Владислав Мацкевич
Через сарафанное радио в конце пятидесятых годов по Полярному поползли слухи, что почти рядом , у входа в Кольский залив строится новая база подводных лодок. У подводников стали трещать головы от дум, кто будут те, кому предстоит осваивать новую Тьмутаракань. Вскоре выяснилось, что вслед за 22-ой бригадой, туда пойдет 25-я бригада подводных лодок, «нежившаяся» всего несколько лет в немного благоустроенном Полярном.
Меху, только обжившему комнату в одной из комуналок на улице Гандюхина, предстояло бросать жену с детьми, ведь сообщение с Полярным из этого фьорда только морем, а получить жилье во вновь открытом миру захолустье было мало перспективным. Ближе к осени прозвучал сигнал «По местам стоять, со швартовых сниматься!» и лодки бригады гуськом, как корабли «белого исхода» в Бизерту пошли в неизвестное.
«С-345» отшвартовалась к плавпирсу, с противоположной стороны которого стояла плавбаза «Инза» - вершина кораблестроительного искусства судостроителей. Её переоборудовали из танкера. Кубрики напоминали казематы Шлиссельбургской крепости. Плавбаза пришла из Поти, где кавказские умельцы, не особенно задумываясь для чего и для кого они это делают, ударно потрудились над её созданием. В Украине, столкнувшись с подобным произведением слесарно-сварочного мастерства, прохожие, ошарашенные увиденным, задают вопрос владельцу - «Це, пан, сам склепав?».
Встречали лодку без помпы, буднично. Командование лодки ушло в штаб решать жилищные проблемы экипажа, личный состав стал приводить матчасть в исходное положение. Мех, согнувшись в три погибели, рычит в «каштан» нужные команды. Все идет как обычно. Вдруг в отсеке раздается истошный вой. Мех, глянув через плечо, увидел штурманского электрика, стоявшего с ногами на хрупком гирокомпасе, плечами упершись в подволок лодки. Вылезшие из орбит глаза смотрели куда-то за шахту командирского перископа. Представьте себе громадный бочонок «Киндер-сюрприза», окрашенный в цвет слоновой кости, а на нем старшину в позе Атланта, державшего на плечах небесный свод. Жаль не было под рукой ваятеля Коненкова. Пропадала натура.
Что-то ткнуло в ноги меха. Глянув вниз, мех орлом взлетел на свою деревянную сидушку – таблетку, проорав: «Твою дивизию!» Как он умудрился на этом крошечном пятачке, размером с десертную тарелку, занять йоговскую осану «Лотос» непонятно. Под ним на четырех лапах стоял медведь небольших размеров. Мишка обнюхал брюки меха, фыркнул. Видимо, штаны меха впитали за годы службы все мерзкие запахи подводной лодки или он, прощаясь с Полярным, пописал против ветра. В голове меха сразу промелькнула мысль
(бывает же такое) – глухомань, тундра, её хозяин медведь. Поняв, что зверюка жрать его не намерена, мех окинул взглядом отсек, оценивая обстановку. Штурман Володька Долгополов, увидев медведя, потерял дар речи и, как рак отшельник, втиснул задом наперед свое членистоногое тело в крохотное пространство над штурманским столом. Ни остро заточенных по-штурмански карандашей, ни измерителей, вонзившихся в его зад, он не замечал. Из мини рубки торчали только пилотка с крабом, золотые погоны, огромные глаза и две ноги в подводницких продырявленных тапках. Покачивая ногами, штурман решал – какую из ног медведь оттяпает первой. Старшина команды трюмных старшина 1-ой статьи Козлов, отрезанный медведем в своем закутке у станции погружения и вплытия, каким-то образом, как обезьяна на пальму, влез одной ногой на колонку воздуха высокого давления, а другой на колонку аварийного продувания цистерн главного балласта и застыл там, раскорячившись. Так как руки у него были заняты, в зубах он зажал свое орудие возмездия – трехзубый стальной ключ для манипуляций с маховиками клапанов – в народе мартышка. Что-то произнести он, естественно, не мог. В корме отсека лязгнула кремальера переборочной двери. Кто-то из акустиков или радиометристов, нарушив подводницкое правило – не покидать без команды аварийный отсек, деранул в четвертый отсек.
Медведь обнюхав отсек, не обращая внимания на живую пищу, пошел, щелкая когтями по палубе отсека, к лючку , ведущему в трюм центрального поста, и, как настоящий подводник, задом наперед стал спускаться в трюм. Трюмный старший матрос Корягин ( его пост там в корме отсека), услышав вопли штурманского электрика, ринулся к лючку , но путь ему преградила лохматая задница медведя. Отскочив на свой боевой пост, Корягин стал объяснять медведю, что он не тамбовский волк, а работяга из Подмосковья. Козлов, поняв, что угроза отступила, слез со своих колонок и передал Корягину через отверстие в палубе увесистую стальную трубу с трещоткой на конце. Медведь, спустившись в трюм, не удостоил трюмача вниманием, а стал обнюхивать по периметру двери двух провизионок и рвать когтями запор – ведь там находились подводницкие деликатесы.
Немного пришедшие в себя штурман, мех и Козлов (штурманский электрик еще держал «небесный свод» на плечах) стали кумекать как освободить трюмача.
В это время на палубу отсека через рубочный люк упала банка из-под сгущенного молока, не вылизанная до конца, а следом в отсек свалился незнакомый матрос. Реакция медведя была мгновенной. Видимо услышав знакомый звон банки, он тут же оказался в отсеке.
Как не странно, но только в этот момент мы наконец разглядели на шее медведя ошейник. Матрос, дав медведю насладится банкой, увел его наверх. Как позже выяснилось, медведь был плавбазовский. Экипаж выменял его в Поти у пограничников за балалайку, коробку домино и бидон краски. Медведь, выросший среди людей в казарме, быстро освоился на корабле, постигая флотскую науку. Позже мишку часто видели в тундре у поселка, он вместе с женщинами лакомился морошкой.
Эта животина была не единственной на корабле (тараканы не в счет). При переходе по Средиземному морю была замечена черепаха, волочившая за собой обрывок рыбацкой сети. Привязав линь к шлюпочному отпорному крюку, сеть подцепили и вместе с черепахой подняли на борт. Её поместили в ванной комнате лазарета. До прибытия плавбазы в Ягельный «тортила» ничего не ела, но вскоре освоилась и стала есть свежепойманную через иллюминатор мелкую пикшу, сайду и треску, отдавая предпочтение последней. Кончилось тем, что корабельный эскулап Кекелев, подлечивший этот «броненосец», взвыл без ванны. Отпустить черепаху в Северный ледовитый океан нельзя. Температура там не подходящая, летом и зимой колеблется около +4˚С. Зоопарка в радиусе тысяча километров не наблюдалось. Живого уголка в школе нет, так как начальная школа размещалась в двухкомнатном «разборно- щелевом» доме. Выход нашли «находчивые» мичмана-сверхсрочники – они из неё сварили суп. Позже на месте мизерного поселка Ягельный вырос город Гаджиев с домом офицеров, спортзалами, бассейном и прочими городскими структурами. При развале Союза с ним поступили, как с черепахой – «съели» многие корабли и людей, оставив пустые коробки домов.
Кстати, медвежьей болезнью в момент визита медведя на лодку все выше перечисленные не заболели, но штурманский электрик несколько недель лечился от заикания у капитана медицинской службы Кекелева.
