Владислав Мацкевич
Вездесущий флотский фольклор затронул и тему офицерских отпусков. Видимо, еще до войны какой-то безвестный мариман написал:
«Солнце светит и палит –
В отпуск едет замполит.
Как созреют помидоры –
В отпуск двигают минеры.
И просидев штаны до дыр,
В отпуск едет командир.
На дворе мороз опять –
В отпуск едет БЧ-5…»
Первый командир ПЛ «С-345» капитан 2 ранга К. строго следовал этому принципу. Так как командир БЧ-5 инженер - капитан –лейтенант В. Майоров мечтал о поступлении в Военно-Морскую Академию, а приемные экзамены там, естественно, летом, командир решил до его отъезда в академию, как можно раньше в новом году отправить командира моторной группы в отпуск. Поэтому 2 января командир после подъема флага сообщает «группену», что оный со вчерашнего дня в отпуске. Шутка. Нужно идти и оформлять отпуск с 3 января. С тощим чемоданчиком лейтенант прибыл в Мурманский гражданский аэропорт Мурмаши. Билетов в кассе нет, и в ближайшем обозримом будущем и не предвидятся. Страдальца, сидевшего в зале ожидания в позе роденовского мыслителя, заметил техник морской авиации – счастливый обладатель билета. Он посоветовал взять такси и «рвануть» в Килп-ярви -там находится военный аэродром, самолеты Ли-2 и ИЛ-14 практически каждый день уходят на Ленинград за грузами.
Вняв совету, прикупив пару бутылок коньяка, «лей» едет в неизвестное. На месте методом опроса туземцев выясняется, что через несколько часов Ли-2 пойдет на Ленинград, его экипаж отдыхает в домике. Повизгивая от мороза, подводник отсидел пару часов на завалинке, когда наконец из двери вывалился отдохнувший экипаж. Командир не мог отказать подводнику, передал его на попечение штурману, сам ушел в рубку руководителя полетами. Пассажира разместили в грузовом отсеке среди ящиков и тюков, перетянутых такелажной сеткой. Скоро ли, далеко ли пришел командир, ушел в отсек экипажа и закрыл за собой дверь. Взлетели. Надо заметить, что это летающее приспособление вне кабины экипажа не имело теплоизоляции – просто голый дюралюминиевый корпус и продольные лавки с обоих бортов. Буквально через 30-40 минут подводник, одетый в шинель на «рыбьем меху» и в ботинках на тонкой кожаной подошве, стал замерзать. Не выдержав мук, лейтенант достал негнущимися пальцами бутылку коньяка и стал барабанить в дверь. Нет не во входную, а к экипажу. Забывшая о его наличии команда, включая командира, ошарашен о смотрела на подводника. Он сведенными до неподвижности губами попросил стакан. Щелкнуть по бутылке и произнести цирковое ву-а-ля он уже не мог.
Командир хлопнув по шлемофону в том месте, где размещался его лоб, пригласил с извинениями лейтенанта в теплый отсек, а увидев бутылку произнес сакраментальную фразу: « А, что у тебя есть?»
Бутылка за содружество наших родов войск была осушена. Полет прошел нормально. Сели в Ленинграде. Штурман ерничал авиационным фольклором:
«… Мы с приятелем летели,
Приземлились, мягко сели.
Высылайте запчастя –
Фюзеляж и плоскостя…»