Огненное погружение

Опубликовано в Капитан 1 ранга Черкашин Николай Андреевич Понедельник, 13 апреля 2015 11:42
Оцените материал
(3 голосов)

Огни, воды и стальные трубы капитана 1 ранга Игоря Гришкова

Объятый пламенем тяжелый подводный крейсер медленно уходил в воду. Нет, он не тонул, он погружался по воле своего командира капитана 1 ранга Игоря Гришкова.

С обеспечивающего судна с ужасом смотрели на эту фантасмагорическую картину: горел самый большой в мире атомный подводный корабль – тяжелый ракетный крейсер из семейства «Акул» ТК-17.


Контр-адмирал Виталий Федорин, стоявший на мостике обеспечивающего судна, рассказывал:
- Сначала я увидел, как в воздух взлетела массивная крышка ракетной шахты № 3 и скрылась из видимости. И тут же полыхнул столб пламени и дыма. Горела почти что стотонная ядерная ракета… Горела обрезиненная палуба крейсера. По всем законам борьбы за живучесть подводная лодка при любой аварии должна всплывать в надводное положение. А тут – погружение. Мы гадали: пробоина в прочном корпусе, не иначе… Тогда это последние мгновения грозного корабля…

Рассказывает командир ТК-17 капитан 1 ранга Игорь Гришков:
- Это были плановые стрельбы ракетой по береговому полигону… 27 сентября 1991 года в 19 часов начали предстартовую подготовку. И тут во время посекундного отсчета на мнемосхеме тревожно замигала лампочка: «автоматическая отмена старта» - как потом выяснилось, из-за заводского дефекта в ракете. Я приказал всплывать, чтобы дать радио на береговой КП. С приходом на перископную глубину крейсер сотрясли три мощных – один за другим – удара. Первая мысль – всадили выдвижные устройства в днище обеспечивающего судна. Абсурд – оно осталось у нас по корме.


Заместитель командира по политчасти капитан 2 ранга Сергей Шабовта:
- Отмена старта - у нас такого еще никогда не было! Шок от срыва стрельбы был мгновенным. Сразу же последовали команды на отбой стрельбы и на срочное всплытие. Но тут все команды в центральном посту перекрыли нарастающий рокот и сильная вибрация корпуса. Мы сразу поняли: в пусковой шахте вопреки отбою стрельбы сработал ракетный двигатель… 


Капитан 1 ранга Евгений Гришков:
- Всплываем в надводное положение аварийно, всплываем с нарастающим креном на правый борт и дифферентом на нос. Бросаюсь к перископу. По всему горизонту обзора – пламя, объемный пожар, даже неба не видно. Горела неисправная ракета. Ракета была твердотопливная, но в головной части было жидкое и очень токсичное горючее. От высокой температуры загорелось резиновое покрытие корпуса. Невольно вспомнились строчки любимой песни: «И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг» подобен кромешному аду»… Впрочем, это было только преддверием ада…


*** 

Чтобы понять драматизм положения, надо хотя бы в общих чертах представить корабль ТК-17. За всю мировую историю судостроения это была самая необычная подводная лодка. И не только потому, что ее размеры превышают десятиэтажный дом или почти два футбольных поля – длиной почти в пятую часть километра – 172 метра, высотой – в 26 метров. Конструктивно – это две подводные лодки, спаренные, как поплавки огромного катамарана. Между двумя прочными корпусами располагаются две прочных капсулы. В носу – капсула торпедного отсека, а ближе к корме – капсула командного модуля, разделенная на два отсека. (18-й и 19-й). Оба корпуса катамарана соединены между собой тремя перемычками-переходами. В корме - через шлюзовую камеру, в носу – через 17-й торпедный отсек, и в середине – через 19-й отсек командного модуля. В случае возникновения аварийной ситуации в подводном положении, личный состав аварийного отсека мог покинуть отсек в любую сторону и по системе перемычек попасть в любую точку корабля. Этой возможности были лишены обитатели центрального поста во главе с командиром. Из ЦП был только один выход – в смежный 19-й отсек. И если там возникала авария, то весь центральный пост оказывался заложником ситуации, выйти из него можно было лишь в том случае, если в 19-м успешно справятся с огнем или водой.



Перед командной капсулой – колоннада баллистических ракет в двадцати шахтах. И все это – и оба прочных корпуса, и модуль, и ракетодром – заключено, спрятано, упаковано в наружный легкий, то есть проницаемый корпус-оболочку с возвышающейся башнеподобной рубкой. Объемистая рубка, стоящая к тому же на холмообразном возвышении, похожа на голову богатыря из пушкинской сказки, торчащую разве что посреди моря, а не посреди поля. Но настоящая «голова», точнее мозг этого ракетно-ядерного исполина, упрятана в командный модуль, как в черепную коробку. В нем и центральный пост (18 отсек) со всеми пультами управления, и в отдельном -19-м отсеке – собраны посты гидроакустиков, связистов, локаторщиков, радиоразведчиков, вобщем вся основная корабельная электроника. Если на традиционных атомаринах отсеков не более десяти, то на «акулах» - 19! В былые времена по этим закольцованным отсекам устраивали спортивные забеги с эстафетой. А зона отдыха с плавательным бассейном? Обитаемость почти как в «Наутилусе» капитана Немо. Настоящая орбитальная станция, запущенная в гидрокосмос.
Номер проекта таких подводных крейсеров присвоили непростой – 941. Дали понять, что помним 1941 год, и то, как Европа, «объединенная» Германией, шагала по нашим полям плечом к плечу с вермахтом венгерские, румынские, испанские дивизии, французские легионы…

*** 

Страшен пожар на степном космодроме. Но там стартовые столы разнесены на километры. Другое дело на подводном крейсере, где 20 ракетных шахт, размещены почти впритык, и в каждой – по стотонной баллистической ракете да еще с разделяющимися боеголовками.


Чем и как тушить такой пожар? Людей на палубу, охваченную огнем, не выведешь. Да и верхний рубочный люк не откроешь – он приварился к комингсу от лютого жара.


Формально командир сделал все, что от него требовалось: всплыл, дал радио… Теперь надо было тупо стоять, то есть дрейфовать, и гореть, ожидая, когда из Северодвинска придут аварийно-спасательные суда. Стоять и ждать… Но Гришков прекрасно понимал, чем может закончится такое стояние. В смежных с горящей шахтах уже могли греться боевые блоки других ракет. А потом и эти ракеты начнут срабатывать и подрываться, полетят во все стороны разделяющиеся боеголовки, ракетный град накроет акваторию Белого моря, обрушится на многонаселенный Архангельск и Северодвинск с его крупнейшей в мире верфью… Это будет похуже Чернобыля!
В любую секунду могли рвануть от перегрева и баллоны ВВД – воздуха высокого давления. А в каждом – по 400 атмосфер, те еще бомбы!


Перед глазами Гришкова встал призрак К-219, атомного ракетного крейсера-стратега, которым командовал его друг (еще с Нахимовского училища) и тезка Игорь Британов. Пятью годами раньше К-219 из-за взрыва в ракетной шахте затонула в Саргассовом море. Погибли шестеро моряков. Неужели и ТК-17 повторит эту трагедию?


Ситуация ухудшалась с каждой минутой. Начали прогорать сальники на выдвижных антеннах и перископе, ядовитый дым пошел в самый большой и густонаселенный - 19-й отсек. Эта беда лишала корабль возможности погружаться – ведь через круговые щели выгоревших сальников вместо дыма хлынет вода. Именно по такой причине ушел навсегда под воду злосчастный «Комсомолец» (К-278), на котором служило немало друзей Гришкова…


Только погружение могло прекратить пожар. Но погружаться было нельзя, потому что на крейсере был перерасходован запас сжатого воздуха для аварийного всплытия.

Погружаться было нельзя и потому, что корабль почти лишился хода: в ограждение (насадку) винта правой линии вала попали остатки взорвавшейся ракеты, левая линия вала давала не более 40 оборотов в минуту с угрожающим при этом стуком. Все это значило, что рассчитывать на гидродинамическую подъемную силу рулей и корпуса не приходится. Без хода с непродутым балластом крейсер не всплывет.

Погружаться было нельзя потому, что все руководящие документы, а главное - здравый смысл запрещали уходить под воду в любой аварийной ситуации.


Сам собой в центральном посту возник яростный «мозговой штурм»: свои варианты предлагали и старший на борту контр-адмирал Валерий Иванов, и оба старпома капитаны 2 ранга Виктор Зелюкин и Сергей Макаренко (СПК по боевому управлению). Но окончательное решение было за командиром, и капитан 1 ранга Гришков его принял. Он отдал приказ на погружение. Он поступал, как те летчики, которые уводили падающий самолет от жилых кварталов, лишая себя шансов на катапультирование. Но лучше повторить судьбу «Комсомольца», чем устроить новый Чернобыль… 
Скорее всего, командный модуль будет отрезан от всего корабля затопленным смежным отсеком. У людей в правом и левом корпусах есть шансы выжить. Ведь теоретически их могут спасти с глубины 160 метров. Впрочем, так далеко воображение Гришкова не заходило. Его мозг быстро и методично решал цепочку сиюсекундных задач.
- Убрать перископ и выдвижные устройства!


Но перископ, и выдвижные мачты ушли внутрь прочного корпуса наполовину – от тысячеградусной температуры их заклинило. Через их прогоревшие сальники пока что курился черный дым, но с первых же метров глубины в кольцевые щели хлынет, брызнет, ударит фонтаном морская вода.


Гришков приказал изолировать командный модуль от боковых переходов, приказал выставить в смежных отсеках рубежи обороны, а всем личному составу центрального поста и 19-го отсека надеть индивидуальные спасательные аппараты. Это было скорее ритуальное, чем реально спасительное действие: натягивали маски, сознавая: если лодка ляжет на грунт, из этого стального склепа никому не выйти – крышка люка намертво приварилась к зеркалу комингса. 
- Приготовиться к борьбе с прорывающимся огнем, а потом – с поступлением воды в отсек! – Такую команду не отдавал еще ни один командир. Даже гению сюрреализма Сальваторе Дали с его горящей жирафой далеко было до горящей «Акулы», которая дымя, шипя, выбрасывая клубы черного дыма и белого пара, медленно погружалась в морскую пучину. ТК-17 ушла за перископную глубину, но и этого хватило, чтобы гигантский пожар сразу стих. Вода, конечно, хлынула и быстро стала затапливать трюм командного модуля. Ее откачивали, пытались забивать щели… 
Была у Гришкова в те напряженнейшие минуты последняя надежда – командирская группа баллонов ВВД. Она предназначалась для торпедной атаки, для самого крайнего случая, и только командир мог отдать приказ на ее расход. И вот этот крайний случай наступил – надо продувать балласт. 


- Товарищ командир, - предупредил его инженер-механик, - можем трубы порвать: в системе давление упало и если врубить 400 атмосфер…

Но другого выбора не было: порвет воздух высокого давления трубопровод вдоль всего корабля, значит, конец…
- Врубай!

Механик нажал на пульте кнопку командирской перемычки. Истошный рев и свист заглушил все звуки в центральном посту, трубопроводы затряслись, задрожали, завибрировали, но выдержали. Механик подавал воздух порциями. 

- Лодка медленно всплывает! – Доложил боцман, вперившись в глубиномер.

Гришков и сам не сводил глаз с черной стрелки, которая медленно уходила влево – к спасительному нулю. Они всплыли! Но лишь по самую рубку. Носовая и кормовая оконечности оставались пока под водой. Весь воздух высокого давления на борту был израсходован. Теперь все зависело от морской стихии: разгуляется шторм, лодку может перевернуть из-за низкой продольной остойчивости и высокой парусности. Но спасенное Белое море благоволило к смельчакам. Правда, вокруг всплывали отравленные ракетным топливом рыбы. Но ведь в худшем случае все Белое море могло побелеть от всплывшей кверху брюхом живности. Благодаря мужеству командира – Игоря Евгеньевича Гришкова, его опыту этого не случилось. При тяжелой аварии не погиб ни один человек.
Ударами кувалды отбили приварившуюся крышку люка, выбрались наверх.


Капитан 2 ранга Сергей Шабовта: 
- Когда мы всплыли, море было удивительно спокойно. Над головой застыли, словно памятники пережитого ужаса, оплавленные выдвижные устройства. Недалеко болтался тральщик-обеспечитель. По линейным размерам он недалеко ушел от шестивесельного яла. До сих пор теряюсь в догадках - чем бы нам могло помочь это чудо-юдо? Наверняка у него на борту не было даже буя, чтобы достоверно обозначить место нашей гибели.

По счастью, ни спасатель, ни буксир не понадобились. Подводный крейсер смог вернуться в базу своим ходом. Ход давали не основные – заклинившие- винты, а подруливающие устройства. Шли со скоростью пешехода – в три узла, но все же самостоятельно прибыли в Северодвинск. Это был высший командирский пилотаж!

А капитан 2 ранга Сергей Шабовта, поэт и бард по натуре, подбирал строчки для новой песни:
Мы снова живы, братцы, как ни странно,
И снова не встречает нас оркестр…


Какие там к шуту оркестры! Капитан 2 ранга Сергей Шабовта:
- На берегу нас встречали люди с лицами палачей – члены госкомиссии по расследованию ЧП. В те годы единственная задача, которую решали все Государственные комиссии на флоте - это доказать вину экипажа. Ведь советские корабли всегда были лучшими в мире, а если что не так, так это негодяи моряки уродуют матчасть!
Надо ли говорить, сколько всяких комиссий обрушилось на «аварийщиков»? Проверки шли волна за волной – дивизионные, флотильские, из штаба флота, и, девятым валом обрушивалась московская Госкомиссия…


- Я бы еще пару раз пережил бы подобное погружение, - поеживается Игорь Евгеньевич, - чем общаться с этими суровыми дядями с мальчишеской искрой в глазах. Причины аварии искали в диапазоне от неглаженных шнурков вестового до ошибок в действиях стартового расчета. И все как всегда: наказание невиновных, награждение непричастных…


Однако никого из «акулистов» не наказали. Большая редкость по тем временам. После долгого и въедливого разбирательства все комиссии пришли к одному и тому же выводу: ракета отказала по причине заводского брака. Ненаказание, как грустно шутят на флоте, высшая форма поощрения. Не наказали, но и не наградили за мужество, за грамотные действия с риском для жизни, за готовность к самопожертвованию, за спасенный корабль и спасенную экологию Белого моря.


Член Верховного Совета России от Архангельской области А.Н. Буторин, осмотрев аварийную лодку, направил Председателю Верховного Совета свое заключение:

«Масштаб предотвращенной катастрофы грандиозен. Была реальная угроза взрыва атомной лодки с ядерным боеприпасом, в результате которого практически ВСЯ (!) акватория Белого моря могла быть подвергнута радиоактивному заражению. И, как следствие, все поселения по его берегам, должны были свернуть свою жизнедеятельность. Этих циклопических бедствий не случилось, благодаря героическим, смелым и решительным действия командира!». Сенатор Буторин уже тогда, в 1991 году, предлагал присвоить капитану 1 ранга Гришкову звание Героя Советского Союза. У Игоря Евгеньевича был шанс стать самым последним Героем стремительно разваливающегося Советского Союза. Но… Столоначальники того времени прикрывались подлой формулой – «Аварийщиков» не награждаем». При этом соглашались, что «у каждой аварии есть свое имя, отчество и фамилия». Разумеется, «награждать» конкретных виновников аварии должен суд. Но ведь остальные члены экипажа, а то и весь экипаж в целом, проявившие отвагу и героизм, спасая корабль, спасая людей, - разве они «аварийщики»? Часто бывало – авария их беда, а не вина, и с бедой чаще всего справлялись. Истинная причина такого равнодушия вот в чем: представляя к орденам отличившихся, начальство вынуждено было сообщать в наградных листах и происшедшем ЧП. А значит, скрыть аварию, не удастся. А уж по части сокрытия пожаров и взрывов, и прочих бед, родные чиновники всегда были большие мастера. Отговорка «аварийщиков не награждаем» прикрывала московских штабистов не один десяток лет. За эти годы канули в небытие или почти канули многие подвиги, совершенные «аварийщиками» в жизнеопасных ситуациях – в горящих отсеках, в затонувших лодках…


Понадобилось почти полвека, чтобы наградить орденом Мужества подводников первой нашей атомной подводной лодки К-3, сгоревших в объемном пожаре осенью 1967 года. Чуть меньше времени ушло на осознание необходимости наградить экипаж ракетной подводной лодки К-129, канувшей на пятикилометровую глубину в Тихом океане. 
Вот и сейчас, не прошло и четверти века, как до флотской общественности и властей Беломорья дошло, наконец, какую черную беду предотвратил капитан 1 ранга Игорь Гришков. Мэры спасенных городов, ветераны аж трех флотилий атомных подводных лодок Северного флота ходатайствуют перед Наградным управлением о присвоении командиру ТК-17 звания Героя России. В ответ – глухое молчание, в котором явственно слышится неистребимая формулировка: «аварийщиков» не награждаем». Лишь главнокомандующий ВМФ России адмирал В.Чирков дал внятный ответ: готов подписать представление на Гришкова. Но Чирков далеко не последняя инстанция в наградном марафоне. 

*** 

Часто спрашиваю себя: на каких весах взвешивают подвиги героев эксперты Наградного управления? По каким пробирным пробам определяют они – это настоящий подвиг, а этот – так себе… Поставить бы одного из них рядом с Гришковым на пылающем атомоходе и дать взглянуть в перископ на адское пламя, бушующее по всему обзору горизонта. Может быть, после этого и выдал бы вердикт: «Да, достоин капитан 1 ранга Гришков Золотой Звезды». Посадить бы кого-нибудь из них на трое суток в холодный и темный отсек затонувшей подводной лодки, а потом вытащить через трубу торпедного аппарата, а потом посадить еще на столько же в капсулу рекомпрессионной камеры да поставить каждому по пять диагнозов, как это было у старпома подводной лодки С-178, а потом спросить – «достоин ли капитан 1 ранга Сергей Кубынин, выведший через трубу торпедного аппарата 25 матросов, спасший их – Звезды Героя России?» А ведь найдут какую-нибудь отговорку вроде «мы его туда не посылали» или «его должны были представить к награде непосредственные начальники в свое время». По их понятиям, у подвигов есть срок годности и совершать подвиги надо по предварительной заявке.


ТК-17 после ремонта нарекли в честь спасенного города «Архангельском». Сегодня «Архангельск» собираются резать «на иголки». И что с того, что сотни энтузиастов в погонах и без пытались спасти уникальный корабль, второго такого и в Америке не найдешь. Ведь даже сам по себе, без музеефикации, «Архангельск» был бы наглядным свидетельством величайшего достижения России в создании подводно-технической цивилизации. В нем бы Пантеон российского флота разместить. Но говорят, денег на сохранение ТК-17 не хватает. 

Ну, хотя бы командира его Игоря Евгеньевича Гришкова наградить.

Говорят, звезд золотых не хватает…

А может, просто совести не хватает?

Прочитано 10372 раз

  • Альберт Храптович
    Альберт Храптович
    Вторник, 14 апреля 2015 18:19

    Да-а силен Николай Андреевич в описании аварий. Надо, конечно надо писать о мужестве, профессионализме подводников. Но при этом, мне кажется, всё-таки неплохо было бы не отрываться от реальной действительности. Как мог контр-адмирал Федорин видеть с мостика обеспечивающего корабля как взлетела крышка шахты именно №3 если ТК-17 был на перископной глубине? Или обеспечивающий корабль был прямо над ним? Пусть адмирал фантазирует, но ведь любому пишущему о подводниках человеку известно на какой дистанции должен быть обеспечивающий корабль. Использование ВВД командирской группы происходит точно так же, как и любой другой, никаким ревом и вибрациями трубопроводов не сопровождается. Это просто командирский резерв. Ну и наконец, приварившийся к комингсу верхний рубочный люк - это я вам скажу, квинт-эссенция всего рассказа. Кувалдой его, видите ли открыли! Сварку кувалдой?! Любой подводник вам скажет, что такая сварка абсолютно невозможна, даже если бы горела рубка вместе с её ограждением. А кувалда возле верхнего рубочного люка крепится для того,чтобы в случае, когда кремольеру люка обжимают не очень грамотные подводники после погружения, то отдраить её после всплытия действительно без кувалды не получается. Но в целом за рассказ спасибо.

    Пожаловаться
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь