"Пожар в реакторном отсеке (Ночной водевиль)" Михаил Стрельников

Опубликовано в Смешные истории, правдивые и не очень Понедельник, 07 июня 2010 08:00
Оцените материал
(13 голосов)
Действующие лица: КБЧ-5 к3р Костя Гринько (вып Голландии 1987 г рота Меринчика), КД-2 к-л-т Сергей Хромченко, Техник турбинист м-н Александр Иванов, Техник спецтрюмный м-н Анатолий Калинин, первый экипаж 2 корпуса Барса к1р Мишина . Если что-то перепутал, пусть меня поправят.

Итак, 1996 год, ноябрь, бухта Крашенинникова, 502 заказ, дай бог памяти К-263, второй корпус «Барса», с первым экипажем к1р Мишина стоит у пирса, весь экипаж на борту, ГЭУ введена, ПЛ в готовности к выходу в море.

Надо сказать что 502-ой, «старый, истерзанный многочисленными ремонтами «угольщик» к этому времени в состоянии агонии — вымучен «приемами- предачами» от экипажа к экипажу, выходами в море практически сборными командами 45-й ДПЛ.

Ввод ГЭУ был тяжелый, сутки боролись с протечками питательной воды, с ложными сигналами ПТУ, испарители удалось завести с десятой попытки, но наконец «ввелись». По погодным условиям, в ночь, ПЛ не выпустили, оставили у пирса ждать утра. Экипаж (свободные от вахт), измотанный затяжным вводом и длительным сидением по готовности № 1 разбрелся по каютам. Занятые на вахте, а это в основном механики, заняли места по расписанию. Время к полуночи.

И тут. Думаю, что решение принятое командиром отпустить свободных от вахт домой к женам и оставить на борту 50% экипажа было продиктовано опасением, что свободные 50% просто перепьются и к утру будут мягко говоря неадекватны и не готовы к «выполнению боевой задачи». Короче — на борту осталась одна смена «люксов» и две смены БЧ-5.

Примерно через два часа после схода части экипажа, из четвертого, реакторного, отсека вахтенный кормовых отсеков, мичман Иванов доложил о запахе гари в отсеке, а спустя несколько секунд о задымлении.

ВИМ по всем правилам сыграл аварийную тревогу. Как полагается, сделали все по РБЖ. Командир выдавал решения, СПК с КБЧ-5 руководили рубежами обороны, в общем обычная в таких случаях «суета». Все заспаны, нов уверенности, что опять дымит пусковая станция одного из насосов 4 контура. Надо сказать, что насосы ЦН 4 № 1 и № 2 находились почти в трюме четвертого отсека и частенько от обилия влаги давали «запах гари».

На этом предположении и строился ход борьбы за живучесть. ЛОХ в отсек не давали, а мичману Иванову было поручено получше осмотреть четвертый отсек. Через несколько минут Иванов доложил на ГКП, что источника запаха гари найти не удалось, задымленность становиться меньше, но запах гари остается очень сильным, а самое главное…. странным, не похожим на запах подгоревшей изоляции.

На ГКП было принято решение, провентилировать отсек в атмосферу и лично КБЧ-5 Косте Гринько, вместе с КЭТД Сергеем Хромченко, его осмотреть.

На что мех и КЭТД обратили внимание, осматривая отсек — запах гари был действительно не характерным для подгоревшей проводки или контактной группы пусковой станции. И что их не удивило — валявшиеся клочки обертки от банки со сгущенкой. После погрузки продуктов на выход в море они попадали не только в провизионку, но и растаскивались по отсекам и боевым постам. Еще что не удивило — запах перегара от Иванова, честно признавшегося да было, но по «малой», чисто снять напряжение, а ПДУ, «как положено», он оставил в каюте.

Далее, было решено усилить вахту в кормовых отсеках. В 6-ой поставили матроса из трюмных, в 5-й матроса из люксов, в четвертом оставили Иванова, крепко-накрепко наказав смотреть в оба. Аварийную тревогу отбили, перешли на готовность № 2 и вновь начали дремать.

Спустя полчаса из четвертого Иванов вновь доложил: «Слышен хлопок, задымленность, запах гари!» Короче: Аварийная тревога и все по новой. Сценарий повторился один в один. Причин опять не обнаружили, а мех Костя Гринько решил остаться на ГКП и поглобалить о причине вызвавшей цепочку возгораний в четвертом. КЭТД Сергей Хромченко, лазил по четвертому, вскрывая и осматривая каждый щит, каждую пусковую станцию, но ответа на вопрос в чем же причина так и не получил.

Ночь плавно перерастала в рассвет окончательно убив надежду выспаться перед выходом в море.

К шести утра начали подтягиваться отпущенные 50%. Был среди них и техник-спецтрюмный мичман Анатолий Калинин — один из лучших специалистов дивизии, безотказный, работяга и умница. В свободное от службы время занимался ремонтом машин. В общем, мастер на все руки. Зашел на ГКП доложил меху о прибытии и убыл в каюту, где и услышал рассказ о тревожной ночи. Переодевшись, убыл менять мичмана Иванова.

Во время завтрака, когда над ГКП уже витал мандраж, вот-вот надвигающейся учебной тревоги для приготовления к бою и походу, между двух перископов, на входе ГКП, появилась тень человека. Точнее это был человек похожий на тень мичмана Калинина. За ним стоял КЭТД Хромченко с коричневым коробком мегомметра под мышкой.

Далее была исповедь блудного сына техника Калинина отцу-механику Гринько.

После затяжного ввода ГЭУ и долгого совокупления с испарителями, мичман Калинин и прикомандированный мичман Иванов решили снять стресс и выпить по малой. Третьего не было, он должен был появиться утром, к выходу в море. Решение выпить было решительным, бесповоротным и немедленным, т. е. не выходя из отсека, из четвертого отсека.

Закусывать предполагалось, чем послал Калинин, участвовавший в погрузке продуктов. А послал Калинин, консерву воронежской овощной закуски, кусок хлеба, да две банки сгущенки.

В районе тамбура аппаратной выгородки у него хранился и запасец шила. Там и сели. Три минуты и «поляна» была накрыта. После третьей «малой» было решено открыть сгущенку.

И тут Толику Калинину приходит в голову гениальнейшая мысль, со словами: «У нас в экипаже сырой сгущенкой не закусывают!» На глазах «пораженного» таким «размахом» Иванова он заложил обе банки на трубы главного паропровода. И вероятнее всего они бы продолжили по «малой» и закусили бы варенкой, но тут вмешалась команда по громкоговорящей: «Личному составу, не задействованному на вахтах прибыть на ГКП».

Далее как говорилось выше, часть л/с сошла на берег, в том числе и умоливший меха отпустить его мичман Калинин. А мех и отпустил, а чего ж такого служаку и умницу не отпустить, до заступления на вахту: «Давай Толик иди, только возвращайся быстрей!» Толик и ушел. Ушел и забыл на время и про испарители и про Иванова и про сгущенку на паропроводе, он же уже о доме думал, Толик этот, о доме!

А дальше об испарителях забыл и вахтенный мичман Иванов, он же холостой, ему не надо домой, он и согласился ночь полностью за себя и Калинина отстоять. Вот так. Присел он в четвертом и прикорнул, а чего ж не прикорнуть, три по малой да плюс усталость, да не в море же, расслабуха. Во как!
А тут спросонья запах, резкий, запах гари. Во, бля! Мичман Иванов — «Во бля, ни х.. я себе!», «Центральный! Запах гари в четвертом!», ПДУ в каюте. «Ни хрена себе!»
ГКП: «Аварийная тревога! Запах гари в четвертом отсеке!»

И НИ КТО НЕ ОБРАТИЛ ВНИМАНИЕ «НА», А МИЧМАН ИВАНОВ НЕ ВСПОМНИЛ «О».

«НА» — обертку от банки сгущенки, «О» -том что две банки лежат на главных паропроводах правого и левого бортов, прямо у тамбур-шлюза аппаратной выгородки.

И первая банка, лопнув растеклась по паропроводу мгновенно испаряясь, и источая нехарактерный запах гари. И забытая вторая банка, покрепче, она не лопнула — взорвалась с хлопком, повторно добавила запаха гари и головной боли меху и второму дивизиону.

Выслушал механик слова покаяния от техника.
Костя Гринько по жизни спокойный мужик, в Вологде, в военкомате он сейчас служит. Очевидцы говорят, что тон в адрес Калинина у него тогда не был повышенный. Толик Калинин покаялся тихо.
А оперативному и НЭМСу доложили, что пусковая станция насоса 4 контура дымила. На все моря туда отдельную вахту из люксовых матросов организовали.!
Прям как у Зощенко. Вот так!
Прочитано 15803 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь