорошо ответил на этот вопрос, что сам профессор Алексеев, являвшийся в те годы корифеем отечественной сосудистой хирургии поставил мне за ответ оценку «пять с плюсом». На другие вопросы билета я отвечал не столь блестяще, но общую «четверку» я на экзамене все же заработал. Подводя итоги экзамена, Петр Петрович Алексеев высказал свое мнение по поводу однобокости знаний некоторых студентов, заявив, что будущим докторам нужно знать не только сосудистую хирургию, но и другие, более распространенные виды хирургической помощи. Это был камень в мой огород. И вот спустя два года после этого напутствия, я встретился лицом к лицу со знакомым до боли заболеванием и не узнал его. Не узнал, потому что не ожидал его встретить здесь, среди контингента молодых людей, прошедших серьезный медицинский отбор и признанных годными к службе на подводном флоте. После этой промашки я стал более внимательно относиться к обращениям моряков с различными жалобами на свои недомогания. И хорошо, что многие мои опасения и подозрения оказались напрасными. Главное для меня было – не проспать и не прозевать что-либо серьезное и непоправимое. А то что, умудренные опытом врачи-специалисты где-то в глубине души посмеются над моей наивностью и неопытностью, так это не самое страшное. На ошибках мы учимся и постепенно набираемся опыта.
Довелось мне заниматься врачебной практикой также с офицерским и мичманским составом лодки. Я всегда мечтал о хирургической практике, но во время моей первой зимовки пришлось посвятить себя совсем другому направлению медицины. Мне пришлось вплотную заняться венерологией. Город Балтийск в ту пору был рассадником венерических болезней. Количество увеселительных мест в городе можно было пересчитать по пальцам одной руки, но, тем не менее, как говорил Аркадий Райкин, рыба в реке водилась. И не зря гласит поговорка о том, что свинья всегда найдет себе грязи. Некоторые наши подводники вляпывались в эту грязь, по самые, что ни есть, помидоры. Первая же вылазка отдельных «любителей рыбной ловли» заканчивалась самым банальным их заражением гонореей. У представителей древнейшей профессии выделялись ветераны, среди которых была особенно популярна пресловутая «баба Оля». По своему рейтингу она лишь немного уступала коменданту гарнизона Ивану Степановичу. Про нее в Балтийске слагались легенды. Несмотря на свой далеко не юный возраст и весьма потрепанный внешний вид, баба Оля пользовалась большим спросом у представителей противоположного пола. Не знаю, какие уж там неземные прелести и райские кущи желали обнаружить некоторые наши подводники, западая на ее древнее и смердящее тело, но только эту старую шлюху они знали отнюдь не понаслышке. Тем не менее, при всей своей одиозности, скандальности и вседоступности, баба Оля никого и ничем серьезным не наградила, разве что, кой-кому расцарапала физиономию, проводя свои разборки. Но ведь это ж, форменные пустяки по сравнению с триппером. И вот, промучавшись какое-то время, наши герои «намотавшие на винт» стали поочередно обращаться за медицинской помощью. Я с большим вниманием отнесся к заболевшим сослуживцам, подорвавшим свое здоровье на «амурном фронте». Частые выходы в море затрудняли процесс лечения.
Производить инъекции антибиотиков в условиях отсека подводной лодки было практически невозможно. Даже при хорошей погоде нужно было каким-то образом стерилизовать шприцы, привлекая к этому действу взоры любопытных глаз. Подводная лодка 613-го проекта представляет собой сплошной проходной двор, где каждый член экипажа виден как на ладони. Поэтому такая процедура, как кипячение шприцев и выполнение инъекций (уколов) пациенту превращалась в целый спектакль, где ни о какой конфиденциальности и врачебной этике не могло быть и речи. В штормовых условиях все выше описанные мероприятия было осуществлять еще сложнее. В те далекие времена на вооружении медицинской службы еще не было одноразовых шприцев. Так что, лечение столь экзотического контингента больных требовало совершенно иного, индивидуального подхода. И выход вскоре был найден. Через своего однокурсника Евгения П., выполнявшего в данной истории роль посредника, я связался с кожно-венерологическим отделением главного госпиталя флота. Получив от своих коллег необходимые рекомендации и набор медикаментов, я немедленно приступил к лечению больных. Оно проходило весьма успешно, так как все пациенты были страшно напуганы, поэтому все они беспрекословно выполняли мои рекомендации. В какой-то степени успеху лечения благоприятствовал и тот факт, что появление больных происходило с интервалами по времени. Появись они все одномоментно, то еще неизвестно, как бы я справился с поставленной задачей. Прием противовоспалительных средств (антибиотиков) осуществлялся четко, больных не нужно было даже контролировать. Они могли пропустить обед, но чтобы забыть проглотить таблетку, - никогда! На заключительном этапе лечения для промывания мочевыводящих путей больным следовало принимать капсулы с метиленовой синькой. Но и это не было серьезным препятствием в борьбе с недугом.
Самые серьезные трудности заключались в другом, а именно, - в период лечения больным нужно было воздерживаться от приема алкоголя. Для многих моряков-подводников отказ от алкоголя был равносилен смертному приговору, потому что не пить для многих означало не жить. Но я так всех запугал, объясняя к каким пагубным последствиям может привести нарушение лечебного режима, что даже на эту немыслимую ограничительную меру мои пациенты вынуждены были согласиться. Когда в каютах «ПКЗ-50» раздавался звон стаканов с привычным бульканьем согревающей жидкости, выздоравливающие моряки-балтийцы шарахались прочь от соблазна, как от чумы. Тяжелее было притворяться непьющим в минуты коллективных застолий. Под укоризненным взглядом командира эти ребята корчились в страшных муках, бессвязно бормотали какие-то дурацкие оправдания. В глазах некоторых страдальцев наворачивались слезы. Мой предупреждающий взгляд также помогал людям, попавшим в беду по собственной воле, вовремя отдернуть руку от стакана. Лечение первых больных прошло спокойно, а вот индивидуумы, заболевшие на втором этапе, уже вызвали подозрение у тех, кто совсем недавно успешно завершил курс лечения. Они то уж догадывались, чем объясняется отказ от спиртного. Многозначительные улыбки на их лицах, свидетельствовали о том, что они все понимают. Знаем, дескать, мы это уже проходили. В самом конце зимовки произошел курьезный случай, когда два друга по несчастью (оба тщательно и долго конспирировались), оба уже находился на пути к выздоровлению (поскольку принимали вовнутрь капсулы с синькой), одновременно посетили на ПКЗ одно из самых посещаемых мест под названием гальюн. Когда же из глубинных недр их организмов почти одновременно вырвались на свободу струи синеватой жидкости, друзья сначала остолбенели от неожиданности, а потом пришли в себя и начали хохотать. Откровения одного из участников данного «спектакля» здорово меня позабавили.
Хотя один немолодой, но все еще бравый капитан-лейтенант с рижской подводной лодки рассказал мне осенью 1970 года куда более смешную историю, характеризующую схожесть ситуаций, - с одной стороны, а с другой - уровень развития флотской медицины 50-х годов. Автор этой рассказанной истории тоже как-то «залетел, намотал» и лечился всеми известными и малоизвестными способами и средствами. Среди антисептических препаратов того далекого времени еще находились на оснащении такие ужасные (высокотоксичные) средства, как сульфидин, красный стрептоцид и ряд еще убийственных препаратов. Синьки тогда также использовались. И вот однажды, когда лодка находилась на рейде на якорной стоянке, три друга-офицера поднялись на мостик. Поговорив о том и о сем, офицеры перешли к следующей части программы. Они надумали помочиться с высоты боевой рубки. Окропить морскую гладь с боевой рубки всегда считалось проявлением особого шика, даже работающие в убийственном режиме антенны станций РЛС (радиолокационной связи) не способны были помешать нахлынувшему желанию. Стояла ясная солнечная погода, на море был полный штиль. И вот три струи, одна из которых была желтого, другая – красного, а третья - синего цвета прочертили свои траектории над гладью Балтийского моря. «Отгадайте, какого цвета была моя струя?» – закончил вопросом свой рассказ бывалый подводник.
Моя врачебная деятельность в качестве подпольного специалиста-венеролога завершилась вполне благополучно. Все мои пациенты выздоровели, ни у кого из них болезнь не перешла в хроническую стадию. Мне удалось также обеспечить полную конфиденциальность. Ни одна живая душа не узнала фамилии заболевших, их жены так ничего и не узнали о «подвигах» своих благоверных. Часть бывших пациентов после пережитых волнений стали более осмотрительны и вели себя вполне достойно. Нежданно и негаданно я заслужил авторитет и уважение на том поприще, к которому себя не готовил. Венерологом я быть не собирался.
Я знаю, что кое-кто из врачей со стажем, не задумываясь, бросит камень в мой огород, обвинив меня в нарушении врачебной деонтологии. И они, конечно же, на все 100% будут правы. Ведь, выявив заболевших, я должен был немедленно направить их в специализированное лечебное учреждение, в котором и был бы осуществлен весь комплекс не только лечебных, но и санитарно-эпидемиологических мероприятий (выявление источника заражения, контактов и т.д.). Знаю, что пошел на нарушение, каюсь. Но, если признаться честно, я этого раскаянья даже сегодня, спустя много лет, не испытываю, поскольку считаю, что действовал правильно. Движимый исключительно добрыми намерениями, я сделал все возможное для того, чтобы выйти с минимальными потерями из создавшейся ситуации: и боевую подготовку не сорвал, не вынес сор из избы, и ребят вылечил, и мир в их семьях помог сохранить. Так что, судите сами.
Завершая свой рассказ по этой весьма животрепещущей и щекотливой теме, хочу высказать свое резюме по поводу «вольного поведения» в условиях командировки, вдали от родного дома. Каждый взрослый человек – личность, которая вправе распоряжаться душой и телом, так как считает нужным, как подсказывает его совесть. На поступки человека влияет множество факторов. Среди моряков-подводников были, разумеется, истинные «гусары», любовные похождения для них были главной составляющей частью жизни. Иной жизни они просто не представляли, считали отказ от удовольствий бесцельной тратой времени. Гуляли эти ребята с размахом, ни от кого не скрывая своих подвигов. Иногда даже их жены были в курсе всех событий, к изменам своих мужей они давно привыкли, со своей судьбой смирились. Наши «гусары» развлекали нас рассказами о своих похождениях. Один офицер вместе со своим приятелем (офицером с кронштадтской лодки) встречал новый год в Балтийске в компании веселых подруг. В самый разгар веселья, когда все были на хорошем подпитии, офицеры разделись до исподников, взгромоздились на праздничный стол и станцевали на нем зажигательный танец-твист. Не все женщины восхитились этим танцем (видимо, с чувством юмора у них было слабовато), аплодисментов не было, столу, кстати, был нанесен непоправимый ущерб. И все-таки это было смешно. Представьте себе, два пьяных придурка в кальсонах небесно-голубого цвета пляшут на столе. А если учесть, что рост Кости Б. (тот, что из Кронштадта) составлял 205 см и вместиться в пространство между столом и потолком можно было только в полусогнутом виде, описанное застолье представляется еще более комичным. Короче, рассказ о встрече нового года пришлось нашему герою повторять на «бис».
Была и другая категория «ходоков налево». Я бы их назвал жертвами обстоятельств. Они не были гусарами. Просто в определенной ситуации (выпил лишнего в ресторане, или незнакомой компании) у них отказывали тормоза. Потом они переживали о случившемся, и старались не повторять своих ошибок. Но подворачивался следующий провоцирующий момент, опять происходил срыв и опять вслед за этим следовали переживания, угрызения совести. Злостными гуляками эти ребята не были. Семьи у них, как правило, были хорошие, прочные.
Были в подводницкой среде и другие индивидуумы, которые никуда не ходили, не гуляли, своим женам не изменяли. Нельзя сказать, что эти мужики сильно гордились своим аскетическим поведением, но «свой крест» они несли с достоинством. Никто и не пытался их перевоспитывать, потому что все уважали право выбора. Помимо рыцарей, безгранично преданных своим женам, были и другие представители не гуляющие «налево». Это были, как правило, горькие пьяницы, для которых «зеленый змий» был главным составляющим их досуга. Кроме корабельного спирта в их жизни больше ничего интересного не существовало. Но, следует заметить, что в море, на боевом посту они были безупречны, никакого баловства с алкоголем себе не позволяли.
А как же вел себя автор этих строк, к какой категории командировочных причисляет он себя? Хотите верьте, - хотите нет, но похвастаться своими похождениями я не могу, поскольку их не было. Находясь на своей первой зимовке, я был весь в ожидании приятных перемен в своей личной жизни. Мое состояние в ту пору можно было назвать возвышенно-романтическим. В экипаже подводной лодки «С – 166» я был инородным телом, бельмом на глазу. Всеобщий ажиотаж на тему, куда идти сегодня вечером, был не для меня. Я знал, куда мне надо направляться вечером после ужина. Движимый самыми лучшими и чистыми побуждениями я шел в каюту и приступал к написанию очередного письма своей ненаглядной женушке. И так регулярно, каждый вечер я излагал на бумаге свои мысли и чувства. Для меня было жизненной потребностью поддерживать морально мать моего будущего ребенка. Я чувствовал, как это важно – мыслями и чувствами быть рядом, даже на большом удалении друг от друга. Никто не смеялся над моим столь неоригинальным, монашеским поведением, никто не пытался меня в чем-то разубедить, обратить в «свою» веру. Командир лодки ежемесячно отпускал меня на побывку к жене, я ему за это был чрезвычайно признателен. В последующие свои зимовки я вел себя так же скромно, не пожелал менять свои традиции и привычки. И пускай письма я писал не столь часто как раньше, духовного контакта со своей семьей я не терял. Далеко не последнюю роль в формировании моего жизненного кредо сыграл пример моего отца, который своим «жизнелюбием» разрушил три семьи, сделав несчастными своих жен и детей. Наследственность, конечно, страшная сила. Не зря гласит пословица, что «яблочко от яблоньки не далеко падает». Но я решил бороться со своей наследственностью и не повторять ошибок своего отца, поэтому отказался раз и навсегда от всех сомнительных удовольствий, ради сохранения семьи. Я не был одинок в своих устремлениях. На моем жизненном пути встречались очень интересные люди, для которых семейные ценности были также святы, как и для меня. Эти ребята не разменивались на пьянство и похождения. В часы досуга каждый из моих новых приятелей посвящал себя какому-то любимому занятию. Один офицер занимался моделированием кораблей, другой увлекся обработкой янтаря, третий был страстный книголюб, четвертый грыз гранит наук, готовясь к поступлению в военную академию. А еще были хорошие спортсмены, которые каждую свободную минуту тренировались, своим энтузиазмом они «заразили» многих членов экипажа, занятия в спортивном городке приобрели массовый характер. Справедливости ради следует признать, что большинство представителей офицерско-мичманского состава имели менее здоровые наклонности. Не признать этот факт, означало бы – погрешить против истины. Пьяниц и бабников на флоте всегда хватало. Но были и другие примеры, совсем другого отношения к жизни. Я только что рассказал о них.
На своих последующих зимовках мне уже не приходилось заниматься венерологией. Народ перестал заражаться. В чем причина, я не знаю. То ли нашим «гусарам» везти стало больше, то ли предохраняться стали, только больше подпольной венерологической практикой мне заниматься не пришлось. И, слава богу. Лодочный врач, конечно же, должен заниматься другим делом. Хирургическая подготовка является основой основ, главной составляющей деятельности начальника медицинской службы. Без достаточного опыта хирургической подготовки в дальнем походе врачу делать нечего, ему там не место. Размышляя о своей сущности, я вполне критически оценивал свое нынешнее состояние. Оно явно не соответствовало духу времени. Назвать себя хирургом я не мог. В теоретическом плане я еще что-то собой представлял (не зря ведь сдавал на отлично экзамены по хирургии во время учебы в институте), а вот по части приобретения практических навыков я похвалиться не мог. И не то что они были на нулевом уровне, но даже до самого среднего уровня они явно не дотягивали. В тот период, когда я проходил обучение в институте, в учебную программу еще не была введена специализация (седьмой год обучения – интернатура, будет введен позднее, где-то в 1971 году). По окончании учебного заведения всех нас выпускали врачами общей практики. Это означало, что набор знаний у нас был, но что касается практических навыков, то они были слишком общими, чаще всего никакими. Набраться опыта, пройти курс обучения по хирургии в интернатуре флота я мог только в случае моего зачисления в кадровый состав ВМФ. Но так как я был призван на 3 года, ни о какой учебе не могло быть и речи. Оставаться же на пожизненную военную службу я пока не собирался, потому что еще не определился с выбором жизненного пути, дорожил свободой и надеялся уйти на гражданку, если будет совсем невмоготу.
В этих сомнениях и борениях с собой я провел более 2-х лет. Но самое смешное и удивительное, что рапорт о своем зачислении в кадры Военно-Морского Флота я написал в самый тяжелый момент своей службы, когда терпение и силы уже покидали меня. Мой шаг был настолько неожиданным и нестандартным, что все поначалу опешили, настолько все это выглядело дико и нелогично. Об этом событии в своей жизни я еще расскажу на страницах этой книги. А пока я служу на подводной лодке «С-166», где все благоволит мне. Я испытываю чувство комфорта от общения с офицерами лодки и чувствую, что и сам им симпатичен, или, по крайней мере, не противен. Каждый член экипажа, разумеется, индивидуальность, в которой сосредоточены, в той или иной мере, как достоинства, так и недостатки. Я молодой неопытный врач, волею судьбы оказавшийся среди подводников, адаптируюсь к новым, непривычным для меня условиям. Стараюсь быть предельно корректным, вежливым, неконфликтным, веду себя скромно, но с достоинством. В то же время, моя наблюдательность позволяет мне схватывать на лету определенные черты характера моих собеседников и создавать их психологические портреты. Мое появление на лодке «С-166» носит временный характер. По окончании зимовки я вновь уйду на свой ремонтирующийся корабль, где все служебно-личностные отношения будут носить более постоянный характер, а, следовательно, все будет гораздо прозаичнее и монотоннее. Мой нынешний гостевой статус мне более приятен и хочется, чтобы это комфортное состояние длилось как можно дольше. Я уже привык к суровому быту прочного корпуса. Меня совершенно не волнует стесненность обитания, отсутствие каюты, или хотя бы койки для отдыха. Все это представляется мне не более чем забавным недоразумением. Спать где придется и как придется, для меня сразу же стало привычным явлением, которое мной никогда не драматизировалось. Кают мало, а нас офицеров много. Что ж поделать, надо потерпеть. Скромнее надо быть в своих желаниях. Не такие как я, а и более заслуженные люди, терпят неудобства, мучаются, терпят. А мне и сам бог велел. Ничего. Потерплю.
Качка меня уже не так одолевает как раньше. Куда тяжелее переносятся переохлаждения, связанные с вентилированием подводной лодки после зарядки аккумуляторных батарей. После плавания в подводном положении батареи разряжаются. Сразу же после всплытия механики приступают к зарядке батарей с помощью дизелей. 7-8 часов их беспрерывного грохота и вот плотность электролита в батареях приведена в норму. Но нужно быть начеку, при высокой температуре электролита в батареях активно выделяется водород, а это чревато большими неприятностями. При концентрации водорода 3,5% в аккумуляторном отсеке возможен взрыв. Предотвратить опасную ситуацию может только активное вентилирование батарей. Для того, чтобы предупредить аварию, вдувная и вытяжная магистрали вентиляции врубаются на полную мощность. И ты, совершенно беззащитный, как былинка на ветру, стоишь или лежишь на страшном сквозняке в течение 4-х часов. Там наверху морозная стужа, поэтому дыхание зимы врывается в отсеки лодки. Никакая одежда, даже самая теплая, не способна защитить тебя от холода. Даже после завершения вентилирования несколько часов приходишь в себя, согреваешься, чем только можно. Самое любопытное, что я после всех этих испытаний не разболелся и не развалился. Жестоко страдая от холода, от сквозняков, я перенес эти невзгоды удивительно легко, даже ни разу не чихнул. А ведь еще совсем недавно, находясь на гражданке, в тепличных условиях я реагировал буквально на каждое дуновение ветерка, а здесь, на лодке, я, неожиданно, стал устойчив по отношению к всевозможным капризам погоды и экстремальным условиям обитаемости. Пройдет еще какое-то время, и я обрету «несокрушимую» веру в собственную неуязвимость. Эта вера, в основе которой лежала самоуверенность и наглость, помогла мне не только благополучно пройти отмеренный срок службы на подводном флоте, но и полностью забыть о ревматизме.
Завершая повествование о своей врачебной практике на подводной лодке «С-166» во время зимовки, я хочу сказать, что при всем ее кажущемся однообразии, она была шагом вперед на пути моего становления. Конечно, работая где-то в больнице, я смог бы достичь чего-то гораздо большего, но в больницу я, как известно, не попал. На военной службе я, по всей видимости, не задержусь больше положенного срока. Я молод. Даст бог, все еще наверстаю после возвращения на гражданку.
