Часть 1. Он родился в тельняшке

     Когда друзья спрашивают Владимира Павловича Евстигнеева о том, как жизнь его складывается, то он отшучивается тем, что, дескать, родился в тельняшке. Сам же к этим словам капитан первого ранга в отставке относится очень серьезно. Самая большая мечта его детства, а затем и юности - стать моряком. Сегодня молодежь увлекается компьютерной техникой, с ее помощью выбирает профессии. А в первой половине прошлого века дети и юноши зачитывались книгами о морской романтике. Володя не просто зачитывался книгами Даниеля Дефо, Станюковича, Жюля Верна и отдавался мечтам. Но еще и делал все для того, что бы приобрести морскую специальность. Еще школьником он изучил азбуку Морзе, освоил прибор Ратьера для светового семафора. Овладел в совершенстве флажным семафором. И сейчас готов написать и прочитать любое сообщение флажками. Еще в 6-7 классе Володя знал, что будет моряком.

      К началу войны Володя Евстигнеев окончил только 9 классов, и мечта о поступлении в морское училище стала призрачной. Но рука судьбы и матросская тельняшка привели призывника на службу в Ленинград на Балтийский флот. По словам Владимира Евстигнеева, именно с этого момента он полностью доверился «руке судьбы - своей тельняшке». И слоган этот шел с ним по жизни рядом. В учебном отряде в Ленинграде Володя получил первую военную специальность комендора палубного. Это – корабельный артиллерист, в совершенстве владеющий всеми видами артиллерийского палубного оружия от крупнокалиберного зенитного пулемета ДШК до самого крупного калибра 130 миллиметров. Две такие корабельные пушки и сегодня можно увидеть на позициях на Малаховом кургане. Выпускников учебки направляли на береговые батареи, но судьба-тельняшка провела Владимира по трапу тральщика БТЩТ-210, который стал ему родным. Его флагу Евстигнеев отдал первый салют, ровняясь на флаг, и с ним судьба его тесно связала. Это Базовый (но моряки расшифровывали букву аббревиатуры как Быстроходный) тральщик Балтийского флота, и еще до назначения в его экипаж краснофлотец изучил корабль от носа до кормы. Как первую любовь, так и первый корабль моряк никогда не забывает.

    По прибытию на корабль Владимир был назначен пулеметчиком, а через два-три месяца – командиром отделения пулеметчиков при четырех зенитных пулеметах ДШК. В отделение 4 пулеметчика и 4 матроса приходящей смены.

      С начала блокады Ленинграда корабли перешли в Кронштадт. В гавани поврежденный взрывом линкор «Марат» сидел глубоко в воде с сильным дифферентом на нос по вторую башню. Город подвергался артобстрелам. От казарм  до учебной площадки ходили строем через половину острова. Вернулись, а перед казармой лежит 150-миллиметровый немецкий неразорвавшийся снаряд.

      На тральщике Владимиру все было в радость. Как человек, не посвященный в тонкости войны, он не знал, что такое подрыв корабля. Ничего не боялся, все воспринимал спокойно до первого подрыва. Корабль получил повреждения, но не затонул. Личный состав спас его и привел в базу.

     Немцы использовали особенности Балтийского моря, забрасывали Финский залив магнитными минами, не выпуская советские корабли на большую воду. Только к 1942 году они поставили в заливе до 2 тысяч мин. Продолжали их ставить и позже, почти до конца войны. Надводные корабли были блокированы. Но подводные лодки все-таки выходили на боевую службу, преодолевая минные поля и сетевые заграждения. В задачи тральщиков входило не только траление фарватера, но и проводка лодок под тралом. Катера дивизиона дымовой завесы с ходом до 18 узлов параллельным курсом маскировали тральщик, препятствуя противнику вести прицельный артогонь. А попадания в завесе было маловероятно. Тральщик провожал лодку до последнего советского острова. И каждый понимал, что каждая третья лодка с боевой службы не возвращается. Да и тральщиков судьба не щадила. Из 18 кораблей к концу войны осталось 6. И некоторые из них за войну подрывались по 2-3 раза. Тральщик имел водоизмещение почти 450 тонн. Осадка корабля 2,5 метра. Для такого корабля – это много. Размагничивание корпуса тогда только осваивалось и давалось с большим трудом.  На тральщик реагировали абсолютно все мины, уязвимость его была высока.

   Суровые военные будни дивизиона тральщиков, траление заданных квадратов. Работа мучительная. Немцы ставили мины с приборами кратности. До13 раз над такой донной миной можно было пройти тральщику. А на 14-тый – взрыв. А путь кораблям нужно открывать. Вот и утюжили тральщики водную гладь в поисках затаившейся смерти. К концу войны появились тральщики с водоизмещением в 100 тонн, переделанные из гражданских катеров. И все равно тральщиков не хватало. 

Часть 2. Гибель корабля

      В 1944 году 1 июля тральщик получил задание отбуксировать большую баржу из Нарвской бухты с личным составом и техникой воинского соединения к  финским берегам. На борту тральщика должны были идти медики этого соединения. Накануне отхода устроили на берегу танцы. Коля Бойцов играл на гармошке, которую он называл баяном, а матросы с медсестричками танцевали. И все радовались тому, что Балтийское море уже становилось нашим. Это уже не 1941 или 1942 год. Обстановка надводная уже совсем другая. Но моряки знали, что минная обстановка оставалась очень сложной.

    Баржу через Финский залив доставили нормально. Она стала разгружаться прямо на берег. А тральщик ошвартовался у маленького пирса, что бы выгрузить медиков. Корабль Евстигнеева носил гордое имя «Гак» и бортовой номер 210. Вторым кораблем был тральщик «Шпиль-207». Медики продолжали удивляться, как легко и просто воевать морякам-надводникам. Даже простыням позавидовали и обеду за столом по расписанию. Но уже через час они в корне переменили свое мнение о флотской службе. «Шпиль» ушел первым и скрылся за горизонтом. «Гак» был еще в зоне видимости с берега, когда прогремел взрыв мины. Наблюдатели видели, как корабль уходил под воду. А на волнах оставалась группа моряков и единственный ял. Море было спокойным, светило солнце, вода прогрелась градусов до 15.
 

           Взрыв унес жизни сразу четырех моряков. Корабль медленно, но неуклонно погружался носом в воду. Сразу по отходу от берега командир весь экипаж поднял на палубу завалить шлюпки по походному. Это многих спасло. Два человека отдыхали после вахты в кубрике. Среди них был и Евстигнеев. Взрыва он не слышал, проснулся, когда ударился о потолок и упал на палубу. Бросился к трапу, а сверху поток воды несется. Думал, что корабль уже под водой. Но это только волна от взрыва перекатилась через палубу.

Корабль представлял страшное зрелище. Взрывом сметен и разбит в щепки восьмивесельный ял. Четыре человека признаков жизни не подавали. Было много раненых. Старший лейтенант Израилев получил тяжелые ранения, но был еще жив. Машина стала. Хода нет, электричества нет. Экипаж боролся за живучесть корабля, но повреждения были слишком серьезными. Командир первого машинного отделения Сидоров до последней минуты пытался запустить дизель. Его буквально силой вывели на палубу. Здоровенный парняга плакал в нервном срыве. Не мог поверить, что его корабль тонет. Берет себя в руки, прыгает в море, гребет к ближайшему обломку разбитого взрывом яла, качающегося на воде. Спустили на воду уцелевший четырехвесельный ял. Нужно было прыгать за борт корабля. Евстигнеев считал себя хорошим пловцом, снял ботинки и прыгнул. Цеплялись кто за что мог. В ял погрузили погибших товарищей, раненые плавали, держась за борт яла. Был на корабле 18-летний паренек Коля Тюрин. Так он плавать не умел. Куда было ему прыгать за борт? И на помощь ему пришел матрос Марков, отслуживший на флоте уже 10 лет. Он и спас Тюрина. Вот такая дедовщина наоборот.

Последним корабль покинул командир, установив на кормовом флагштоке гибнущего тральщика советский военно-морской флаг.

       Всякий плавающий предмет спасал чью-то жизнь. Плавали столы и банки, плавали матросские матрацы, набитые мелкой пробкой, такие же подушки. Спасательных кругов не было, но были каповые бушлаты. Новые бушлаты могли бы помочь, они долго не промокали и человека держали. Но на тральщике оставались только потрепанные бушлаты, и пользы от них не было. С надеждой моряки вглядывались в горизонт, в ожидании катеров.

      В Балтийском море соленость воды не 17 промилле, как в Черном море, и не 34, как в океане. Здесь практически пресная вода. Держаться на ней пловцу тяжело. Морякам пришлось ждать помощи около часа. Пришли торпедные катера, но взобраться на борт сил уже не было. Да и места на катерах не много. С тральщика спаслись более 60 человек. Дело было летом и вода вроде около 15 градусов. Но все закоченели от холода. Даже на палубе катера тряслись, говорить не могли. Но катера доставили всех в Кронштадт. Командир бригады в базе пытался построить моряков. Они стали падать, терять сознание. В течение нескольких дней поправились. А вскоре и корабль подняли со дна (глубина там была около 20 метров), восстановили и вернули в строй как тральщик. Но он был дооборудован как новой техникой магнитного траления. И старая команда на него вернулась. Довелось побывать в трех портах Швеции, Польши, Германии. Владимир Евстигнеев был назначен комсоргом корабля. Даже редактором газеты успел стать. И вновь рука судьбы и своя тельняшка помогли. 

Часть 3. Учиться военному делу

          В 1947 году Владимиру предложили пойти учиться в Военно-политическое училище имени Жданова. Молодому человеку с 9 классами образования долго выбирать не пришлось. А куда, если не в училище? Вступительные экзамены его не пугали. В училище принимали не по знаниям, а по рекомендациям политуправления флота. И по боевым характеристикам был без очереди принят в партию. Командир бригады заверил печатью справку о том, что Евстигнеев хорошо воевал. И он стал курсантом училища. И снова – рука судьбы. Встретился Володя с Надеждой. И так крекпо ошвартовались в конце учебы в училище, что уже никогда и не вспоминали о том, что есть такая команда «Отдать швартовы!» Так 62 года вместе и живут.

После училища лейтенат Евстигнеев назначен заместителем по политчасти командира подразделения на крейсер «Невский». Главный калибр 152 миллиметра, конечно, не то, что 180, как на крейсере «Киров». Но тоже – грозное оружие. А еще через год старший лейтенант получил назначение на крейсер «Киров». Здесь он стал секретарем парткома, а потом и заместителем по политчасти командира крейсера. А тут на крейсер грянула проверка из политуправления флота. Человек 20 было. Проверили за неделю все, что можно было. И остались довольны. А Евстигнеееву предложили продолжить учебу в академии. Академия?! В Москве?! Владимир согласился сразу. Учеба была трудной и очень напряженной. Уже на втором курсе на практике в Севастополе Евстигнеев командовал ортогнем миноносца. В то время на флоте стали активно перенимать практику авиаторов. А том все политработники были действующими летчиками. Так и на флоте политработников приобщили к настоящей военной специальности. Политработники переходили в строевые офицеры. И наоборот, хотя  и реже.

     К моменту окончания академии в Военно-морском флоте стала доминировать тенденция развития подводного флота.  Так Владимир Евстигнеев оказался на подводной лодке и прошел свою первую 30-дневную автономку стажером в районе острова Медвежьего.

Часть 4. Автономки в Средиземном море

       В тяжелые годы холодной войны подводников Черноморского флота готовили в боевой службе в Средиземном море. В кишащее натовскими кораблями море отправили две дизельные подводные лодки 613-го проекта - С-70 и С-74. Командиром первой лодки был Бежанов Виктор Иванович, очень опытный подводник, имевший за плечами уже несколько автономок на ТОФе. Коллектив на лодке был сплоченный и слаженный. Модернизированный проект лодки имел не 30, а 45 суток автономного плавания. Лодка – чудо инженерной мысли и кораблестроения. Но она мало приспособлена для жизни личного состава в тропических условиях. Лодка  в Средиземное море вошла в ноябре. А в декабре предстояло проходить Бискайский залив. Это самое неблагоприятное по штормовым условиям время для плавания. Но приказы не обсуждаются. Как только лодка прошла Босфор, ее буквально окружили американские корабли.  Для них в этом районе большой диковиной была подводная лодка под советским военно-морским флагом. Выход советских подлодок  Черноморского флота через Босфор международными договорами разрешались для перехода в ремонтную базу. Вот командование и решило в Лиепаю лодки гнать на ремонт. А по пути туда – первая боевая служба в Средиземке. После ремонта, на обратном пути – еще одна автономка. Вот такая невинная хитрость адмиралитета. Цель – скрытое наблюдение за натовскими силами. Но на борту две торпеды с ядерными боеголовками. Залп только по команде из Москвы. Такая торпеда потопит любой авианосец, но и сама подлодка окажется в эпицентре взрыва. Шансов уцелеть не будет.

    Натовцы фотографировали лодку со всех сторон. В воздухе постоянно висели самолеты разведки. Целое звено «Нептунов» сменяло друг друга. Старались они круглосуточно следить за лодкой. Но экипаж с поставленной задачей справился, от преследования оторвался и ни разу за время перехода не проводил внепланового всплытия. Помог грозовой фронт и сильный шторм на входе в Эгейское море. «Нептуны» разлетелись, и командир бригады приказал погружаться. С этого момента и началась боевая служба продолжительностью в 45 суток. И тут же начались трудности. Самые главные из них – поломки материальной части. Они были мелкие, но их было много. Экипаж справился с задачей и пришел в Лиепаю. Небольшой ремонт, отдых экипажа в доме отдыха. И пора в обратный путь.

        А на обратном пути уже и серьезные поломки пошли. Стала сильно газовать аккумуляторная батарея. Видимо, отработала свой моторесурс, состарилась. Емкость ее резко упала. Только зарядили, два дня на электромоторах прошли под водой, а батарея уже пустая, требует подзарядки. А для зарядки нужно всплывать под РДП или в надводное положение. И запускать дизеля для зарядки батарей. Есть риск себя рассекретить. Того и гляди потенциальный противник засечет лодку, и приказ командования не будет выполнен. Особая заслуга в оперативном ремонте техники  электро-механической боевой части №5.  В БЧ-5 были два отличных офицера – командир части Вячеслав Гнездилов и командир группы движения Валентин Данилов. Старшина команды мотористов мичман Михаил Дураков и вся команда мотористов творили чудеса, работали с полной нагрузкой. В жутких условиях качки и духоты они исправляли все поломки в пути. Про группу движения, которую для краткости именовали «Движком», даже стишок ходил на флоте. «Лодка стала на кильблоки. Но не все спешили к доку. Кэп погладил свой живот и поехал на курорт. Зам сказал, что много дел и пошел в политотдел. БЧ-5 жену встречает, штурман дочку провожает. Кто же тянет этот док? Механический движок».

        4 декабря 1964 года лодка ночью всплыла для зарядки батареи. Шторм. Качка до 45 градусов. И это при том, что лодка против волны идет. Это уже предел, после которого электролит из батарей выплескивается. В надводном положении амплитуда раскачивания лодки огромная. Почти весь экипаж укачивается. Многие от обеда отказались. Через верхний рубочный люк вода хлещет в отсек. Обстановка накалена до предела. Командир приказывает задраить верхний люк и выдвинуть шахту РДП, оставаясь в надводном положении. По сути – это две трубы. По одной компрессор воздух втягивает и для отсеков и для дизелей, по другой – отработанные газы выгоняет. Применяется такая шахта в экстренных случаях работы дизелей в подводном положение на перископной глубине. Той штормовой ночью компрессоры всасывали воздух с большим количеством отработанных газов. Дышать такой смесью крайне трудно.

       20 декабря лодка вошла в Бискайский залив. Ветер 25-30 метров в секунду. Качка усиливается. Укачался почти весь экипаж. Многие  не расстаются с жестяными банками из под галет. Обед оставался не тронутым. Работоспособность падает. Огромного напряжения сил и воли стоило выдерживать вахту, следить за работой механизмов.

       Вторая автономка была значительно тяжелей первой. На 17-тый день при зарядке батареи вышел из строя правый дизель. Исправили, погрузились. А тут вода через газовую трубу РДП хлынула в отсек. С большим трудом продули цистерны и всплыли. А уже светает. Сломались оба дизеля. Выполнение задачи под угрозой срыва. Продуть основной балласт нечем. Аварийное всплытие забрало половину воздуха. Продуваем, а лодка погружается. Снова продуваем, а лодка тонет. И только с третьего раза удалось медленно всплыть. Набить воздух нечем, так как дизеля не работают. Все силы были брошены на ремонт дизелей. Успели. А в Севастополе в тот день шла первомайская демонстрация 1965 года. Удалось исправить все повреждения. Поход завершился благополучно. И даже был отмечен орденами.

     Владимир Евстигнеев решил сдать экзамены на право самостоятельного управления лодкой. И сдал все экзамены блестяще. На своем кителе «лодочку», знак командира лодки носит с особой гордостью. Он получил право командовать таким грозным оружием, как подводная лодка.

Часть 5. Есть ли жизнь после службы?

       Когда пришло время прощаться с военной службой, Владимир Евстигнеев решил мир посмотреть и немало сил приложил, чтобы попасть на научно-исследовательское судно «Академик Вернадский». В качестве старпома обошел десятки стран, моря и океаны.

        Сам себе задает Владимир Павлович вопрос: «Удалась ли жизнь? Стоило ли по палубам кораблей ходить больше, чем по земле?» И отвечает уверено: «Жизнь удалась. Стоило быть моряком. И еще как стоило. Ни минуты не жалею! Мечта юности сбылась. Горжусь, что воевал за свою Родину, защищал Советский Союз.»

     Но есть у Владимира Евстигнеева и личное счастье, личная победа. За время 62-летней семейной жизни с Надеждой Викторовной выросла целая научная династия. Жена военного моряка стала известным журналистом, работала 20 лет во «Флаге Родины».  Свою большую семью с детьми и внуками Евстигнеевы называют эскадрой научных кораблей. Есть в семье среди 15 человек доктора наук, 4 кандидата наук, 3 аспиранта, инженер-программист, педагог. Старший внук был самым молодым в Украине профессором.  Владимир Евстигнеев подвел итог беседы: «Вот чем мы с женой гордимся в личном плане. Вот в чем мы видим свою личную победу».

Воспоминания ветерана записал Владимир Илларионов