Вадим Кулинченко
Из не выдуманных рассказов
Народное название господствующего ветра на море (морской лексикон).
Было это в далёкие годы моей лейтенантской юности. После выпуска из училища Подводного плавания (в/ч 62651) большинству из нас выпала служба на Северном флоте - вот это флот! - говорили тогда. И действительно, флот рос и мужал на глазах, его значение в обороне страны и во внешней политике государства тогда ни у кого не вызывало сомнений. Объявленная в 1946 году Союзу Западом «холодная война» приобретала зримые очертания в гонке вооружений. В то время подлодки «пекли, как пироги» - правда, они были дизель-электрические, но вполне соответствовали тому времени. Кадры подводников решали всё. Даже хрущёвское сокращение Вооружённых Сил не коснулось подводного флота, тем более, молодых лейтенантов. А ведь многие из нас хотели воспользоваться этим моментом, чтобы «слинять на гражданку».
Но фокус не удался, и поэтому надо было служить честно и добросовестно, а мы были воспитаны именно в таком духе. Долг превыше всего, но и материальное обеспечение не на последнем месте - подводники в этом отношении тогда не были обижены. Надо было учиться практической деятельности, и мы начали «грызть гранит» морской науки.
Одним из первых стремлений было стать полноценным членом экипажа подводной лодки, а это значило сдать зачёты на управление своим подразделением и получить допуск к самостоятельному несению ходовой вахты вахтенным офицером.
Два зачёта из всех были равносильны студенческому «сопромату», который, сдавши - студент мог жениться, а лейтенант, «столкнувший» зачёты по устройству подводной лодки и знанию морского театра и всех навигационных премудростей, мог чувствовать себя подводником. На первый взгляд делать нечего: нарисовал карту по памяти, ответил на 5-6 вопросов, а на самом деле.... Многие из нас, да почти все, сдавали эти зачёты не с первого захода. Это был фундамент на всю дальнейшую морскую службу, здесь выявлялся характер будущих покорителей морских глубин. Некоторые не выдерживали и уходили на береговую стезю, другие - настойчиво вгрызались в морскую глубь, познавая не только, как «эта железка плавает» и что в ней напихано внутри, но и как сохранить это «чудо техники» от всяких неприятностей морских стихий. Эти первые шаги на морской тропе были гораздо труднее даже последующих командирских зачётов. Там уже присутствовал практический опыт, а здесь было больше теоретических знаний.
С нас, офицеров торпедистов-минёров, флагманский штурман бригады, принимая зачёты по навигационным премудростям, спрашивал больше, чем с штурманцов. Отвечая на наше недовольство, говорил: «Что штурман? У него всегда перед глазами карта. А у тебя она где? Только в голове. Вот и подставляй её!»
Действительно, штурмана обычно мудрили в своих рубках. Они, в отличие от штурманов гражданского флота, редко несли ходовые вахты на подводных лодках. Они и шифровальщики, да ещё, пожалуй, радисты, числились в интеллигентах - бумажная работа, как у бухгалтеров, но в кораблевождении весьма важная. А что было спрашивать с нас, минёров, вечно измазанных АМСом (смазка для торпед, покрывающая всю её тушу). Это сейчас они крашенные, а тогда АМСа не жалели. Надо признаться, что у нас было какое-то пренебрежение к штурманской науке ещё с училища - было у мамы три сына: двое умных, а третий штурман, - где было негласное соревнование между двумя факультетами, и где каждый «кулик отстаивал своё болото». Но флагманский штурман 25 бригады подводных лодок 613 проекта Северного флота Толя Любичев, так не думал.
Спокойный, полный для своих лет, дока своего дела, он был уважаемым специалистом не только в бригаде, но и на единственной тогда дивизии подводных лодок,
1
базировавшейся на Полярный. Он не делал различия между «группен - фюрерами» -командирами штурманских и торпедных групп.
Ходили мы к нему на зачёты по всем штурманским премудростям обычно по 3-4 человека, надеясь не на взаимовыручку, а больше на то, что Толе будет труднее
«справиться» с нами всеми, чем с одним. Но у него была манера сосредотачиваться на одном и по его знаниям определять знания всех. Сидим мы бывало у него в каюте и рисуем карту всего северного театра со всеми бухтами-губами- заливами, маяками и даже неприметными, на первый взгляд, ориентирами. Он внимательно проверяет наши художества и ставит жирные минусы, приговаривая: «Сегодня ты, Капылов, нарисовал изумительно Терский берег, а вот Кольский залив не очень уважаешь. Для закрепления темы мы этот сеанс повторим в следующий раз! А сейчас, если готовы, перейдём к навигационным знакам и огням. Но чтобы не было пренебрежения к этой теме, расскажу Вам один трагический случай, происшедший на нашей бригаде незадолго до вашего прихода:
Подводная лодка «С-342» (командир капитан 2 ранга Жабарин,- опытный подводник) выходила из Екатерининской гавани, а в гавань входил танкер «Алазань». Результат - танкер ударил в корму лодки, в б и 7-м отсеках погибли люди. Я не берусь оценивать решение суда, признавшего виновным командира лодки, но есть одно но.... Какой сигнал, были сумерки, должен был выставлен на посту СНиС? Об этом, кажется, и забыли в судебном разбирательстве....
- Если сумерки, - перебивает Толю Вовчик, - то наверняка должны были быть вывешены огни по вертикали «красный - белый - красный» или для лучшего запоминания «катись -брат - катись».
- Молодец, - говорит Толя, - но ты не уловил один момент в моём рассказе и «бежишь впереди паровоза». Да, были сумерки, добавлю - вечерние.
- Разрешите пофилософствовать мне, - говорит Витёк. Возможно, на мачте висел дневной сигнал «шар - треугольник вершиной вверх - шар», что означало «Воспрещение входа при нормальных обстоятельствах эксплуатации порта, когда на фарватер допускаются только суда, выходящие из порта». На «Алазани» не заметили этого сигнала, а вахтенный на посту проспал включение огней. И....
- Да, лейтенанты, в знаках и огнях на сегодня Вы разбираетесь лучше, чем в театре и ветрах, чувствую вашу ответственность. Приглашаю Вас посетить меня ещё раз на следующей неделе.
Через день был короткий выход в море. Опекая меня на мостике, командир, капитан 2 ранга Сергеев Викторий Иванович, воевавший в войну с легендарным Луниным, спросил: « Минёр, когда ты закроешь штурманскую графу в зачётном листе?». Старшие офицеры на лодках в море обращаются к лейтенантам обычно «штурман» или «минёр», и не важно, что ты всего пока «группен - фюрер» - командир торпедной или штурманской группы. На лодках вообще нет чиннодральства. Никто под козырёк не берёт. Никто не тянется и не «ест» начальство глазами, когда к нему обращаются старшие. Все заняты своим делом, и уважение достигается только знанием своего ремесла-профессии, и умением прийти на помощь незаметно, без внешних эффектов.
Я стал ему объяснять, что мы рисуем флаг-штурму всякие розы ветров, а он всё недоволен. Подавай ему господствующий ветер и всё. А какой?
- Кулинченко, а какой сейчас ветер?
- Норд-вест, товарищ командир.
- Да нет, куда он дует лично в тебя?
- Больше в лицо.
- Так вот, это и есть самый господствующий ветер и на море, и в жизни - всегда в лицо. И придётся тебе, дорогой минёр, всю жизнь кричать против ветра, конечно, если ты захочешь остаться порядочным человеком в этой жизни. А древние поморы очень мудро
назвали этот ветер «мордотыком». Вот чего от Вас добивается флагманский штурман, отличный специалист своего дела и знатный педагог. Молодчина!
В очередной заход к Толе, умудренные советами своих командиров, мы без особых помех сдали «розу ветров», а, кроме того, получили удовольствие от рассказов штурмана. Наши наставники учили нас не только профессии, но и делились своим богатым жизненным опытом, без чего нет преемственности во флоте.
Сегодня, по прошествии полвека, с теплотой вспоминаешь братьев-курсантов и наших наставников. Да, курсанты тогда действительно были одной семьёй, особенно пацаны одного выпуска. Мы все четыре с половиной года вместе ели, спали в одном кубрике, ходили на лыжах и дрались на рингах, учились, любили девчонок, ходили на танцы. Тогда мы не знали своего истинного предназначения - мы готовились защищать свою Родину от врагов, и действительно были большой роднёй. И прийдя на флот лейтенантами, мы оставались и там братьями - курсантами, влившимися в большую флотскую семью подводников России.
Жизнь всегда испытывает нас «мордотыком». Некоторые упорно стояли против этого ветра, став адмиралами и героями, другие остались рядовыми подводного братства, хотя это и трудно. Братья мои - сослуживцы разбрелись по необъятным просторам некогда единого Союза, но я стараюсь следить за их судьбой. Многие погибли в «холодной войне» вместе с лодками ушли на дно морское, умерли от болезней, от преждевременно наступившей старости, от разочарования и беспробудного пьянства... Но все они достойны памяти, выстоявшие против господствующего ветра в нашей жизни - «мордотыка»!
