О войне и Лысой горе

Опубликовано в "Служили три товарища" В. Мацкевич, В . Кулинченко, Э. Антошин Суббота, 08 декабря 2012 15:18
Оцените материал
(7 голосов)

Владислав Мацкевич

Начало войны застало нашу семью на родине моей мамы в Петровск-Забайкальском – городе, где когда-то тянули каторжную лямку декабристы. Мы там проводили отпуск. Над рекой Уса стоял бревенчатый частный двухэтажный дом моей бабушки Анны Тимофеевны и деда Владимира Августовича Добровольских. А на реке я впервые приобщился к рыбалке, накалывая каких-то рыбешек вилкой и выуживая усачей на удочку. Срочно вернулись домой в Иркутск. Вскоре отец Витольд Францевич ушел в армию, став маленькой крупицей тех сибирских дивизий, которые зимой 1941 года пришли под Москву. Мама Любовь Владимировна – учительница младших классов была направлена на переквалификацию и стала работать медсестрой в госпитале, появлялась дома два–три раза в неделю, чтобы приготовить нам еду и сделать что-то по дому. Жить становилось все труднее и труднее. Сразу опустели магазины, на полках лежали только крабовые консервы, а потом и они исчезли. Ввели карточки на продукты и прочее. Начался в городе голод. Недавно молодой человек не поверил мне, что в Сибири был голод. Был, начиная с зимы 1942-43 годов. На санях вывозили трупы по утрам. В тыловом Иркутске хлеб, выдаваемый мизерными «пайками» по карточкам, состоял из отрубей и коры каких- то деревьев, был густо коричневого цвета, а при нарезании в магазине с него сочилась вода. На прилавке лежал не в виде привычных буханок, а большим  коржом на  железных противнях и его сдвигали постепенно, выдавая жителю его суточную норму. Видел это многократно, так как отоваривание карточек, разогревание пищи (если она была), заготовка дров, уход за братом, который моложе меня на два года, лежали на мне. Центральное отопление практически не работало, обогревались буржуйкой, в двух других комнатах  квартиры поселились эвакуированные с запада люди.

В 1941 году я пошел в школу. К окончанию второго класса большинство одноклассников ходило в брезентовых ботинках на деревянной подошве. А ведь Сибирь. На переменах в коридорах грохот стоял, как в кузнечном цехе. Было тяжело всем. Но даже в этих условиях ученики всех классов участвовали в сборе подарков для солдат, воюющих на фронтах, писали им письма. Часто со старушкой учительницей ходили в глазной госпиталь, который размещался в нашей довоенной новой школе №5. Учились мы в другом здании, там разместились две школы. Как говорят, в тесноте, да не в обиде. Читать, писать мы ещё как следует не умели, но напуганные многочисленными бинтами и повязками, заикаясь, читали раненым стихи, пели детские песни. Раненые, порой, плакали, глядя на нашу деревянную обувь и худые лица. Видимо, понимали, что у них дома обстановка может быть ещё хуже.

А когда в Иркутск на металлургический комбинат в переплавку стали приходить эшелоны с разбитой, искореженной немецкой техникой, люди воспряли духом, возникла уверенность, что мы можем победить.

У нас с братом возникли проблемы со здоровьем.  Проведав о нашем положении, из Алма-Аты к нам на помощь приехала наша бабушка по отцовской линии Мария Ивановна (дед Мацкевич Франц Ипполитович был арестован в октябре 1937 года, расстрелян в феврале 1938 года, реабилитирован в 1956 году), но она вскоре заболела и уехала назад к дочерям. В 1943 году мама, понимая, что нас с братом нужно спасать, добилась через медицинскую и исполкомовскую комиссии права уволиться из госпиталя и бросив все увезла  детей в западную Сибирь к своему брату. Он там  был начальником Ишимского отделения Омской железной дороги, и у них была корова. Приехали мы с двумя чемоданами, оставив все фамильное. Пишу это потому, что не все по прошествии многих лет после войны осознают понятие – дети войны.

В школу города Ишим в середине учебного года пришел новый преподаватель немецкого языка. На уроки он приходил в бушлате (школа едва отапливалась) и клешах, а в отвороте его рубашки виднелась тельняшка. Первый урок начался не по учебнику, где на первой странице было напечатано « Anna und Marta baden », а началась «атака» учеников на боевого моряка. Оказалось, что наш учитель старшина 1-й статьи воевал на Балтике и был боцманом – рулевым на малом морском охотнике «МО-1». Кисть левой руки он потерял во время боя с немецкими самолетами, когда катер был в дозоре, встречая возвращающуюся из похода подводную лодку. Позже на его пиджаке мы увидели две медали, тогда фронтовики не стеснялись носить боевые награды.

Говорил он с каким–то мягким необычным для нас сибиряков акцентом, пересыпая свою речь флотскими терминами. Часто мы потом слышали: «Эй там на шкентеле!». Задние парты затихали. Сиденья парт он называл банками. Скоро мы  узнали, что так называют на флоте поперечные сиденья шлюпок. Тех, кто не выучил урок, он называл обидным словом – салага. Урок нередко прерывался какой-то былью, чаще всего флотской, фронтовой. Часто мы сами провоцировали его, прося рассказать, как они воевали. На всю жизнь запомнился его рассказ (байка) на украинском языке:

«Разве мы сейчас воюем, вот раньше воевали».

И он переходит на свой родной язык.

«Пам’ятаю стояли ми у дозорі на тій Лисий горі. Сидимо, варимо куліш, точимо шаблюки. Місяць сидимо – нічого, другий сидимо нічого, аж на третій місяць вартовий кричить: «Турок пре!» Розбудили атамана. Він кричить: «Заряджайте гармату!» А канонір каже: « Так снарядів немає!» Атаман маше шаблюкою и кричить: «Заряджайте каменюкою!» Прикотили каменюку, зарядили  гармату, підпалили. День горить – нічого, другий горить - нічого, а на третій як трабаляхне!!!

Три місяці  пульга стояла. А як розвіялась, то ні тих турок, ні тієї гармати, ні тої Лисої гори немає. От як воювали.»

Вероятнее всего этот искалеченный войной моряк бросил первую каплю любви к флоту не только в мою душу.

Спустя годы, отслужив на флоте более тридцати лет, половина из них на подводных лодках, уйдя в отставку, в книге своего приятеля водолаза - писателя  я нашел другой вариант этой байки-анекдота. Миша рассказывает об острове Березань, расположенном недалеко от Очакова, делает предположение, что А.С. Пушкин, отбывая «саранчовую ссылку» в наших краях, узнал об этом богатом историческими событиями, а значит и археологическими находками острове, сделал его в своей сказке «островом Буяном». Остров когда-то входил в состав Ольвийского государства, затем на нем стояли римские гарнизоны, турки, а в недалеком прошлом несли службу козаки. О них-то, по его словам, и ходят в наших Таврийских краях байка:     «Козаки на острове держали оборону и как-то, изрядно вкусивши, погорячились и в пушечный ствол всыпали пороху больше, чем этого было нужно для поражения супостата. Последовал выстрел по бусурманам и пушку разорвало на мелкие куски. С тех самых пор по всей Украине голосистые кобзари поют песни о том, как стреляла козацкая царь-пушка –   «Наче вибух був такий потужний, що тільки на нашому березі повбивало чоловік з десятеро козаків. А скільки тих бусурманів полегло-ой-ей-ей».

Необъятна память народная. Не будем и мы забывать лихие годы войны.

Прочитано 7817 раз
Другие материалы в этой категории: « От автора Аквариум »
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Пользователь